Loe raamatut: «Совпадение. Случайность. Судьба»

От редактора

В последнее десятилетие не только на бытовом уровне, например, в разговорах на улице или на кухне, но и в печатных СМИ, и на государственных радио-и-телеканалах все чаще и чаще можно услышать, что в стране растет никчемная молодежь, недоразвитое поколение «пепси», у которого на уме только деньги да развлечения.

Мол, неучи, недоучки, неумёхи… Ни на что толковое не способны… А уважаемый писатель-сатирик Михаил Задорнов даже определение наиболее ярким представителям такой молодежи придумал – «коекаки».

В определенной мере это так. Только когда и в каком обществе все молодое поколение было сплошь трудолюбивым, образованным, культурным и высоконравственным?.. К сожалению, никогда и ни в одном. Во все времена молодежь была разной. Только процентное соотношение этой разности колебалось то в одну, то в другую сторону. Поэтому и современная наша молодая поросль разная. Чего греха таить, есть и «коекаки», но есть и такие представители молодежи, которым тесно в рамках обыденщины, которые наполнены энергией созидания и творчества. И, как ни парадоксально, их очень много, если вообще не большинство.

По моему мнению, к такой категории современных юношей и девушек принадлежит и автор настоящей повести – Диана Смирнова. Она не только учащаяся школы, но и одна из «птенцов» литературного лицея, образованного по инициативе председателя правления КРО СПР (Курского регионального отделения Союза писателей России) Н.И. Гребнева и существующего при писательской организации. И вот еще не «оперившийся птенец» дебютирует со своим первым произведением – повестью о современных молодых людях. Написать в этом возрасте небольшой рассказ или пару стихотворных строф – труд немалый, в некоторой степени сравнимый с подвигом. А тут – целая повесть со всеми присущими данному литературному жанру атрибутами, с соблюдением всех канонов… Так что потрудиться Диане пришлось долго и упорн.      В повести Смирновой, несмотря на ее юный возраст, присутствуют основные параметры прозаического произведения: зачин, кульминация развития событий и заключительная часть в виде эпилога, подводящая черту под основной идеей повествования. Есть тут место и интриге, и борьбе идей на нравственной почве, что придает особую пикантность. Хорошо преподнесены психологические портреты героев, дано описание их внешности. Сюжетные линии, эпизодические сценки и вкрапления, описание городских пейзажей и природы не только не нарушают единство композиции повествования, но и добавляют новые краски и звучания.

Если оставить за скобками отдельные шероховатости, которые, конечно, имеются, и которые, кстати, присущи не только юным авторам, но и авторам «со стажем», то повесть получилась светлой и доброй. Ее хочется прочесть до конца. Автор постарался не только показать «становление на крыло» современных молодых людей, не только традиционный «конфликт поколений», но и дал свое видение конфликтной ситуации среди самого весьма неоднородного молодого поколения, а также внутреннего конфликта героев во время поиска «себя самого». И это немаловажно.

Отзвуки нашего стремительного времени можно увидеть и в фразах героев во время их диалогов. Особенно в диалогах главных героев – Максима и Артема. Реплики короткие, похожие на зсэмэсные сообщения, присущие современному стилю общения. Но в то же время и емкие, и наполненные глубоким содержанием. Следует отметить и то, что, повесть написана в современном динамичном ключе, а потому читается легко. И в то же время захватывает читателя и не отпускает до финала, заставляя сопереживать героям. А главное, заставляет задуматься: а правильно ли я сам живу, той ли дорогой иду?..

Сейчас трудно сказать, как сложится дальнейшая судьба автора. Останется ли и дальше на литературной стезе (а литературные традиции Курского края весьма богаты и уходят вглубь веков), или же выберет себе иной жизненный путь, гадать не будем. В любом случае пожелаем ей успехов, а читателям данной книги – приятного чтения.

Член Союза писателей России Николай ПАХОМОВ

Глава 1

В одной из квартир самых элитных домов старинного русского города, давно и уверенно вписавшегося новыми кварталами многоэтажек, трамвайных и троллейбусных путей, автобусных маршрутов, ухоженных скверов и тенистых парков в ритм современной жизни, раздался телефонный звонок. Трубку взял худощавый молодой человек лет семнадцати в фирменных джинсовых брюках и светлой приталенной рубашке:

– Да, слушаю.

– Здравствуйте. Это Наталья Андронова из музыкального колледжа, – представилась звонившая.

– Вы нашли учителя? – не ответив на приветствие, грубовато спросил парень.

– Есть одна кандидатура, но вы ведь понимаете, что это будет дорого…

– Я уже говорил, цена не имеет значения! – в голосе юноши послышалось едва сдерживаемое раздражение и нетерпение.

