Loe raamatut: «Когда небеса наклонились ко мне»

© Диана Козел, 2025

ISBN 978-5-0067-0318-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Когда небеса наклонились ко мне

Придерживая воротник пальто, я старалась защититься от колючего морозного ветра, сегодня особенно противного. Его завывания напоминали злобный смех, он потешался над людьми, которые осмелились выйти на улицу. В такую погоду только сидеть дома с любимой книгой да пить горячий шоколад. Именно это я собиралась сделать, как только переступлю порог дома. Хотя я бы предпочла поменять книгу на живое общение, но его сегодня не будет. Как и нет уже почти два года с момента страшной аварии.

Резкий порыв ветра, сбросив капюшон, прервал унылые мысли. Ну и холод, давно уже такого не было!

Первый, второй, третий подъезд – я всегда считаю их, когда иду вдоль дома. Странная привычка. А еще смотрю в свои окна. Будто надеюсь там увидеть жизнь. На фоне соседних окон, где горел свет, мои смотрелись мрачно. Одиночество ледяной клешней впилось в меня… и холод, разрастающийся внутри, не мог сравниться даже с двадцатиградусным морозом на улице.

«Господи, помоги мне не думать об этом… я так устала…»

На скамейке возле моего подъезда сидел человек. Ссутулившись, он опирался локтями о колени и покачивался вперед-назад. «Пьяница», – подумала я тогда, глядя на него. Что он уселся в мороз-то, окоченеет ведь в считанные минуты. Жаль таких людей, жаль его близких.

Обходя скамейку, я почувствовала его взгляд и обернулась.

«Нет, не пьяный… – мелькнула мысль, – взгляд не такой».

Его темные глаза кричали. И была в этом какая-то обреченность.

У меня внутри все содрогалось от ударов сердца, которые, казалось, добрались до горла. Этот взгляд… Никогда раньше не видела такого.

Я будто попала в фильм с замедленной картинкой. Даже ноги переставляла с трудом – они превратились в стокилограммовые гири. Холодными пальцами нащупала в кармане ключи и вытянула их. От мороза чип не сразу сработал, но потом все же пискнул и раздался щелчок – дверь открылась. Схватившись за ледяную металлическую ручку, я дернула ее на себя и в этот момент услышала, что этот странный человек поднялся со скамейки и направляется ко мне.

Меня накрыла волна ужаса. Я постаралась быстрее закрыть дверь, но он успел просунуть руку между дверью.

Что делать? Бежать наверх? Кричать?

И в то мгновение, когда наши взгляды пересеклись, я обомлела… снова эта мольба в глазах…

Я никуда не побежала, не закричала, а стояла и смотрела на странного человека. Грязные серые лохмотья в несколько слоев вряд ли могли согреть его в такой холод. Что-то напоминающее сумку перекинуто через плечо. На одной руке, которая держала дверь, была натянута порванная перчатка, точнее то, что от нее осталось. Из-под старой черной шапки торчала копна волос, которую уже давно не мешало бы помыть и постричь. Заросшее лицо говорило о том же.

Хриплый сломанный голос вывел меня из оцепенения:

– Разрешите войти.

До меня не сразу дошел смысл его слов, и я осталась стоять неподвижно, все еще сжимая металлическую ручку входной двери.

– Пожалуйста…

Он закашлялся. Покачнулся и, чтобы не упасть, оперся головой об приоткрытую дверь. Было видно, что кашель отбирает у него последние силы.

– Я только погреюсь, – слова превратились то ли в хрип, то ли в стон.

Моя рука соскользнула с дверной ручки. Я прикрыла глаза, чтобы не видеть, чтобы забыть эту картину. Резко развернулась, растаявший снег на плитке скрипнут под подошвой, и бросилась к лестнице.

– Спасибо.

Я остановилась. Оглянулась. Он тоже смотрел на меня. Он смотрел так, будто я была ангелом, мне даже показалось, в его глазах блеснули слезы.

– Оставайтесь… Это единственное, что я могу для Вас сделать.

Мой голос сорвался, и я как рыба судорожно вдыхала воздух, а произнести ничего не могла.

Я побежала наверх. «Это единственное, что могу… единственное… единственное…» Мне казалось, что стук этих слов слышит весь подъезд.

