Loe raamatut: «Историческое образование, наука и историки сибирской периферии в годы сталинизма»

Font:

Введение

История становления и развития высшего образования и научных исследований в СССР, тесно связанная с социокультурной и политико-идеологической обстановкой в государстве и обществе, и сейчас актуальная тема исследования.

Как известно, система исторического знания (образование, наука, подготовка кадров высшей квалификации, идеология, культура и т. п.) является специфической областью государственной политики и общественных отношений, благодаря которой осуществляется преемственность поколений, формируется сознание человеческой личности, ее гражданская и политическая идентичность и культура, мировоззренческие установки, нравственные ценности, чувство патриотизма и т. п.

Историческое знание в различных его проявлениях было одним из главных мировоззренческих ретрансляторов в российском обществе, обеспечивающих связь времен и преемственность поколений во всех «бифуркационных точках» развития общества и государства. Особенно ярко эта функция проявилась в кризисные периоды XX в.: после 1917 г., в первой половине 1930-х гг., во время Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы. Рельефно роль истории проявилась в один из самых неординарных, неоднозначных и интереснейших периодов российской истории – в годы сталинизма (вторая половина 1920-х – первая половина 1950-х гг.).

Сегодня в число новых исследовательских направлений входит также и изучение процессов регионализации высшего образования и науки. В связи с этим актуальным становится изучение макрорегионального, регионального, локального и даже микроуровневого опыта организации исторического образования и исторической науки в рамках научно-образовательных комплексов.

К числу особых макрорегионов России относится, несомненно, Сибирь с ее особым научно-образовательным комплексом, обусловленным специфическим социально-политическим и экономическим характером развития. Разнообразные феномены и институции социальной, экономической, культурной, политической сфер жизнедеятельности населения Сибири также имеют особенности своего развития. Зарождение и развитие сибирского научно-образовательного комплекса и отдельных его сегментов имеет ряд специфических черт. Сибирский научно-образовательный комплекс, транслируя общие, характерные для всей системы высшего образования и науки (в т. ч. и исторической) направления развития, проявляет уникальные, присущие только данному региону свойства.

Предметная область исследования настоящей монографии связана с изучением системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса периода сталинизма. Напомним, что данный период характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.

Цель исследования состоит в выявлении роли и значения сибирского научно-образовательного комплекса в общесоюзной системе подготовки кадров профессиональных историков и организации исторических исследований в условиях сталинизма.

Для достижения поставленной цели в данной работе был решен ряд задач. В частности, проведен ретроспективный анализ основных этапов организации, становления и развития исторического образовательного и научного процессов в высших учебных заведениях сибирского научно-образовательного комплекса в период сталинизма; на основе историко-правового анализа официальных партийно-государственных документов, центральных и ведомственных нормативно-правовых актов, региональных и локальных документов раскрыто содержание изменений, которые происходили в системе исторического образования и исторической науки в образовательных учреждениях СССР в целом и Сибири в частности в данный период; определена модель формирования у историков как у будущей региональной интеллектуальной и идеологической элиты «правильного» мировоззрения, «правильной картины мира», что было важнейшей задачей исторического образования и исторической науки, выявлен механизм выработки у самих историков этой «картины мира», как она менялась, как она передавалась студентам, через какие механизмы и практики.

Историография темы данного исследования, ввиду своей многоуровневой природы (общегосударственный, макрорегиональный, субрегиональный, межрегиональный, региональный, локальный и микроуровень) и существенной продолжительности хронологических рамок, имеет сложную структуру. Весь историографический массив научно-исследовательской и публицистической литературы систематизируется по трем основаниям: хронологическому, предметному и территориальному.

В хронологическом аспекте периодизация изучаемых процессов укладывается в три историографических периода, которые существенно отличаются друг от друга в подходах и теоретическом уровне осмысления предмета исследования.

