Скажи пчелам, что меня больше нет

12
Былые товарищи

Плантация «Гора Джосайи»,

королевская колония Вирджиния

Уильям почувствовал запах дыма. Это не был запах очага или лесного костра; лишь принесенный порывом ветра шлейф пепла с нотками древесного угля, жира – и рыбы. Он доносился не со стороны разрушенного дома: дымоход обвалился, утянув за собой часть крыши; по обломкам камней и черепицы плелись красноватые побеги девичьего винограда.

Сквозь вспученные доски маленькой веранды пробивались ростки тополей: лес постепенно отвоевывал свои владения. Но лес не умел коптить пищу. Значит, там кто-то был.

Спешившись, Уилли привязал Барта к молодому деревцу, зарядил пистолет и направился к дому. Возможно, индейцы решили подкоптить добытую на охоте дичь, прежде чем вернуться к себе в деревню. Он ничего не имел против охотников, но если это сквоттеры, положившие глаз на пустое жилище, – им несдобровать. Здесь его территория.

К счастью, это были индейцы – по крайней мере, один из них. Полуобнаженный мужчина сидел на корточках в тени огромного бука, наблюдая за тлеющим в небольшой ямке костром, накрытым влажной мешковиной; до Уильяма доносился густой аромат свежего мяса, смешанный с запахом ореховых поленьев и крови, а также резкая вонь вялящейся рыбы. У огня стояли небольшие козлы с перекладиной, на которой висели тушки разрезанной надвое форели. В животе заурчало.

Индеец – с виду молодой, однако крупный и мускулистый – сидел спиной к Уильяму и ловко потрошил кабанчика, лежащего на пустом холщовом мешке рядом с костром.

– Эй! – громко окликнул Уильям.

Мужчина обернулся, моргая и отмахиваясь от едкого дыма. Затем медленно поднялся, не выпуская из рук ножа; в его позе не было ничего угрожающего – Уильям вел себя вполне дружелюбно. К тому же индеец оказался вовсе не незнакомым. Как только он вышел из тени дерева и солнце осветило его волосы, Уильям вздрогнул от изумления, увидев знакомые черты.

Очевидно, молодой человек тоже его узнал.

– Лейтенант? – недоверчиво сказал он. Затем быстро оглядел гостя с головы до ног, отметив отсутствие военной формы, и остановил взгляд больших карих глаз на лице. – Лейтенант… Лорд Элсмир?

– Был им когда-то. А вы – мистер Синнамон?

Произнося это имя, Уильям не сдержал улыбки. Волосы молодого индейца были не длиннее дюйма, однако их красновато-коричневый оттенок и буйная курчавость сразу притягивали взгляд. Такое не спрячешь – разве что если подстричься налысо. Благодаря приметной шевелюре выросший во французской миссии сирота и получил свое имя^[48].

– Джон Синнамон, сэр. Ваш покорный слуга… сэр.

Бывший лазутчик подобающим образом согнулся в поклоне, хотя «сэр» прозвучало с оттенком сомнения.

– Уильям Рэнсом. К вашим услугам, сэр. – Уильям улыбнулся и протянул руку.

За последние несколько лет Джон Синнамон заметно возмужал и обзавелся крепким рукопожатием. Теперь он был на пару дюймов ниже и шире Уильяма.

– Простите мое любопытство, мистер Синнамон, – но как, черт возьми, вас сюда занесло? – спросил Уилли, отпуская руку парня.

Они познакомились три года назад в Квебеке; тогда молодой лейтенант провел в компании индейца-полукровки (примерно одного с ним возраста) большую часть долгой холодной зимы – охотясь и ставя ловушки на зверя.

У него вдруг мелькнула абсурдная мысль, что Синнамона отправили на его поиски. Конечно, это полная ерунда: Уильям ни разу не упоминал «Гору Джосайи». А даже если упоминал бы – откуда индейцу было знать, что он появится именно здесь? В последний раз Уильям посещал плантацию лет в шестнадцать.

– Сюда? – К его удивлению, широкие скулы Синнамона залились краской. – Я… кхм… В общем, я направляюсь на юг. – Лицо парня стало пунцовым.

Уильям вскинул бровь. Вирджиния в самом деле находится к югу от Квебека – однако это далеко не самая южная часть Америки. К тому же «Гора Джосайи» расположена в стороне от дорог. Ему пришлось сплавляться с конем на барже до Оврагов, где горные обвалы неожиданно преграждают путь бурлящей от водопадов Джеймс-ривер. Дальше можно проехать только верхом. По дороге он встретил лишь трех человек – да и те направлялись в противоположную сторону.