С третьей попытки вставила ключ в замок и оказалась в своей квартире, которая обняла меня теплом. Я прислонилась к двери и закрыла глаза. Сумка с грохотом упала возле ног, и от бессилия я и сама сползла вниз.

Единственное, что могу…

Единственное?..

А перед глазами стоял он, жалкий и измученный, с глазами, полными мольбы. А ведь он точно такой же человек, как и я: он также чувствует, также переживает, также на что-то надеется и чего-то ждет. Интересно, о чем он сейчас думает?! Почему, в такую погоду, когда жаль даже бездомную собаку, ведь она живое существо, этот человек не может найти для себя теплого угла?

«Господь, что я могу еще для него сделать?»

«А если бы ты была на его месте, чего бы хотелось тебе?»

Я замерла от голоса Бога во мне. Конечно же, я хотела бы оказаться в теплом доме, покушать, отдохнуть.

«Господи, Ты не можешь от меня требовать такого. Я одинокая женщина и совершенно не знаю этого человека. Вдруг он какой-нибудь преступник.

Перед глазами всплыл его взгляд. Нет, это не взгляд преступника. Это взгляд обреченного человека… обреченного на смерть. Я вздрогнула. Если я хоть чем-нибудь не помогу ему сейчас, если я отвернусь от него, как это делают все, как это делала я всегда… если с ним что-то случится – в этом будет часть и моей вины, ведь бездействие – это то же действие.

Я встала, сбросила пальто и сапоги. Еще не знала, что буду делать, но точно знала, что что-то должна сделать. Вымыв руки, я заглянула в холодильник и достала то, что приготовила на ужин. Быстро разогрела еду, переложила ее на одноразовую бумажную тарелку, налила стакан теплого молока и решительно вышла из квартиры с полными руками. Вышла прямо в домашних тапочках, торопилась.

Он лежал на полу у батареи. В первое мгновение я подумала, что он спит, но потом услышала какое-то бормотание. Подойдя ближе, смогла расслышать лишь отдельные слова: «Катя», «Боже», «холодно». Я подошла ближе и позвала его. Он вздрогнул и открыл глаза, но, увидев меня, успокоился, видимо чувствовал, что я не собираюсь его прогонять.

– Кое-что вам принесла, – я подошла к нему ближе и протянула тарелку, – съешьте.

Трясущимися руками мужчина взял ее, поднес к самому лицу и прикрыл глаза. Он медленно вдохнул теплый аромат еды. Затем еще раз. А потом опустил руки и поставил тарелку на пол, будто это был тяжелый груз. Я поняла, что у него просто нет сил, чтобы поесть.

– Тогда хотя бы выпейте это, – и протянула ему стакан с теплым молоком.

Он сделал пару глотков, но стакан не отставил, а продолжал сжимать в своих грязных руках.

– Спасибо, – он сказал это так тихо, что я не уверена, правильно ли расслышала его.

Он плакал. А, может, это просто слезились его глаза.

В следующее мгновение начался удушающий приступ кашель. Я стояла и думала, что делать дальше. У него, скорее всего, пневмония, да и букет других болезней. Ему нужно в больницу.

Этот кашель лишил его последних сил. Он лежал передо мной, такой больной, несчастный и одинокий.

– Вам нужно в больницу.

Он смотрел сквозь меня.

– Я бы лучше предпочел умереть.

– Не стоит так говорить.

Теперь он сосредоточил взгляд темных глаз на мне.

– Мне слишком больно жить.

«Должно быть это образованный человек» – промелькнула мысль. Не пьяница, который превратился в бомжа, не уголовник. Вовсе нет. В этом человеке даже в таком жалком состоянии чувствовалось благородство. Что-то в его жизни произошло, что сломало его.

Дверь в подъезде хлопнула, и с ними поравнялась соседка с первого этажа.

– Что, опять бомжи повадились в подъезде греться? – пренебрежительно бросила она. А потом глянула на тарелку с едой возле него и фыркнула. – Гнать надо таких. А то устроят здесь притон.

Такая бессердечность ужасала.

– Ему нужно в больницу.

– Ой, Камилла, всем не поможешь. – Женщина поднялась по лестничному пролету и, тяжело дыша, обернулась. – Такой и умрет – не жалко.

