Хотя, если быть точным, то впервые я приехал в Португалию гораздо раньше, ещё в конце девяностых, нелегально, автостопом. В ту пору я, «беспечный русский бродяга», около года жил в центральной части страны, между Сиерра да Эштрелла и Сиерра да Гардунья, в пригороде одного небольшого горного городка. Холодными зимними вечерами я сидел напротив камина с бокалом красного столового – тинту, кормил огонь разбитыми ящиками от фруктов, и отчаянно мечтал о жизни на побережье океана, в сказочном городе Порту. Там, где в долине над виноградниками летают драконы, солнце каждый вечер с шипением погружается в океан, а люди, рассуждают о простых вещах – любви, доме, семье и красоте.

Феллини говорил, что наши фантазии – это и есть наша настоящая жизнь. Каждый живет в собственном вымышленном мире, но большинство людей этого не понимают. Никто не знает подлинного мира. Каждый называет Истиной только свои личные фантазии. Фантазии – единственная реальность, – утверждал Федерико.

Я переехал жить в Порту потому, что моя внутренняя Португалия стала максимально близка к её проявлению на физическом плане. Когда я начинаю смотреть на свои мечты рационально, приближаю их мысленным взором и рассматриваю детально, то они перестают выглядеть чем-то несбыточным и постепенно переходят в разряд осмысленных идей. Самое увлекательное, что может быть в этом мире, это превращать свои фантазии в повседневную жизнь, совмещать их замысловатую кальку с рисунком реального мира, и перерисовывать судьбу, в соответствии со своими мечтами. Но зачастую, нам, чтобы достигнуть своей цели, необходимо сначала отступиться от неё, сделать шаг назад, чтобы полнее охватить взором желаемое. Присмотреться и осмыслить. И этот мой шаг растянулся на долгих двадцать лет. Но об этом чуть позже.

Я живу в историческом центре Порту. В сказочном городе на побережье Атлантики. Пишу книги. О любви, путешествиях, красоте. Делаю именно то, чем всегда хотел заниматься, и именно там, где мечтал. Значит ли это, что я получил то, что хотел, и остановлюсь на этом? Конечно, нет. Это означает лишь то, что возможно всё. Главное – не бояться мечтать и продолжать идти вперёд.

Каждое мое утро начинается с пробежки (ну почти каждое). Выйдя из дома, я иду через пешеходную улицу Санта-Катарина, затем спускаюсь по узкому переулку с небольшими пенсао-борделями к железному мосту Дона Луиша. Тому самому «второму» Эйфелеву мосту, сооружённому Теофилом Сейригом, учеником и компаньоном Гюстава Эйфеля. Там и начинаю свой бег – от набережной Рибейры к Атлантическому океану. Проваливаясь в монотонное движение, я медитирую на рыбаков, дремлющих со своими удочками на набережной реки Дору. Час информационного детокса. Вдыхаю солёный запах, доносящийся по реке с океана. Настраиваюсь на новый день.

Квартал Рибейры – одно из самых аутентичных мест в Порту, и потому, в последнее время, наиболее туристических. Само название – Рибейра, переводится как «прибрежный» – изначально тут жили рыбаки. Все путеводители, как один, уверяют, что это самое опасное место в городе. Но в чём эта опасность проявляется, я за время жизни в Порту, так и не понял. Я пробегаю причудливо наслоенные друг на друга красочные дома, облицованные традиционной португальской керамикой – азулежу, многочисленные ресторанчики с официантами, ожидающими клиентов на улице, типичные деревянные лодки, пришвартованные возле набережной.

Неторопливо бегу, впитывая атмосферу. Ежедневно смотреть на красоту необходимо нам так же, как и чувствовать лицом тепло солнечных лучей. Поэтому я поселился именно в старом центре. А какой смысл переезжать в древний европейский город, и жить на его периферии, созерцая по утрам типовые дома-скворечники.

