Эхо прошлого

Этого не произойдет, пока Джейми в Ридже, но что будет, когда мы уедем? Я медленно вычищала кровь из-под ногтей, надеясь, что Йен был прав и братьям Бердсли хватит хитрости и сообразительности.

Отвлекшись на свои размышления, я не заметила, как ко мне тихонько подошла тетушка Моника.

– Danke, – негромко произнесла она, положив узловатую руку на мою.

– Gern geschehen^[35], – я накрыла ладонью ее ладонь и слегка сжала. – Вы мне очень помогли. Спасибо!

Она все еще улыбалась, но ее лоб прорезала морщина тревоги.

– Не так уж и сильно. Но я бояться, ja? – Она взглянула через плечо на кровать, затем снова на меня. – Что будет в следующий раз, а фы нет здесь? Фы же знать, они не остановиться.

Незаметно для остальных Моника сомкнула большой и указательный пальцы и несколько раз вставила в импровизированный круг средний палец другой руки, весьма нескромно иллюстрируя, что именно она имеет в виду.

Прыснув, я торопливо сделала вид, что закашлялась. К счастью, никто не обратил на нас внимания, только мистер Уэмисс озабоченно оглянулся через плечо.

– Вы будете здесь, – сказала я, приходя в себя.

Моника пришла в ужас.

– Я? Nein, – возразила она, качая головой. – Das reicht nicht. Я…

Видя, что я не понимаю, она ткнула себя в тощую грудь.

– Я… Меня недостаточно.

Я глубоко вздохнула, зная, что Моника права. И все же…

– Вам придется, – очень тихо произнесла я.

Она моргнула, пристально посмотрела на меня мудрыми карими глазами, а затем кивнула, соглашаясь.

– Mein Gott, hilf mir^[36], – сказала она.

* * *

Джейми никак не мог вновь заснуть. Впрочем, в последние дни это стало привычным, он часто допоздна лежал без сна, наблюдая за угасающим мерцанием тлеющих в очаге углей, или искал ответы на вопросы в тенях стропил над головой. Даже если ему удавалось быстро заснуть, то спал он совсем недолго и неожиданно просыпался, весь мокрый от пота. Джейми понимал, почему так происходит, и знал, как с этим справиться.

Почти все способы провалиться в благословенное забытье включали в себя Клэр: поговорить с ней, заняться любовью. Или просто смотреть, как она спит, находить умиротворение в крепком длинном изгибе ее ключицы, в трогательно закрытых веках, при виде которых у Джейми сжималось сердце, наслаждаться ее мирным теплом, позволяя сну постепенно овладевать сознанием.

Но сейчас, конечно, Клэр не было рядом.

Джейми полчаса читал молитвы по четкам, пока не решил, что этого достаточно для блага Лиззи и ее будущего ребенка. Читать розарий в качестве наказания – да, в этом есть смысл, особенно если произносить молитвы, стоя на коленях. Чтобы успокоить разум, укрепить душу, найти вдохновение или постигнуть суть священных материй – да, тоже понятно. Но только не когда чего-нибудь просишь. На месте Бога или даже Пресвятой Девы, которая славится своим терпением, он, Джейми, подумал бы, что весьма утомительно выслушивать чью-либо просьбу по несколько десятков раз подряд. И, конечно, нет смысла надоедать тому, чьей помощи ты ищешь.

А вот гэльские молитвы куда больше подходят для этой цели, потому что они по сути своей сосредоточены на конкретной просьбе или благословении, и к тому же гораздо красивее и ритмом, и разнообразием. Конечно, это его, Джейми, личное мнение, и вряд ли оно кому-нибудь интересно.

 
Moire gheal is Bhride;
Mar a rug Anna Moire,
Mar a rug Moire Criosda,
Gun mhar-bhith dha dhi,
Cuidich i na ’h asaid,
Cuidich i a Bhride!
 
 
Mar a gheineadh Criosd am Moire
Comhliont air gach laimh,
Cobhair i a mise, mhoime,
An gein a thoir bho ’n chnaimh;
’S mar a chomhn thu Oigh an t-solais,
Gun or, gun odh, gun ni,
Comhn i ’s mor a th’ othrais,
Comhn i a Bhride!^[37]
 

Он шептал эти слова, когда поднимался в гору.

