– То, что ты услышал! Здесь тоже существует своя коррупция. Ради того, чтобы задержаться подольше, нужно оказывать определенные услуги Барону, ладить с Вергилием. Тогда есть шанс, что в процессе божественной медитации на ум Барону твое имя не придет. А так как деньги в Безвременье утратили могущество, основной валютой стал подхалимаж. Поверь, пересидеть здесь многих, требует искусства дипломатии! Ты проявил недостаточно уважения к лидеру с первой же встречи. И потом, ты – особенный, Эней, любое общество стремится избавиться от тех своих членов, что непохожи на прочих.

– А как же Зоя? – воскликнул Дмитрий.

– Зоя на особом счету! – веско сказал Старик. – Она, – своего рода символ оппозиции. Беззубой и безопасной для власти нашего лидера недомерка. В следующий приход Орды, Барон назовет твою кандидатуру на роль жертвы, можешь на сомневаться. Если ему не придет в голову, использовать тебя каким-то другим способом.

Дмитрий не успел ответить. Послышались шаги, – быстрые, шелестящие как у ребенка или женщины, и тяжелые, массивные. Встрепенулся Ахиллес, подняв губу, предупредительно зарычал. Дверь распахнулась, на пороге объявился карлик по кличке Барон. За ним нависал гигантской глыбой Горбун.

– Мир дому сему! – улыбаясь, пропищал Барон.

Глава 14.

Фрагмент из книги А. Пудовика. «Тени Иерусалима».

«Угольно-черное пространство было окутано кроваво-красной пеленой. Когда-то здесь был город, старинные здания в стиле классицизма обрамляли каменную твердь набережной, по улицам гуляли люди. Все преобразилось. Один из красивейших мегаполисов Европы напоминал фантастический пейзаж в жанре пост апокалипсиса. Мертвые провалы окон зияли пустотой. На выезде из города сгрудилась военная техника, два бронетранспортера замерли в лобовом столкновении. Облаченный в защитный костюм серебристого цвета солдат слился в единое целое со станковым пулеметом. Одной рукой он держался рукой за антенну, а правую воздевал в приветственном жесте, словно вестник мира. Тела погибших людей были похожи на египетские мумии. Известна история обнаруженных мертвых тел этрусков, обнаруженных археологами при раскопках селения в Италии. В пещере лежали облаченные в доспехи воины, трех тысячелетней давности, сохранились лица людей, однако вместе с доступом в захоронение кислорода, тела начали распадаться. Дорогу перегородил приземистый танк. Грозный исполин проявлял беспомощность в условиях городского боя. Солдаты сняли противогазы, мучимые тошнотой. Надо полагать их крепко мутило перед смертью, солнце выбелило гимнастерки, уничтожив следы рвоты. У одного колыхались на ветру соломенные волосы. Красное свечение отражалось от черной реки, превращая водную гладь в потоки крови. Сдвинулась крышка люка, наружу вылез человек. Худой с клочковатой бородой. Он осмотрелся на по сторонам. Послышалось сдержанное урчание? покрытое ржавчиной железо вкрадчиво скрипнуло, на броню БТР прыгнула рысь, холодно уставилась на человека. Мужчина молниеносно сдернул ремень арбалета с плеча, вдеть стрелу, заняло еще долю секунды, поймал в перекрестие прицела белую, в рыжих пятнышках грудь зверя. Рысь презрительно фыркнула, повернулась к высохшему трупу, клыки с хрустом дробили сухую кость. Мужчина вложил стрелу в колчан, закинул ремень арбалета за спину, и оглядываясь на лесного хищника, перебежал дорогу.

Раньше супермаркет назывался «24 часа». У бывшего владельца было туго с фантазией, или ничего нового в сфере рекламы изобрести было невозможно. Это как иголка для шитья или колесо. Абсолютные идеи, не требующие модернизации. Цифра «2» висела на тросе, витрина отсутствовала, стекло усыпало пол словно пригоршни хрусталя.