Первый историографический период (вторая половина 1920-х – первая половина 1950-х гг.) относится, собственно, к самому периоду сталинизма и совпадает с хронологическими рамками предмета исследования. Таким образом, историография изучаемого вопроса формировалась параллельно со своим же предметом. Это сложное время с точки зрения внутриполитических процессов и социально-экономического развития страны, это период идеологического диктата, политических репрессий и идеологических кампаний, в которые в полной мере были вовлечены советские историки. При этом за короткий период система отечественного исторического знания прошла путь от радикальных экспериментов, трансформаций и своей фактической ликвидации в 1920-х гг. до возрождения и новой институционализации исторического образования и реабилитации самой исторической науки в начале 1930-х гг. и тем более в годы Великой Отечественной войны. За эти десятилетия были выработаны основные подходы государственно-партийных органов и самих ученых-историков к роли и месту исторического образования и исторической науки в системе советской высшей школы, к их значению для социокультурной и политико-идеологической жизни страны.

Второй историографический период советского времени, находящийся уже за пределами самого сталинизма, охватывает вторую половину 1950-х – начало 1990-х гг. В свою очередь, он подразделяется на два этапа: вторая половина 1950-х – середина 1980-х гг. и годы перестройки.

Первый этап начинается с оттепели, с появления новых возможностей и направлений исследований. У самих же историков появляется возможность взглянуть на развитие исторического образования и исторической науки в годы сталинизма с критической точки зрения. Продолжение данный этап получил в годы развитого социализма (со второй половины 1960-х гг.). Он характеризуется также появлением в зарубежной историографии (прежде всего, в англо язычных работах американских и английских советологов) исследований, связанных с предметным полем данного исследования.

На втором этапе в годы перестройки происходит политическая и идеологическая переориентация ряда историков, их подходов к исследованию самой истории, смена исследовательских парадигм.

В годы перестройки определяется круг новых историографических проблем и вопросов для отечественных историков. Вместе с переосмыслением исторического прошлого, поиском новых форм и методов исследований, новых тем и направлений, исследованием белых пятен появляются и новые историографические сюжеты, связанные с историей исторического образования и исторической науки в СССР, преимущественно на новой источниковой основе.

Политика перестройки позволила отечественным исследователям более критично подойти к рассмотрению традиционных сюжетов. Эти исследования выдержаны, как правило, в рамках традиционной советской историографии, но в них в то же время нашли отражение критика политики КПСС и плюрализм мнений. Региональные историки в меньшей степени были вовлечены в эти процессы, о чем свидетельствуют их публикации.

Работы отечественных исследователей советского периода, несмотря на их идеологическое наполнение, внесли существенный вклад в изучение истории высшего исторического образования и отечественной исторической науки в СССР, и частично на региональном уровне. За этот период в научный оборот были введены многие документы, накоплен значительный эмпирический материал, началось формирование целостной картины исторического образования и исторической науки в высшей школе.

Зарубежные исследователи-советологи в своих работах, основываясь на доступных им источниках и литературе, предпринимали попытки решения важнейших проблем существования в условиях тоталитарной и авторитарной моделей советского государства таких важных общественных институтов, как высшее образование и наука¹, в т. ч. исторического образования и исторической науки, особенностей их развития, их соотношения с идеологией, выявления степени и форм влияния на историческое образование и науку партийно-государственных механизмов и т. п.²

Третий (постсоветский) современный историографический период охватывает современную историю России. Это время нового подхода к предмету исследования, новых исследовательских парадигм, появления новых вопросов и постановки новых проблем, новых источников. По объему историографического материала и разнообразию направлений я считаю этот период самым насыщенным и результативным в отечественной и зарубежной историографии тематики настоящего исследования.

Период сталинизма стал наиболее интересен в современной историографии XX в. как общероссийского, так и регионального уровня.

Темами, связанными с историей государственной идеологии, стали вопросы по изучению идеологических кампаний, проводившихся в первое послевоенное десятилетие (период позднего сталинизма) в СССР, в которых историки были одними из основных участников (как со стороны пострадавших от этих кампаний, так и со стороны проводников репрессивной политики)³. Так, в монографии В. В. Тихонова и его докторской диссертации⁴ рассматриваются направление, динамика и содержание идеологических «проработок», которые в значительной степени зависели от ситуации внутри самой локальной корпорации советских историков (групповых, институциональных и индивидуальных конфликтов, карьерных амбиций, социальной психологии поколений историков и т. д.). При этом в его работах обозначаются и относительно позитивные последствия идеологических кампаний (так, именно они дали мощный толчок развитию историографических исследований в СССР).