Тут широкие плечи Синнамона расслабились и выражение беспокойства на лице сменилось облегчением.

– Вообще-то я приехал повидать друга, – сказал он, кивнув на дом.

Уильям резко обернулся и увидел другого индейца, который пробирался сквозь колючий малинник, заполонивший бывшую лужайку для крокета.

– Маноке! – окликнул Уильям. Затем крикнул громче: – Маноке!

Тот поднял голову. Лицо пожилого индейца осветилось радостью, и Уильям вдруг ощутил прилив безмятежного счастья, чистого, словно весенний дождик.

Индеец остался таким же ловким и поджарым – лишь морщин на лице прибавилось. Обнимая его, Уильям почувствовал исходящий от знакомых волос запах костра; сами волосы – по-прежнему густые и жесткие – тронула седина, и теперь в них появились дымчатые пряди. Маноке, который был на полголовы ниже, крепко прижался щекой к его плечу.

– Ты что-то сказал? – переспросил Уильям, разжимая объятия.

– Я сказал: «Господи, как же ты вырос, мой мальчик», – повторил Маноке, сияя улыбкой. – Есть будешь?

* * *

Маноке был старым другом отца. Он приходил и уходил, когда вздумается, обычно без предупреждения, хотя на «Гору Джосайи» наведывался чаще всего. Не являясь ни слугой, ни наемным работником, старый индеец во время своих визитов занимался готовкой, мыл посуду, а также разводил кур (из небольшой рощицы у развалин дома по-прежнему доносилось их квохтанье и возня) и помогал разделывать дичь.

– Борова подстрелил? – спросил Уильям у Синнамона, кивнув на прикрытый костер. Задав корм Барту, он присоединился к индейцам, собиравшимся поужинать на полуразрушенной веранде. Все трое наслаждались теплым вечером и стерегли рыбу, чтобы ее не утащили еноты, лисы или другие оголодавшие хищники.

– Oui^[49]. Там, – Синнамон махнул в направлении севера. – В двух часах отсюда. Хотя кабанов в лесу немного. Видел всего парочку.

– У тебя и лошадь есть? – спросил Уильям.

Боров весил не более шестидесяти фунтов, но нести такую тушу два часа, к тому же не зная дороги, мало кому под силу – а если верить Синнамону, он никогда прежде не бывал на «Горе Джосайи».

Парень кивнул с набитым ртом и дернул подбородком в сторону навесов и покосившегося табачного сарая. Интересно, давно ли Маноке обитает в этих краях? Плантация выглядела совершенно заброшенной, будто здесь годами никто не появлялся – только как тогда объяснить наличие цыплят?

Звуки птичьей возни и кудахтанья отчетливо вызвали в памяти образ Рэйчел Хантер, и в ту же секунду он будто вновь ощутил запах дождя, промокших куриц… и промокшей девушки.

«…мой брат прозвал ее Великой Вавилонской блудницей. Все курицы отличаются скудоумием, но эта еще и на редкость порочна.

– “Порочна”? – Его позабавил такой эпитет в отношении птицы.

– Эта дурында взлетела на сосну и сидит там – в двадцати футах от земли! – невзирая на ливень. Извращенка!

Она достала льняное полотенце и начала промокать волосы.

Неожиданно звук дождя изменился: по ставням замолотил град, словно на них обрушились мелкие камни.

– Хм… – Рэйчел мрачно глянула в окно. – Наверняка ее собьет градом, она свалится замертво и попадет в зубы первой попавшейся лисе. И поделом! – Она снова принялась сушить волосы. – Мне ее ничуточки не жаль. Глаза б мои не видели этих глупых куриц».

Он так явственно помнил запах мокрых волос девушки. Темные пряди струились по спине, прилипая к поношенной ночной сорочке: местами сквозь тонкую ткань просвечивала нежная бледная кожа.

– Что?.. Прости, ты что-то сказал?

Должно быть, Маноке задал какой-то вопрос; запах дождя сменился запахом дыма, жареной кукурузы и рыбы.

Удивленно покосившись на Уильяма, Маноке любезно повторил:

– Ты надолго? Если останешься, может, починишь дымоход?

Уильям глянул через плечо; увитые виноградом развалины едва виднелись из-за края веранды.

– Не знаю, – пожал он плечами.

Маноке кивнул и продолжил о чем-то беседовать с Синнамоном на французском. Уильям не стал вслушиваться – на него вдруг накатила страшная усталость, проникающая до мозга костей.