На прилавках стояли бутылки с водой, банки консервов с яркими этикетками. Человек сглотнул слюну. Последний раз он ел вчера. Он поднял голову, – затянутое пеленой небо было чистым. Впрочем, это ничего не значило. Они появлялись внезапно, нападали стремительно. Он шагнул вперед, понял, что совершает ошибку, но было поздно. Безглазое существо устремилось к нему навстречу, огромный рот, усеянный десятками острых пластин-зубов, был нацелен в грудь. Человек закричал. Метнулся к спасительному люку, но между поваленных машин, выскользнула еще одна тварь. Безглазые могли мчаться очень быстро. Трясущимися руками, человек попытался вдеть стрелу в колчан. Удар сбил его с ног. Безглазые нападают бесшумно. Круглая пасть впилась в плечо, подоспела вторая тварь, и вгрызалась в бедро. Действовали слаженно, деловито, без лишней суеты. Человек корчился в приступе агонии. Последнее на что упал его взгляд, была пронизывающая небо ростральная колонна.

Они шагали по опустевшим улицам, – худощавый мужчина, и пожилой, с седой бородкой на бледном лице. Худой был в облачении католического священника; черная длинная сутана, белый воротничок.

– Победа дается непростой ценой, не так ли Падре? – спросил Шакс.

Худой склонил голову.

– Мы знали на что шли, маркиз!

Они переступили окровавленное тело трепыхающейся жертвы. Шакс брезгливо посмотрел на пожирающих добычу эгинов.

– Это было не самое разумное решение по зачистке территории. – Недовольно нахмурился он.

– Лучезарный, чье имя мы не вправе произносить вслух, допускал радикальные методы, – возразил Моркус.

Шакс посмотрел на небо.

– Финальная схватка впереди.

Они двинулись дальше по широкому Невскому проспекту, непривычно безлюдному. Начался дождь.

– Тоскуешь по прошлым временам, поэтому так вырядился? – насмешливо спросил Шакс.

– Ты же знаешь, каково это быть католическим монахом, – Моркус поднял руку с отсутствующими подушечками пальцев. – Мрачное средневековье! – зло улыбнулся он. – В те времена инквизиция жестоко расправлялась с отступниками веры. Обрезание кончиков пальцев с правой руки значило невозможность осенить себя крестным знамением.

– Ну, да ты в накладе не остался! – ухмыльнулся маркиз.

– О, да! – с горячностью воскликнул Моркус. – Я отловил их всех! Особенную радость мне доставил опыт замуровывания старого кардинала в его родовом склепе. Никогда бы не поверил, что пожилой человек, отягощенный подагрой, и больным сердцем способен прожить без света, воды и пищи девять долгих дней!

– Он отрекся? – спросил Шакс.

– Это случилось на исходе седьмых суток. Вера слаба, дух немощен. Я запустил в склеп полчища крыс, таких же голодных, как и замурованный кардинал. Удалось внушить ему надежду на избавление от страданий. Кардинал принял владычество Лучезарного, я моя миссия завершилась успешно.

– Страдания, – весомый аргумент! – согласился маркиз.

Они свернули на набережную реку Мойки. Дождь кончился также внезапно, как и начался. Распахнулась дверь в парадную, наружу вышла Елиза, и молча присоединилась к идущим…»

Настя проснулась. Близился вечер, у нее сильно болела голова. После приема двух таблеток ибупрофена, стало полегче. Стоя перед зеркалом, и рассматривая алое пятно на лбу, силилась вспомнить, что такого случилось, после того как она провалилась в глубокий, похожий на обморок сон. Приняла душ, набрала номер Пудовика. Ответил знакомый уже по голосу санитар.

– Здравствуйте, Фарух! – заговорила девушка. – Я хотела узнать, как себя чувствует Александр Яковлевич?

– Больного Пудовика в больнице нет. – ответил санитар.

– Как, – нет?! Его выписали?

– Сам удивляюсь. Не ожидал, что с в таком состоянии можно покинуть больницу. – санитар говорил слегка нервозно.

– А почему его смартфон у вас? – задала Настя логичный вопрос.