– Ну, раз так, то когда вам будет удобно начать занятия?

– Пусть этот учитель придёт завтра утром.

– Я не могу обещать, но я уточню, сможет ли он прийти… – смутилась собеседница, обескураженная бесцеремонным тоном юноши.

– Завтра. В девять, – категорично напомнил абонент.

Он сказал это таким приказным тоном, что его собеседнице, надо полагать, стало так неловко, что она поспешила окончить разговор. В трубке послышались короткие гудки. Положив ее, молодой человек сел на диван и о чём-то задумался.

Тишину в комнате нарушало тиканье часов. А еще – несколько тяжёлых вздохов юного хозяина. Но вот он взял с рядом стоящей тумбочки яркую фотографию, обрамлённую в простую рамку. Приблизил к лицу, словно желая как можно лучше рассмотреть. Но смотрел на неё, казалось, невидящим, затуманенным взглядом.

На фотографии была изображена женщина, с чёткими формами лица, добрыми, жёлто-карими глазами, мягкой полуулыбкой и тёмными длинными волосами, собранными в красивую причёску. Но несколько непослушных прядей всё равно выбились и спадали на лицо, придавая ему легкий шарм и нежное очарование. Женщина сидела за белым, роскошным фортепиано. У неё были изящные руки с длинными пальцами музыканта и прямая осанка пианиста.

Даже не присматриваясь, можно заметить сходство между пианисткой с фотографии и этим юношей: те же тёмные волосы, те же черты лица, правда, у него они выражены резче, угловатей, и те же жёлто -карие глаза. Но отличие всё же имелось – в глазах юноши был колючий лёд, тронутый внутренней болью, а в глазах женщины играли безмятежные лучики солнца.

– Даже если у меня нет таланта, на этом свете всё можно купить, – вздохнул юноша с вызовом и плохо скрываемой душевной печалью.

И, кажется, даже не заметил, что произнес фразу вслух. Затем не спеша встал и, поставив фото на место, подошёл к фортепиано с фотографии. Оно по -прежнему стояло в комнате на том же месте, что и на фото: у стены с картиной. Молодой человек провёл рукой по крышке, но так и не поднял её. Вместо этого он быстрыми шагами вышел из комнаты, прихватив с собой сумку, лежавшую на диване.

Через минуту хлопнула входная дверь.

Этот дом был очень известен, все в городе знали о нём. Одна из квартир в нем принадлежала знаменитой пианистке, чью жизнь унесла автомобильная авария. Дом находился едва ли не посреди города, рядом с парком и считался элитным. Его высокое белое здание, орнаментированное изящными балконами и лоджиями, выделялось на фоне серой типовой застройки. Во дворе дома был аккуратный маленький садик, в который выходили своими подъездами другие кирпично-стеклянные собратья. Архитектура дома была выполнена в современном стиле, переплетённом с духом старинных русских особняков. Удивительно, как мастер провёл тонкую грань между модерном и архитектурой прошлого. А какой вид открывался из окон квартир! Жильцы нижних этажей наслаждались видом на садик во дворе и парк через дорогу, а те, что жили выше, могли видеть весь город, словно на ладони. Сейчас здесь жил сын пианистки, Максим Новиков. И если мама Максима являлась знаменитостью города и была известна почти каждому горожанину, то об отце юноши никто ничего толком не знал.

О самом же юном обитателе элитного дома известно было только то, что он совсем недавно окончил школу и жил один. Впрочем, после трагической гибели матери, опекунство над ним до совершеннолетия органами власти возлагалось на родную бабушку. Только той что-то не было видно, и Максиму приходилось быть самому себе и опекуном, и воспитателем, и содержателем. Возможно, это обстоятельство и послужило в значительной мере тому, что в нем начали развиваться как самостоятельность, так и грубоватость, и надменность, и даже цинизм – не самые лучшие качества любого человека. А уж юноши – тем более… В добавок ко всему, на это наслоился, как часто случается в юности, отпечаток неразделенной любви к одной сверстнице, отдавшей предпочтение более взрослому парню. Максим дал себе зарок больше не влюбляться, но его характер стал еще сквернее.

Многие знакомые семьи и поклонники пианистки сразу же после ее смерти начали гадать, пойдёт ли сын по стопам матери или не пойдет. Причем, гадали так громогласно и беспардонно, что отзвуки этих гаданий , искаженные всевозможными пересудами, достигали ушей Максима, заставляя его сердце то учащенно биться, то замирать от острой боли.

