Loe raamatut: «Лишняя невеста»
Глава 1
Небо пылало, переливалось всеми оттенками пурпурного и оранжевого. Розовый диск солнца уверенно скользил к скрытому за чудны̀ми макушками деревьев горизонту. Чудны̀ми, потому что не бывает таких деревьев – эдакие зонтики, только гигантские – с необъятными стволами и курчавыми кронами-куполами. В нашем штате так точно не встречаются. Об абсолютно белом цвете коры и нежно-розовой, в свете закатного солнца, листве вообще молчу.
Я сидела, привалившись спиной к нагретому за день дереву и тяжело дышала.
Передо мной клубилась тьма. В буквальном смысле.
Чёрная, в форме небольшого облака и подозрительно любопытная. То и дело она вытягивалась вперёд, заглядывая мне в лицо. Из тьмы на меня смотрели два красных немигающих глаза. Тьма с глазами, в буквальном смысле!
С ума сойти!
Это ж сколько мы вчера выпили, пока развод Беверли праздновали?!
Точнее – чего там такого было в этих коктейлях, что эдакий сюр теперь во сне является?
Из чёрного облака передо мной раздался голос. Жуткий и противный, что, в принципе, логично, учитывая, то принадлежал голос тьме.
– Очнулас-с-сь, значит. В с-следующий раз может и не повезти, Анка…
Поморщившись, я отмахнулась.
– Помолчи, пожалуйста!
Мало того, что звуки, исторгаемые тьмой, что есть дури по барабанным перепонкам лупят, до костей пробирают, так глазастая тьма ещё и имя моё изуродовала! Да меня Анкой сто лет никто не звал, с того самого переезда, что разделил мою жизнь на до и после. Впрочем, и раньше, дома, тоже не звали. Ну, может, когда-то в школе «пулемётчицей» дразнили…
Так что пусть это всего лишь сон, но фамильярность, как известно, она и в Африке фамильярность.
– Не дойдёш-шь, Анка! – не унималась тьма. – Надо срочно тебе от невинности избавляться. Не дотянешь с полным резервом до Орен-гоя.
– Уренгоя? – вытаращила я глаза. – Это ж где-то в заполярье, нет? К тому же в России.
Не настолько я вчера на вечеринке у Беверли затосковала, чтобы домой вдруг потянуло со страшной силой. И не настолько наши отношения с Майклом себя изжили, чтобы в заполярье от них бежать.
– Какого ещё Уренгоя? – вытаращила тьма глазищи. – Анка, ты, когда последний раз падала, голову, что ли, ушибла?
– Сделай милость, прекрати меня Анкой звать, ладно? Ненавижу, когда имя коверкают.
– Вот, значит, как ты заговорила… – растерянно протянула тьма и вдруг вся как-то подобралась. Туманные клубы, из которых она состояла, превратились чуть не в вихри. – Вспомнила, что ли?!
– Что – вспомнила? – я приложила пальцы к вискам и поморщилась. Вроде ж во сне голова не должна так трещать. Неправильно это… – Количество шоколадных коктейлей?
– Ты не Анка! – сообщила вдруг тьма уверенно и отпрянула, бледнея на глазах.
– Ну слава богу, разобрались, – пожала я плечами. – Значит, спутал… спутала… спутало меня с кем-то. Обычно, кстати, мне такие не снятся.
– Ох, Анка-Анка, – не слушала меня тьма. – Говорил я ей… предупреждал (ага, всё-таки предупреждал!), что не дойдёт! Надо было сперва девственность терять, а потом уже бежать, давно б в Орен-гое были! Нет, решила, видите ли, по всем правилам! За что и поплатилась. Дура. Какая же всё-таки дура!
Должно быть, (в виде исключения) на этот раз я кое-что даже поняла из горестного монолога тьмы.