– Александр Яковлевич ставил смартфон в больнице. Не понимаю, как он прошел через пост, без одежды и больничных шлепанцах. И зачем он это сделал? И откуда в его палате этот ужасный запах? До сих пор не выветрить… Больной мог написать заявление, его бы просто выписали из больницы!

– Я тоже не понимаю…

– Если вы его родственница, можете приехать и забрать смартфон. Только нужен документ, удостоверяющий ваше родственное отношение к больному.

– Нет, я просто его знакомая, – ответила Настя. – Насколько мне известно, у Александра Яковлевича нет родственников.

– Тогда понятно… – ответил Фарух. – Я сдам смартфон в камеру хранения.

Настя пожелала нервному санитару хорошего дня, отключила связь. Тупо смотрела на свой ноутбук, осмысливая происходящее. Многое она не могла объяснить, в том числе девственно чистый диск С. За время ее загадочного сна с компа исчезла вся информация, включая личные фото (о бесследном исчезновении которых, она впоследствии будет особенно сильно горевать!).

– Об этом у буду рассказывать своим детям… – пошутила девушка, хотя ей было не до смеха. Амнезия, – отвратительное свойство мозга, словно некая враждебная сила забралась ей в мозг, и бесцеремонно шуровала там как в ящике с грязным бельем. Решение поехать к Пудовику домой было принято внезапно. Она пришла к выводу, что ее странное состояние каким-то образом связано с романом Мастера. Причина растущей тревоги по мере чтения текста стала понятна в той его части, где автор описывал фантазийный мир апокалипсиса, наступивший вследствие разразившейся катастрофы. Что же именно ее так напугало? Точное указание Пудовиком того дома, откуда вышла Елиза. Угол Невского проспекта и набережной реки Мойки. Вытянутый пятиэтажный дом, последней четверти девятнадцатого века. Первые этажи здания арендовали многочисленные офисы крупных компаний, во дворе дома расположилась страховая фирма «Ресо». Ничего особенного кроме одной детали. Двадцать три с половиной года назад в этом доме появилась на свет Настасья Ромашова. Будущая писательница Настя Ромм.

Она побросала в сумку все самое необходимое, набрала номер вызова такси.

– Яндекс такси, слушаю!

Настя продиктовала адрес Пудовика, – стоимость оплаты, которую сообщила ей дежурная показалась несуразно высокой, но спорить не стала. Картина багровой пелены, окутавшей безмолвный город, стояла перед глазами, да и амнезия не улучшала настроения.

– Такси будет через пять минут! – пообещала женщина.

Настя сбежала по лестнице, вышла на улицу. Пожалела, что не взяла осеннюю куртку, воздух был по осеннему свежим. Оживленное движение Лиговского проспекта несколько взбодрило ее. Александр Яковлевич был прав, когда говорил о чрезмерно развитой фантазии начинающих авторов. Следует научиться проводить грань между разгулявшимся воображением и реальностью. Город выглядел обыкновенно. Гуляли люди с детьми в сквере, с шумом проносились по проспекту машины, заходящее солнце позолотило верхушки домов. Включился режим вибрации на смартфоне, – все- таки она нервничала, – потребовалось время, чтобы извлечь из сумки гаджет.

– Слушаю! – крикнула девушка.

– Такси, белый хендай солярис! – в динамике прозвучал мужской голос.

– Я здесь, около дома…

– Подъезжаю через минуту.

Настя положила смарт в карман, поежилась от порыва ветра. В гостях у Пудовика она была однажды. Жил писатель скромно, вместе с большим сибирским котом, в котором Александр Яковлевич души не чаял.

Лихо подкатил «хендай», шофер, коротко просигналил. Настя села на заднее сиденье.

– Здрасьте! – Улыбнулась коротко стриженному затылку восточного парня.

– Добрый вечер! Васильевской остров?

– Морская набережная дом шестнадцать.

Каким-то чудом именно окна Александра Яковлевича не закрывали выросшие за последние годы высотные небоскребы. Пудовик любил шутить, что когда это ожидаемое событие случиться, он наконец-то умрет.