Джейми вышел из хижины, потому что уже не мог выносить удушливого заточения внутри, и задумчиво побрел через Ридж сквозь падающий снег, перебирая в мыслях все сделанное и еще не сделанное. Но на самом деле все приготовления уже закончились, оставалось только нагрузить лошадей и мулов. Не отдавая себе отчета, Джейми пошел вверх по тропе к хижине Бердсли. Снег уже перестал, но небо, серое и мягкое, нависало над головой, а холодная белая пелена лежала на деревьях, усмиряя порывы ветра.

«Прибежище», – подумал Джейми. Нет, конечно, сейчас Ридж им не был – в военное время не существовало безопасных мест, но ночь в горах напомнила ему то ощущение, которое испытываешь в церкви: умиротворение и ожидание.

Собор Нотр-Дам в Париже… собор Святого Эгидия в Эдинбурге. Маленькие каменные церквушки, куда он иногда заходил, когда скрывался в шотландских горах, – если не было опасности. Джейми перекрестился, вспомнив то время: простые каменные стены, внутри порой ничего, кроме деревянного алтаря, и все же какое блаженство войти, посидеть прямо на полу, если нет скамей. Просто посидеть, зная, что ты не один. Прибежище. Святилище.

Мысли то ли о церквях, то ли о Клэр пробудили у Джейми еще одно воспоминание: церковь, где они поженились. Джейми невольно улыбнулся. Нет, умиротворенного ожидания тогда не было. Джейми до сих пор ощущал громкий стук своего сердца в тот миг, когда вошел в церковь, и запах своего пота – от него воняло, как от похотливого козла, и Джейми надеялся, что Клэр не заметит. Еще он помнил, что не мог тогда дышать полной грудью, и чувствовал руку Клэр в своей: маленькие замерзшие пальчики, которые вцепились в его ладонь, ища поддержки.

Прибежище. Тогда они стали прибежищем друг для друга… Так было и сейчас. «Кровь от крови моей». Крошечный порез давно зажил, но Джейми потер подушечку большого пальца и улыбнулся, вспомнив, как просто Клэр произнесла эти слова.

Он вышел к хижине и увидел на крыльце Джозефа Уэмисса, который терпеливо ждал, ссутулившись и постукивая одной ногой о другую, чтобы не замерзнуть. Джейми уже хотел было окликнуть Джозефа, но дверь вдруг распахнулась, и один из близнецов Бердсли – Иисусе, а они-то что там делают? – схватил тестя за руку, чуть не столкнув того с крыльца от восторга.

Да, это был восторг, а не горе или тревога: Джейми разглядел лицо парня в отблесках огня, пылающего в очаге.

На душе сразу полегчало, Джейми прислонился к стволу дерева и коснулся четок на шее.

– Moran taing^[38], – тихо поблагодарил он, коротко, но от всего сердца.

Кто-то в хижине подкинул дров в очаг: из трубы вырвался сноп искр, осветив снег красным и золотым и шипя черным там, где искры падали на снег.

«Но человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх»^[39]. В тюрьме Джейми много раз читал эту строку из книги Иова, но не совсем ее понимал. Улетающие вверх искры по большей части ничем не грозят. Ну, разве только если крыша покрыта очень сухой дранкой. Вот те, что вылетают из очага, вполне могут поджечь дом. Может, автор имел в виду, что человеку свойственно страдать, а так, похоже, и есть, если учитывать его, Джейми, опыт. Но тогда получается, что автор категорично утверждает: искры всегда летят вверх. Меж тем любой, кто хоть раз долго наблюдал за костром, может сказать, что это не так.

Впрочем, кто он такой, чтобы критиковать логику Библии, когда должен повторять хвалебные и благодарственные псалмы? Джейми попытался вспомнить хотя бы один, но ему было так хорошо, что он не мог вспомнить ничего, кроме бессвязных отрывков и фраз.

Слегка ошеломленный, Джейми вдруг понял, что абсолютно счастлив. Конечно, то, что ребенок благополучно родился, уже само по себе прекрасно. А еще это означает, что Клэр успешно справилась со своей задачей и теперь они свободны. Могут уехать из Риджа, зная, что сделали все возможное для тех, кто здесь остается.

Да, всегда грустно покидать дом, но в данном случае можно поспорить, ведь дом сам их оставил, когда сгорел. Впрочем, печаль уравновешивало нарастающее чувство предвкушения. Он будет в пути и свободен, рядом с Клэр, и никаких повседневных обязанностей, не надо улаживать мелкие дрязги, заботиться о вдовах и сиротах… Ладно, это недостойная мысль, и все же…

Любая война ужасна, и грядущая будет такой же… Зато его ждет нечто весьма захватывающее. Джейми почувствовал, как кровь закипела в жилах.

