Loe raamatut: «Пустые сказки Николаса Кацлера. Все пустое, потому и наполняется»

Денис Захаров

Font:

Редактор Марина Тюлькина

Корректор Ольга Шепитько

Иллюстратор Юрий Сосницкий

Дизайнер обложки Вера Филатова

ISBN 978-5-4490-5670-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Волнующее знакомство с тобой

Привет! Как тебе обложка? Для первой обложки в моей жизни сойдет?

О да, обложки – это целый мир! Вау…

Хм… раз ты уже здесь, скажу, что, к сожалению или к счастью, эту книгу не надо читать. Знаешь, это вовсе и не книга. Я вообще, признаться, не понимаю, что…

Давай так! Не знаю, что получится у нас с тобой, но точно, что вот то, что получится именно с тобой, – не получится с другим читателем этой книги. С ним получится что-то другое. Рискни несколькими мгновениями, а я попробую написать, что, может, будет близко тебе. Или далеко. В любом случае, исходя из слов «близко» и «далеко», ты и я будем друг от друга на измеримом расстоянии.

Начну с того, что есть я – печатающий этот текст на своем компьютере неизвестный тебе человек, есть ты – неизвестный пока мне человек, которому по воле случая попала в руки эта книга. Так и быть, иногда все это я буду называть книгой. А есть что-то еще, о чем мы с тобой не договаривались, но как-то точно чувствуем, что есть. И ты можешь прекратить нашу беседу уже сейчас или десятью страницами позже, а может, и вовсе не заметишь наличие этого общения. Кто ж знает, кому что сегодня. Но вот ты с книгой, и у нас уже есть что-то общее, точки пространства сдвинулись, какой-то механизм заработал, все отчетливее видится характер нашей связи. Эта шуршащая штука, которую ты держишь в руках, – мой поиск, предположу, что поиск любви. Думаю, что абсолютно каждый из нас, и это важно, находится в этом поиске, располагаясь на разных клетках этого бесконечного тетрадного листа.

Мы ищем, но не понимаем что, – ориентиры теряются. В голове появляется образ когда-то нового, но сейчас заношенного пиджака. И, тем не менее, поиск идет. Словно сундук на чердаке старого дома: никогда не знаешь, что там сможешь найти, но все равно лезешь открывать его с невероятным чувством торжества… или страха… Но это чувство торжества поиска ослабевает и забывается, будто мы потеряли ключ от сундука и решили, что иначе его не открыть, а ключ не найти, не изготовить – ничего; будто из поколения в поколение мы готовы смиряться с потерянным ключом и невозможностью открыть сундук. Появляется страх, который сковывает сами попытки поиска. Удивительнее всего наблюдать, что мы уже затираем сам страх, еще больше отдаляясь от того, что в сундуке. Если раньше мы были капитаном судна, приплывшим к пещере с сокровищами, но боящимся войти в нее, то сейчас, сидя на суше, мы не хотим и думать о том, что есть сокровища, пещеры, корабли, моря… Наш взор устремлен от подобных странствий, но ведь… нет-нет, да глянем.

Скорее всего, ты не сможешь точно сказать, что я сейчас имею в виду, но если есть ощущение, что «нет-нет, да глянем» в этом примере, – это хоть немного, но про тебя… Есть? У меня есть. И без тебя совладать с этим сокровищем, с этим сундуком я не смогу. Одному с судном не управиться, это наглядно показывают фильмы про пиратов, ну или более серьезная литература.

Вот мы почти уже и команда.

Продолжим.

Наверное, я даже не понимаю, что я имею в виду под «поиском любви», но сегодня, в день, когда я начал писать эти строки, я почувствовал, что это прочтешь ты. Есть внутренняя уверенность, что именно ты; раз ты, и это важнее, чем может показаться, уже это читаешь, ты можешь оказаться точно там, где и я, не физически, конечно, а то это было бы уж чересчур.

Мне бы хотелось связаться с тобой сквозь пространство и время через этот текст. Звучит так себе. Нет, это не научная фантастика, не религиозный трактат, не произведение искусства, не труд писателя. Это попытка рассказать тебе свои сказки.

Однажды я почувствовал, что мне нужно писать, весь рельеф знаков вокруг будто удивлялся тому, почему я еще не пишу (писать слова как способ связи, улучшение глаза как инструмента), ну и мне оставалось выбрать форму, в которой это нужно сделать. Я выбрал такую и назвал это сказкой!

Сказка – это то, что читается в детстве. Сказка – это то, что направляет наши идеи, взгляды и убеждения с самого младенчества. Простор. Здесь не будет принцев и принцесс, волшебных палочек и говорящих коней, здесь будет то, что я назвал бы «правдой». Правда между тобой и мной, а так как имеется мнение, что о ней в мире договариваются, – будем пробовать ее устанавливать.

