Loe raamatut: «Вагон для свиданий»

Переезд

Меня зовут Шун, и я, как ни странно, никогда не думал, что смогу ухитриться сбежать из Токио в глушь, считая это единственным выходом из беспросветной будничной рутины. Каждый вечер, возвращаясь с работы, облепленный сплетнями и суетой большого города, я ловил себя на мысли о том, что именно столица стала для меня тюрьмой. Днем я мчался сквозь толпы людей, нагруженный папками, с настроением хроникера местных бедствий, а ночью в тишине моего крошечного жилья чувствовал, как одиночество сжимает меня в своих объятиях.

Из-за этого началась моя новая жизнь – в провинциальном городке, о котором я слышал только в шутках своих коллег. Оказавшись здесь, я надеялся всего лишь взять короткую паузу, чуть отдохнуть от токийской суеты и, может быть, сесть наконец-то за тот самый большой роман, о котором давно уже мечтал, после того как у меня вышло несколько сборников рассказов, имевших определенный успех и получивших весьма одобрительную критику. Однако я совершенно не предвидел, что эта «пауза» затянется по причине столь необыденных обстоятельств, о которых в дальнейшем пойдет речь.

Первое утро встретило меня серым небом. За окном моего временного убежища, небольшой комнаты с единственным стулом и кривоногим столом, синеватые облака ползли, как слепленные из неопределенной консистенции шары. Городок, где обитали мои наивные мечты о спокойной жизни, предстал предо мной неумолимо скучным. Здесь не было привычной суеты, одурманивающей энергетикой и счастливыми лицами прохожих. В воздухе витала какая-то тишина, почти осязаемая.

Я вышел из дома и шатался по узким улочкам, слушая звуки, которые издавал город. Шум ветра в кронах деревьев, заскрипевшие ворота старых домов и редкие разговоры продавцов с клиентами – жизнь здесь двигалась, но так плавно, что казалось, она готова остановиться в любой момент.

В маленьком парке, который, должно быть, когда-то служил местом для вдохновения художников и поэтов, я заметил несколько местных ребят, играющих в бейсбол. Одна из девочек, яркая и энергичная, поправляла кепку на голове и пыталась освободить клюшку от ненужного мусора. Все они выглядели так, будто никогда не мечтали о большом городе и, по всей видимости, не имели понятия о том, что значит его движение и круговерть. Это был мир, где сложили свои крылья мечтатели и таким образом остались на земле.

Мои дни здесь складывались из нехитрой работы в редакции местной газеты. Я писал статьи о событиях явно невдохновляющего масштаба: городской фестиваль, выход новых сортов мороженого в ближайшей кондитерской и, конечно, споры жителей о том, какую придорожную сакуру нужно сохранять. Итак, первые дни выдались монотонными, и я чувствовал, как потихоньку задыхаюсь от этого однообразия.

Однако еще больше меня угнетала мысль о том, что я один. Я пытался наладить контакт с коллегами, но, казалось, никто не горел желанием поделиться с новичком своим миром. Их разговоры о местных новостях не выходили за пределы обычных обсуждений о том, какая погода ожидается на выходных, как больница справляется с уборкой и кто вновь не пришел на вечернюю планерку.

Во время одной из таких встреч с пересудами ни о чем я присел по соседству Аей, девушкой, работавшей в редакции. Она сидела, с головой уткнувшись в документы, и не поднимала взгляда, как будто погрузившись в свой собственный мир. У меня сложилось впечатление, что она типичная серая мышь, жертва того же провинциального быта, что и я.

У нее были длинные, прямые волосы и очки, подчеркивающие тонкие черты лица. Формально она выглядела даже сексуально: черные колготки, обтягивающая серая юбка, белая офисная рубашка и галстук. Но я не смог удержаться от мысли, что ее никто никогда не заметит, и она исчезнет в этом маленьком городке, как листок, сметенный ветром.

Когда на следующий день я зашел в редакцию, Ая сидела за своим столом и работала над каким-то проектом. Я собрался с духом и попробовал завести разговор.

– Привет, я Шун, – сказал я, пытаясь сделать голос привычным и непринужденным.

Она подняла взгляд. В глазах ее промелькнула надоевшая всем дождливая погода и общая беспросветность серых дней. Но я заметил искорку удивления и, может быть, небольшой интерес.

– Привет, – скромно ответила она, возвращаясь к документам.

– Как ты проводишь здесь дни? – спросил я, хотя на самом деле все это время думал о том, как же сильно мне не хватает общения с людьми.