– Moran taing, – с искренней благодарностью повторил он вновь.

Немного погодя дверь хижины снова распахнулась, на крыльцо упал свет, и с корзинкой на сгибе руки вышла Клэр, натягивая капюшон плаща. Вслед ей что-то кричали, в дверях хижины столпились люди. Клэр повернулась, помахала им рукой на прощанье, и Джейми услышал ее смех, от которого по всему телу пробежала приятная дрожь.

Дверь закрылась, и Клэр пошла вниз по тропе в серой мерцающей темноте. Джейми заметил, что Клэр чуть пошатывается от изнеможения, но все же было в ней что-то такое… Возможно, чувство такого же радостного восторга, что переполняло его самого.

– Словно искры, что устремляются вверх, – тихонько пробормотал Джейми и вышел навстречу Клэр.

Она нисколько не удивилась, просто повернулась и пошла к нему. Казалось, что она плывет над снегом, не касаясь его ногами.

– Значит, все хорошо, – сказал Джейми.

Клэр, вздохнув, вошла в его объятия, такая крепкая и теплая внутри холодных складок плаща. Джейми залез под его полы обеими руками, притянул Клэр поближе к себе, под свой большой и теплый плащ.

– Пожалуйста, ты мне нужен, – прошептала она, прижавшись губами к его рту.

Джейми молча подхватил Клэр на руки – боже, она права, от ее плаща несет падалью, неужели тот тип, что его продал, таскал в нем из леса убитых оленей? – крепко поцеловал и вновь поставил на землю. Он повел ее вниз по склону, и, пока они шли, легкий снег таял под их ногами.

Казалось, путь до сарая занял считаные минуты. По дороге они говорили совсем мало, Джейми даже не мог бы сказать, о чем именно. Главное, они были вместе.

Нельзя сказать, что в сарае было тепло и уютно, но мороз там не чувствовался. Джейми уловил в темноте приятный теплый запах скотины, и на ум ему пришло слово «радушно». Внутрь просачивался странноватый серый свет небес, немного, но достаточно, чтобы разглядеть силуэты лошадей и мулов, дремлющих в стойлах. А еще там нашлась сухая солома, на которую можно было лечь, и не имело значения, что она старая и слегка отдает плесенью.

Было слишком холодно, чтобы раздеться, но Джейми застелил солому своим плащом, уложил на него Клэр, а сам лег на нее. Оба дрожали, и, когда начали целоваться, их зубы клацнули. Джейми и Клэр со смехом отодвинулись друг от друга.

– Дурацкая затея, – сказала Клэр. – Я вижу собственное дыхание, да и твое тоже. Так холодно, что можно пар выпускать кольцами. Мы замерзнем.

– Нет, не замерзнем. Знаешь, как индейцы добывают огонь?

– Ну, они трут сухую палочку о…

– Верно, трение. – Джейми задрал юбки Клэр, погладил гладкое и холодное бедро. – Хотя, как я понимаю, сухо не будет… Господи, саксоночка, чем это ты занималась?

Он просунул руку, крепко стиснул, чувствуя, какая Клэр теплая, мягкая и истекает соком, от холодного прикосновения она взвизгнула, напугав мула, который встревоженно захрапел. Она заерзала, чуть повернулась, Джейми убрал руку и быстро вставил между ног Клэр кое-что другое.

– Ты сейчас весь сарай перебудишь, – заметил он, задыхаясь.

От обволакивающего жара ее тела у него закружилась голова. Клэр запустила холодные руки под его рубашку, провела по телу и сильно ущипнула оба соска. Джейми вскрикнул, а потом рассмеялся.

– Сделай так еще раз, – сказал он, прильнул к жене и засунул язык в ее холодное ухо, исключительно ради удовольствия услышать, как она взвизгнет. Клэр извивалась и выгибала спину, но, как заметил Джейми, не пыталась отвернуться. Он прихватил мочку ее уха зубами и принялся нежно покусывать, медленно овладевая Клэр и радостно слушая звуки, которые она издавала.

Слишком долго они занимались любовью молча.