Но, скорее всего, это случилось благодаря тому обстоятельству, что головная боль улетучилась, словно её и не было, и я начала относиться ко сну… как ко сну, в общем. То есть как к чему-то в крайней степени нелогичному и сумбурному.
Так что удивляться чему бы то ни было, требовать смысла и логики – просто глупо.
Приняв мужественное и гениальное решение ничему не удивляться, я даже посочувствовала незнакомой Анке, с которой, оказывается, меня просто спутали. Видимо, решение не расставаться с девственностью перед каким-то побегом было ошибочным. А судя по воплям тьмы, и вовсе обернулось для этой загадочной Анки прямо-таки настоящей драмой.
– А что с ней случилось? – осторожно уточнила я.
– С кем? – прервав завывания, вытаращила красные глаза тьма.
– Так с Анкой.
– Ты издеваешься?!
– Ещё даже не начинала.
– Так померла она! – внезапно рявкнула тьма. Я даже отшатнулась, приложившись затылком о шершавый ствол. – Если ты теперь на её месте!
– На чьём месте? – уточнила я осторожно. Известно же, с буйными только так и можно разговаривать. А тьма мне попалась психованная какая-то!
– На Анкином, – раздражённо, как будто разговаривает с непроходимой тупицей, буркнула тьма. – Ты в её теле!
Я даже присвистнула. Вот это у меня, точнее, у моего подсознания фантазия! Гилберт обзавидуется! Нет, серьёзно, приснится же такое! Просыпаться разом расхотелось, тем более, что головная боль о себе больше не напоминала. И голос у тьмы оказался не такой и противный.
Когда ещё выдастся такая уникальная возможность на другой мир посмотреть? Пусть и вымышленный. Хотя каким ещё он может быть…
Я снова огляделась. На этот раз медленнее.
Первое, что бросалось в глаза – яркие, сочные краски. Глубокие, дышащие, чуть ли не живые. За такую шикарную палитру душу не жалко отдать! Воздух свежий и даже как будто чуть сладкий, ну, это не удивительно: поле, разделяющее меня с лесом, утопает пышном покрывале синих и лиловых цветов. Крупные, с кулак, бутоны на длинных стеблях смотрятся разноцветными шариками на ножках. Не наша природа, точно, ну, это я сразу заметила.
Моим вниманием вдруг завладел крылатый силуэт в небе. Он кружил над тем самым белым лесом, снижаясь. Вроде и птица, а профиль какой-то не птичий. Мерно вздымающиеся крылья, озарённые отблесками заката, мешают рассмотреть летуна, как следует. Но даже отсюда видно, что это что-то, точнее кто-то огромный.
Я провела ладонью по шелковистой, изумрудно-зелёной траве, затем с интересом оглядела себя. Или, правильнее сказать, ту самую Анку? Ну уж нет. Раз я сейчас в этот самый момент, снюсь себе в этом теле, значит, оно моё, и точка. А то начнёшь сомневаться и загоняться – и так и до шизофрении недалеко.
Из одежды на мне – неприметное серое платье из льна, кожаные башмаки со стоптанными задниками, на плечах плащ без рукавов, зато с капюшоном и завязками под горлом. М-да. Небогато и по-средневековому убого как-то, что ли.
Но всё равно прикольно!
Губы сами собой растянулись в улыбке.
– Радуйся, пока можешь, – злорадно процедила тьма, от которой не укрылась перемена в моём настроении. И вот тон этот мне совсем не понравился.
– Порадуюсь, не сомневайся, – заверила я хамоватую тьму, поднимаясь и отряхивая травинки с плаща.