Ая отвела взгляд от своих бумаг и попыталась улыбнуться.

– В основном пишу о местных новостях, – в ее голосе прозвучала так необходимая мне нежность, как будто эта маленькая вежливость была последним лучиком света в темном унылом мире.

– Ты кажешься такой заинтересованной, – искренне признался я. – Как тебе это удается?

– Мыслей много, – протянула она. – Иногда получается найти там, где никто не ищет, нечто интересное.

Поскольку она выделила слово «интересное», я кивнул, понимая, что за этим, вероятно, скрывается какая-то тайна провинциальной жизни. Мы обменялись еще парой необязательных фраз, и я отправился на второй этаж, к редактору, – чтобы получить задание.

С каждым днем я все больше погружался в обыденность городка, и работа в редакции становилась единственным способом сбежать от одиночества. Понимая, что мне не хватает общения, я стал искать общие темы с Аей. Она оказалась не такой уж занудой, как мне сперва показалось – ее глаза сверкали идеями, мечтами, которые она прятала под плотным слоем рутины.

В маленьком городке я все больше сознавал, как отчаянно мне не хватает горячей энергетики жизни, но Ая, к сожалению, явно не была той, кто способен меня разжечь, при всей моей симпатии и даже сострадании к этой милой скромнице.

И кто бы мог подумать, что именно разговор с Аей станет первым шагом на пути к настоящим приключениям в этом, казалось бы, заснувшем навсегда городке? Именно из ее уст я получил послание от редактора. Мне нужно было отправиться в соседний населенный пункт, вероятно, такой же убогий, как наш, и сделать там репортаж.

К сожалению, я не сразу сообразил, что нужно узнать расписание поездов. Спасла меня та же Ая, заявив, что если я поеду утренним поездом, то опоздаю…

Нимфоманка

Итак, взмыленному как лошадь, мне удалось поймать последний вагон последнего пригородного поезда, идущего в соседний городок. Мне необходимо было подготовить статью об одном местечковом культурном событии, которому предстояло произойти на следующий день.

Состав тронулся, едва я зашел. Я занял место у окна и собирался слегка вздремнуть. Однако, как это зачастую бывает, планирования иногда оказываются неоправданно абсурдными.

Неудобные пластиковые сиденья и пронизывающие огни встречных локомотивов быстро отогнали от меня мой вожделенный сон. Я огляделся. Можно было разглядеть лишь несколько пассажиров, и каждый из них был погружен в свои мысли. Почему-то в этом вагоне не горел свет. По-видимому, он был неисправен, но, честно говоря, вставать и плестись в другой вагон мне не хотелось.

Я вытащил блокнот и, щурясь в полумраке, начал записывать свои заметки, не замечая, как поезд начинает резко набирать скорость. Стук колес становился все громче, но я сосредоточился на своей работе, погружаясь в описание жизни городка, в котором скоро предстоит побывать. Но это полное внутренне уединение резко нарушила неожиданная сцена, произошедшая в конце вагона.

Я заметил девушку, устроившуюся почти напротив, и вдруг, прежде чем я осознал это, я увидел обнаженную женскую грудь. Никого не стесняясь, странная пассажирка прикасалась к собственным телесным кривым.

Меня словно окатили холодной водой. Волнение, с которым она занималась собой, удивительным образом контрастировало с теми слабыми блуждающими огнями, что постоянно вспыхивали в вагоне. Я был очень близок к тому, чтобы отвернуться, но что-то внутри меня протестовало. Наверное, мой профессиональный инстинкт журналиста схватил это обстоятельство и не отпускал.

Я торопливо закрыл блокнот, решив, что увиденное будет предметом для репортажа. Мой мозг заполнили идеи: как реагируют люди на подобное зрелище в закрытом пространстве? Я подумал, что, возможно, ради хорошей истории мне стоит рискнуть. Со многих сторон жизнь провинции отличалась от жизни большого города, и в этом мне нужно было удостовериться. С моей точки зрения, тот факт, что я попал в нечто подобное, просто не мог оставаться незамеченным.

Не в силах совладать с нарастающим желанием, я подошел к ней. Она заметила меня – ее взгляд встретился со мной, и в его глубине я увидел вызов. Она медленно опустила свои руки, и я почувствовал, что она совсем не против моего присутствия. Была ли это игра? Вероятно. Но инстинкты, уже разбудившиеся, говорили мне о возможности.