В работах современных историков (Л. И. Пыстиной, В. Н. Казарина, С. Г. Сизова, Е. С. Гениной и др.) комплексно были изучены проблемы, связанные с отношением власти и сибирской интеллигенции (как в общесибирском, так и в региональном и в локальном аспектах); вопросы реализации партийно-государственной идеологии в этих отношениях и влияния идеологических кампаний и политического климата (в т. ч. событий, последовавших после XX съезда КПСС – оттепели) на деятельность научно-педагогических работников, в т. ч. и на сибирских историков второй половины 1940-х – начала 1960-х гг.⁵ Тесно связаны с вышеназванной тематикой исследовательские работы, посвященные проблемам интеллектуальной истории, проблеме «историк в контексте социума», взаимоотношениям историков с властью в условиях идеологических кампаний периода позднего сталинизма, написанных на материалах высшей школы сибирского макрорегиона⁶.

Зарубежные работы исследователей-русистов на протяжении 1990–2000-х гг. традиционно были посвящены вопросам влияния советской идеологии и политики на культуру, образование и науку в СССР, но все больше они начинают концентрироваться на наиболее популярном в зарубежной историографии периоде сталинизма. Исследования зарубежных историков оценивают суть и содержание советской политики в отношении ученых, научно-образовательных институций СССР раннего периода, советской культуры и формирования новой советской идентичности⁷. Все больше появляется работ, посвященных положению истории и историков в переходные периоды общественно-политического развития страны, историческому ревизионизму и т. п.⁸

В своем предметном аспекте массив исследовательской литературы связан с работами, посвященными общим и специальным (частным) вопросам развития исторического образования и исторической науки в советский период. Общие вопросы включают в себя изучение системы исторического знания в структуре всей советской высшей школы; изучение организационной структуры самого исторического образования и исторической науки, направления деятельности, специальных вопросов и отдельных аспектов развития исторического знания и т. п. Специальные (частные) вопросы затрагивают отдельные аспекты развития исторического знания, корпорации историков, биографии ученых-историков и т. п.

Территориальный аспект историографии связан с проблематикой регионализации и локализации вышеобозначенных процессов, т. е. с изучением предмета настоящего исследования на следующих уровнях: общегосударственном (общесоюзном или в рамках РСФСР); макрорегиональном (Сибирь), субрегиональном (Западная Сибирь и Восточная Сибирь), межрегиональном (объединение нескольких регионов по единому признаку, основанию для классификации, например национальные регионы Сибири), региональном (конкретный сибирский регион как административный субъект), локальном (город и локальное сообщество историков), микроуровне (историческое структурное подразделение научно-образовательного учреждения).

Проанализировав общее состояние изучения вопроса, рассматриваемого в монографии, можно обнаружить, что в отечественной историографии изучению организации высшего образования и науки вообще и исторических в частности не уделялось должного внимания. Проблема заключалась в том, что эти сюжеты считались советской и до недавнего времени постсоветской историографией второстепенными и мало значащими для познания глобальных исторических процессов. Исключением являлись лишь специальные работы (историко-партийной направленности в советский период или юбилейной тематики в современный), связанные с историей крупнейших образовательных и научных учреждений (истории вузов, факультетов, кафедр, персоналий), и единичные работы, посвященные описанию отдельных отраслей или направлений высшего образования и науки.

Не были пока опубликованы обобщающие работы по истории высшего исторического образования и исторического знания в связи с социокультурным и политико-идеологическим развитием государства и общества. Вместе с тем долгое время оставался абсолютно вне сферы внимания вопрос об изучении опыта организации высшего образования и науки по отдельным региональным научно-образовательным комплексам влияния их развития на общероссийские процессы. Не приходится здесь говорить о большом числе обобщающих работ по отдельным отраслям знания в регионах, в т. ч. исторического характера. Сибирь в этом отношении не была исключением из общей ситуации, сложившейся в советской и современной историографии.

Проанализировав общие направления и состояние современной историографии исследуемого вопроса, можно констатировать, что означенная в монографии научная проблема не получила в историографии комплексной разработки. Имеющиеся на сегодняшний день работы, посвященные развитию исторического образования и исторической науки в советской высшей школе, касаются в основном общероссийской тематики или определенных ее аспектов (властеотношения, идеология, корпорация историков и т. п.). Другая крайность современной отечественной историографии связана с сугубо региональным, локальным уровнем или даже микроуровнем исследования (конкретных вузов, их структурных подразделений, персоналий и т. п.).