Останется ли он? Разве что позже, когда осуществит задуманное. И найдет либо самого кузена Бенджамина, либо неопровержимые доказательства его смерти. А потом, наверное, вернется. Уильям и сам не до конца понимал, зачем приехал; однако это было единственное место, где он мог спокойно поразмыслить и где не требуется никому ничего объяснять. Плантация досталась ему в наследство от приемной матери – хотя для него она всегда была «матушкой Изобель». Интересно, довелось ли ей побывать здесь хотя бы раз?

В Вирджинии Уильям повстречал еще нескольких ополченцев, которые находились в лагере Мидлбрук, когда Бена держали там в плену. Большинство из них никогда не слышали о капитане Бенджамине Грее, а те немногие, кто слышал, не сомневались в его гибели.

Только Бен не был мертв. Уильям упрямо продолжал в это верить. Но если он и умер, то явно не от оспы или болотной лихорадки, как утверждали американцы.

Уильям собирался выяснить, что случилось с кузеном. А затем… затем можно будет подумать и о других вещах. Только бы привести мысли в порядок. Разобраться во всем и решить, что делать. Однако прежде всего – Бен. Лишь потом придется взять себя в руки и начать действовать. Чтобы все исправить.

– Если бы, – горько усмехнулся он про себя. – Вот только нет у меня ключей ада и смерти…^[50]

Ничего уже исправить нельзя.

Рэйчел теперь замужем за чертовым Йеном Мюрреем – наполовину горцем, наполовину могавком, который вдобавок приходится Уильяму кузеном. Насмешка судьбы! Ничего не поделаешь.

Джейн… Он поспешил отогнать последнее воспоминание о девушке. С этим тоже ничего не поделать – как и стереть из памяти. Джейн навеки засела в сердце болезненной занозой.

А также нельзя исправить мучительную правду о настоящем отце. Встретившись лицом к лицу с Джейми Фрэзером и проведя с ним адскую ночь в призрачной надежде спасти Джейн, Уильям был вынужден признать очевидное. Он появился на свет от якобитского предателя, шотландского преступника… чертова, мать его, конюха. Но… Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, сказал ему горец.

Фрэзер действительно помог! Сразу и без вопросов. Не только ради Джейн, еще и ради ее сестренки Фрэнсис.

Когда они похоронили Джейн, Уильям не мог говорить от душивших слез. Горестные воспоминания сдавили грудь, и он еще ниже опустил голову к недоеденному куску рыбы.

Он просто передал Фрэнсис в руки Фрэзеру и ушел. И только сейчас вдруг задумался, почему поступил именно так. Ведь лорд Джон тоже присутствовал на печальной, скромной церемонии погребения. Уильям мог смело доверить Фанни собственному отцу. Только не сделал этого. Даже в голову не пришло.

Нет. Я ни о чем не жалею, эхом звучало в памяти. На мгновение он словно вновь ощутил прикосновение большой теплой ладони к своей щеке. Неожиданно кость от рыбы встала поперек горла, и Уильям закашлялся.

Маноке взглянул на него, но Уилли помахал рукой, и индеец вернулся к оживленной беседе с Джоном Синнамоном на одном из алгонквинских наречий.

Кашляя, Уильям встал и направился к колодцу за домом.

Вода была холодной и приятной на вкус. Кое-как вытащив кость, Уилли напился и смочил голову. Смывая с лица грязь, он вдруг ощутил странное чувство покоя. Не умиротворение и даже не покорность судьбе, а лишь осознание, что если не получится все уладить – оно и к лучшему. Ему исполнился двадцать один год, он уже совершеннолетний, однако владениями Элсмиров по-прежнему управляют юристы и поверенные; ответственность за фермерские угодья и арендаторов все еще лежит на чужих плечах. Он сможет принять дела и вступить в права наследования, только когда вернется в Англию. Если вернется. Иначе… иначе что?

Наступили глубокие сумерки – его любимое время дня в этих краях. Как только начало темнеть, лес затих и в воздухе повеяло долгожданной прохладой; легкий ветерок бестелесным духом проносился по шелестящим кронам и охлаждал разгоряченную кожу.

Вытерев ладонью мокрое лицо, Уильям подумал, что мог бы остаться. Ненадолго. Чтобы ни о чем не думать. Ни с кем не сражаться. Просто замереть на время. Глядишь, и проблемы начнут решаться сами собой.