Представим, что вышла новая компьютерная игра, и ее устанавливают сто пользователей, но она устанавливается только на те компьютеры, где есть DirectX18, а это «пять из ста». Пять пользователей установили правду между игрой и драйвером DirectX18, поэтому у них игра работает. Нюансов у этого примера может быть бесконечное множество, настолько бесконечное, что в нашем примере ни один пользователь не сможет поспевать за новинками игровой индустрии, и правда не установится, оттого есть мнение, что и правды никакой и нет. Но локально, в рамках этого небольшого разговора, с пятью из ста пользователей она может и состояться. Я не знаю, насколько этот пример будет удачен здесь, но возник он. Для кого-то как раз именно он будет тем самым DirectX18, а для кого-то нет. В детстве на уроке рисования у меня, например, было три фломастера: красный, желтый и зеленый, и небо, это непонятно откуда вдруг взявшееся в раскраске небо, нечем было закрасить, и я искал голубой цвет у соседа, учителя, мы обменивались фломастерами. А когда у меня и ни у кого в классе не было голубого цвета, то учитель говорил что-то вроде: «Так, ну раз ни у кого нет голубого, и у всех есть зеленый, то небо можно раскрашивать зеленым, ничего страшного». И мы смело раскрашивали небо зеленым, зная, что мы все делаем верно, и нам за это не снизят оценку, и уже не надо отчаянно искать голубой. Мы с учителем установили правду о том, что небо – зеленое, и в течение 40 минут урока она работала в нашем классе. Урок закончился. И ровно через неделю с этим же учителем устанавливалась уже совсем другая правда. Такая вот она путешественница. Как бы вот сейчас она есть, а в следующее мгновение ее может и не быть. Необязательная дама, тем и прекрасна.

Словомен

Если ты человек, который открыл эту книгу в магазине, просматривая первые страницы с интересной для тебя обложкой, ты можешь положить ее обратно на полку или взять с собой. Я хочу сказать, что сейчас, вот сейчас, стоя в магазине, просматривая эти строки, или сидя уже дома, валяясь в кровати или прищучивая ею надоедливого комара в автобусе, спасибо тебе. Спасибо, что ты здесь! Я часто чувствую себя не до конца собранной мозаикой угрюмого румына, но, тем не менее, недостающие пазлы имеют свойство отыскиваться. Отыскиваться в самых неожиданных местах.

Слова – обозначения, ярлыки. Написал вот, что я – стиральная машина. Ты представил свою, а я свою. У тебя она круглая. А у меня квадратная. Слова – наши помощники в этом поиске, но они же могут сыграть с нами злую шутку, будем бережно относиться к этим хитрым закорючечкам. Как же читать книгу без слов и букв, когда они есть!?

Сейчас мы делаем с тобой одно дело. Мы со-владельцы. А результат этой книги в нашей с тобой связке будет со-деянным. Что-то произойдет, вроде того, как получаются дети, или вкусное блюдо, или отношения, все слова цепляются друг за друга. Так давай посмотрим, что у нас получится произвести.

Здесь ты нужен. Здесь ты полезен. Эта польза не придет к тебе медалькой или деньгами, это большее дело: понять и принять друг друга. А ты хорош, читаешь странные вещи и все равно бежишь глазами далее. Это огромный потенциал особого ты. Круто же!

В нашем мире очень сложно перейти с привычного уровня общения на непривычный. Кому-то трудно подойти и заговорить с незнакомым человеком. А если даже и подошел, уже сказал то, чего не хотел. А если и сказал то, что хотел, но испытал не те чувства, ощущения и эмоции, которых ожидал, а потом еще что-то не так, и все это превращается в порочный круг, которому мы частенько и сами бываем не рады. У каждого возникают свои ситуации. Я вот никогда не мог работать и делать что-то хорошо на более-менее длительном отрезке времени, постоянно и с желанием. Поэтому это будет так себе сказка, по-моему, к этому моменту она уже становится никудышней, сказки так уж точно не пишутся, но остановиться и прекратить что-то не дает, хотя сделать это сейчас проще всего.

Каждый из нас разным способом кричит миру «я здесь», это необходимость, которая порционно отличается в зависимости от человека. И вот я в этой сказке, наверное, и подшептываю тебе «я здесь», и если ты тоже… То вот ты и вот я. Давай дружить, пусть хотя бы здесь, уже отлично.

Из общего хаоса слов нужно задать тему нашего с тобой общения, если у нас получится, то в магазинах на прилавках или на просторах сети я буду транслировать и другие зачатки себя, а может, и не буду. Пообещаю тебе, а потом не исполню. Может, это первая и последняя книга в моей карьере сказочника.