***
Судя по смуглому цвету кожи, тот, что называют кофе с молоком, нет, пожалуй, всё же со сливками, слишком уж холёный цвет этот получился, такой бывает, когда в кофе щедро добавили карамель, по изящным кистям с длинными пальцами и тонкой кости, внешность мне досталась довольно-таки экзотичная. А тело неведомой Инки – совсем юным. Это я поняла не столько даже по нежной, как у ребёнка, коже, но и по внутренним ощущениям. Только в юности переполняет изнутри такая необъяснимая, пузырящаяся лёгкость, желание и, главное, готовность свернуть горы! Забытое ощущение, чего уж там…
Интересно, кстати, на своё отражение посмотреть! Какой бы ни оказалась моя внешность, я себе уже нравлюсь, решено!
– Ещё бы! Какая удача для презренной человечки: оказаться в теле сильнейшей й’эвили! – не унималась тьма.
Не удостоив её (или его) ответом, я решительно направилась вслед за скрывшимся за белым лесом солнцем. Таких деревьев я точно больше нигде не увижу, так что нельзя терять времени. Проснусь – засяду за мольберт на тридцать лет и три года и гори она синем пламенем ненавистная адвокатская контора!
Но стоило сделать буквально пару шагов, как лафа моя закончилась.
Вспышка боли была такой внезапной и острой, что я даже не сразу поняла, что произошло.
А пришла в себя уже на земле, хватая ртом воздух.
Я держалась за низ живота, в который словно нож всадили и содрогалась от мучительных судорог, когда этот самый воображаемый нож поворачивали у меня внутри.
– Ага! – с тоном из серии «а что я говорила!» догнала тьма и зависла прямо надо мной раздражающим облачком. – Далеко собралась, дорогуша?
– Что за на хрен, – пробормотала я хрипло и тьма как будто поморщилась. Надо же, какие мы нежные! – Что… происходит?!
– Сила й’эвили убивает тебя! – злорадно доложила тьма.
– Ну, здравствуйте, приехали, – пользуясь тем, что приступ боли прекратился, причём также внезапно, как и начался, я села и помотала головой. – Я так скоро не хочу. Я здесь ещё ничего не видела.
– А мне-то что? – под красными глазами вдруг образовалась дыра. Сбоку из облака высунулась такая же чёрная и клубящаяся рука и похлопала себя по этой самой дыре. Должно быть, так тьма изображала зевоту. – Таково проклятье сильнейших чародеек.
– Я ещё и чародейка! – вырвалось у меня обиженное. – Нет, ну тогда со смертью, то есть я хотела сказать, с пробуждением точно пока погодим. И почему это моя сила меня же и убивает?
– Не убивает, а поглощает, – нехотя пояснила тьма. – Тебя ж копить заставили, расплескать ни капли не дали. Ты вон, даром что й’эвили, даже исцелить себя не можешь! То есть можешь, конечно, но не знаешь, как!
Я нахмурилась.
– Ну, если судить по твоей болтливости – зато ты это прекрасно знаешь!
– Знаю, – скривилась тьма, которая с тех пор, как обнаружила, что я не бывшая владелица тела, как будто даже ещё больше почернела. С досады. – Но тебе не скажу.
– Вот ты вредина. Это потому, что я Анкино тело заняла? Так ведь я не специально. Сама не поняла, как здесь оказалась.
– А это твои проблемы, – от меня демонстративно отвернулись.
Но уходить, то есть улетать при этом тьма не спешила. Поэтому возникало чувство, что рассказать ей самой хочется. Должно быть, любит, чтоб её упрашивали. Так что я решила подыграть.
– А может всё-таки скажешь? В виде исключения.
Тьма прищурилась.
– А мне что с этого? У меня с Анкой договор был – я её вывожу, она меня с собой берёт, в нагвали производит… А так мне какой резон?
– Нагвали, – пробормотала я. – Это что-то типа духов-хранителей? Типа фамильяров? Эх, была не была, будет тебе нагвальство высшей степени, только скажи, что делать дальше. Ощущения от этой силы не самые приятные.
– Не обманешь? – прищурилась тьма.
– Вот те крест! – заверила я. – Или как тут у вас клянутся?