До последнего приезда сюда, у меня не было каких-либо рабочих привязок ни к городу Порту, ни к самой Португалии. Лишь смутные мечты двадцатилетней давности. Я работал удалённо, и потому, мог выбрать себе для жизни любое из понравившихся мест. Я пожил немного в Юго-Восточной Азии, затем в нескольких странах Евросоюза, и у меня сформировались пожелания, требования к будущему дому. И первым пунктом шёл характер региона, менталитет его жителей. Я хотел жить в дружественной среде, где местные не будут обращать особое внимание на иностранца. Португалия сразу же покорила меня своей неспешностью, лёгкой грустью и умению радоваться мелочам. Удивительно, но это была страна, существующая по принципам «Slow Life», во всех аспектах своей жизни. Страна, уверенная в том, что спешить некуда и суть жизни не в достигнутых результатах, а в самих процессах. То, что я пытался искусственно создать для себя в суматошной Азии, здесь уже было веками растворено в горном воздухе и пене атлантического прибоя.

Несколько лет перед Португалией, моей базой был город Краков в Польше. Я фрилансил на ниве журналистики и документальной фотографии, и чуть ли ни каждую неделю летал на съёмки. То Берлин, то Москва, то Бангкок, то Афины. Португалия же меня в буквальном смысле в себя втянула. Старые мечты начали реализовываться сами собой уже тогда, когда почти отступили для меня на задний план, размылись в суете текущих проектов. Так случилось, что три раза подряд я летал на съёмки через Порту. А так как было свободное время, то я каждый раз увеличивал окошко пересадки и арендовал себе квартиру на несколько дней. Эта практика была введена мною ещё в Юго-Восточной Азии – пролетая, например, через Сингапур, можно безвизово находиться в нём до четырёх суток, расслабиться и погулять. Затем, если оставалось время, стал делать двух-трехдневные пересадки и в других городах. Третья подряд остановка в Порту была эпичной. Меня позвали снимать жизнь на яхте, пересекающей Атлантику, а если точнее, то вторую часть перехода – от Азорских островов до материковой Португалии. Надо оговориться, я имею лицензию шкипера, что даёт неоспоримый плюс в поиске подобной работы. А репортажная съёмка морских парусных регат – часть моей фрилансерской деятельности. Вылетел я заранее, два дня побродил по улочкам Порту, под завязку напился душистого терпкого кофе с португальскими пирожными паштела-де-ната, и только затем сел на рейс на Азоры, в город Понта-Дельгада. Экипаж яхты в составе двух русских шкиперов с обветренными загорелыми лицами – Димы и Кости – встретил меня с воодушевлением. Увидев их безумные счастливые лица, с одной стороны, я обрадовался, но в то же время, немного опешил:

– А как же вы, это, вдвоём через океан?

Костя рассмеялся.

– А мы тебя для того и позвали, фотограф, чтобы было кому на вахте стоять, – сказал он.

– Выходим послезавтра, – добавил Дима, – а сейчас отдыхаем.

Понта-Делгада, столица острова Сан-Мигел, в первый прилет не произвела на меня сильного впечатления. Возникло лишь странное ощущение застывшей реальности и оторванности от мира. Материализованное чувство одиночества. Почти физическое ощущение того факта, что ты находишься на клочке земли посреди бескрайнего океана. Капля в море, пёрышко в небе, хвоинка в лесу и все остальные банальные метафоры, что приличный редактор подчёркивает в тексте автора красным карандашом. И если на большой земле случится катастрофа, а с островами не будет связи, то жители никогда об этом не узнают, просто продолжив свою спокойную размеренную жизнь. Ещё запомнилась тюрьма на побережье – массивная, словно замок бруталистов, с белыми шестиугольными сторожевыми башнями по периметру, смотрящая своими зарешеченными окошками на Атлантическую бесконечность.

В будущем, прилетая сюда раз за разом, и уже с дроном, я в полной мере оценил природную аутентичность Азорских островов. Пресные озёра в кратерах вулканов и неземная красота ландшафтов, на которые открывается вид, когда гонишь на арендованном байке по серпантину.

Через день мы, благополучно отдав швартовы, направились в сторону материка. И тут случился величайший облом в моей мореходной практике. На совсем небольшой океанской волне, (а в Эгейском море я попадал и в приличный шторм), у меня прострелило, мать её, поясницу. Не то продуло, не то раскачало, то ли что-то там ещё, – но произошло это буквально второй раз в жизни. Первый случай был в Германии. Там я, потаскав гигантский пятисотмиллимитровый телевик и сняв таки весьма перспективный кадр с оступившейся на лесенке фрау Меркель, вернулся домой – тогда ещё в Краков, сел в прихожей снимать ботинки, а встать уже не смог (на чужом несчастье, как говорится, зайца в поле не догонишь).