Она достала из сумки ключ. А я почувствовала озноб от ее слов, до того они были ледяные и колючие, хуже ветра на улице.

Когда мужчина закашлялся, соседка театрально подняла руки вверх.

– Мало ли какая зараза у него. Камилла, ты как хочешь, а я вызываю полицию.

– Ольга Степановна, подождите, я сейчас наберу в скорую, пусть заберут его в больницу.

Соседка недовольно буркнула и скрылась в квартире номер семьдесят три. Я посмотрела на мужчину – он прислонился к стене и отвернул голову, только плечи вздрагивали. Неужели плачет?

Через пятнадцать минут к подъезду подъехала машина скорой помощи. Я открыла им дверь домофона из своей квартиры и спустилась вниз. Мужчина лежал на том же месте и не двигался. Мне стало даже не по себе.

– Бомж? – спросил врач.

– Не знаю. Но он не пьяный. Я с ним разговаривала. У него сильный кашель.

Врач толкнул мужчину, как мне показалось, слишком небрежно, и тот застонал.

– Просыпайся!

Приоткрыв глаза, он снова закашлялся.

– Документы есть? – не отставал доктор.

Из внутреннего кармана тот извлек паспорт. Я обрадовалась – если у него есть документы, это уже не плохо.

Доктор просмотрел паспорт и передал медсестре.

– Мы его забираем.

– В какую больницу? – поинтересовалась я.

– В десятую.

Доктор заметил, что я кивнула и улыбнулась.

– Вы медик?

– Да. Я медсестра по физиотерапии в десятой больнице.

Когда они уже выходили из подъезда, я подошла к медсестре и поинтересовалась, как зовут мужчину.

– Колосов Роман Михайлович, – бросила та на ходу, застегивая куртку, и вышла из подъезда.

Не чувствуя земли я поднялась в свою квартиру. В висках болезненно пульсировали три слова. Колосов Роман Михайлович. Возможно, это просто однофамильцы. А если нет?

В аварии, когда погиб мой муж и сын, погибла еще одна женщина с фамилией Колосова. Я попыталась вспомнить, видела ли мужа этой женщины. Но воспоминания тех дней напоминают черную бездну, поглотившую людей, события, помню только боль, рвавшую меня изнутри. Тогда я не видела и не слышала никого.

В реальность меня вернул звук кофемашины. Одной рукой я взяла чашку с некрепким кофе, а второй добавила сливки, и не удержалась, чтобы сразу не отпить коричневую кофейную шапочку. Тепло разлилось внутри. Я съела свой одинокий ужин, убрала посуду и с книгой устроилась на кровать. Книга оказалась лучшим способом не думать о прошлом и настоящем. Но изредка мои мысли возвращались к сегодняшнему вечеру и имени. Колосов Роман Михайлович…

* * *

Во время первого перерыва на работе вместо привычного кофе с конфетой я решила узнать о судьбе моего вчерашнего знакомого из подъезда, если его можно так назвать. Я позвонила подруге из церкви, которая работала медсестрой в терапии. Оказалось, что вчера к ним привезли некоего Колосова.

– Он довольно тяжелый.

– Пневмония?

– Да. А еще переохлаждение. Ты его знаешь?

– У меня сейчас перерыв, я подойду к тебе.

Преодолев больничные лабиринты, через пару минут я уже шла по светлозеленым коридорам терапевтического отделения с Дариной. Работа в одной больнице сблизила нас. Когда совпадали смены, мы вместе пили кофе из автомата или бегали в кафетерий на первом этаже. Сейчас я тоже захватила нам обеим капучино без сахара.

– Знаешь, что не дает мне покоя? Его имя.

Дарина посмотрела на меня, нахмурив брови. Она всегда так делала, когда думала.

– Что такого особенного в его имени?

Мы остановились у окна в конце коридора.

– Колосов Роман Михайлович. Понимаешь, в той аварии, – я не стала уточнять в какой, потому что знала, что Дарина поняла меня, – погибли не только мой Саша и Арсений, но и еще женщина. Она ехала во второй машине, за нашей. Кажется, за рулем был ее муж, а она на переднем сидении. Но удар пришелся на ее сторону. Так вот, я запомнила, что ее фамилия была Колосова.