Юный лорд Элсмир неторопливо вернулся на веранду. Маноке и Синнамон уставились на него с одинаковым загадочным выражением на лицах.

– Что-то не так? – Он обеспокоенно провел рукой по шевелюре. – У меня репей в волосах?

– Да, – ответил Маноке. – Но это неважно. А вот наш друг хочет тебе кое-что сказать.

Уильям удивленно глянул на Синнамона. Даже в наступившей темноте было заметно, что парень покраснел; опущенные плечи выдавали крайнюю степень смущения.

– Не робей, – Маноке мягко ткнул его локтем. – Рано или поздно тебе придется ему рассказать. Сейчас самое время.

– Рассказать о чем? – Уильям присел на корточки, оказавшись на одном уровне с Синнамоном, и заглянул ему в глаза. Губы индейца были плотно сжаты, однако он не стал отводить взгляд.

– О том, что ты спрашивал, – выпалил он наконец. – Раньше. Почему я оказался здесь… В общем, я пришел, потому что… не знал, откуда еще начать поиски.

– Поиски чего? – ошарашенно спросил Уильям.

– Лорда Джона Грея, – ответил Синнамон, нервно сглотнув. – Моего отца.

* * *

Маноке редко охотился, зато был превосходным рыбаком; он научил Уильяма ставить садки, забрасывать удочку и даже ловить сомов, смело засовывая руки в углубления в илистом дне реки и выдергивая оттуда рыбину, как только та вцепится в ладонь.

И теперь Уильям вдруг ощутил нечто подобное: мурашки по спине, холодные потоки воды над головой, дрожь в пальцах при мысли о внезапно впившихся в руку невидимых челюстях.

– Твоего отца? – медленно произнес он.

– Да. – Джон Синнамон понурился, вперив взгляд в недоеденную кукурузную оладью.

Уильям посмотрел на Маноке, чувствуя себя так, будто кто-то со всего маху ударил его по лицу фаршированным угрем. Пожилой индеец торжественно кивнул с сияющим лицом.

– Что ж, поздравляю! – вежливо пробормотал Уильям, хотя внутри у него все сжалось.

На несколько минут после объявления сногсшибательной новости воцарилась тишина. Синнамон выглядел не менее ошарашенным.

– Лорд Джон… хороший человек, – добавил Уилли, не зная, что еще сказать.

Кивнув, Синнамон буркнул что-то невнятное, торопливо потянулся за небольшой жареной форелью и от волнения сунул ее в рот целиком. Затем принялся молча жевать, периодически подкашливая.

Сохраняя привычную невозмутимость, Маноке спокойно доедал рыбу и кукурузные оладьи и совершенно не обращал внимания на ошарашенных парней.

Смотреть на Синнамона было невыносимо, однако Уильям, словно заколдованный, продолжал украдкой на него поглядывать.

Черты лица выдавали в юноше полукровку, хотя он был довольно красив. Такие волосы можно получить только от родителя-европейца. Однако эти плотные буйные кудри не имели ничего общего с густой светлой гривой лорда Джона.

Вдруг Синнамон вскочил на ноги и сошел с покрытой трещинами веранды, где они ужинали в сгущавшихся сумерках.

– Куда ты собрался, mon ami?^[51] – удивился Маноке.

– Послежу за костром. – Синнамон кивнул в сторону дымящейся ямы под большим дубом. Лежащий сверху холщовый мешок совсем высох и начал обугливаться и чадить; через секунду Уильям тоже уловил запах гари.

Мать Синнамона была наполовину француженкой. Он рассказывал об этом Уильяму во время зимней охоты в Квебеке. Интересно, часто ли у французов встречается курчавость?

Под деревом стояло ведро и большой глиняный кувшин – серый, с выщербленными краями и двумя нанесенными белой краской полосками. Лорд Джон купил его у речного торговца, когда они впервые приехали на «Гору Джосайи». Синнамон налил в ладонь воды и смочил мешок – дым тут же сменился мягким паром. Лишь по периметру натянутого на колышки холста просачивались дымящиеся струйки.

Присев на корточки, индеец сунул несколько небольших охапок хвороста в огонь, над которым сушилась рыба. Затем встал и оглянулся на веранду. В полумраке его лицо казалось почти бледным. Уильям опустил взгляд, кроша в пальцах кусочек оладьи, и почувствовал, что краснеет – будто его застали врасплох за чем-то предосудительным.