Компактный автомобиль демонстрировал чудеса скорости и маневренности в плотном городском потоке. Водитель молчал, и Настя была ему за это благодарна. Промчались быстро. Был миг, она увидела на дороге женщину в длинном плаще. Черные волосы, горделивая осанка. Женщина спокойно пересекла оживленную магистраль, вне зоны пешеходного перехода, не обращая внимания на сигналы водителей. Настя инстинктивно сжала кулачки. Спустя секунду, оглянувшись назад никого не увидела. Мало ли в большом городе вот таких наглых и красивых девиц, считающих себя выше правил и законов!

– Реально много! – произнесла она вслух.

– Что вы сказали? – Шевельнулся затылок водителя.

– Я говорю, много чокнутых людей! – нарочито веселым голосом сказала Настя. – Перебегают дорогу прямо перед машиной?

– Где? – шофер посмотрел на пассажирку в обзорное зеркало.

– Да только что! Девица в плаще шла по Невскому!

– Я никого не заметил…

Настя поерзала на сиденье, и замолчала. Так ты реально с ума сойдешь! Причем до того, как выйдет твоя первая книга!

Остальную часть пути ехали, сохраняя молчание. Водитель включил магнитолу, заиграла ритмическая мелодия. Проехали вдоль набережной Невы, сгущались вечерние сумерки, желтые отблески фонарей отражались в зеленоватой воде. Водитель остановился возле девятиэтажного дома.

– Приехали!

Настя ввела код на смартфоне, спустя пару секунд пискнуло уведомление. Оплата прошла. Вышла из салона машины, здесь чувствовалась близость Финского залива; воздух был сырым и прохладным. Девушка вторично обругала себя за поспешность, теплая куртка ей точно бы не повредила! Проводив взглядом «хендай», подошла к подъезду, где проживал Александр Яковлевич. Только сейчас, глядя на тусклую подсветку домофона, она поняла, что вела себя как истеричная дурочка. Ну, заявится она к писателю домой, и что скажет? Поодаль стояли двое мужчин за сорок. Оба с выпуклыми животами, под тканью пиджаков. Хозяева жизни. Один положил руку на распахнутую дверцу сверкающего хромом «Порше». Мужчина скользнул небрежным взглядом по хорошенькой девушке, нерешительно застывшей перед парадной дверью. Решение было принято, Настя нажала клавишу домофона, пошли долгие гудки.

Хозяин «Порше» рассмеялся шутке товарища. По истечении полуминуты, домофон умолк. Настя уже достала смартфон, намереваясь вызвать такси, когда дверь в подъезд распахнулась, наружу вышла пожилая женщина с усталым выражением лица.

– Вам сюда, девушка? – спросила она, подозрительно глядя на незнакомку.

– Я в сорок седьмую! – выпалила Настя. – К Александру Яковлевичу!

– А-а-а! – протянула женщина. – Ну, тогда заходите! Тихо у него, только Степа блажит как окаянный!

– Спасибо! – девушка шмыгнула в подъезд, дверь за ней захлопнулась. Поднялась пешком по лестнице, остановилась возле квартиры. Шумно выдохнула, и нажала кнопку звонка. Ответом было нервное кошачье мяуканье. Просто так, безо всякой мысли, Настя тронула дверную ручку, и та неожиданно легко поддалась. По ногам протянула сквозняком, в образовавшуюся щель немедленно просунул любопытную морду Степан.

– Александр Яковлевич! – прокричала Настя, сдерживая коленом напирающего кота. Степан пытался просочиться на волю в узкий дверной проем, что при его габаритах было сделать невозможно технически. – Александр Яковлевич! – громче крикнула девушка. Наверху что-то звонко хлопнуло, выругался мужчина. Нервы Насти не выдержали, она бесцеремонно втолкнула кота вглубь квартиры, шагнула вслед за ним.

Глава 15.