Руки Клэр ласкали его спину. Джейми только отстегнул клапан бриджей и раздвинул полы рубашки, чтобы не мешались, но теперь Клэр задрала его рубашку, обеими руками схватила его за ягодицы и, впившись ногтями в тело, прижала к себе. Джейми понял, чего она хочет. Он отпустил ухо Клэр, приподнялся на руках и начал двигаться с такой силой, что солома под ними затрещала, словно охваченная пламенем.

Джейми хотелось кончить, излиться и упасть на Клэр в теплой радостной истоме, прижимаясь к ее телу и вдыхая запах ее волос. Однако смутное чувство долга напомнило, что, если Клэр попросила, значит, ей это нужно. Он не мог кончить сам и оставить ее неудовлетворенной.

Он закрыл глаза и стал двигаться медленнее, опускаясь и входя в Клэр так, что она выгнулась, прижимаясь к нему всем телом. Одежда между ними скомкалась и шуршала. Джейми завел руку под Клэр, обхватил ее зад, проник пальцами в теплую складку между ягодиц и просунул один палец чуть глубже. Клэр ахнула, застонала и подняла бедра, пытаясь вырваться из его хватки, но Джейми держал крепко. Он гортанно рассмеялся и пошевелил пальцем.

– Давай еще разок, – прошептал он в ее ухо. – Повтори это для меня.

Клэр застонала еще громче – Джейми ни разу не слышал от нее таких звуков, – потом задергалась под ним, дрожа всем телом и поскуливая.

Он вытащил палец, быстро и легко провел рукой вдоль всех влажных и глубоких частей ее тела, чувствуя под пальцами собственный член, большой и скользкий, растягивающий ее…

Джейми и сам издал жуткий звук – словно издыхающая корова. Но ему было слишком хорошо, чтобы стыдиться.

– Не слишком-то ты тихая, саксоночка, – прошептал он чуть позже, вдыхая запах мускуса и новой жизни. – Что ж, мне нравится.

Глава 12
Достаточно

Я начала прощание с кладовой над ручьем. Постояла внутри, вслушиваясь в журчание воды в каменном русле, вдохнула холодный свежий запах с едва заметной примесью сладковатых ароматов молока и масла. Выйдя наружу, я повернула налево и пошла вдоль обшарпанного забора, на котором висели, шурша, высохшие остатки тыквенной лозы. Когда-то здесь был мой сад. Я в нерешительности остановилась: моя нога не ступала сюда с того дня, как в саду умерли Мальва и ее ребенок. Взявшись руками за деревянные колья, я наклонилась, чтобы посмотреть в щели.

Хорошо, что я не заглядывала сюда раньше, было бы невыносимо видеть сад в зимнем запустении: поломанные стебли высохли и почернели, земля покрыта ковром гниющих листьев. Сад до сих пор являл собой печальное зрелище для садовника, но, по крайней мере, не приводил в отчаяние. Повсюду пробивалась свежая зелень, украшенная маленькими цветочками, – добросердечная весна возлагала венки на кости зимы. Конечно, сад наполовину зарос травой и бурьяном, и я знала, что к лету лес предъявит права на этот участок и поглотит чахлые побеги капусты и лука. Эми разбила у старой хижины новый огород; она, как и остальные обитатели Риджа, обходила бывший сад стороной.

Трава зашевелилась, и небольшая сосновая змейка проползла мимо меня в поисках добычи. Я не очень люблю змей, но от вида живого существа на душе полегчало. Я подняла глаза и улыбнулась, когда увидела пчел, что с жужжанием сновали туда-сюда и кружили над старым ульем, который все еще стоял в нижнем конце сада.

Напоследок я взглянула на то место, где когда-то выращивала салат. Мальва умерла на этой грядке. Я навсегда запомнила растекающуюся лужу крови, казалось, она по-прежнему там, воображаемое темное пятно, пропитавшее землю среди разбросанных останков вырванного латука и увядших листьев. Но пятно исчезло, и ничто не отмечало то место, только ведьмино кольцо грибов, крошечные белые головки которых выглядывали из травы.

– «На остров Иннисфри хочу уйти, уйти скорей, – тихо произнесла я. – Там, над водою, хижину из прутьев я бы сплел, поставил улей, посадил бобы – и на своей поляне жил один, в гуденье пчел».

Я на миг замолчала, отвернулась и шепотом добавила:

– «Там мне спокойно будет: там с одежд рассвета тишина стекает каплями в траву»^[40].