Дарина даже перестала пить кофе и теребила бумажный стаканчик.

– Ты думаешь, это может быть ее муж?

Я пожала плечами и отпила глоток.

– Скорее всего совпадение. Но… все же, а вдруг. Ты не знаешь, сколько ему лет?

– Пойдем к девочкам в реанимацию. Там будет история болезни.

Мы прошли в соседнее крыло. Дарина в двух словах обрисовала ситуацию медсестре, и та разрешила посмотреть историю болезни.

– Тридцать четыре, – Дарина ткнула пальцем в одну из строчек.

– Вполне, – я по привычке закусила нижнюю губу, соображая, какая еще информация мне поможет.

А Дарина продолжала.

– Не женат. Никаких номеров телефонов нет. Но есть…

И Дарина молча ткнула пальцем в графу «прописка». Там значился город Малореченск, улица Казимировская, 5.

Про себя я повторила адрес, но фотографировать или записывать здесь не решилась, потому что мы стояли под бдительным взглядом медсестры этого отделения. А речь идет о личной информации пациента.

И прежде чем вернуть историю болезни, я успела выхватить взглядом имя мамы: Колосова Ирина Чеславовна.

Мы вернули историю болезни, и через стекло я попыталась рассмотреть, кто именно из пяти человек, Роман.

– Возле окна, – подсказала медсестра. – Он спит. Но в сознании. Хотите подойти к нему? Вообще-то, он вам обязан жизнью, – улыбнулась эта на вид строгая женщина. – Я ему это еще скажу.

Мы переглянусь и тоже улыбнулись.

– Не думаю, что он станет благодарить. Вчера он мне заявил, что не очень-то хочет жить.

– Сложно сказать, что он за человек и почему оказался на улице. Если бы он был уголовником, мы бы уже это знали. А так… – медсестра пожала плечами. – Сегодня утром ставила ему капельницу, и он поблагодарил меня. Я чуть не упала там. Вот уж совсем не ожидала. Есть в нем что-то благородное.

– И я вчера это заметила.

Мы подошли к его кровати. Чистый, побритый, на фоне светлого белья он выглядел совсем по-другому, намного моложе, чем показалось вчера. И снова всплывал в сознании один и тот же вопрос: что произошло с этим человекам?

Поблагодарив медсестру, мы с Дариной вышли в коридор. Время перерыва заканчивалось, и нужно было возвращаться к себе.

– Как думаешь, это он? – спросила Дарина, пока мы шли к лифтам.

– Не знаю.

– Кстати, ты запомнила адрес, который указан в истории болезни?

– Да, – я мысленно повторила его.

– Там еще было имя мамы. Может, это ее адрес?

Мы остановились возле лифтов, и я нажала на вызов. Дарина прикоснулась к моей руке и заглянула в глаза.

– Если ты все же хочешь выяснить, тот ли это человек, найди по адресу телефон его мамы и позвони ей. Заодно и расскажешь про сына, вдруг они ничего не знают.

– Думаю, с больницы ей уже позвонили.

– Ну, не знаю, было ли у кого-то время и желание этим заниматься.

На этом мы расстались, потому что приехал мой лифт. Я шла к своему отделению и думала о словах Дарины. Во мне боролись два голоса. Один требовал все бросить и не причинять себе лишней боли. А второй тихо шептал, что, может, Бог не зря послал Романа именно тебе на встречу, именно в твой подъезд. Но вдруг это совпадение и они просто однофамильцы? А даже если нет, и Роман муж той погибшей женщины, что с того? Я зажмурилась на несколько секунд и снова открыла глаза.

«Господи, помоги мне. Избавь от всех мыслей».

Решила, что подумаю об этом потом, сейчас нужно работать.

* * *

Большая кружка с горячим шоколадом дымилась на столе, а рядом лежал клочок листа из блокнота с наспех написанными цифрами. Телефон мамы Романа. Я устроилась в синем кресле, подтянув под себя ноги, и думала, когда позвонить. Горячий шоколад сладким ароматом манил к себе, но проглотив слюну, я взяла в руки телефон и быстро набрала нужные цифры.

Гудок.

– Алло, – это был мягкий женский голос.

