И опять попал! Русский бронебойный снаряд, прочертив огненным пунктиром темноту, снова нашёл свою цель.
***
Агния уже давно привыкла к тем метаморфозам, которые случались с ней всё чаще и чаще в боевой обстановке: прояснялась голова, тело наполнялось какой-то, казалось, бесконечной энергией. Воля многократно усиливалась железной несокрушимостью. И во время боя, из маленькой, слабой девчонки она вдруг превращалась в невиданной силы богатыря, которому всё нипочём, который всё знает наперёд: где, что и когда произойдёт. И как надо действовать в каждом конкретном случае.
Вот и сейчас: как только она скомандовала своему экипажу «к бою!», так сразу же, буквально через пару-тройку секунд, одновременно с участившимся пульсом и скачком кровяного давления, она привычно ощутила толчок расширения сферы восприятия. Мир, до сего ограниченный тесной башней тридцатьчетвёрки, вдруг скачком прыгнул в стороны, увеличилось количество диапазонов зрения – она стала видеть тепловое излучение и ультрафиолет. Она сразу увидела, прямо сквозь броню, как будто она вмиг стала прозрачной, ВСЮ тактическую обстановку в радиусе нескольких километров. Маленькими красными точками она видела наших пехотинцев, засевших в отрытых наспех траншеях и укрытиях, небольшими красными квадратиками разного размера выделялись замаскированные противотанковые орудия, противотанковые ружья и миномёты, опасно тлели малиновым цветом запасы снарядов у пушек, мин у миномётов, патронов у противотанковых ружей, ящики с гранатами и с бутылками зажигательной смеси и два ящика с трофейными «фаустпатронами». Это была концентрированная эссенция смерти. Для фашистов.
Точно так же, невзирая на молочный туман и предутреннюю темень, она прекрасно видела фиолетовые коробочки немецких панцеров: и ту основную группу, которая до недавнего времени скрывалась в подлеске на краю болота, а теперь начала своё движение по болотистой низине, и ту колонну, что вот-вот должна была въехать в село по северо-восточной дороге, и даже те семь танков и самоходов к западу от села, которые уже начали свою ложную отвлекающую атаку.
Время для неё замедлилось – включился режим гипер-действия. Движения танка и его экипажа теперь казались ей до неприличия медленными. Паша и Андрей двигались, как будто сонные мухи. А уже шла 49-я секунда боя…
Тем временем мозг на автомате определял приоритетность целей и мгновенно находил наиболее опасные из них. Разделавшись с головой колонны, въехавшей в село, она принялась планомерно и беспощадно уничтожать тот ударный клин из немецкой бронетехники, что продолжал медленно и упорно продвигаться к селу, прикрываясь предутренней мглой и туманом.
Она сейчас спасала всех: и Андрея с Пашкой, и комбата с остатками батальона, и три сотни раненых, которых фашисты неизбежно добили бы, одержи они победу, и тех мирных жителей, которые ещё уцелели и сейчас хоронились по погребам, надеясь пережить очередную атаку фашистов. Она понимала, что эти её действия выходят далеко за рамки разрешённого ей, как ангелу-хранителю, оперативного поля воздействия на ситуацию. И самым логичным выходом было бы просто уехать на танке из села, и прорываться дальше к своим, спасая жизнь её подопечного. Но сделать этого она не могла. Она прекрасно понимала, что этого ей не простят ни Андрей с Пашей, ни она сама себе – слишком ярки были воспоминания о заживо сожжённых фашистами мирных жителях, об виселице, на которой совсем недавно вешали Антонину.
***
«Однозначно профессионал» – подумал майор Шварц о командире русского танка. Вторая «Пантера», получив снаряд в борт, замерла на поле, не подавая больше никаких признаков жизни. Тут же последовали два выстрела со стороны немецких танков с поля, но опытный механик-водитель русского танка, каким-то своим звериным чутьём почуяв опасность, резко подал свою машину назад, пряча её за мёртвую глыбу подбитого немецкого танка. Два бронебойных снаряда с гулом взыкнули над моторным отделением «четвёрки», над которым ещё секунду назад торчала башня русской тридцатьчетвёрки.