Вика шла около часа. Поначалу лесная масса казалась непроходимым буреломом, на огромных стволах бородой свисали мхи и лишайники размером с кулак, но сверкающий луч безошибочно находил проходы между деревьями. Вокруг царила чернильно-синяя мгла, и если бы не золотая стрела, совершающая повороты вопреки законам физики, Вика давно бы сбилась с пути. Почва под ногами была мягкой и ворсистой, в темноте леса шевелилось что-то живое, однажды, она ощутила на своем затылке нетерпеливое дыхание, – оно было жадным и зловонным, – девушка с трудом удержалась от желания броситься бегом, остановил ее от этого опрометчивого шага золотой луч, двигающийся вперед с определенной скоростью, не превышающей темп быстрого шага. Слева обломилась ветка, липкие пальцы хищно ощупали ее нагое тело, сверкнули глаза. Кроваво-красные, в форме перевернутого треугольника, наполненные злобой и разумом. Вика не предполагала в себе такого мужества! Она двигалась вслед за лучом, и только яростно колотящееся сердце выдавало внутреннее напряжение. Глаза еще долго преследовали ее, алый треугольник возникал то сбоку, то сверху между мохнатых еловых ветвей.

Лес закончился внезапно. Расступились деревья, впереди простиралась невообразимой красоты роща. Луч поблек, из золотого его цвет стал розовым с преобладанием опалового свечения, он рассеивался как подсыхающая акварель на листе бумаги. Спасала та неземная красота, перед которой Вика стояла потерянная и восхищенная. Сады Персефоны были вовсе не золотыми. Здесь присутствовали все спектры цветов, когда-либо встречающиеся на земле, и как подозревала очарованная дивной красотой девушка, за ее пределами. Стволы деревьев отливали ярко-сиреневым цветом драгоценных сапфиров, устилающая землю трава от изумрудно-зеленой, переходила в бирюзовую синеву. Ветви блестели золотом червонной пробы, на них переливались хрустальным блеском круглые плоды. А небо над садом мерцало лазурью с вкраплениями прозрачно-белых пятен облаков, отчего вся картина в целом напоминала картины Ван Гога.

– Это и есть сады Персефоны? – пробормотала Вика. – Охренительно круто! И никакой тебе охраны!

Оглядевшись по сторонам, и не заметив ничего подозрительного, она подошла к ближайшему дереву, потрогала ствол. Возникло явственное ощущение касания чего-то теплого и живого.

– Ничего не поделаешь! – вздохнула девушка. – Я за этим и пришла!

Она выбрала небольшую веточку, потянула за стебель. Вначале ничего не изменилось: с таким же успехом можно было пытаться ломать металлический прут. Поднажала. Услышала отчетливый стон, похожий на музыкальную ноту, исходящий из места примыкания ветки. Еще приличное усилие, теперь нота звенела как органная сюита.

– Господи! – прошептала девушка. Она приложила силу, ветка прогнулась до критического предела и оборвалась. Из места слома хлынула алая жидкость. Орган гремел во всю мочь, звук исходил от всех прочих растений в саду.

– Было не сложно… – пробормотала девушка.

Поднялся ветер, небесная лазурь поблекла, словно краски на палитре размыло водой.

Пора было сматываться отсюда, и крепко сжимая ветку, девушка побежала вдоль рощи. Как было сказано в одном увлекательном триллере, – выиграть у казино, – это половина дела! Вторая половина заключается в том, чтобы суметь уйти с деньгами. До сих пор ей везло, она действовала без всякого плана, действуя наобум. Да и какой может быть план в этом мире, где все наперекосяк! Проблема заключалась в том, что она окончательно утратила направление пути. Привычных в земном лесу ориентиров здесь не было, и шансы вернуться на берег реки, где(как Вика надеялась), все еще лежала ее одежда с обрезанной фотографией в кармане спортивных штанов, ключами от квартиры и смартфоном. Необходимыми в быту вещами, и абсолютно никчемными на Острове Мертвых. Желание обернуться назад, кинуть взгляд на всю эту великолепную красоту одолевало ее.

«Обернулся, – и остался!» – так кратко характеризовала Светка расставание с очередным любовником.