Попрощавшись с садом, я быстро спустилась по тропе; не было ни желания, ни особой необходимости глядеть на развалины дома, а тем более на белую свинью, чтобы сохранить их в памяти. Их-то я точно никогда не забуду. А что до амбара для зерна и курятника – если видел один, то видел их все.

Перед хижиной царил неторопливый хаос: лошади, мулы и люди переходили с места на место, готовясь к отъезду. Вот только я еще не была готова попрощаться и потому зашла в лес, чтобы успокоиться и взять себя в руки.

По сторонам тропы росла высокая пушистая трава, которая мягко задевала потяжелевший подол моих юбок. Вдруг я почувствовала более ощутимое прикосновение, взглянула вниз и увидела Адсо. Что ж, показаться в самую последнюю минуту вполне в его духе.

– Вот ты где, – осуждающе сказала я.

Кот спокойно посмотрел на меня огромными серовато-зелеными глазами и принялся вылизывать лапу. Поддавшись чувству, я схватила его и прижала к себе, чувствуя под руками мягкий густой мех серебристого брюшка и рокочущее мурлыканье.

Я знала, что с котом все будет хорошо. Лес он считал своими личными охотничьими угодьями, Эми Хиггинс его любила и пообещала, что для Адсо всегда найдется молоко и теплый уголок у печки в плохую погоду. Я знала.

– Ладно, ступай, – сказала я, опуская кота на землю.

Он постоял, неторопливо подергивая хвостом и подняв голову, наверное, искал пищу или более интересные запахи, а потом нырнул в траву и исчез.

Заломив руки, я очень медленно согнулась и затряслась в беззвучном исступленном рыдании.

Я плакала, пока не заболело горло. Задыхаясь, я села на траву, сжалась в комок, как высохший лист. Слезы никак не прекращались, они все капали на мои колени, словно первые крупные капли надвигающейся грозы. О господи. И это еще только начало.

Я сильно потерла глаза, размазывая слезы, как будто пыталась соскрести печаль, и вдруг почувствовала, что к лицу прикоснулась мягкая ткань. Всхлипывая, я подняла взгляд и увидела Джейми, который с носовым платком в руке опустился рядом со мной на колени.

– Мне жаль, – тихо промолвил он.

– Это не… не волнуйся, я… Он же просто кот, – сказала я, и новый приступ маленького горя обручем сжал грудь.

– Да, я понимаю. – Джейми придвинулся ближе, обнял меня за плечи и прижал мою голову к груди, ласково промокая слезы своим платком. – Но ты не можешь плакать по детям. Или из-за дома и твоего маленького сада. Или из-за несчастной мертвой девушки и ее ребенка. А если ты плачешь по своему коту, то знаешь, что всегда можешь остановиться.

– Почему ты так думаешь?

Мой голос прозвучал глухо, но обруч уже не так туго сжимал грудь.

Джейми горестно вздохнул.

– Потому что я тоже не могу оплакивать все это, саксоночка. А кота у меня нет.

Всхлипнув, я в последний раз вытерла лицо, высморкалась и вернула ему платок, который Джейми, не моргнув глазом, тут же запихнул в спорран.

«Господи, – говорил он, – пусть меня будет достаточно». С тех пор как я услышала эту молитву, она застряла в моем сердце, словно стрела, но я думала, что Джейми просит помощи в предстоящем деле. Только он имел в виду совсем другое. И когда я поняла, о чем он просил, мое сердце раскололось на две части.

Я взяла его лицо в ладони и пожалела, что у меня нет его дара – способности высказать то, что лежит на сердце, да так, чтобы он понял. Но я не обладала этим даром.

– Джейми, – наконец сказала я. – Ох, Джейми. Ты… ты мое все. Навсегда.

Через час мы покинули Ридж.

Глава 13
Смятение

Йен улегся, подложив под голову мешок с рисом. Жестковато, но Йену нравилось шуршание маленьких зернышек, когда он поворачивал голову, и легкий запах крахмала. Ролло с головой забрался под плед, ворча, подлез поближе к хозяину и уютно уткнул нос тому под мышку. Йен ласково потрепал пса за ушами, снова лег на спину и уставился на звезды.

Светил месяц, тонкий, как срезанный ноготь, в фиолетово-черном небе ярко сияли крупные звезды. Йен выискивал над головой созвездия. Интересно, увидит ли он эти звезды в Шотландии? Дома, в горах, он нечасто обращал на них внимание, а в Эдинбурге звезд почти не видно из-за чада тлеющего в печах и каминах угля.