«Да и русский мехвод – тоже не из простых…» отметил про себя майор Шварц. Ещё два немецких выстрела – теперь уже в саму подбитую «четвёрку». Мёртвый остов немецкого танка, вздрогнув, равнодушно принял в себя пару немецких же бронебойных болванок. За те секунды, что немецкие заряжающие вгоняли очередные 75-мм снаряды в свои орудия, русский механик-водитель буквально на пару секунд высунул нос своего танка сбоку от «четвёрки», за которой он успешно прятал свой танк, и мгновение спустя последовал ещё один выстрел русского танка – и ещё одна «Пантера» на поле остановилась, опустив ствол.
В ответ – ещё несколько выстрелов по русскому танку. И опять «в молоко»: проклятый русский Т-34 за секунду до серии выстрелов снова резко сдал назад, прикрываясь остовом подбитого немца.
***
Пашка сидел на своём сиденье, скрючившись, чтобы постоянно вращающаяся на погоне башня не цепляла его по танкошлему, и стиснув зубы, мёртвой хваткой держал рычаги. То, что вытворяла сейчас машина под его управлением, он, как опытный танкист, прекрасно понимал, но… У него самого никогда ТАК не получалось! Он всегда считал себя опытным мехводом, знал возможности своего танка «от и до», но никогда ещё он не ощущал такого восхитительного слияния себя и машины.
У него сейчас не было рук, не было ног, а были только мотор, трансмиссия и гусеницы – ему казалось, что они выросли у него прямо из тела. У него сейчас не было кожи – у него была броня. Он ощущал себя этой самой машиной, он жил этим. Он сейчас не был механиком-водителем танка, он сам был этим танком!!!
Где-то в самой-самой глубине самого себя, на самом донышке, он, конечно же, задним умом осознавал, что всё это не так, что он – по-прежнему Павел Иванович Махалов, механик-водитель, и управляет сейчас танком не он, а эта странное… Оно или Она? Нет, странная… маленькая… ведьма? Или как её? Ангел? Да хрен с ней, пусть будет ангел… А он при этом только лишь передаточный механизм, навроде зубчатого колеса из трансмиссии.
Но чёрт возьми! Как же это сладко! Быть таким быстрым, сильным и ловким, уворачиваться от фашистских снарядов, как хорошо ощущать себя таким бесстрашным и заговорённым танком!
***
«Чёрт возьми! За полминуты – три Пантеры!» – майор в башне командирского «Тигра» был готов рвать и метать. Но самое главное было не это. В конце концов, это – война, и потеря даже трёх танков из восемнадцати атакующих – разумная плата за достигнутый успех. Беда была в том (и майор это отчётливо осознавал), что умело действующий экипаж русской тридцатьчетвёрки сейчас своими действиями ставил под вопрос сам успех всей немецкой атаки. Тщательно разработанный план рушился на глазах – уже более минуты идёт отчаянная перестрелка его бронегруппы с неуловимой тридцатьчетвёркой, не услышать которую русские в селе просто не могли, и теперь наверняка в спешном порядке перебрасывают всё, что у них есть в наличии, на это направление… «Чёрт, только бы успеть, надо, во что бы то ни стало, уничтожить, или хотя бы отогнать этот проклятый русский танк!»
По его команде ещё два немецких танка, находящихся ближе всего к дороге, на которой, прикрываясь подбитой им немецкой техникой, так умело маневрировал русский танк, развернулись лбами в его сторону и открыли беглый огонь в сторону настырной тридцатьчетвёрки. Остальные продолжили движение в сторону села. Но русский танк не принял боя, отказавшись лупить «пантеры» в лоб, развернулся на месте, и прикрываясь остовом подбитого им немецкого танка, быстро и аккуратно съехал на дальнюю обочину дороги, и опять рванул вдоль неё, скрываясь за густым шлейфом дыма от подожжённых им минуту назад грузовиков («так вот зачем он их расстрелял!» мелькнула у майора запоздалая мысль).