А вот глаза… возможно, формой они действительно напоминали папины. Он резко оборвал себя, не в силах даже мысленно произносить слово «папа» в одном контексте… с этим…

Стоило ему подумать о Синнамоне, он каждый раз словно ощущал удар под дых. Сын. Сын лорда Джона. Черт возьми, такое не могло случиться! Однако случилось.

Маноке никогда не лгал. И никому не позволял обвести себя вокруг пальца. Тем более ни за что не причинил бы вреда лорду Джону; Уильям в этом не сомневался. Если Маноке посчитал историю Синнамона правдивой – так оно и было. Вот только здесь точно какая-то ошибка.

* * *

Из-за Маноке – хотя Уильям был рад его присутствию – от романтичной идеи одинокого блуждания по плантации наедине с собственными мыслями пришлось отказаться. Ну а Джон Синнамон своим откровением и вовсе поставил крест на возможности обрести здесь душевный покой. Куда бы он ни пошел, ему не скрыться от реальности в лице огромного мускулистого индейца. И от неотвязной мысли: Вот настоящий сын папы. А не я.

Отсутствие кровной связи никогда не волновало ни Джона Грея, ни самого Уильяма. До сей поры.

Тем не менее даже если лорд Джон однажды вступил в связь с индейской женщиной – или, не приведи Господь, завел в Квебеке индейскую любовницу, – это его личное дело. Синнамон говорил, что его мать умерла, когда он был еще младенцем; лорд Джон посчитал бы делом чести взять на себя заботу о мальчике.

Как отреагирует папа, увидев… плод своих греховных похождений?

Нет, это уже слишком. Уильям встал и отошел прочь.

Сначала он хотел лишь справить нужду и немного побыть в одиночестве, чтобы привести мысли в порядок. Но те никак не хотели упорядочиваться, и Уилли продолжал шагать дальше, невзирая на приближение ночи.

Ему было плевать, куда идти. Повернувшись спиной к костру, он направился к полям за домом. В прежние времена на «Горе Джосайи» выращивали табак, засеяв им несколько акров земли.

К его удивлению, поля отнюдь не выглядели заброшенными. До сбора урожая было еще далеко, однако в воздухе уже стоял густой аромат свежих табачных листьев. Запах действовал успокаивающе, и Уильям медленно побрел по полю к чернеющему вдалеке силуэту сушильного амбара. Интересно, используется ли он сейчас?

Амбар использовался. Собственно говоря, это был не совсем амбар – скорее огромный сарай. В дальнем углу, на большом, хорошо проветриваемом пространстве развешивали побеги табака, чтобы оборвать с них листья. Сейчас через широкие промежутки в досках виднелись лишь несколько подвешенных к стропилам пучков, едва различимых в тусклом свете звезд. На краю полки лежала стопка сухих листочков: встревоженные его приходом, они шевельнулись и зашуршали, словно приветствуя гостя. Это показалось ему забавным, и он почтительно кивнул в темноту помещения.

Уилли наткнулся на что-то, и оно с гулким стуком отскочило в сторону. Пустая бочка! Продолжая двигаться на ощупь, он насчитал еще несколько, ожидающих своего часа. Большинство были старыми, парочка – новехонькими; они пахли свежей древесиной, добавляя дополнительный оттенок к запахам сарая.

Плантацию явно возделывали – причем не Маноке. Индеец любил иногда выкурить трубку-другую, но Уильям ни разу не видел, чтобы он принимал участие в выращивании табака или сборе урожая. От него даже не пахло! Хотя стоит лишь притронуться к зеленым табачным листьям, как руки покрываются черной липкой смолой, а от поля с созревшими растениями исходит такая вонь, что даже у взрослых мужчин начинает кружиться голова.

Когда он жил здесь с лордом Джоном – сердце снова резануло острой болью, однако Уильям старался ее не замечать, – отец нанимал работников на большой соседней плантации под названием «Куропатка», располагавшейся выше по реке. Им ничего не стоило взять на себя скромные посадки «Горы Джосайи» вдобавок к огромному урожаю «Куропатки». Возможно, прежние договоренности еще в силе?

От мысли, что плантация до сих пор работает, пусть и не в полную силу, на душе потеплело; увидев полуразрушенный дом, он решил было, что это место совсем заброшено.

Подумав о доме, он обернулся. Огонек костра отражался в пустых окнах: казалось, там кто-то живет. Уильям вздохнул и медленно побрел назад.

Ему стоило невероятных усилий избегать мыслей о своем происхождении, титуле, обязанностях, о сомнительных жизненных перспективах, а теперь еще и о чертовом сыне чертова лорда, мать его, Джона. Правда, усилия эти не прошли даром, и хотя душевный покой он так и не обрел, зато сумел сосредоточиться на другой проблеме: поисках Бена.