– Здравствуйте, – поздоровалась я, а в голове крутилась мысль, не слишком ли эта женщина молодая для мамы Романа. – Могу я поговорить с Ириной Чеславовной?

– Я вас слушаю.

Все же мама.

– Роман Михайлович ваш сын?

– Да, – я почувствовала, как в ее голосе натянулась струна. – Вы его знаете? Что с ним? Он жив?

В этих вопросах было такое отчаяние и страх, что по моему телу пробежали мурашки. Что произошло в этой семье?

– Не волнуйтесь, пожалуйста, он жив. И, даст Бог, будет жить. Роман в больнице.

Когда первый шок прошел, и женщина на том конце провода стала дышать спокойнее, я рассказала ей всю историю. Как увидела его в мороз сидящего на скамейке, как впустила в подъезд, как вызвала скорую и как сегодня видела в больнице. На некоторых подробностях я не останавливалась, чтобы не ранить еще глубже материнское сердце, и без того израненное.

– Спасибо, – всхлипывала Ирина. – Спасибо, что спасли моего сына и позвонили мне. Как вас зовут?

– Камилла. Слава Богу, что так получилось.

Но оставалась еще одна причина моего звонка.

– Ирина Чеславовна, можно я спрошу у вас об одном обстоятельстве?

– Зовите меня просто Ирина, так проще. Конечно, спрашивайте.

– Ваш сын попадал два года назад в аварию?

Ирина прерывисто вдохнула воздух.

– Да. В той аварии погибла его жена.

Хотя я и предполагала этот ответ, в голове зазвенело. Я откинула голову на высокую спинку кресла.

– А почему вы спрашиваете про аварию?

– В этой аварии погиб мой муж и сын, – мой голос хрипел и я откашлялась.

– Мне очень жаль. Я помню, что тогда кроме нашей Кати, погиб еще мужчина с ребенком.

– Когда скорая забирала Романа, и я услышала его фамилию, почему-то сразу вспомнилось, что фамилия погибшей девушки тоже была Колосова. Знаете, иногда какие-то незначительные вещи врезаются в память навсегда.

– Да.

На несколько секунд между нами образовалась тишина, я не торопилась расспрашивать Ирину. Но она заговорила сама:

– Эта авария разбила нам жизнь. Рома тогда был за рулем. Фура перед ними… – она запнулась и всхлипнула, – это вы и сами все знаете, не буду повторять. Удар пришелся именно на Катю, и она погибла мгновенно. Рому доставили в больницу. Ему придавило ногу, делали операцию. Рома не смог пережить смерть жены и сына. Да, Катя была беременная. Он умер вместе с ними. Знаете, это когда физически ты жив, но дух мертв. Мы с отцом пытались ему помочь, записывали к лучшим психологам – ничего не помогало. Он музыкант. Так вот после этой аварии он ни разу не взял гитару в руки и не сыграл ни одной песни.

– Мне так жаль.

– Камилла, вы ведь понимаете его? Вы сами потеряли там мужа и сына.

– Мне помог Господь, точнее каждый день помогает.

– Вы верующая? – за весь разговор я впервые услышала приподнятые нотки в голосе Ирины. – Мы с мужем Виктором год назад тоже пришли к Богу. Эта трагедия и нас заставила искать Бога, искать ответы и смысл. Мы пытались Роме говорить про Бога, но он ничего не хотел слышать. Он был сломлен внутри и не принимал помощь. Где-то полгода назад он перевез вещи со съемной квартиры к нам, а сам ушел. Сказал, не искать его. С тех пор мы не виделись. Но мы всегда молились за него. Я верила, что Бог не даст ему погибнуть.

Все это Ирина говорила срывающимся на плач голосом.

– Камилла, как отблагодарить вас? Вы наш ангел. Ангел для Ромы.

– Благодарите Бога. Кажется, Он дал шанс вашему сыну.

Когда мы попрощались, я взяла со стола кружку с холодным шоколадом и отпила. Получается, нас с Романом объединяла одна трагедия. Каждый справлялся с ней сам, или не справлялся. Я чувствовала, как внутри меня сжимается кольцо, как тени той трагедии снова нависают надо мной.

– Господь, зачем Ты мне послал этого человека? Пусть бы кто-то другой ему помог? У Тебя ведь много детей. Почему я?.. Мне очень больно.

