Loe raamatut: «Проза. Повесть и рассказы»
© Денис Владимирович Дойчев, 2017
ISBN 978-5-4485-0174-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Прощения
Посвящается М. Г.
«я связь миров повсюду сущих»
Г. Р. Державин «Бог»
Пролог
Ночь поглотила солнце. Мерцают в ней окна квартир высоких домов. Словно солнечное сияние – это представление света играет наравне с прекрасными звёздами, столбовыми фонарями…
И только глядя в светлые окна, чувствуешь тоску и бесконечное одиночество. Из тьмы выходит довольно молодой необычный человек в чёрном фраке.
«Я желаю вам эмоций во время представления, – говорит фрачный человек – оно во многом построено на звуках и игре света».
И чёрный человек уходит в ночь.
Глава I
Я – поэт
Как удивителен мир, но как чудовищны и непонятны законы в нём.
Перед гранью стремишься постичь её, преодолевая страх, преодолевая рамки разумного, поверив в Высшие силы мирозданья! И толпы и мира нет вокруг, только ты один.
За гранью вспоминаешь о счастье, которое упустил из рук. Понимаешь, что был не прав и, что нигде ты не успел: не узнал души любимой актрисы, да и надо ли было? Не успел поговорить с ней, признаться в любви…
Как тяжело осознание. Азарт – большой порок!
И вот берега Причерноморья заливает заря. Свежий утренний воздух рождает свет, на берегу снова и снова вырастает из этого морозного воздуха больной душою, потерявший всё, что любил и ненавидел, сосланный за стихи, скорбящий и немощный старец. Он молит о прощении, молит императора о пощаде, и знает одно:
«Уж я не услышу
Твой голос, гори – не гори,
Лишь облаком дышит
Свежий воздух зари».
Боль охватывает душу его. «Я – поэт вне времени и места. Я – Овидий! Услышь меня, моя Италия – кричит он, зная о том, что никто ему не ответит. И на закате солнца он умирает.
Так встречает рассветы и провожает закаты Великий классик древнеримской литературы Публий Овидий Назон.
Глава II
Вне времени и места
Да… Если бы Овидий жил теперь, со своим Чувством, Гением и Любовью, он обязательно бы попал в сумасшедший дом, не потому что он опасен для общества, а потому что его никто не понял бы.
Например, начнёт он читать свои элегии в одном из литобъединений, его сразу станут перебивать своими поправками…
«Я – поэт вне времени и места, – вопил бы он – вдалеке от имперских врат…».
И в итоге он окажется прямо в сумасшедшем доме.
Но Публий Овидий Назон никогда не появится в поликлинике для душевно больных XXI века, если хотя бы учесть то, что жил он с 43 года до Рождества Христова, по 18 год от Рождества Христова.
Хотя от соседства с Великим классиком древнеримской литературы я бы не отказался, так как я, потерявший всё, что любил и ненавидел, сосланный за любовь, закрыт, изолирован в сумасшедшем доме.
Обход уже давно окончен. Вечер тихо опустился на землю, больница погрузилась в тяжёлый, тревожный сон. Вот уже, самым последним по цепочке, догорает свет в 6 палате. Медсестра Марта Ивановна заснула в вестибюле за чтением книги.
За окном сырость, мрак и мокрый снег. Вальсируют – танцуют на ветру, словно чёрные фраки, летучие мыши. Я стараюсь закрывать на ночь окно, ведь я боюсь этих тварей.
Tasuta katkend on lõppenud.