Вика вдруг поняла, что не в силах двигаться дальше. Ее щиколотки оплело чем-то гибким и прочным. Решив, что она зацепилась ногой за корягу, попыталась освободиться из древесного капкана, но прут впился в кожу как щупальце осьминога. Он был сухим и твердым, отдаленно похожим на лиану, телесного цвета, толщиной не более двух сантиметров. Девушка лихорадочно ощупывала путы, конец уходил в землю, и терялся между сплетенных корней дерева. Вика остановилась. Такая досадная помеха как древесная лиана вознамерилась прервать ее дальнейший путь! Следовало спокойно проанализировать создавшуюся ситуацию. Она опустилась на землю, не выпуская из левой руки ветку, тщательно ощупала держащий ногу прут. Древесина ритмично пульсировала при контакте, словно под слоем коры струилась кровь. Пока Вика искала способы освободить ногу из плена, из толщи мха появился еще один прут. Изящно скользя по земле, он тронул концом кожу на ноге, словно гурман, исследующий редкое лакомство, перед тем как приступить к трапезе.

– Пошел на хрен отсюда! – яростно закричала Вика.

Прут отпрянул, будто услышал обращенное в его адрес ругательство, а затем обогнул сидящую на земле жертву, и накинул петлю на ее левую руку, в которой Вика продолжал сжимать ветвь. Девушка отдернула руку, но прут оказался ловчее, – удавка оплела кисть, ветвь выпала из ослабевших пальцев.

– Все! – задыхаясь от страха, кричала Вика. – Забирай свои гребанные ветки! Отпусти меня!

Древесные пруты хранили зловещее молчание. Пока девушка сражалась с петлей на запястье, что-то коснулось ее правой ступни. Она рванулась всем телом, как животное, увязшее в трясине. Над бедром уже деловито копошился очередной древесный жгут.

– Господи-и-и!!! – визжала обнаженная девушка, чувствуя отвратительное касание пульсирующих веток, заботливо пеленающих ее тело тугими узами. Трудно сказать, сколько времени длилась неравная борьба человека с одушевленным растением. Вика выдыхалась. Ее руки и ноги были надежно оплетены жгутами, очередное кольцо бережно оплетало шею, однако, коснувшись золотого крестика, отпрянуло. После короткого раздумья, жгут расположился на два сантиметра ниже горла, возле ключицы. Так во всяком случае она могла дышать, но положение от этого ненамного улучшилось. Ее растягивали в форме морской звезды. Тупой конец ветки завис над искаженным ужасом лицом женщины, и покачивался словно индийская кобра перед смертельным броском. Слабая попытка отвести лицо, привела к тому, что петля на шее стала туже, и опять ее спас крестик; древесные жгуты явно избегали контакта с освященными предметами. Тем не менее, дела ее были плохи. Лицо побагровело от прилившей крови, перед глазами мелькали мушки. Вот так я умру! Пронеслась отчаянная мысль в пульсирующей болью голове. Задушенная древесными ветками! Голая и распятая как лягушка в руках злых детей. Поверить в такое невыносимо, особенно когда тебе немногим за тридцать!

– Помогите… – прохрипела она.

Лес молчал мрачно и торжественно, как оно и должно быть в час гибели святотатца, вознамерившегося сорвать золотую ветвь из сада Персефоны. Кому-то удалось это сделать? Был один…

За спиной послышалось шуршание, по странной ассоциации похожее не то, что издает дворник ранним утром сметая осеннюю листву во дворе. Вика хотела повернуть голову, но прут держал ее крепко. Шуршание стало громче. Теперь оно было слышно сбоку и справа.

– Кто здесь… – прошептала девушка.

Прежде чем увидеть то, что к ней приближалось, Вика почувствовала запах. Что-то кислое, глаза заслезились, как это бывает от хлорки, растворенной с водой.

– Кто здесь? – повторила девушка, отчаянно дернув шеей, насколько ей позволяла сделать это древесная удавка.

Запах усилился, и перед ней возникло женское лицо. Белое как полотно бумаги, с ледяным взором огромных глаз и идеально правильными чертами лица. Вика перевела взгляд ниже, и увидела покрытое серебристой чешуей тело. Метра два в длину, оно перемещалось благодаря шести парным ногам. По земле волочился хвост, он и издавал шуршание.