В общем, я лежал на палубе, так как внизу, в кубрике, непременно бы всё заблевал. На мне лежал кусок брезента, а Костя с Димой отнюдь не лежали, а работали аки бывалые матросы, недовольно косясь на меня лишь тогда, когда лодку накрывало брызгами, и я имел, небольшой, но все-таки шанс, быть смытым волной в океан. На шкиперском брифинге (в который, естественно, входила вся команда) тремя голосами из трёх, было решено высадить меня на ближайшем острове, так как при ухудшении состояния пациента, вызвать скорую помощь на яхту в океан не будет никакой возможности, а идти до материка ещё минимум пару недель.

Так я и оказался на благословенной Санта-Марии – так называемом Жёлтом острове в восточной группе архипелага. Я пожелал ребятам удобного ветра, мы тепло распрощались, и неизменная команда, состоящая из двух русских шкиперов, тут же взяла курс на материк. Тут оговорюсь, что Костя, впоследствии тоже поселился в Порту, мы общаемся, и пару недель назад он даже дал мне писательский совет: «Дима, – сказал он, – пиши жестче! Ссадили на Санта-Марию – сходил трахнул проститутку!» Милый Костя, там не было проституток, да и сил моих тоже уже не было. Так что, придётся говорить правду и только правду!

Кстати, тот самый «попутный ветер», которого желают морякам, – называется Фордевинд, и курс этот не самый быстрый. Максимальную скорость можно развить при Бакштаге – проще говоря, это когда дует сзади-сбоку относительно лодки. Так что, всегда лучше желать «удобного ветра», чем «попутного».

Картинка словно из романтико-приключенческого фильма: я стою на причале, в небольшой бухте острова посреди атлантического океана, а в нескольких милях от берега, белая парусная лодка, раскачиваясь взад-вперед на полуденной зыби, безвозвратно удаляется, пока не превращается в точку, а затем и вовсе не исчезает. Мои волосы развеваются на ветру, внутри смешанные чувства, спина предательски перестаёт болеть и тут же начинает излучать энергию и здоровье, но переиграть в жизни уже вряд ли что-то получится.

Санта-Мария – остров с возрастом почти пять миллионов лет на котором Колумб относительно недавно, по возвращению из Америки, совершал благодарственную мессу, выполняя, таким образом, свой обет, данный им в море. Правда, по приказу губернатора, Колумб был арестован, поскольку местные жители приняли его за пирата. История умалчивает каким образом, но ему пришлось доказывать свою невиновность, и только после этого он был препровождён обратно на свой корабль. Жёлтый остров зацепил меня больше всего тем, что на нём был аэропорт, способный несмотря на то, что это самый маленький из островов, принимать среднемагистральные Боинги с большой земли. Тем не менее, отлежавшись пару дней в местном, наспех снятом хостеле ночью, и на желтом песчаном пляже – днём, я дошел до аэропорта (да, пешком это пара километров, так как весь остров – пятнадцать по диагонали) и купил билет на ближайший рейс на Сан-Мигел. Через час ожидания, и полчаса на пропеллерном самолёте, благо летают они по расписанию словно автобусы, – я вновь был в Понта-Дельгада. Помню, как впервые перелетая с острова на остров, я подумал тогда: «Как круто было бы пожить на всех девяти островах. А ведь это вполне осуществимо!»

Лазурные Азоры, острова блаженных на краю земли. Уголок природы, сохранившейся в том же самом виде, в каком он был ещё задолго до появления человека. Скалы, знавшие карфагенян и викингов, норманнов и арабов. Девять вулканических ястребов, о сакральном характере которых говорит уже то, что время на них абсолютно статично. Сан-Мигел, Санта-Мария, Фаял, Пику, Грасиоза, Сан-Жоржи, Терсейра, Флореш и Корву. А также более десятка необитаемых островков, каждый со своей бессмертной островной базальтовой душой, пару из которых – Ильюш-даш-Кабраш – ещё в тысяча девятьсот седьмом году доктор Генрих Абре предлагал приобрести Российской империи. Морской генеральный штаб отклонил предложение доктора Абре, в связи с невозможностью оборудования островов Кабраш под базу флота и использования их в случае войны с Америкой или Японией. Конечно же хотелось бы пожить на них, на всех, включая необитаемые. Особенно необитаемые. Азорский писатель Виторино Немезио назвал их Статуей нашего одиночества. Существует легенда, что молодой человек «с капризным сердцем» был сослан на целых семь лет на один из этих необитаемых островков отцом своей любимой девушки. И когда, стоя на берегу ближайшего к ним острова – Терсейры, окидываешь взглядом вулканические прибрежные конусы Ильюш-даш-Кабраш, хочется стать тем самым молодым человеком с капризным сердцем, чтобы хотя бы немного приблизиться к пониманию интимности азорского одиночества.