В предрассветных сумерках видимость была и так очень плохая, а тут ещё и этот дым… Глаза майора опять потеряли русский танк. Через десяток секунд он, проскочив за застилавшим дорогу дымом под огнём четырёх немецких танков добрую сотню метров, и потерявшись среди тёмных силуэтов хат, опять напомнил о себе, обозначив себя вспышкой выстрела. И опять из-за какого-то сарая, почти не выделявшегося из тёмного нагромождения деревянных построек на дальней стороны улицы. Опять острая огненная стрелка, прочертив темноту, впивается в очередную жертву. И опять взрыв с выплеском горящего бензина – русский снаряд попал сзади в моторный отсек очередной «Пантеры». Причём из тех, которые продолжили движение к селу.
В бешенстве майор Шварц приказал радисту передать приказ уничтожить наглый русский танк как можно быстрее – он реально срывал весь план наступления. Шесть танковых орудий открыли беглый огонь в ту сторону, где только была замечена вспышка выстрела с русского танка. Но его там уже не было – за пару секунд до того, как немецкие снаряды стали рушить и ровнять с землёй всё, что было в том секторе, майор увидел, как смутный тёмный силуэт неуловимой тридцатьчетвёрки метнулся в сторону, опять скрываясь в каком-то овражке.
«не давайте ему высунуться, бейте хотя бы просто в ту сторону, если не можете в него попасть!» – отняв у радиста наушники и гарнитуру, зажав тангенту, проорал в микрофон майор Шварц.
***
В грохочущем, чадном угаре Андрей работал, как кочегар: в бешеном темпе он вырывал очередной снаряд из боеукладки и вгонял его в ствол. Где-то внутри головы, как светящийся транспарант, вспыхивала надпись: «бронебойный», или «осколочно-фугасный» – это его ангел-хранитель давал ему ментальную подсказку. Но не надеясь на неё стопроцентно, ещё и подавал Андрею знаки рукой: одновременно с этим перед его носом каждый раз мелькала её маленькая чумазая рука, то сжатая в плотный кулак, то с растопыренными пальцами. И Андрей шуровал снаряды, закидывая их в ствол, как кочегар кидает уголь в топку. Машина всё время дёргалась, передвигаясь резкими рывками – Андрей видел согнутую, напряжённую спину Пашки, который с бешеной одержимостью дёргал фрикционы, подчиняясь воле, которая сейчас управляла им, как куклой. Опять же, не надеясь полностью на свой контроль, Ангел и ему дублировал свои ментальные команды ногой, как принято у танкистов, пиная ею механика-водителя то в правое, то в левое плечо. И при этом ещё и умудряется почти мгновенно находить приоритетные цели, определять до них дальность, вводить необходимые поправки, наводить на них орудие и бить практически без промаха!
Танковое орудие бьёт на пределе скорострельности – одна за другой под ноги падают пустые гильзы, раскалённые до шипения. Андрей спотыкался и скользил на гильзах, которые, как большие блестящие карандаши, со звоном перекатывались под ногами, воняя пироксилином.
«Выстрел!» – в очередной раз, с полусекундным упреждением, резко вспыхивали перед его мысленным взором оранжевые буквы, и Андрей приседал или отклонялся в сторону, уворачиваясь от затвора, прыгающего назад одновременно с грохотом очередного выстрела. Если бы не эти ментальные подсказки Агнии, он бы, не будучи профессиональным танкистом, уже давно получил бы в голову или в плечо отскочившим при выстреле затвором. Очередной рывок машины, и он в который уже раз падает на пол боевого отделения. Опять бешено воет электромотор горизонтальной наводки, опять крутится башня, а вместе с ней и пушка с затвором. Где-то в голове всплывают наставления Пашки про осторожность в таких случаях: пол то в танке не вращается, и не обратившего на это внимание заряжающего запросто может покалечить отскочившим затвором.