Дело в том, что Максим еще при жизни матери, учась в местном музыкальном училище, выказывал определенные способности. Некоторые преподаватели даже предрекали ему музыкальную будущность и известность. Но мамы, а в ее лице и главного наставника не стало – и возникла интрига: быть ему музыкантом или не быть…

Глава 2

Осень. Это пора, когда всё вокруг замирает, обретает покой после бурного лета. Вокруг тихо и спокойно. Сейчас раннее утро, но на улице уже ходят редкие пешеходы. Кто-то идёт на работу, а кто-то просто решил прогуляться. Вот, из-за угла показалась молодая женщина, ведущая за руки маленьких мальчиков. Возможно, спешат в детский сад…

На часах семь. Скоро улицы будут переполнены школьниками и студентами. Те, что помладше, станут идти быстро, боясь опоздать. А старшеклассники и студенты, набравшиеся жизненного опыта и осмелевшие, пойдут не спеша, как на прогулке, наслаждаясь спокойными минутками.

Впрочем, всё бежит своим чередом, не замедляясь и не ускоряясь. И только музыка, доносящаяся из окон маленького частного домика, нарушала утренний покой и тишину. Кто-то, невидимый за толстыми каменными стенами, играл на фортепиано. Редко можно услышать такую красивую игру. Кажется, что этот нескончаемый поток мелодии может затмить даже пение птиц.

Если подойти поближе, то можно разглядеть старую вывеску на двери этого дома: «Настройка и реставрация пианино». А если, паря на крыльях любопытства и набравшись смелости, заглянуть внутрь, то можно увидеть молодого юношу в рабочей одежде. Именно он играл на музыкальном инструменте. Его светлые волосы, в беспорядке спадающие на лицо, просвечивали лучи солнца, просачивающиеся в окна. Длинные пальцы, словно порхающие бабочки, так быстро перелетали с одной клавиши на другую, что невозможно было уследить за их движением взглядом.

Юноша играл, прикрыв глаза и полностью погрузившись в музыку. А она, невесомая и невидимая, заполняла собой, живой и волнующей, не только помещение мастерской, но и пространство вокруг.

Кому-то могло показаться странным, что ещё так рано, а этот человек уже на работе, да ещё и играет на инструменте. Только не этому молодому музыканту. Возможно, он и не желал нарушать тишины, и не хотел никому мешать, но и без музыки жизнь не представлял…

Но вот игра прекратилась, однако небольшое эхо звуков, не желавших окончательно умирать, всё ещё было слышно. А молодой пианист, как ни в чём не бывало, начал ремонтировать старое пианино. Теперь из мастерской доносилось лишь мерное постукивание да поскрипывание инструментов. Кажется, утро опять окунулось в спокойствие и безмятежность.

Только не прошло и минуты, как в комнату буквально ввалился мужчина лет сорока – владелец этой «фирмы». Вид его был жутко неопрятен: растрёпанные волосы, щетина, сигарета за ухом и грязная рабочая одежда. Окинув рассерженным взглядом помещение, вошедший остановил его на юноше, который старательно что-то чинил. Видя, что на него не обратили внимания, мужчина, побагровев, быстро направился к парню и сразу начал кричать:

– За что я тебе плачу? Где ты вообще эту рухлядь взял? Это даже пианино назвать трудно, и как ты собираешься его чинить?

Он кричал так, что его гневно-визгливые крики были слышны на соседней улице.

– Но его можно починить! – отрываясь от работы, спокойно возразил ничуть не испугавшийся юноша.

– Не неси ерунды, – отмахнулся владелец конторы, – лучше поищи выгодные заказы и не трать время зря.

Но уверенность рабочего сбить оказалось трудно. Наоборот – он ещё больше оживился:

– Можно заменить верхнюю и нижнюю панели… Говоря это и обходя пианино от одного края до другого, светловолосый пианист для наглядности провёл пальцами по его поверхности. Провел с такой нежностью, словно оно было живое существо, а не музыкальный инструмент, несмотря на свою сложность, состоящий из дерева и металла.

– Боковые перекрасить, заменить молоточки и некоторые клавиши и настроить…

Эти слова сопровождались активной жестикуляцией и демонстрацией частей упомянутого инструмента. Юноша буквально летал над пианино, раздражая своей активностью и без того разозлённого мужчину.

– Дядя, поверь, пианино будет лучше любого нового! – окончил юноша монолог в защиту ремонтируемого им инструмента.

Из сказанного было видно, что молодой пианист действительно хотел вернуть к жизни многолетнего представителя музыки.