По другую сторону догорающего костра лежали дядя с тетей, которые, чтобы сберечь тепло, так тесно прижались друг к другу, что выглядели единым целым. Йен заметил, как одеяла пошевелились, потом замерли, снова задвигались и опять замерли, как будто выжидая. Послышался шепот, такой тихий, что Йен не разобрал слова, но их смысл был вполне понятен.

Йен размеренно задышал, хотя и чуть громче обычного. Миг – и осторожные движения возобновились. Дядю Джейми трудно провести, но иногда мужчина бывает рад обмануться.

Йен ласково положил руку на голову собаки, Ролло вздохнул, огромное теплое тело расслабилось и отяжелело под боком хозяина. Йен подумал, что, если бы не пес, он бы никогда не смог спать в лесу. Вообще-то, он всегда спал мало и чутко, но сейчас, по крайней мере, можно было время от времени поддаться слабости организма, зная, что Ролло услышит любой шорох гораздо раньше его самого.

– Пока ты в безопасности, – сказал дядя Джейми в первую же ночь на их пути.

Йен сильно тревожился и не мог заснуть, даже когда Ролло положил ему голову на грудь. Пришлось встать, и Йен сел у костра, подкидывая в тлеющие угли хворост до тех пор, пока чистые и яркие языки пламени не взвились в ночи.

Он прекрасно знал, что хорошо виден любому, кто решил бы за ним проследить, но тут уж ничего не поделаешь. Раз на груди у него нарисована мишень, не имеет значения, с подсветкой она или нет.

Бдительный Ролло, лежавший у разгорающегося костра, вдруг поднял голову, но лишь повернул ее на слабый звук, донесшийся из темноты. Значит, это кто-то свой, подумал Йен и нисколько не удивился, когда из-за деревьев вышел дядя, который ходил туда по нужде, и уселся рядом с ним.

– Ты же знаешь, ему не нужна твоя смерть, – без предисловий сказал дядя Джейми. – Пока ты в безопасности.

– Я не знаю, хочу ли я быть в безопасности, – выпалил Йен, а дядя лишь кивнул, глядя на него.

Йен понимал, что имеет в виду дядя: Арч Баг не хочет его смерти, потому что тогда будет покончено с чувством вины и, соответственно, с его муками. Йен тогда заглянул в стариковские глаза с пожелтевшими белками и красными прожилками, слезящиеся от стужи и горя, и увидел там то, от чего похолодел до глубины души. Нет, Арч Баг не убьет его, во всяком случае пока.

Дядя пристально смотрел в огонь, теплый отсвет которого играл на его широких скулах, и Йен вдруг почувствовал, что немного успокоился, но в то же время у него появился новый страх.

«И как это не пришло мне в голову раньше? – с тоской думал Йен, но вслух ничего говорил. – Арч Баг пообещал забрать то, что мне дорого. И вот ты сидишь рядом со мной, и только слепой тебя не увидит».

Когда эта мысль появилась впервые, он отогнал ее: старый Арч обязан дяде Джейми за все добро, что тот сделал Багу и его жене. А старина Баг из тех людей, что признают долги, хотя, похоже, он скорее готов взимать их с других. В любом случае Арч уважает дядю как мужчину. На какое-то время Йен успокоился.

Но потом у него возникли другие мысли, они стали приползать, как кошмарные многоножки, бессонными ночами с тех пор, как он убил Мурдину Баг.

Арч Баг – старик. Крепкий, как закаленное в огне копье, и вдвое опаснее копья, но все же старик. Он сражался еще при Шерифмуре, должно быть, ему лет восемьдесят. На какое-то время жажда мести поддержит в нем жизнь, но всякая плоть в конце концов умирает. Арч вполне может решить, что у него нет времени ждать, пока Йен обретет что-либо по-настоящему ценное. Если Баг намерен осуществить свою угрозу, ему придется действовать, и очень скоро.

С другой стороны костра до Йена донеслись едва различимые шорохи, приглушенный шепот и шевеление, и у парня пересохло в горле. Йен сглотнул. Старина Арч может попытаться забрать его тетю, потому что он, Йен, конечно, любит и ее. А убить Клэр гораздо легче, чем дядю Джейми. Но нет… Арч, может, и ополоумел от горя и гнева, но он не сумасшедший: обидеть тетушку Клэр, не прикончив до того дядю Джейми, сродни самоубийству.

