Воскрешение Некрасова

Я просто говорю, что позиция человека, пытающегося что-то сделать внутри России, есть позиция по определению губительная для репутации. Здесь надо или рано умереть, или быстро драпать. Все остальное, как правило, надежное, прочное проклятие.

Так вот, Некрасов ушёл из жизни с удивительно точным пониманием того, что терпеть иногда хуже, чем восстать. Что терпеть – подлей, что это разложитель. Что каких бы оправданий мы ни придумывали для своего рабского положения, рухнуть это страшное дерево может только при одном условии. Не обязательно при условии убийства, не обязательно при условии бунта, но при условии того, что кому-то вдруг возьмёт и надоест это сносить.

Некрасов - это торжество самой невероятной, детской, младенческой сентиментальности.

Конечно, Некрасов винил себя не за свои либеральные отступления. Я думаю, некрасовское имманентное чувство вины во многих отношениях проистекает оттого, что он на всю жизнь, и очень рано, уязвлён зрелищем чужого страдания. А в этом чужом страдании обязательно должен быть крайний, должен быть виноватый.

Очень трудно найти человека, который бы сегодня, как студенты на похоронах Некрасова, при словах, что он стоит рядом с Пушкиным и Лермонтовым, крикнул бы: "Выше! Выше!". Но я бы уверенно крикнул: "Если не выше, то рядом, очень близко!" Во всяком случае, вся русская поэзия дальнейшая так или иначе пошла от некрасовского корня.