Густой туман едкой пороховой гари заполняет боевое отделение танка. Лица и руки всех, кто находится в танке, быстро покрылись жирной сажей. Вытяжной вентилятор на потолке боевого отделения воет и захлёбывается, не в силах вытянуть дымовую завесу из пороховой мути, заполнившей танк. Пороховые газы разъедают глаза, забивают рот и нос… Андрей смотрит наверх, поднимается, и откидывает люк: дышать в танке уже невозможно – лёгкие всех, находящихся в танке, саднит от угара, всех душит кашель. Пользуясь короткой передышкой, он, хрипя от удушья, и обжигая руки, выбрасывает горячие стреляные гильзы через башенный люк, пытаясь хоть как-то расчистить пол боевого отделения, чтобы добраться до следующих снарядов, уложенных в ящики у него под ногами.
Опять рывок вперёд, короткая остановка, снова рывок, теперь уже назад, опять натужно воет мотор горизонтальной наводки орудия, опять грохочет орудие, отпрыгивает назад затвор, опять одна за другой под ноги валятся стрелянные гильзы, заполняя боевое отделение танка клубами удушливой пироксилиновой вони…
Казалось, время остановилось… или закольцевалось и идёт по замкнутому кругу…
Глава 16. Огненный мешок.
Командир батальона капитан Степан Дунько лежал, хоронясь за снежным бугром, и разглядывая в бинокль приближающиеся смутные силуэты фашистских танков. Они выплывали из утреннего тумана, как призраки, расталкивая белесую тьму, как кургузые корабли. Дрожала земля, слышался лязг тысяч стальных траков, гул множества моторов. Земля вибрировала неслышимой, но хорошо ощутимой дрожью…
Рядом с ним лежал командир батареи противотанковых «сорокапяток»17 ст. лейтенант Родион Звягинцев. У обоих коченели ноги, но они этого не замечали.
Над полем поднимались и относились лёгким ветерком три столба дыма от подожжённых нашей тридцатьчетвёркой немецких танков: один мощный, с оранжевыми проблесками языков пламени, и два пожиже. На дороге, которая проходила метрах в шестистах от них, поднимались и стелились по земле целых шесть столбов грязно-коричневого дыма от горящей на дороге техники фашистов. Языки яркого в сумерках пламени облизывали горящие бронетранспортёры и грузовики. Нехотя коптили два подбитых на дороге танка. Ещё минуту назад это было головой немецкой колонны, въехавшей в село по северо-западной дороге…
– Да-а, повеселились танкисты! От души… – подал голос старлей, – и этих тоже, – он кивнул головой в сторону столбов дыма на поле, – прошерстили неплохо!
– Угу…– согласился комбат, не отрываясь от бинокля, – девчонка у них непростая…
– Чего? – переспросил командир батареи.
– Экипаж, говорю, у них слаженный… Обещали подмогнуть.
– Это хорошо бы, чтоб подмогнули, силища прёт, – нервно облизнув губы, произнёс Звягинцев, – не оплошать бы…
– Делай, что должен, и не оплошаешь! – капитан Дунько зло зыркнул на подчинённого.
После того вечернего разговора с этой странной девчонкой (ангел?! Хм… как-то не верится, хотя, чем чёрт не шутит…), у него появилась твёрдая уверенность, что всё получится: танки немцев войдут в приготовленный для них мешок, и… Тут главное – не оплошать, а всё сделать, как надо. Правда, про потери она ничего не сказала. Да откуда она может знать?! Хм… действительно странная девка, как будто наперёд всё знает. Ни в Бога, ни в чёрта капитан Степан Дунько не верил, считал это пережитками старины, но… чёрт возьми! Её насквозь пробила 14,5мм пуля из противотанкового ружья, а она живёхонька! Может, и вправду, ангел?!
Остаток ночи все, кто мог стоять на ногах, были брошены на оборудование основных и запасных позиций для противотанковых орудий и расчётов ПТР18.
Копали все, несмотря на моросящий дождик, то и дело переходящий в мокрый снег. «Сдохни, но выкопай!» – был отдан однозначный приказ. В итоге, к утру были развёрнуты два ПТОПа19, с шестью оставшимися «сорокапятками», и с дюжиной противотанковых ружей.