Кто-то положил незнакомца с отрезанными ушами в могилу, помеченную именем Бенджамин Грей. Кто бы это ни был, он почти наверняка знал, что случилось с кузеном. Уильям опросил уже двадцать три ополченца, которые находились с Вашингтоном в горах Уочунг во время предполагаемой гибели Бена. Четверо из них действительно слышали о нем и считали умершим. Однако никто не видел ни тела, ни могилы, – и Уильям мог поклясться, что его собеседники не лгали.

Но… Дяде Хэлу вручили письмо с известием о смерти сына, доставленное адъютантом генерала Клинтона. Тот, в свою очередь, получил его от какого-то американского офицера. Кто же был отправителем?

«Какого дьявола ты не попросил дядю показать бумагу?» – с досадой пробормотал Уильям. Потому что думал только о себе и своей уязвленной гордости.

Хотя было бы логично начать именно с письма. Посмотреть на имя в подписи, а затем… найти американского офицера, если тот не успел схлопотать пулю, попасть в плен или умереть от сифилиса.

Что еще было бы логично? Дядя Хэл наверняка сохранил послание – а поскольку у него (как и у папы) имелись связи в военных кругах, он мог бы навести справки о местонахождении конкретного офицера американской армии.

А значит, надо ехать в Саванну и надеяться, что город по-прежнему под контролем британских войск. И что отец с дядей Хэлом по-прежнему в них числятся.

* * *

Когда он вернулся, Маноке и Синнамон курили на веранде. Табачный дым смешивался с поднимающимся от земли туманом – сладковатым, прохладным паром, напоенным ароматами трав.

Очевидно, они многое успели обсудить в его отсутствие; как только Уильям сел, Маноке вынул трубку изо рта.

– Знаешь, где он сейчас? – без обиняков спросил индеец. – Наш англичанин?

Поистине наш, – подумал Уильям, взглянув на Синнамона. Парень опустил голову, набивая трубку, но его широкие плечи заметно напряглись в ожидании ответа.

– Нет, – сказал Уильям, однако тут же посчитал своим долгом прибавить: – В последний раз я его видел в Саванне, где был расквартирован полк. Это в Джорджии.

Маноке кивнул; судя по выражению лица, он понятия не имел, что такое Джорджия и где она находится. По-видимому, судьба еще не забрасывала его так глубоко на юг.

– Далеко отсюда? – небрежно спросил Синнамон.

– Миль четыреста, – предположил Уильям.

У него ушло почти два месяца, чтобы добраться до Вирджинии. Правда, он особо не спешил; и хотя то и дело наводил справки о Бене, на самом деле лишь безотчетно стремился попасть в единственное место, где был счастлив и где чувствовал себя как дома после того, как покинул Хелуотер – родовое гнездо в Озерном крае Англии.

Он мог бы промолчать: тогда Синнамон наверняка отправился бы в Джорджию, оставив его наслаждаться одиночеством и покоем. Уильям вытер лицо рукавом; вся одежда насквозь пропиталась запахами копченого мяса, рыбы и табака – «Гора Джосайи» будет еще долго сопровождать его в пути.

Он мог бы передать с Синнамоном письмо дяде Хэлу, чтобы попросить навести справки об американском офицере, приславшем извещение о смерти Бена. А потом наконец заняться тем, ради чего сюда приехал: сидеть и думать.

И позволить этому типу свалиться папе как снег на голову? В глубине души Уильям понимал, что за желанием не допустить подобного развития событий скрывается банальное любопытство… и ревность. Забота о чувствах отца или Синнамона тут ни при чем. Но если уж лорду Джону предстоит знакомство с новообретенным взрослым сыном, то он, Уильям, хочет при этом присутствовать.

– Правда, армия часто перемещается с места на место, – сказал он наконец. Маноке улыбнулся.

Синнамон что-то пробормотал и понимающе кивнул, не поднимая глаз от вышитого бисером кисета с табаком, который лежал у него на коленях.

– Хочешь, я поеду с тобой и помогу найти лорда Джона? – Голос Уильяма прозвучал чуть громче, чем следовало.

Молодой индеец поднял на него удивленный взгляд.

– Да, – тихо ответил он. Затем вновь понурил голову и еле слышно пролепетал: – Спасибо.

Ну и черт с ним, – решил Уильям, принимая из рук Маноке трубку. – Подумаю в дороге.