Теперь, когда моя команда под всеми парусами ушла в сторону материковой Португалии, спешить уже было некуда, и я посвятил себя восстановлению здоровья посредством бытовой йоги «крокодил», а также прогулкам по узеньким, в полтора метра шириной, улочкам старого города. Характерная для островов предсказуемость жизни создаёт на Азорах чувство безопасности, которое многократно усиливается бескрайним Атлантическим океаном, дающим ощущение надёжной защиты этого маленького субтропического рая. Постепенно входя в ритм острова, я неторопливо жил на Сан-Мигеле, пытаясь общаться с местными, говорящими на более чем странном, по-французски грассирующем диалекте ака-Микаэленсе, слыша нечленораздельные звуки которого, сразу же опускаешь руки.

Но несмотря на плохую коммуникацию, для моей журналистской сущности, эти люди были самым ценным из того, что можно найти на Сан-Мигеле. Ведь они очевидцы, живые носители истории, включая ту, о которой не всегда принято вспоминать. Например, о контрабандистах.

Мне рассказали про совсем недавний случай, когда летом две тысячи первого года, после аварии на одной из дрейфующих мимо архипелага яхт, на берег острова выбросило более полутонны необычайно чистого кoкaина. Лодка перевозила наркoтики через океан из Венесуэлы, для банды, базирующейся на Балеарских островах Испании. Когда атлантической волной был повреждён руль яхты, шкипер сицилиец взял курс на Сан-Мигель чтобы попытаться отремонтировать лодку. Но он не мог войти прямо в гавань. Если бы портовые власти проверили его яхту, они обнаружили бы кoкaин стоимостью в десятки миллионов долларов. Береговая линия Сан-Мигеля испещрена гротами и уединенными бухтами. Моряк привёл яхту к одной из пещер и принялся выгружать сотни упаковок размером со строительный кирпич каждая. Он закрепил контрабанду рыболовными сетями, погрузив ее под воду с помощью якоря. Но когда лодка отплыла, снова поднялась большая волна, и сеть, удерживающая закладку, распустилась. Затем пакеты начало прибивать к берегу.

На острове живёт не так много людей, чтобы новость о находках рыбаков не разнеслась в мгновение ока по всем селениям. Не все, кто находил брикеты, сообщали об этом полиции. Несколько островитян, завладевших большим количеством порошка, принялись торговать, распространяя его по всему острову. Сан-Мигель был моментально наводнен высококачественным кoксoм. Это событие перевернуло жизнь острова с ног на голову. Сила неразбавленного препарата вызывала мощное привыкание, а многие люди, которые начали его употреблять, плохо представляли, с чем они вообще имеют дело. Результаты происшествия были катастрофическими – массовые передозировки и нaркотическиe комы. И даже через двадцать лет Сан-Мигель всё ещё ощущает последствия того инцидента. До крушения яхты местные жители никогда не видели таких нaркoтиков как кoкaин. На архипелаге ходят легенды о том, как простые азорцы продавали порошок по двадцатке за пивной бокал, домохозяйки жарили скумбрию в кoкaине, думая, что это мука, старые рыбаки сыпали его в свой кофе, как сахар, а дети размечали футбольное поле, используя кoкс вместо побелочной краски. В это легко поверить, видя азорцев, которые из поколения в поколение сотни лет жили на островах только лишь за счет сельского хозяйства и рыбалки. Эти люди скорее проведут молокопровод в большой кратер вулкана, чтобы доить беспечно пасущихся там коров, как это и сделали на «черном» азорском острове Корву, чем извлекут реальную выгоду из полутонны выброшенного океаном кoкaина.