Бойцы, еле живые, смертельно измотанные, сделали невозможное: помимо этого, на крайних огородах, прямо за хатами, были отрыты траншеи для двух взводов истребителей танков; в специально отрытых нишах лежали приготовленные противотанковые гранаты и бутылки с жидкостью КС20 в ящиках. Чуть подальше, в глубине села, затихарились две батареи ротных 82-мм миномётов. На флангах были оборудованы позиции для четырёх станковых пулемётов. На северо-западной оконечности села, на первом же перекрёстке, дополнительно были оборудованы две пулемётные позиции.
– Уже втягиваются… как бы не засекли нас, заметят – наваляют, мама не горюй! – кусая губы, нетерпеливо произнёс командир батареи, – не пропустить бы. Момент.
– Погоди, без нас свадьбы не будет. Ждём, – капитан помолчал, вслушиваясь в перестрелку с отвлекающей группой немецких танков на западной окраине села, и продолжил: – не засекут, у них сейчас есть занятие поважней…
И капитан кивнул в сторону наступавших фашистских танков, большая часть из которых уже никуда не наступали: шесть штук, остановившись, вели огонь куда-то в темноту, пытаясь достать надоевший им советский Т-34, а три замерли, уже похоже, навечно: один, с сорванной башней интенсивно полыхал, ещё двое медленно, но верно разгорались.
Уже больше минуты шла интенсивная перестрелка немцев с единственным советским танком, так удачно усилившим огневые возможности их батальона.
– Один…два… три…. восемь… тринадцать… четырнадцать… восемнадцать… – считал капитан Дунько, всматриваясь через бинокль в тусклую утреннюю мглу, – чёрт! Ровно столько, сколько она и говорила! Ага… три, нет, четыре они уже успокоили. Стоят, молчат… а эти… сколько их? Пять… шесть. Остановились и лупят в сторону тридцатьчетвёрки. Видишь?
С той стороны предутреннюю мглу и туман разрывали вспышки выстрелов из танковых орудий, и тонкие, как иголки, огненные стрелки трассеров мелькали то там, то тут.
– Ага… – старлей напряжённо всматривался в свой бинокль, – нет, уже только трое лупят, остальные тоже поехали… и ещё бронетранспортёры… с этими-то что делать?
– Разберёмся. Если прямо с пехотой сюда подойдут – будем дырявить ПТРами, как выскочат – причешем пулемётами.
Бронированный кулак из десяти немецких танков, подпёртый сзади пятнадцатью «ганомагами» с пехотой, плавно подползал к точке, когда надо открывать огонь…
– Так, внимание…– капитан Дунько поднял руку, выждал пару секунд и бросил её вниз – пора, старлей!
***
И всё-таки надо признать, что экипаж русского танка действовал поразительно слаженно – такого отработанного взаимодействия майор, служивший в панцерваффе21 аж с 1935 года, не наблюдал ни разу. «Вот бы мне такой экипаж!» мелькнула мысль. И оборвалась: заросли жиденького вереска справа от движущихся к селу «Пантер» друг взорвались огнём – тут же четыре коротких огненных стрелы бронебойно-трассирующих снарядов прочертили пространство и упёрлись в борта трёх немецких танков.
Эфир взорвался криками, один из подбитых танков красочно взорвался от детонации боекомплекта, второй просто остановился, один продолжил движение, но как-то мёртво, неуправляемо – было понятно, что как минимум, мехвод в нём точно убит. Строй «панцеров» опять стал разваливаться, одни нарастили скорость, пытаясь преодолеть последние полторы сотни метров до крайних домов села, за которыми можно было укрыться, другие, остановившись, стали разворачивать башни вправо, пытаясь нащупать узел противотанковой обороны русских. У кого-то из командиров машин не выдержали нервы и несколько германских танков стали разворачиваться в сторону противотанковой батареи русских, подставляя скошенные под 55 градусов хорошо бронированные лбы.
Ответный залп накрыл позиции сорокапяток, но за несколько секунд до этого три из четырёх орудий бойцы успели руками откатить на запасные позиции. Одно не успели: расчёт немного замешкался – колесо попало в яму, и немецкий осколочно-фугасный снаряд разнёс пушку прямым попаданием, раскидав вокруг части тел артиллеристов. Оставшиеся три пушки перекатили на запасную позицию, и урезанная на четверть батарея «сорокапяток» жахнула ещё раз, опять нанеся потери наступающим танкам: одна «Пантера» потеряла правую гусеницу, и дёрнувшись, остановилась.