– Это называется сделать пианино, а не починить, – с прежним озлоблением и недовольством упрекнул его дядя. – И почему ты такой глупый, Артём? Все нормальные люди твоего возраста учатся в университетах и колледжах, гуляют и развлекаются. Тебе уже двадцать один! Найди друзей, учись, и не соглашайся на такие сложные заказы! Тебе пора и о семье задуматься.

– Ты ведь знаешь, почему я не могу учиться в колледже: у нас нет денег на моё обучение, – возразил юноша. – А насчёт работы – я сам вправе решать, на какие заказы соглашаться, а на какие нет!

На этом столь эмоциональный разговор был закончен, так как у мужчины зазвонил телефон, и он вышел. А пианист продолжил чинить инструмент.

Глава 3

Было раннее утро, но Новиков уже не спал. Одетый в свободную футболку и спортивные штаны, он сидел за ноутбуком и что-то сосредоточенно печатал. Вдруг в прихожей раздался звонок. Максим оторвался от ноутбука, чтобы отпереть дверь.

Ранним гостем оказался пожилой мужчина в старомодных очках, мявший в руках старенький, потёртый портфель. Наружность пришедшего, как и его портфель, не отличалась опрятностью. Мужчина был в видавшем виды мешковатом, измятом, давно забывшем о существовании утюга костюме, а его волосы уже тронула моль лет и облысения. Такая неопрятность сразу резанула глаза Максима.

– Вы опоздали, – сказал Новиков с откровенным упреком, закрывая за гостем дверь.

– Извините, я… – мужчина замялся, почувствовав вину из-за своего опоздания.

Некоторое время он смотрел сквозь толстые стекла очков в пол, не поднимая глаз.

– Просто в следующий раз приходите вовремя, – кинув эту фразу, юноша пошёл вглубь квартиры, не удостоив гостя взглядом и оставив его разуваться.

Мужчина вынужден был молча проглотить упрек.

– У меня много требований, и одно из них вы успели нарушить, – Максим говорил уже из другой комнаты. – Но, главное, чтобы вы хорошо преподавали, а так, будьте вы хоть трижды пунктуальны – уволю. Незаменимых людей нет.

Через минуту, в комнату, где находился Максим, вошёл преподаватель.

– Меня зовут Петр Николаевич, – наконец представился он. – Я – учитель с многолетний стажем, – добавил тускло. – Надеюсь, мы с вами сработаемся.

– Давайте начнём занятие, – проигнорировав слова преподавателя и не величая его по имени-отчеству, юный работодатель резко перевел разговор в деловое русло.

– А чего именно вы хотите, Максим Дмитриевич? – назвав юношу по имени отчеству, поинтересовался Пётр Николаевич.

– Просто Максим.

– Да, так чего вы хотите, Максим? Я помню, как вы ещё в детстве выступали на конкурсах и занимали призовые места. Даже вместе с вашей матерью вы играли на одной сцене, будучи совсем ребёнком. Все ждут от вас больших успехов в музыкальной индустрии, – преподаватель пытался завоевать доверия Максима.

Впрочем, слова мужчины не смахивали на простую, грубую до неуклюжести лесть. По его лицу было видно, с каким трепетом и волнением он относится к воспоминаниям о том времени. Похоже, он, как и многие другие, видел музыкальную карьеру Новикова весьма успешной.

– Именно этого успеха я и хочу, а ваша работа определить, чего мне не хватает для его достижения, – довольно холодно ответил хозяин квартиры. – Для этого и ищу хорошего преподавателя.

Новикова давно начали раздражать подобные разговоры, потому он и вёл себя ещё более колючее обыкновенного. Скорее всего, парень не хотел, чтобы его воспринимали только как наследника известной пианистки.

– Я попробую, но всё-таки почти всё зависит от вас… – пожал плечами Пётр Николаевич. – Моё дело – направлять, советовать, а ваше….

– Ну, так советуйте, – с раздражением перебил его Максим.

Пётр Николаевич вновь был вынужден «проглотить» такое обращение юнца, граничащие с откровенным непочтением и хамством. Тяжело вздохнув, он сказал:

– Сыграйте мне что-нибудь, я хочу посмотреть, с чем мне работать.

Юноша сел за фортепиано и только хотел начать играть, как Пётр Николаевич мягко, извиняющимся тоном, возможно, с попыткой шутки, его остановил.