Самого контрабандиста, шкипера лодки, полиция все-таки сумела поймать. Его для ожидания суда отправили в местную тюрьму, из которой он всё же умудрился сбежать, находясь практически в пересечении прицела винтовки часового. Сицилиец перелез через забор, сел на маленький скутер и просто уехал. Ходили слухи, что он спал в поле и на чердаках церквей. Но через несколько недель контрабандиста снова поймали. С израненными колючей проволокой ногами, он – обессиливший, грязный и ободранный – скрывался в курятнике у одного из местных жителей. История этого отчаянного шкипера впечатляет. Скорее всего потому, что это случилось именно здесь и сейчас, а не когда-то где-то там, в далёком прошлом. И сценарии из повседневной жизни бывают покруче, чем в любом голливудском фильме. В том же году, когда произошла эта история, Португалия отменила уголовную ответственность за личное хранение и потребление наркотиков, перенаправив все ресурсы на профилактику и лечение наркозависимости.

Гуляя от дома к дому, исследовав каждый сантиметр центра, перед отлетом на материк, я съездил ещё в городок Майя – взглянуть на чайную фабрику. Единственную в Европе, что парадоксально, так как португальцы совсем не пьют чай. Но когда-то у них была населённая китайцами колония Макао, со всеми вытекающими из этого последствиями. На посещение фабрики, меня сподвиг один случай.

Каждый раз, когда я утром выходил из своего жилища, то наблюдал примерно одну и ту же картину: несколько местных мужичков, сидящих в тени магнолий возле кафешки. Когда возвращался – они находились всё на том же самом месте. Просто сидели, временами перебрасываясь парой фраз. Лет по тридцать пять-сорок. То есть не пенсионеры. Не пили, не наркоманы, не играли в карты, никого не ждали, – просто сидели. Кости и плоть дзэн. Как-то я присел рядом и попытался завязать несложный разговор. Мне интересно было, как часто они покидают остров и давно ли были в Лиссабоне. Оказалось, что никогда.

– Я и в Майе то был один раз, когда мне было десять лет и мать ездила туда на работу, чай фасовать, – сказал один из них, – а что там делать?

– Разве не интересно? – удивился я.

Они просто усмехнулись и покачали головами.

Я был поражен. Квинтэссенция островного мышления. Пойму ли я это когда-нибудь?

Ну а мой беспокойный ум тут же принялся решать вопросы логистики, связанные с поездкой на эту самую фабрику. Ехать недалеко, но автобусное сообщение на Азорах крайне неудобное. И что страшнее всего – чтобы попасть на транспорт, который преимущественно развозит рабочих, нужно встать в шесть утра. Оказалось, что почти у каждого из местных мужичков имеется автомобиль (для чего, спрашивается?). Мы договорились с одним из них, что встретимся утром в десять, и он отвезёт меня в Майю. На утро величайшее удивление настигло меня повторно – в договоренное место, к назначенному времени никто не подъехал. Ни через час, ни через два. В этом крылась одна из досадных особенностей португальцев: то, что вы договорились, или же просто собеседник с вами согласился, не всегда означает однозначное «да». Португалец может ответить на вашу просьбу положительно и даже пообещать, что сделает всё от него зависящее, а потом взять и слиться. Дело в том, что они не любят расстраивать прямолинейными отказами. Это конечно мило, но как же временами бесит эта португальская необязательность.

Когда моя спина окончательно реабилитировалась, я все-таки съездил на фабрику, взяв в аренду в Понта-Дельгаде стодвадцатипятикубовый скутер. Я мчался через небольшие городки с белеными зданиями под терракотовыми крышами, мимо сочных зеленых пастбищ, огороженных стенами, словно квадраты на шахматной доске. Местные фермеры в высоких сапогах внаклонку возились с каким-то инвентарём на просторных мокрых полях, где паслись упитанные, словно из рекламы сливочных батончиков, коровы. В густом тропическом воздухе все казалось устоявшимся и спокойным. Временами я видел Атлантику, простирающуюся до горизонта, будто лист покрытого рябью сланца. Фабрика оказалась уютным и практичным семейным бизнесом, поддерживаемым уже пятью поколениями. Оборудование антикварное, но работает словно заговорённое китайцами из Макао. Пообщался, попил чай с рабочими, а через несколько дней забронировал комнату в Порту и благополучно улетел на материк.

1. Queridos amigos – Дорогие друзья (пер. с португальского).

2. Francesinha – португальский сэндвич, изобретенный в 1953 году. Его создатель – Даниель Дэвид да Сильва – хотел создать блюдо пикантным, как французские женщины, и поэтому назвал его «маленькая француженка». Входит в топ лучших бутербродов мира.

12 3 4 5 ...12 Järgmine