Снаряды двух других сорокапяток тоже нашли свою цель, но танки уже стали маневрировать, разворачиваться, и снаряды, вонзившись в их броню уже под острыми углами, отрикошетили от неё с выбросом ослепительных искр.
–Scheisse! – выругался майор Шварц.
Было ясно, что русские оказались не так просты, и неплохо подготовились к немецкой атаке. Опять заговорили две оставшиеся сорокапятки, а через несколько секунд где-то среди домов, но теперь уже слева, ударили ещё две сорокапятки, буквально с сотни метров, в упор, вонзая злые катушечные снаряды в экранированные борта двух немецких «штурмгешютцев». И тут же, почти синхронно с противотанковыми орудиями русских, заговорили и противотанковые ружья русской пехоты: на снежных брустверах, еле различимых в утренней мгле, резко засверкали небольшие вспышки, и стали вспухать облачка дыма и поднятой вверх снежной пыли.
Сразу же остановились два бронетранспортёра, мотор одного из них тут же облизали языки пламени. Из него белыми шматками масхалатов стали вываливаться гренадёры. А из другого подбитого выпали только трое уцелевших – видимо, 14,5мм снарядик, проткнув тонкую, как картонку, броню, вволю повеселился, кувыркаясь в телах немецких солдат, плотно сидевших в нутре бронетранспортёра. Похоже, и водителя тоже зацепило… Ещё один залп ПТРов, и ещё два «ганомага» остановились, медленно разгораясь. Из остальных посыпались пехотинцы, и быстро рассыпавшись в цепь, сначала залегли, а потом короткими перебежками стали передвигаться в сторону русских позиций.
Майор колебался. Давать по рации команду на отход, или всё-таки пытаться прорваться в село? Ведь какая-то вшивая сотня метров осталась! Думал он недолго, секунд пять, потом всё-таки, взвесив все шансы, понял, что прорываться безопаснее, чем отступать – его бронегруппа попала в огненный мешок, и единственный шанс хоть что-то сохранить – прорываться на максимальной скорости в населённый пункт. Он быстро связался по рации с командирами остановившихся танков – оказалось, что как минимум, три из них всё же смогут вести огонь (одна «Пантера» стояла с заглохшим двигателем, в который прилетела русская болванка, во второй был убит мехвод и тяжело ранен радист-стрелок, третья – потеряла гусеницу и тоже не могла двигаться, но все три могли стрелять). И скомандовав экипажам трёх остановившихся «Пантер» сосредоточить свой огонь на противотанковых батареях русских, остальным он дал категорический приказ идти вперёд. Четыре оставшиеся «пантеры», две «четвёрки» и одна САУ, нарастив скорость, уверенно попёрли вперёд. Командирский «Тигр» остановился, и его орудие «восемь-восемь» с пятиста метров начало планомерно перепахивать своим огнём позиции русских противотанковых батарей…
***
Очередной немецкий осколочно-фугасный снаряд разорвался в пяти метрах от одной из «сорокапяток», опрокинул её, и покалечив станиной наводчика и заряжающего. Взыкнули во все стороны осколки, жестоко ранив ещё два номера из этого расчёта…
Резко и сухо, как колотушки, стучали выстрелы из ПТРСов22 – сделав два-три выстрела, расчёты тут же меняли позицию. На батарее осталось только две «сорокапятки», с ополовиненными расчётами – нескольких человек уже успело контузить и посечь осколками.
Будучи в должности связного, и находясь неотлучно при командире батальона, снайпер Сапар Мовленов не сидел без дела. Хоронясь за бруствером, своими маленькими, раскосыми глазами он напряжённо следил за приближающимися немецкими танками. Время от времени то на одном, то на другом немецком танке приоткрывался люк на командирской башенке, и оттуда осторожно, опасаясь шальной пули или случайного осколка, на короткое время высовывалась голова немецкого танкиста. Поле боя сплошь и рядом было затянуто дымами от горящей там и сям бронетехники, и видимость сквозь визирные щели в командирских башенках стала вообще отвратительной. И для того, чтобы хоть как-то сориентироваться в окружающей обстановке, невзирая на риск смертельной опасности, кто-нибудь из командиров немецких танков нет-нет, да и высовывал осторожно голову из люка, чтобы быстро осмотреться.