Что мне, жалко, что ли? Если, конечно, не проснусь к тому моменту, произведу тьму в нагвали эти.
– Тебе нужно как можно быстрее лишиться невинности, – огорошила меня тьма. – Анку готовили для прямой передачи. Потому и сбежала, дурёха.
Глава 2
– Ух ты, – довольно потёрла я руки. Про некую прямую передачу, конечно, немного не догнала, но вот остальное… – Даже интим будет? Такие сны я люблю!
– Да не во сне! – поняли меня превратно. – Срочно нужно искать мужчину!
– Издеваешься? – я снова поднялась и потопала вперёд. Потому что лежать и ждать, когда в очередной раз скрутит, это точно не по мне. Тьма чёрным облачком летела рядом. Первое очарование яркой картинкой благополучно схлынуло: слишком уж реалистичным оказался сон. И боль была слишком… Да просто слишком! – Где я тебе здесь мужчину найду?
Тьма крутанулась на месте, вращая глазами.
– Где-где, – передразнили меня. – Направление-то выбрала правильное! У Древа душ кто-то… Причём, похоже, не просто чародей, а йерхв.
– Это что значит? – спросила я с опаской.
– Темнота! Откуда только взялась только на мою голову!
– Голову? – возмутилась я. – Ты в зеркало давно смотрелась? И по поводу темноты, на минуточку… Кто ещё из нас тёмный!
Какое-то время тьма молчала. Должно быть, решала, обижаться или нет. Затем, видимо посчитав мои замечания правомочными, всё же буркнула:
– Йерхв – значит, служитель культа Ийериви. То есть тот, кто тебе нужен. Маг.
– Ох, может, найдём кого попроще? – усомнилась я. – Слишком уж важно звучит.
– Ты обалдела? – опешила тьма. – Может, тебе ещё отбор женихов здесь устроить?
Внутри что-то кольнуло. Неприятно довольно-таки. И дело было не в ехидстве глазастой тьмы: слова про отбор мне не понравились. Совершенно.
Ах да! Мы же поспорили вчера с тёткой Беверли, Алишей! Чуть не с пеной у рта причём. Она доказывала, что её обожаемое шоу «Холостяк» – это про романтику, чувства и отношения. И любовь, что правит миром, да. Я же заявила, что всё это чушь коровья, и чувства с романтикой тут ни причём. Поелику сие шоу – фальшивка и постановка от начала и до конца. Убивание времени. А миром, если на то пошло, правит здоровый прагматизм, умение вести переговоры и договариваться. Ну и гормоны ещё, пожалуй…
Как тётка Беверли принялась меня жалеть!
При Майкле, что было совсем уж оскорбительным.
И на этом она не остановилась! Сказала, что даже не сомневается в том, что я ещё встречу свою любовь! И это при живом-то муже! Накануне хрустальной свадьбы!
Понятно, что я оскорбилась. Правда, виду не подала.
Вместо этого обратила внимание, что любовь в её обожаемом шоу выступает, вообще-то, в качестве приза. Что её же саму и обесценивает. Что и требовалось доказать.
Беверли тогда быстро перевела тему, и вскоре все забыли о нашем с Алишей споре. Но вот осадочек неприятный остался. Подозреваю, не только у меня. Алиша буравила меня взглядом весь оставшийся вечер. Неприятное ощущение. Словно по лицу букашки ползают.
Мэриан ещё вытянула меня на веранду жарко зашептала на ухо, чтоб не злила тётку Беверли. Мол, Алиша – самая настоящая колдунья-вуду. Вот отольёт мою фигурку из воска и утыкает иголками, как дикобраза, буду знать. Я, разозлившись окончательно, посоветовала Мэриан завязывать с травкой…
…– Так что бери, кого дают! – возопила над ухом тьма и я поняла, что она уже давно разоряется. Собственно, и не замолкала всё это время.
– Если, конечно, дойдёшь до Древа душ! – съехидничала тьма.