Спустя несколько прочитанных страниц – есть выжимка восприятия? Я тебе нравлюсь? Или неприятен и скучен? Весел и любвеобилен? Назойлив и заносчив? Каждый из читающих ответит по-разному… Количество вариаций не имеет конца… Но, думаю, полезно подумать о том, как ты видишь меня сквозь призму себя.

О чем же я хочу тебе сказать? Несмотря на то, что несколько предыдущих абзацев пронеслись тягучим шумящим фоном, и все это выглядело как одно большое вступление, мы уже о чем-то говорим и как-то чувствуем друг друга, но пока непонятно, как, но что-то ты уже можешь сказать точно.

Антоний Сурожский:

«Мы обманываемся, когда думаем, что общаемся друг с другом через слово. Если между нами нет глубины молчания, слова почти ничего не передают. Понимание происходит на том уровне, где два человека встречаются глубинно именно в молчании, за пределами всякого словесного выражения».

Назад в будущее?

Как-то я пришел на выставку, где маленький мальчик, на вид ученик школы, задал на ломаном английском вопрос приглашенному гостю мероприятия Кристоферу Ллойду – тому актеру, что снимался в культовом фильме «Назад в будущее» с легендарным летающим автомобилем DeLorean DMC-12. Мальчик рассказал о нюансах, которые нашел в его фильмах и в самой актерской игре звезды, и вдруг, на удивление всех, почти заикаясь от волнения, попросил обняться. Охрана с разрешения организаторов пропустила паренька на сцену, и тот с размаху прыгнул в объятия актера. Ллойд опешил, он не был готов к такой кричащей искренности; и мальчик не лукавил, в нем плескалось невероятная смесь безудержного внутреннего движения и ласковой благодарности, казалось, что звуки этого коктейля нашли отклик у всех, выражаясь в бурных аплодисментах и непонятной природе слез. Те слезы без ответа. Когда нет быстрого ответа об их причине (упал человек – понятно, почему плачет; заболела любимая черепашка – понятно, почему плачет, и т. д.; каждый из нас приведет здесь свои примеры понятного плача), так вот это был непонятный плач, по крайней мере, для меня. И на острие этой ситуации у меня возникла такая абстрагированная мысль, которая будто резко переместила меня из партера на балкон: стоит в зале вокруг меня примерно около тысячи человек, и все смотрят на Ллойда как на кумира, успешного человека, приму, живую легенду в той или иной степени. И всем будто понятно, что тысяча людей на мгновение имеет какое-то единое коллективное сознание – пролетает стрела самоозарения: большинство из них не станут такими, как он, и это не моя мысль или наблюдение о них, а будто самим совершающимся фактом, находясь вместе со мной на этом самом балконе, уже своим присутствием на нем они сообщают это, и это всем понятно. Не вчера или завтра, в сей миг их мечта не сбылась, не сбывается, не сбудется. И уже с позиции несбывшейся мечты все эти последующие слова, эмоции, улыбки, вопросы и т. д. от других людей и этот аромат запылившейся старой мебели стоят крепко и сбито. Переводишь фокус снова на того парня, и восприятие режется почти с трескучим звуком: этому мальчику ничего не надо, его слезы имеют другой характер и оттенок, как бы вопреки… Он не фотографирует, не просит автографа или чего-то еще, что обычно принято делать со знаменитостями. Он – вот он, и вот Ллойд, и эту краткосрочную мелодию дергающихся струн он чувствовал, будто впопыхах искал где-то у себя внутри подходящую полку для этого удивительного груза. После наблюдаемого я вышел из очереди на фотовстречу со звездой Голливуда, я не хотел протягивать эту связь из состояния «несбывшегося», я хотел, как мальчик, но не мог. Я оказался на границе невидимых глазу миров, отказался от права выбирать сейчас. Мне кажется, что подобный уход случается с каждым из нас в разных ситуациях – запечатление этого отдает призрачным, но ощутимым позитивом. А может, такого сцепления эмоций и чувств и вовсе не случалось, и такие «морозные рисунки» сложились лишь у меня, наверняка в голове соседнего человека «узорилось» что-то другое. Но на то и мои сказки, чтобы заявить об их существовании и выслушать твои с той стороны печатного листа.

Тут я хочу пройтись по своим пыльным полкам, хочу, чтобы на них что-то ожило. Новый способ общения. Новый способ понимания. Новый способ восприятия реальности. И это не универсальный способ в общепринятом смысле слова, он «универсальный» только для каждого. Он твой. Он может стать нашим. Возможно, он может состояться с тобой в чаще этих слов. А может, и не состояться. Это сказки дилетанта, поэтому я не берусь утверждать что-то наверняка.

Tasuta katkend on lõppenud.