Вот этого-то момента и ждал снайпер! Время от времени он быстро прикладывался к винтовке, сажал очередную высунувшуюся голову на пенёк мушки, и плавно, не дыша, жал на спусковой крючок… После этого очередной фашист валился внутрь танка с простреленной головой. Сапар при этом что-то удовлетворённо бормотал себе под нос.
– Сапар! – крикнул ему капитан Дунько, – ты чего там бормочешь?
– Третий, говорю! – обернулся снайпер, и пояснил: – я охотник! Я его как белку, в глаз!
Очередной немецкий 88-мм осколочно-фугасный снаряд лопнул в пятнадцати метрах от них с оглушающим звоном.
– Сссука! – выругался командир батареи старший лейтенант Звягинцев, стряхивая с плеч кучу мёрзлой земли, – Это «Тигр» – гад! Вон, стоит, падла, и садит по нам! Сейчас он нас быстренько с землёй смешает. И не достать его, гниду! Слышь, Мовленов! – прокричал он снайперу, – следи за «Тигром»! Если только фриц оттуда свою башку высунет, влепи ему промеж глаз!
– Никак нельзя! – прокричал тот в ответ, – шибко хитрый там немец! Башка не высовывает – в узкий дырка смотрит! Шибко хитрый!
– Вот зараза! – сплюнул командир батареи.
– Не дрейфь… Отмахаемся! – комбат повернул к нему своё почерневшее от гари лицо, – вон, смотри, бронебойщики уже самоходку и несколько бронетранспортёров захерачили!
И точно – немецкая САУ остановилась, с продырявленными бортами.
– А с «Тигром» сейчас наши танкисты разберутся! – добавил капитан.
– Да скорей бы уж они его укантропупили! А то он нам сейчас всю свадьбу испортит!
Командир батальона повернулся к связисту:
– Третьего давай!
– Есть третий! – связист сунул трубку капитану.
Комбат схватил трубку полевого телефона:
– Третий! Сейчас они на вас выйдут! Пропусти их – и жги бутылками! Да, и это… – вспомнил комбат, – про трофейные «фаустпатроны» не забудь! С них и начинай!
И тут же:
– Четвёрку давай!.... Четвёртый! Вся пехота спешилась! Отсекай её от танков!
Заработали два «максима», жадно пожирая ленты из коробов. Тут же подключились ещё два, с другого фланга, прижимая немецкую пехоту к земле…
Тут же, по команде комбата, жутко завывая, к кровавому пиршеству подключились две миномётные батареи, спрятанные во дворах хат, в двухстах метрах за линией свежевырытых траншей.
Среди спешенной немецкой пехоты стали вырастать чёрные столбы разрывов. Гренадёры же, спешившись с бронетранспортёров, и попав под миномётный обстрел, снова залегли и тут же быстро развернули свои лёгкие ротные 50-мм миномёты, и не скупясь, стали посылать щедрую ответку, засыпая своими минами позиции «Максимов», и пытаясь нащупать наши миномётные батареи.
Уцелевшие «Ганомаги», сбивая прицел расчётам ПТР с опасным для них калибром «четырнадцать и пять», запетляли зигзагами по полю, прячась за клубами стелящегося по земле дыма и за остовами подбитой бронетехники, заполоскали в сумерках красными пулемётными трассами, прижимая к земле и расчёты ПТР, и пехоту в траншеях у крайних плетней. Три подбитые, но сохранившие боеспособность «Пантеры», и «Тигр» в придачу, продолжали методично посылать снаряд за снарядом, пытаясь подавить пулемётные гнёзда и перекапывая землю на позициях узлов противотанковой обороны и в районе траншей. Прорвавшиеся четыре «Пантеры» и две экранированные «четвёрки» уже почти подошли к траншеям, где засели два взвода истребителей танков с гранатами, бутылками с зажигательной жидкостью и с восемью трофейными «Фаустпатронами».