– Не нужно так напрягаться, молодой человек; вы как-то слишком серьёзно настроились. Просто сыграйте что-нибудь лёгкое. Я хочу услышать стиль вашей игры, ведь у вашей матушки, царство ей небесное, даже самая простая мелодия при-обретала целую палитру красок. Вот и вы попробуйте, не напрягаясь…

После минутной паузы комнату наполнила мелодия: «River flows in you». Это простое и красивое произведение Максим исполнял охотно и довольно профессионально. Вот и на этот раз он сыграл его безошибочно, без сбоев в нотах и тональности. Но, исполняя, всё же чувствовал на уровне подсознания, что чего-то в его игре явно не хватает. Но чего?…

Это почувствовал не только исполнитель, но и учитель.

Пётр Николаевич даже подошёл поближе, чтобы посмотреть на руки играющего. Ему казалось, что за инструмент сел барабанщик, который с непривычки слишком резко нажимал на клавиши. Но нет, Максим делал всё правильно, даже, можно сказать, мастерски. Пока учитель размышлял над этим малопонятным казусом, мелодия закончилась, и Новиков повернулся к Петру Николаевичу с немым вопросом.

– В целом твоя игра действительно достойна лучшего ученика музыкального колледжа, но… – мужчина не мог подобрать нужных слов, чтобы объяснить свои догадки молодому пианисту.

– Что «но»? Я же просил говорить всё начистоту, иначе как я буду учиться!? – возмутился парень.

– Да в том-то и дело, что ты играешь всё правильно. Я не уверен, но твои движения слишком отточены, слишком профессиональны. Но при этом твоя игра потеряла мелодичность, внутреннюю душевность что ли…

– Что это значит? – Избытком терпения юноша явно не страдал, слишком быстро выйдя из себя.

Его брови были нахмурены, из-за чего на лбу уже образовалась небольшая морщинка.

– Я сказал всё, что увидел, – отступив назад, проговорил Пётр Николаевич.

– Или вы просто ничего не увидели, – вновь резко, на грани с грубостью, бросил парень. – Тогда давайте не будем тратить время друг друга.

– Вы меня прогоняете? – прищурившись, взглянул учитель с каким-то интересом на несостоявшегося ученика.

Похоже, он не был особо удивлён таким поворотом, потому и сказал это жёстче, чем разговаривал до этого.

– Вы ведь не можете меня чему-то стоящему научить, – отозвался Новиков. – А раз не можете…

Учитель молча прошёл к выходу и стал обуваться. Когда Максим вошёл в прихожую, Пётр Николаевич уже поворачивал ручку двери.

– Вам нужно быть более мягким, молодой человек. Ваша мать была поистине доброй и светлой женщиной. При этом она умела не только слушать, но и прислушиваться. А вы… – махнул он с сожалением рукой и, не закончив фразы, вышел за дверь.

Выпроводив преподавателя, Максим пошёл обратно в комнату, сделав вид, что не слышал его последних слов.

Вечером того же дня, немного раздражённый и уставший, Новиков решил прогуляться. Ему очень нравилось гулять по городу вечерами. Особенно такими, когда город при свете заходящего вечернего солнца погружался в золотое марево и купался в нем своими домами, улицами и парками. Максим обходил ближайшие улицы одним и тем же маршрутом, а потом шёл в старый тихий парк, рядом с которым располагалась только маленькая контора, чинящая фортепиано. В парке гуляли молодые семьи с детьми. Наверно, это было не очень похоже на Максима с его неуживчивым вспыльчивым характером, но, тем не менее, он любил наблюдать за беззаботно веселящимися детьми и их родителями. И в такие минуты успокаивался и расслаблялся.

Обычно Максим сидел в парке не больше пятнадцати-двадцати минут, а потом шёл домой. Но в этот вечер, когда почти все посетители уже разбрелись по аллеям парка, он всё ещё продолжал сидеть на излюбленной скамейке.

Солнце, устав путешествовать по небосклону, было так низко над горизонтом, что тени от деревьев тянулись на весь парк, испещряя брусчатку полосами тени и света. Всё вокруг было охвачено золотым сияньем заходящего светила.

Максим откинулся на спинке скамьи и посмотрел в отливавшее оранжевым светом небо. Откуда-то поблизости зазвучала мелодия. Видимо, кто-то решил сыграть на фортепиано после тяжёлого дня. Эта мелодия была очень лёгкая и спокойная, она вливалась в вечернюю атмосферу парка и расслабляла. «Шопен, Ноктюрн», – тихо проговорил Максим с лёгкой улыбкой. Слушая эту мелодию, он подумал о том, что от прослушивания игры его матери ему было вот также спокойно и уютно.

– Хм, неплохо, неплохо… Именно так я бы хотел играть. Может, тогда мама бы мной гордилась, – сказал юноша и при-крыл глаза, повинуясь порыву, навеянному мелодией, которая с каждой нотой наполняла парк, сливаясь с его вечерней атмосферой.