Один вид этого человека будет напоминать о моем горе. Да и ему общение со мной принесет только боль. Я почувствовала, как слезы потекли по моим щекам. Дышать становилось все тяжелее. И мне так отчаянно в это мгновение захотелось услышать голос Бога, что я поставила кружку с недопитым шоколадом на стол, а сама укуталась в плед и сползла на колени.

– Господи, поговори со мной. Мне так плохо…

Уткнувшись в кресло, я безмолвно взывала к Творцу. Плакала. Рыдала. Сжимала зубы, когда сердце заходилось от новой волны боли.

А потом я устала. Силы просто ушли, и все, что я могла делать, это сидеть на полу, облокотившись о кресло. Внутри стало тихо-тихо. Ушли все мысли и вопли, стоны и слова. Тишина. И я не знаю, сколько времени прошло, но внутри раздался голос:

«Не бойся! Это от Меня! Я посылаю тебе исцеление».

Сердце забилось быстрее в миллион раз. Со мной говорил Господь. О, я точно в этом уверена! Столько раз Он так утешал меня, сколько раз говорил со мной?! Это Его голос: мягкий и нежный, который говорит в тишине после бури. По моему лицу снова текли слезы. Когда Бог прикасается, внутри зажигается огонь, и вся внутренность расплавляется.

* * *

На следующий день снова наступило мое дежурство в больнице. Я пришла на час раньше, чтобы зайти к Роману. Мы договорились с Ириной, что я позвоню и расскажу, когда можно ей приехать в больницу.

Мне разрешили зайти к Роману. В палате он лежал один. Я подошла к его кровати. Он не спал, но смотрел куда-то в окно и не собирался поворачивать голову в мою сторону. Что ж, пришлось привлечь его внимание.

– Здравствуйте, Роман.

Он нехотя повернул голову. Мгновение мы смотрели друг на друга, и в его глазах вспыхнула искра.

– Здравствуйте. Я где-то вас видел?

– Да. Не при самых приятных обстоятельствах мы с вами повстречались. Но я рада, что сейчас вам лучше.

– И все же, где?

– В подъезде моего дома.

Роман заметно сник. Его худое осунувшееся лицо еще больше вытянулось. Он хотел что-то сказать, но приступ кашля скрутил его.

– Зачем вам это было нужно? – выдавил он из себя, старясь унять кашель.

– Вы имеете ввиду, почему я не прошла мимо.

– Да. Многие… хотя нет, все так делали. Но мне и не нужна была помощь. Может, меня все устраивало.

Я сразу вспомнила слова медсестры отделения, что еще вопрос, поблагодарит ли он за спасение. Похоже, она оказалась права. Что-то не слышно благодарности в его словах и тоне. Но это не повод развернуться и уйти, ведь не он меня просил о помощи, а Бог послал помочь. Так я ему и сказала:

– Меня Бог послал к вам.

– Бога не существует.

– Вы ведь сами не верите в свои слова.

Весь его вид говорил о том, что он возмущен моими словами. Он набрал побольше воздуха в легкие, но вместо того, чтобы выдать яростную тираду, снова согнулся в приступе кашля. Обессилев, с испариной на лбу, он откинулся на подушку. Голос у него был слабый, и я подумала, что не стоит мне так волновать его.

– Если Он и есть, то Он злой, жестокий. Знали бы вы, что Он сделал со мной, – каждое слово давалось ему с трудом.

Хотелось многое ему сказать, нет, даже прокричать, но я молчала. Сейчас не время. У него еще нет сил.

– У меня есть для вас история. Но оставим ее на следующий раз. А сейчас я пойду. Отдыхайте.

Он приподнял руку.

– Подождите. Как вас зовут?

– Камилла.

– А меня Рома.

– Будем знакомы.

– Спасибо, – услышала я, когда уже закрывала дверь.

На этом аккорде мы расстались.

Я зашла к нему еще раз после смены. Он спал. Понимая, что сейчас ему это жизненно необходимо, не стала будить. Тем более наш разговор вряд ли приближает его к выздоровлению. Он еще сердится, да и на борьбу с болезнью уходит много сил. Прежде чем выйти, я на минуту задержалась рассмотреть его. На выбритом лице синяки и отеки под глазами казались еще больше, чем в их первую встречу в подъезде. А коротко постриженные волосы совсем не шли ему.