Чаша весов, качнувшаяся было в нашу сторону, опять зависла в неустойчивом, нейтральном положении. Бой вступил в свою решающую фазу…
Глава 17. Схватка с «Тигром»
– Паша, газу! – и ногой между лопаток. Обрушивая хилые плетни, и разбрасывая комья мёрзлой грязи из-под гусениц, тридцатьчетвёрка рванула прямиком через огороды, прицеливаясь подобраться как можно ближе к «Тигру». За полминуты до этого, танк Т-34, уйдя невредимым из-под обстрела, на максимальной скорости, прыгая по рытвинам, обошёл по дуге немецкую бронегруппу, прикрываясь утренними сумерками и дымом, и опять выскочил сбоку от неё.
Пашка обернулся и проорал, перекрикивая душевыматывающий рёв мотора:
– Пичуга! Дальше, чем с двухста метров, по нему не стреляй! А лучше вообще со ста! И только в борт, слышишь?!
– Да слышу я! – процедила сквозь зубы Агния, схватившись руками за маховички горизонтальной и вертикальной наводки орудия, и сосредоточенно глядя перед собой. И Андрею, бросив на него взгляд вправо, поверх замка орудия:
– Бронебойный подкалиберный!
Остроголовый, с коротким острым жалом, снаряд, чавкнув, воткнулся в горячий ствол, клацнул железом замок.
– Короткая! – это уже Пашке.
Танк, осев носом, резко затормозил, и остановился, раскачиваясь на подвеске.
Выстрел! Казённик пушки прыгнул назад, со звоном изрыгнув под ноги горячую дымную гильзу.
Не дожидаясь команды, Паша воткнул передачу и танк рывком заскочил за подбитую «Пантеру», укрываясь от огня «Тигра», который, получив в борт снаряд, почему-то не загорелся, а стал разворачивать свою 11-тонную башню.
***
Бабах по броне! «Тигр» ощутимо вздрогнул всеми своими 57 тоннами…
– Герр майор! Русский танк выстрелил по нам! Похоже, рикошет!
– Вижу, – майор Шварц, перебросив взгляд влево, сквозь дым, застилающий поле, увидел силуэт тридцатьчетвёрки, метнувшейся за подбитую «Пантеру», и приказал наводчику: – разворачивай башню в его сторону. Как только высунется – бей!
Длинный, как оглобля, без малого пятиметровый хобот пушки «восемь-восемь»23, медленно пополз в сторону горящей в двух сотнях метров от них «Пантеры».
И тут же по радиосвязи майор отдал приказ командиру ближайшей «Пантеры», стоявшей в полутора сотнях метров из-за сбитой гусеницы, прекратить на время обстреливать позиции русских, и перенести огонь на нахальную тридцатьчетвёрку, опять вынырнувшую совсем рядом с ними. Майор Шварц не видел русский танк, укрывшийся за остовом горящей «Пантеры», но его должен был видеть с другого ракурса командир «Пантеры» под номером «5», Михаэль Вайсманн. Лейтенант Вайсманн подтвердил по радиосвязи, что он видит русский танк, и хобот орудия его танка, пополз влево, нащупывая свою цель…
***
– Пичуга, вон та «Пантера», впереди нас, башню в нашу сторону крутит! – заорал, как оглашенный, Пашка – он успевал и танком управлять, и быстро оценивать складывающуюся обстановку, – врежь ей в жопу! А лучше прямо в башню! Пока она ствол не развернула!!
Быстрый переброс ручки горизонтальной наводки в положение включения электропривода разворота башни. Натужно воет электромотор, быстро разгоняя ствол по горизонту, доворачивая его на «Пантеру». Обратный переброс ручки на точную ручную наводку.
Одновременно с этим, в сторону Андрея:
– Бронебойный!
Андрей молча вгоняет очередной снаряд в орудие, клацает затвор.
Несколько быстрых, убийственно точных движений маленьких рук на маховичках наводки и…