А может, старику уже все равно? Йену показалось, что от этой мысли по телу пробежали холодные мурашки.

Йен понимал, что должен уйти, оставить дядю и тетю. Он и хотел… И все еще не передумал. Он решил, что подождет, пока они не уснут, а потом встанет и незаметно ускользнет. Тогда они будут в безопасности.

Но сердце подвело его той, первой ночью. Тогда у костра он пытался собраться с силами и уйти, но дядя догадался, он вышел из леса и молча сидел с Йеном, пока тот не почувствовал, что может снова заснуть.

Завтра, подумал Йен. В конце концов, со дня похорон Мурдины от Арча Бага не было ни слуху ни духу. Как ни крути, он стар и одинок, может, он уже умер.

А еще Йен подозревал, что, если уйдет, не сказав ни слова, дядя Джейми отправится за ним. Он ясно дал понять, что Йен вернется в Шотландию, даже если придется запихнуть его в мешок. Несмотря на мрачные мысли, Йен невольно усмехнулся, и Ролло заворчал, почувствовав, как грудь хозяина под его телом вздрогнула от беззвучного смеха.

Йен почти не думал о Шотландии и о том, что ждет его там.

С другой стороны костра внезапно донесся сдавленный стон, а за ним два одновременных выдоха, настолько знакомых, что Йен мгновенно и очень живо представил, что могло вызвать подобные звуки. «А может, в Шотландии я найду себе жену?» – подумал он.

Нет, нельзя. Или можно? Способен ли Арч Баг последовать за ним так далеко? Возможно, старик уже умер, снова подумал Йен и пошевелился. Ролло заворчал, но, поняв намерения хозяина, сполз с него и свернулся калачиком неподалеку.

Там, в Шотландии, рядом с Йеном будет его семья. В окружении Мюрреев он и его жена наверняка будут в безопасности. Это здесь, в густых горных лесах, легко затаиться или незаметно подкрасться к добыче, но в горах Шотландии все по-другому. Там глаза остры у всех, и никто не пройдет незамеченным.

Йен не знал, что скажет мать, когда его увидит, но, когда попривыкнет, возможно, найдет девушку, которая не слишком его испугается.

Он услышал звук всасываемого воздуха и почти всхлип, который издал дядя, – он всегда так стонал, когда Клэр приникала к его соску. В тусклом свете тлеющих в очаге углей Йен пару раз видел, как она это делает: глаза закрыты, мимолетный влажный блеск зубов, волосы скользят по обнаженным плечам облаком света и тени.

Юноша поддался соблазну и положил руку на свой член. У Йена имелась личная коллекция образов, которые он бережно хранил для этой цели, и немалое их число так или иначе имело отношение к его кузине, хотя ему и было немножко стыдно. Ведь Брианна замужем за Роджером Маком! Впрочем, Йен одно время думал, что ему самому придется жениться на ней, и, хотя подобная перспектива приводила его в ужас (ему было всего семнадцать, а она значительно старше), мысль о том, что Брианна окажется в его постели, придавала ему храбрости.

Несколько дней он пристально за ней наблюдал и, когда она пошла купаться, разглядел под тонким муслином ее сорочки крепкую круглую задницу, темную тень рыжих волос внизу живота и представил себе, с каким восторгом увидит это ночью, когда Брианна ляжет и раздвинет перед ним ноги.

Черт, что он творит! Нельзя думать о Брианне в таком духе, ведь ее отец лежит в дюжине футов от него, Йена!

Он поморщился, зажмурил глаза и замедлил движения руки, пока подбирал другой образ из своей коллекции. Не ведьму, только не сегодня! Воспоминание о ней сильно возбуждало Йена, порой до боли, но к желанию примешивалась толика беспомощности. Мальва… Нет. Йен побаивался вызывать ее образ, поскольку считал, что ее дух все еще где-то неподалеку.

Малютка Мэри. Точно, она. Рука Йена ритмично задвигалась, и он вздохнул, с облегчением вызывая в памяти маленькие розовые грудки и ободряющую улыбку первой девушки, с которой переспал.

Чуть позже, уже паря на краю сна, в котором маленькая светловолосая девушка была его женой, Йен сонно подумал: «Да, может, он уже умер».

Ролло утробно заворчал, словно не соглашаясь, и перевернулся лапами кверху.