«Не волнуйся, ещё как дойду», – собиралась я её заверить, но ещё один невидимый нож в животе скрутил меня пополам.
К тому времени, как удалось добраться до леса, я уже с тьмой не спорила. И вообще, слов понапрасну не тратила. Берегла силы. Вспышки боли участились, и, что хуже, усилились. Каждый раз я только чудом не отключалась. Подозреваю, в сознании меня удерживало чистой воды упрямство. Ну и злость на безвременно ушедшую Анку – вот чего, спрашивается, было столько тянуть?!
Если невинность причиняет столько страданий, так может, ну её к чёрту, эту невинность?
А мне теперь, вместо того, чтобы цветочками-бабочками любоваться, и запоминать цветовые сочетания для будущих шедевров, только время тратить… Хотя это я брюзжу. Мне тут вроде как предлагают приключение поинтереснее, чем любование пейзажем. Просто «манера этого предложения», а именно, её настойчивость укатала, честно!
Стоило шагнуть под свод белоснежных крон, как к тревоге – а не будешь тут тревожиться, когда тебя вот-вот снова скрутит! – добавилось ещё одно ощущение. Очень, хм, интересного свойства. Я даже сперва не поверила, пока не удостоверилась, что… оно. Как бы это сказать, предвкушение. Того самого, ага. Интима. Причём – интима качественного. Желанного.
Да если тьма с глазами права и этот самый интим избавит меня от этих мучений – он уже будет лучшим в моей жизни!
– Вперёд, шире шаг, пехота! – тьма, летевшая впереди, время от времени оборачивалась на меня и принималась подбадривать.
– Да иди ты, – прохрипела я, в очередной раз сползая по стволу на землю и сжимая зубы, чтобы не орать. Эдак мы всю добычу испугаем. То бишь потенциального растлителя. Ещё сбежит этот хрен, или как там его, волхв, йерхв… и, поминай, как звали. Только зря терпела этот ад, получается.
– Совсем немного осталось!
– Нет, – покачала я головой. – Не дойду. Ну его нафиг, этот сон. Просыпаться буду.
– Это каким, интересно, образом? – с ощутимой долей ехидства поинтересовался мой собеседник.
Я сжала зубы, пережидая очередную вспышку раздирающей все внутренности боли и процедила, не желая демонстрировать снящейся тьме свою слабость:
– А чего сложного… Как ты говоришь, умру. А сама проснусь у себя дома. Дурацкий, боже, какой же дурацкий сон!
Тьма мелко затряслась от хохота.
– Ты, если кони двинешь, – нет, дипломатия точно не её конёк, – как миленькая, на Звезду отправишься.
– На какую ещё, блин, Звезду…
– Ты сюда с помощью магии перенеслась, если до сих пор не дошло. И обратно тоже только магией можно.
– Ты же говоришь я й’эвили, – фыркнула я.
– А ещё я говорю, что как маг ты сейчас – слабее младенца. Так что, если обратно мылишься, без магии тебе никак нельзя. Сюда-то сильная колдунья закинула, я же вижу! А чтоб магию пробудить, сколько раз повторять, с девственностью надо расстаться. Ты вроде умнее Анки, так какого хека разлеглась, как на морском берегу?!
Пока тьма распиналась, приступ боли успел сойти на нет, а вместе с ним ощущение реальности снова притупилось, уступая место туманной дымке в сознании и лёгкому чувству прострации, которые присуще снам. Неужели на какой-то миг я поверила снящемуся мне облаку с глазами?! Булшит. Чушь коровья.
***
– Не тормози! – прикрикнула на меня тьма. – Чем ближе Древо душ, тем меньше боли, я же вижу. Так что хватит валяться, руки в ноги и вперёд! Не смей помирать, слышишь?! Тебе ещё в нагвали меня посвящать!
Огрызаясь, но больше для проформы, я поднялась и устремилась вперёд.