– Привет! – Вика попыталась улыбнуться. – Я сорвала ветку из вашего сада… – она придала покрасневшему лицу виноватое выражение. – Я все могу объяснить, – сипела девушка. Она смотрела в это прекрасное и бесчувственное лицо, избегая опускать взор ниже, на сверкающую чешую пресмыкающегося. – Сама не знаю, с чего я решила, что благодаря этой чертовой ветке, все получится исправить! – из ее глаз текли слезы от разъедающего запаха, исходящего душным облаком от чудовища. – Если я что-то нарушила, простите! Вот эта ветка, можете забрать!

Алые губы монстра шевельнулись, изо рта выскользнул быстрый змеиный язычок.

– Ветвь не моя. – прозвучал голос, такой же холодный и бесстрастный, как и лицо монстра. – Мое имя Кампе, и мне поручено проследить за тобой. Знаешь, чем карается то, что ты сотворила?

– Нет… – просипела Вика.

– За такое преступление человека ждет смерть.

Скользя по земле, чудовище обогнуло женщину, и вновь остановилось перед ее лицом.

– В прежние времена мы с сестрами потешились бы на славу, прежде чем тебя убить, – сообщила Кампе. – Однако, приходит новая эра, и никто не знает наперед последствий, к которым может привести гибель женщины, пришедшей сюда, ради того, чтобы спасти мужа. Смелых духом принято поощрять. Я позволю тебе уйти, и ты сможешь забрать с собой ветвь. Не знаю, сумеешь ли ты воспользоваться сокровищем, смотри, чтобы не пожалеть впоследствии. А теперь, прощай!

Кампе вторично описала лугу возле распростертой девушки, и скрылась в чащобе леса. Древесные путы ослабли, не веря в удачу Вика поспешно сбрасывала жгуты полуживой материи. Руки и ноги затекли, но она не стала дожидаться, пока восстановиться кровообращение. Схватила ветку, и прихрамывая на левую ногу, поспешила прочь отсюда.

Обратный путь оказался подозрительно легким. Привыкшая к опасностям, вырастающим словно грибы на пригреве после августовского дождя, она шла по лесу, крепко сжимая ветку, и ожидая подвоха на каждом шагу. Посветлело, тропа была видна отчетливо, извиваясь между зарослями густо растущего кустарника со свисающими красными ягодами, отдаленно напоминающими плоды шиповника. Рот наполнился слюной, Вика протянула руку, намереваясь сорвать сочную ягоду, как изнутри вылетело что-то быстрое, остро ужалившее в палец.

– Черт тебя подери! – выругалась девушка, дуя на воспаленную мякоть указательного пальца.

Над головой кружилось насекомое, сердито жужжа. Плоское и вытянутое, с желтым брюшком. Онемение вследствие знакомства с древесными удавками прошло, в местах соприкосновения с кожей остались зудящие красные полосы. Вика решила перейти на легкий бег. Чем скорее она покинет негостеприимный лес, тем будет лучше! Пробежка пошла на пользу, вскоре забрезжил просвет между деревьями. Взбодрившаяся девушка ускорила темп. Лесная полоса закончилась внезапно, Вика остановилась. Овраг круто спускался вниз, в тридцати метрах светлела каменистая почва, кое-где поросшая чахлой растительностью. Деревья подступали вплотную, корни впивались в песчаную почву. Здесь было заметно холоднее чем в лесу, голая кожа покрылась мурашками. Ничего не оставалось делать как возвращаться в лес, который Виктория успела возненавидеть, – спускаться вниз было равносильно самоубийству: склон шел почти вертикально, песчаная поверхность превращалась с сухую твердь, из которой торчали острые как ножи коряги. Идти вдоль леса по кромке было неосуществимой задачей; на расстоянии пяти метров от ее нынешнего местоположения деревья примыкали к краю оврага вплотную, следовало обладать ловкостью горной козочки, чтобы пробраться там не сорвавшись вниз. Терзаемая противоречивыми намерениями, – вернуться в лес или искать попытки спуститься в долину, Вика заметила приближающуюся большую птицу. Виктория Зайцев а была сообразительной женщиной, и успела понять одну важную вещь. В здешнем мире ничего не случается просто так. Нет ничего лишнего. Каждое существо вовлечено в какой-то непостижимый процесс. Птица стремительно приближалась. Можно было разглядеть размах крыльев не менее восьми метров. Совершив полукруг над оврагом, птица приземлилась рядом с девушкой. Собрала гигантские крылья, наклонила голову. Выпуклый карий глаз с светился умом и любопытством.