Я присел рядом, и сразу почувствовал, как между нами возникло молчаливое понимание. Я ощущал, как меня захлестывает адреналин – есть ли на свете что-то более притягательное, чем исследовать границы дозволенного? Мы начали не спеша прикасаться друг к другу, словно изучая текстуру реальности. Но тут поезд вдруг встряхнулся, и мне показалось, что мир повторно перевернулся.

Вагон наполнился новыми пассажирами. Каждый из них принял участие в этом абсурдном действии, отбрасывая воспоминания о стыде. Все происходило так быстро: мужчины и женщины начали соединяться. Объятия и поцелуи полностью оккупировали пространство, и я вдруг осознал, что перед моими глазами предстал какой-то органичный бунт всех этих людей против монотонности, предрассудков и ограничений. Вагон словно превратился в мир, где порочные желания освободились от цепей.

Я не знал, что будет дальше. Я был полон замешательства. Это было одновременно восхитительно и противно, но именно в этом контрасте я почувствовал слепую привязанность к происходящему. Каждая пара искала общение, и волнение становилось общим. Минуты тикали, и даже я, оторванный от привычных этим разнузданным пассажирам форм, ощутил в себе неодолимое искушение.

Незнакомка, сидевшая рядом, распахнула низ своего светло-серого плаща, и я увидел, что под ним ничего нет. Широко раздвинув ноги, она призывно посмотрела на меня. И моя рука, против моей воли, потянулась туда, куда ей было нужно.

Потом… потом все было как в бреду… Я схватил ее за бедра и овладел. Овладел, как безумный, почти не сознавая себя среди бешенного грохота колес и мелькания слепящих бликов.

Когда я пришел в себя, женщина, сидя на моем колене, сказала: «Давай просто забудем обо всем». Я не знал, почему, но в тот момент мне уже не хотелось подобной отговорки. Я уже парил в этой бушующей атмосфере. Это не была просто случайная встреча. Это был вызов, на который я должен был ответить.

Мы стали частью этого движения – все тело слагало оду этому незапланированному приключению. Меня поразил интимный вирус, и в таком больном состоянии разума мне не оставалось ничего другого, кроме как отпустить себя, становясь одним с окружающим.

Я вновь погружался в этот танец, детально наблюдая за реакциями остальных пассажиров. Кто-то кричал, кто-то смеялись, а другие просто наслаждались моментом, погруженные в свои эмоции. Это было как перформанс, наглядный спектакль на борту этого пригородного поезда. Полная дезинфекция в адрес общества. Все здесь искали единственное: признание собственных телесных желаний.

Каждая новая сцена поражала своей ценностью: люди обнимались и целовались, этому не было конца. Я должен упомянуть об этом в своем репортаже? Но как? Могу ли я описать это… не осуждая? Откровенное затишье переросло в непредсказуемый акт, который не давал унять человеческие пороки. Это была настоящая проба новой эпохи жизни. Провинция, а не столичный мегаполис, оказалась тем местом, где табуированные стремления вскрылись.

А процесс, как и поезд, шел своей дорогой. Вскоре мне стало еще труднее придерживаться приличий. Я смотрел вокруг: парни и девушки занимались любовью, словно скульпторы, вылепливая образы жизни из необработанного материала. И все же, в этом безумии, я понял, что участники его сильнее всего питают жажду к свободе.

Я прислушался. Пара, что затаилась в уголке, говорила о будущем, и их энергии словно бы капали сквозь время и пространство, заставляя меня вновь задавать себе вопросы. Это действительно делало что-то с их маленьким городом? Так они наполняли свои мрачные устои радостью? Может быть, это был их путь к совершенству?

Каждый поцелуй, каждая линия движения звали меня идти вглубь неизвестности. Это был не просто момент, это была вспышка – та самая искра, которой мне так не хватало. Вспышка, превращающая скромный вагон в обитель безоговорочной свободы от прежних ожиданий и условностей. Может, это был мой первый конфликт, мой первый шаг к переменам, которые мы все ищем в своей сидячей усталости…

Так продолжалось до тех пор, пока поезд не подъехал к следующей станции и не открыл двери, похищая у себя нас – мушек в этом странном, неприемлемом, порой нелепом, но безумно перспективном мирке. Я понимал, что, по всей вероятности, всей этой свободе не место на страницах моего репортажа. Мне нужно было идти дальше, оставляя ночь и вагон, полный провокаций, разрушающих устои. Я ощутил, как адреналин покинул мое тело, призывая к следующему этапу – осмыслению случившегося.