Упрямство наше всё.
А тьме, конечно, хорошо рассуждать – не так мне больно, видите ли, видит она! Её б на моё место!
Дождавшись, когда очередной приступ утихнет, я понеслась вперёд, и вовсе не разбирая дороги. Вот уж точно не до пейзажа. Головой бы не приложиться об один из этих фарфоровых стволов – а то ведь если отключусь, уже не встану. И тогда, спрашивается, на хрена было всё это терпеть?!
Но всё же тьма оказалась права: чем дальше я шла, тем больше тягостное воздействие треклятой девственности сходило на нет. Зато усиливался жар в теле, в животе сладко ёкало, а сердце сжималось.
И такой сладкий, едва уловимый звон в ушах, чуть туманная лёгкость в голове – ну точно студентка, что бежит на свидание…
И пусть мне давно не восемнадцать, а беззаботная студенческая жизнь осталась далеко позади, но всё же это мой сон и свидание у меня будет! Опять же, тьма с глазами сказала, что чувствует ну очень сильного хрена… то есть, я хотела сказать, йерхва. Что, опять же, мне на руку.
– Дальше – сама! – скомандовала тьма. – Тебе вон к тому дереву. Это и есть Древо душ.
Лес закончился, и мы оказались на краю обрыва. Я взглянула вниз и отпрянула, от высоты закружилась голова. Но и мгновения хватило, чтобы разглядеть клочкастые обрывки чёрного тумана, стелющиеся по каменному дну ущелья. Впереди, прямо в воздухе, висел остров. Ну как остров, островок. На нём – непонятно как – росло ещё одно дерево. Тоже белое, но с макушки-зонтика свисали до земли не то ивовые ветви, не то лианы.
За ветвями угадывался силуэт.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – это и есть тот самый хрен, тьфу, йерхв, который мне нужен. Но… как до него добраться?! По воздуху я не умею. Но проверить не помешает – во сне, как известно, и не такое бывает. Чуда не произошло. В воздухе я не зависла. А потому решила, что самое время возмутиться.
– Что значит, сама? – воскликнула я, потому что это напутствие глазастой тьмы уже какой-то подставой пахло. – Или ты того, перехотел в нагвали?
– Да пойми ты! – тьма от возмущения подскочила на месте. – Нельзя мне туда! Он же йерхв! Он меня увидит!
– И что? Думаешь, застесняется?
– Он охотится здесь на таких, как я, – мрачно сказала тьма. – А к Древу душ пришёл за силой. Иди! Как только магия пробудится, сразу обратно! Будем выбираться отсюда, – и тьма крутанулась вокруг своей оси, тревожно оглядываясь.
Я не успела ехидно поинтересоваться, каким образом мне «идти», как тьма затряслась, завибрировала, заплясала на месте. С самого дна стал подыматься туман. Чёрные клубы выстраивались в узкую тропинку над пропастью.
– Быстрее же! – рявкнула тьма. – Долго мне их не удержать! Я буду ждать здесь!
Плюнув, и решив, что стоит, пожалуй, послушаться, всё лучше, чем стоять и ждать, когда невинность-таки доконает меня, я шагнула на туманную тропинку. Туман спружинил под моим шагом, тропинка прогнулась, но удержалась в воздухе. С замирающим сердцем я устремилась вперёд.
В животе снова кольнуло, и я, опасаясь, чтоб не скрутило прямо над пропастью, понеслась к гигантской иве, чуть не сломя шею.
Глава 3
Прежде, чем развести мягкие на ощупь, белоснежные ветви, в стороны, я замешкалась.
Я здесь по конкретному и безотлагательному телу, то есть делу.
Невинность терять пришла.
И вот в самый последний момент кольнуло: а вдруг этот хрен-йерхв откажется? Ощупав пальцами лицо, ничего отталкивающего в виде бородавок там, шрамов или свёрнутого набок носа, не обнаружила. Только лишний раз подивилась мягкости и нежности своей кожи. Как будто к ребёнку прикасаешься.