– Привет! – улыбнулась Вика. Птица была настоящей громадиной, со сложенными крыльями возвышалась на высоту человеческого роста. Она переступила на месте, цепляясь когтями за твердую почву. Молчание затянулось, Виктория не прерывала паузу, послушно ожидая ответа.

– Ты та самая. Которая сорвала ветку из сада Персефоны? – спросила наконец птица.

– Я… – осторожно ответила девушка, заранее страшась ответной реакции.

– Настали времена! – философски сообщила птица. Она твердо проговаривала согласные, как обучившийся человеческой речи попугай, говорила короткими и обрывистыми фразами, и трудно было понять, завершено ли предложение, или она раздумывает над следующим. – Грядут перемены!

Вика на всякий случай сочувственно вздохнула.

– Лучезарный рассылает подручных, – продолжала птица. – Чье имя лучше не упоминать. Вербует наемников. Много тысяч лет он провел в заточении. Все ему не дает покоя власть. Над смертными. Над вами. – уточнила птица. – Вас иногда называют. Мартышки. – она раскрыла клюв, что, как догадалась Вика, должно было означать разновидность смеха. Девушка вежливо улыбнулась в ответ.

Отсмеявшись, птица продолжила.

– Мне так не нравится. Вы не мартышки. Вы недолго живете и боитесь. Боитесь умирать, а запасных жизней у вас нет. Ни одной. Оттого вы злые и глупые. Вы не верите, что после смерти все начинается. Самое интересное. Думаете, ваше тело это все, что у вас есть. Но мне вас жаль. – склонив голову на бок, птица посмотрела на ветку, которую Вика сжимала в пальцах. Золотой блеск потускнел, теперь ветвь была грязно-желтого цвета, каким бывает морской песок после шторма. – Что привело тебя сюда? Трудно поверить, что ради ветки.

– Мой муж пропал, – призналась девушка. – Так случилось, что я поехала за его смартфоном… – она сбилась. Навряд ли доисторическая птица знает что-то про гаджеты. – Вообще, я хотела с ним помириться… А дальше как то все само закрутилось. Теперь я мечтаю вернуться домой, и так понимаю, что без ветки этой чертовой ничего не получиться!

– Ветвь из сада не предназначена. Это не карта. – Короткий смешок. –Не можешь вернуться, потому, что дороги не знаешь.

– Я заблудилась… – согласилась Вика.

– Неверный выбор. Пути. Тебе надо было слушать знаки. Поговорить с деревьями. Они бы указали дорогу. А ты пошла в другую сторону. Или следовало обождать. Твой мир сам бы пришел к тебе, как ночь сменяет день. Нетерпение, – вот свойство людей.

– Наверное, так оно и есть.

– Как звать мужа? – спросила птица.

– Дмитрий… Дмитрий Зайцев! Он брюнет, симпатичный, в очках… – зачастила девушка, но птица перебила ее разинув огромный клюв, в котором вполне могла разместиться небольшая овечка, отбившаяся от стада.

– Я слышала. Про твоего мужа. Здесь его знают под другим именем. Эней.

– Почему Эней?

Птица смеялась.

– Кто же станет называться своим именем! Только глупец!

– Дмитрий жив?! – подалась всем телом девушка.

– Пока не скажу.

– Почему?!

– Нет решения. По твоему мужу.

– Что же у вас здесь за мир такой?! – взорвалась криком ярости Вика. – Что не спроси, сплошные загадки!

Теперь распахнутый клюв демонстрировал птичье веселье долго. В его глубине дрожал язычок, слышался негромкий клекот. У Люды хватило ума и терпения не прерывать веселящееся пернатое. Приступ веселья завершился.