«Надеюсь, когда он увидит себя в зеркало, его волосы хоть немного отрастут», – мелькнула мысль, и мои губы дрогнули в улыбке.

Я попыталась представить его в нормальном состоянии. Интересно, какой он был? Ирина говорила, что он музыкант. Решила вечером поискать в интернете, возможно, удастся найти его песни или музыку.

В коридоре я села на диван, вытянула блокнот и печатными буквами написала записку. Эти слова крутились у меня в голове весь день, но я сомневалась, смогу ли сказать ему их. Поэтому то, что он спит, очень даже не плохо. Написать легче, чем сказать.

«Бог благ, даже когда мы не понимаем этого. Эти слова я твердила себе в самые мрачные времена, когда сердце отказывалось верить. Но это так: Бог благ. И что бы вы, Роман, не сказали мне в ответ, я могу ответить лишь снова и снова: Бог благ.

Если вы сейчас думаете, что мне легко это говорить, то поверьте, вы ничего не знаете обо мне. Камилла».

Я вырвала исписанный листок с блокнота, сложила его в два раза и на цыпочках прошла через всю палату. Роман спал в том же положении. Оставив записку на прикроватной тумбочке, скорее вышла.

Пока шла к остановке, набрала Ирину.

– Добрый вечер! Это Камилла. Сегодня была у Романа. Ему значительно лучше, но он еще слабый. Кстати, к нему можно приходить. Поэтому если хотите, запишите палату.

Ирина от волнения забыла, где ручка, и пока искала, не переставала повторять:

– Девочка моя, как я благодарна тебе. Мы с мужем до сих пор не можем прийти в себя. Все, что происходит сейчас – настоящее чудо.

Когда она записала больницу, отделение и палату, мы попрощались. Я сунула телефон в карман и подбежала к автобусу, который приехал на минуту раньше обычного. Усевшись возле окна, я облокотилась о мягкую спинку, а голову положила на замерзшее стекло. Мыслей было настолько много, что они громоздились в голове, толкались и перебивали друг друга.

«Как хорошо, что Роман сейчас в больнице. Ему не холодно, он не голодает. Интересно, как встретятся завтра родители и сын? Захочет ли он с ними говорить? Не рассвирепеет ли окончательно на меня, что я так бесцеремонно лезу в его жизнь? Господи, продолжи делать чудо!..»

В потоке мыслей, которые мелькали куда быстрее фонарных столбов за окном, я словила себя на том, что внутри улыбаюсь. В моих глазах стало светлее, будто. Осознав это, я постаралась вернуть себя в привычное меланхоличное состояние, убеждая, что на самом деле все плохо и в этот день ничего для меня не изменилось. Но не вышло. Что-то незримое проникло внутрь и согревало мягким светом.

Вечером я ввела в поисковик «Колосов Роман» и получила внушительный список фотографий и людей. Футболистов, актеров и военных отсеяла сразу, остальных проверяла. После десяти минут, в соцсетях я нашла нужного мне Романа. В шапке профиля значилось «музыкант». В ленте много видео, где он играет на гитаре, несколько фотографий большого оркестра и его с трубой, и пару фотографий с красивой светловолосой девушкой. Я всматривалась в лицо, и не понимала, как может быть этот успешный мужчина и тот, который сейчас лежит в больнице, истощенный и больной, одним и тем же человеком?! На такое сравнение больно смотреть. Я все думала, сможет ли он снова вернуться к прежней жизни, не упустит ли шанс, подаренный ему Богом, и вообще, повернется ли он к Богу?

И напоследок я обратила внимание на волосы – судя по фото, короткую стрижку он не любил.

* * *

Чем бы я ни занималась на следующий день, мои мысли улетали в больницу. Сегодня вечером Ирина с мужем должна прийти к Роману. Я вспоминала нежный мягкий голос в трубке и молилась, чтобы их встреча прошла хорошо.

А когда в восемь вечера на экране высветился телефон Ирины, я внутренне сжалась. Какие новости принесет этот звонок?

– Камилла, добрый вечер, – голос был все такой же бархатный, это вселяло надежду. – Мы едем из больницы, и я решила позвонить вам.