И тем не менее – вопрос с девственностью нужно решать, и чем быстрее, тем лучше. Я, конечно, ещё держусь, но, похоже, больше из упрямства и любопытства. Но (что-то тихо, но довольно убедительно шепчет, подсказывая изнутри) ещё одного приступа мне не вывезти.
Значит, действовать надо наверняка. Палить из всех орудий.
Было б мне столько лет, сколько этому телу, я бы, наверное, застав мужика врасплох, даже несмотря на боль и крайнюю степень необходимости, принялась бы мяться, краснеть, бледнеть, объяснять «всё, как есть» и призывать быть рыцарем, не оставлять даму в беде.
Вот только жизненный опыт, пусть с точки зрения тётки Алиши и небольшой, и, если честно, не очень, чтоб богатый (но уж какой есть), подсказывал, что в этом деле разговоры лишние. Более того, наши женские «объяснялки» только всё портят. Ведь известно, что это женщина любит ушами, а мужчина всё-таки другим местом. И воздействовать надо на это самое место. Бить, как говорится, строго в прицел.
С этой мыслью я храбро потянула за завязки плаща, затем принялась споро расшнуровывать платье, радуясь, что шнуровка расположена спереди… Поочерёдно упираясь носком одной туфли в смятый задник другой, избавилась от обуви.
Это только женщины подымают визг и машут сумками, когда перед ними в парке незнакомый дядя плащ распахивает. Руку дам на отсечение, явись таким экзотичным образом перед представителем сильного пола младая нимфа, блажить он точно не станет. А уж ежели эта нимфа с самыми, что ни на есть, нимфоманскими намерениями, тут вообще всё понятно. Главное, чтоб супруги поблизости не оказалось.
Впрочем, справедливости ради нужно отметить, что парковые извращенцы все, как один, до боли паскудного вида. Вот если б перед нами из кустов всякие «хьюджекманы» выскакивали, глядишь, и мы б вопили уже и не так убедительно…
Стянув платье через голову, я лишний раз убедилась в гениальности своего коварного плана: тело у неведомой Анки оказалось не просто красивым, а, без ложной скромности, восхитительным! Мне, конечно, всегда были ближе пейзажи, но попадись мне такая натурщица, никаких денег не пожалела бы, чтобы уговорить её мне позировать.
Аккуратная девичья грудь, тонкая талия, приятно округлые бёдра, длинные ноги с маленькими изящными ступнями – удивительная гармония хрупкости, женственности и изящества. Эдакое очарование готового распуститься бутона… На теле удивительного оттенка карамельного кофе со сливками ни единого волоска. Эх, увидеть бы этого йерхва, которому такая красота достанется. Надеюсь, он хотя бы не горбатый. Судорога, заставившая согнуться пополам, ненавязчиво напомнила, что мне ли выбирать.
Что ж, до этого момента визуальные настройки удивительного сна радовали. Так что тьфу-тьфу-тьфу, пусть и сейчас не подкачают.
Представив, что и в нашем мире невинность начнёт приносить столько же хлопот, и, в предчувствии приближения эдакого пушного зверя, девицы станут выбегать из домов и носиться голышом по улицам в поисках добычи, с совершенно ошалевшим видом, я хихикнула. Вот когда, должно быть, наступит истинно мужской рай…
С этой оптимистичной картинкой перед глазами я вытащила из волос деревянные палочки, придавая своему готовому к разврату облику завершающий штрих, а именно – рассыпая волосы по плечам. Они у меня оказались чёрными и блестящими, как у куклы. А ещё густыми и тяжёлыми.
Тряхнув головой, я зачем-то осенила себя крестным знаменем и решительно развела свисающие лианы в стороны, шагая под сень этого их Древа душ.