– И как прошла ваша встреча?

– Только, Камилла, если я вам докучаю и у вас свои заботы, скажите, я не буду беспокоить. А то мне как-то неудобно. Мы для вас чужие люди, и зачем вам наши проблемы.

– Нет, что вы, Ирина. По правде говоря, я весь день о вас думала. Так как вы сходили?

– Очень волновались. Мы не знали, как Рома примет нас. Но вы бы видели это. Когда он нас увидел, то расплакался. Да что там говорить, мы с мужем тоже рыдали. Я обнимала и целовала его как маленького. Сказала, что с больницы он едет к нам, и больше я его не потеряю.

– А он?

– Сказал, что подумает, – по голосу я чувствовала, как Ирина улыбается. – Но я уже чувствовала, что это не тот гордый человек, который полгода назад ушел в неизвестность. Потом мы с ним еще разговаривали. Знаете, Камилла, мне хотелось спросить у него, почему он так поступил с нами, почему причинил такую боль, но я сдержалась. Пусть пройдет время, пусть он сам все поймет. А мы будем просто его любить и поддерживать.

– Это мудрое решение.

– Еще Рома спросил, откуда мы узнали о нем. Я рассказала про тебя.

– И как он отреагировал?

Ирина замялась, я чувствовала, что она старается подобрать слова.

– Немного резко.

– Вы можете рассказать, я не обижусь.

– Мне бы, конечно, не хотелось это говорить. Но он сказал, что вы уж слишком лезете в его жизнь.

Я ожидала такого, но все же услышать это оказалось неприятно. Внутри во мне все сникло – погас слабый фитилек.

– Камилла, только ты не принимай его слова близко к сердцу. Рома всегда был довольно вспыльчивым человекам, а сейчас нервы совсем сдают. Он потом говорил, что благодарен тебе за доброту, за то, что не закрыла перед ним дверь, за стакан теплого молока.

– О, он помнит про молоко?!

– Да, помнит. Поверь, он благодарен тебе. Его разозлила записка, которую ты оставила. Я прочитала ее и поняла, что должна ему объяснить, почему ты так написала.

– Как он это воспринял?

– Ничего не сказал. Вообще.

– Ирина, я рада, что вы встретились с сыном. Пусть Бог благословит вас и его.

Положив трубку, я заварила себе горячий шоколад, накинула на плечи рождественский плед и забралась на диван с ногами. Вот и все. Моя миссия в этой истории закончилась. Я решила, что больше не буду заходить к Роману в больнице – не хочу навязывать свое общество, не хочу вмешиваться в его жизнь. От чего-то мне было грустно и холодно. Я еще плотнее укуталась в плед и отпила тягучий сладкий напиток.

* * *

Вечером следующего дня позвонил неизвестный номер.

– Алло. Камилла? Это Рома.

Неожиданно.

– Добрый вечер! – я отложила тряпку, которой протирала зеркала, и села.

В мыслях пронеслось: «Неужели скучно, когда никто не вмешивается?» Но я быстро отогнала эту мысль и сосредоточилась на разговоре.

– Я хотел поблагодарить тебя. Ты ведь спасла меня.

– Ты уже благодарил, все хорошо, – я вспомнила его «спасибо» на выходе из палаты.

– Так себе благодарность, – хмыкнул Роман. – У меня сейчас много времени, чтобы думать. Вспоминая всю череду событий, я понимаю, что почти в каждом моменте обязан тебе.

– Я не могла поступить иначе. – И решилась спросить: – А ты рад этому спасению? Ой, вы.

Мне стало неловко, что с незнакомым человеком я перешла на «ты».

– Все хорошо. Вообще-то, это я первый начал. Ты не против?

– Нет, – а сама подумала, что так куда легче общаться. – Ты не ответил. Ты рад спасению?

Роман шумно вдохнул в трубку и медленно выдохнул.

– Да. Я рад. Впервые за два последних года мне захотелось жить дальше. По правде говоря, я боюсь этого чувства, кажется, я предаю свою Катю и малыша. Но…

Его голос сорвался, и он закашлялся. Я понимала, что сейчас нужно сказать что-то, что поддержит его, какие-то правильные слова, но проблема в том, что я не знала этих слов. Совсем. Ни одного.