Необходимо остановиться на территориальных рамках предлагаемого исследования. Для большинства исследователей Сибирь, в соответствии с ее современным административным статусом, – это Сибирский федеральный округ, при этом к ней примыкает еще и Тюменская область, имеющая трансграничное положение, но в административном отношении исключенная из ареала Сибири, однако исторически, экономически и в социально-культурном отношении наиболее к ней близкая. Второе обстоятельство связано с тем, что исследователи не включают Якутию (Якутскую АССР) в территориальные границы Сибири в силу исторической специфики этого уникального региона в политическом, административном, экономическом, культурном и иных отношениях. Ее историческая обособленность как в советский период, так и на современном этапе дает основание говорить о том, что Якутия не входит ни в историко-географическое, ни в хозяйственно-экономическое, ни в социокультурное пространство Сибирского или Дальневосточного регионов, представляя собой особый, самобытный регион.

В данной монографии в конкретные территориальные рамки Сибири (как макрорегиона) входят субъекты РСФСР (в современном их состоянии), которые были связаны с организацией исторического образования, проведением исторических исследований в вузах (университетах и педагогических институтах). Автором выделяются и особые субрегионы, имеющие специфику в развитии на их территории исторического знания, – Западная Сибирь и Восточная Сибирь. Также определяются территории регионов как национально- или территориально-государственные образования и отдельные локации – города данных регионов (административные центры или наиболее крупные и значимые города). Для Западной Сибири это – Алтайский край (Барнаул), Кемеровская область (Кемерово и Сталинск-Новокузнецк), Новосибирская область (Новосибирск), Омская область (Омск), Республика Алтай (Горно-Алтайск), Томская область (Томск и Колпашево), Тюменская область (Тюмень). Для Восточной Сибири – Иркутская область (Иркутск), Красноярский край (Красноярск и Енисейск), Забайкальский край (Чита), Республика Бурятия (Улан-Удэ), Республика Хакасия (Абакан). Поскольку на всем протяжении советского периода в Кызыльском педагогическом институте не велась подготовка историков и не было систематических научных исследований (научная деятельность была сосредоточена в Тывинском НИИ языка, литературы, истории), данный регион здесь не рассматривается.

Исходя из обусловленных целью задач данного исследования, их решение было определено в соответствии с четырьмя методологическими уровнями: первым – метатеоретическим уровнем, определяющим историческое мировоззрение автора, основу его научного подхода к предмету исследования; общенаучными принципами исследования второго уровня; специальными методами исследования (в т. ч. историческими) третьего уровня; четвертым уровнем (теория среднего уровня), связанным напрямую с предметом данного исследования.

На первом методологическом уровне исследования в качестве исторического мировоззрения автор определил теорию модернизации.

Модернизация в России до сих пор зачастую трактуется в рамках традиции линейной модели, т. е. как переход от традиционного общества к современному. Лишь в самое последнее время в научном сообществе наблюдается отход от упрощенных схем, признается многовариантность модернизационных процессов, отказ от изображения модернизации в виде простой замены традиционной социальной организации новой.

Исходя из этого, исследовательский приоритет следует признать за идеей множественности модерностей. В нашем же случае наиболее перспективным путем видится не простое представление научно-образовательных институций результатом модернизационных процессов, но рассмотрение их в контексте уникального отечественного опыта преодоления традиции, самобытность которого заключается в причудливом сочетании элементов архаики и модерна, мера присутствия которых на разных этапах и определяет социально-историческую динамику.

Усилить эвристический потенциал данной теории и сгладить прямые углы ее европоцентричных положений способна концепция центр-периферийных отношений, которая позволяет, с одной стороны, более наглядно показать логику и механизмы трансплантации различного рода модерновых институций в странах, не относящихся к ядру европейской цивилизационной ойкумены, с другой же – детально продемонстрировать структурную и смысловую трансформацию их внутреннего пространства на региональном уровне.

Исключительность географической специфики североевразийского пространства, его трансграничный и кросскультурный характер обусловливают целесообразность привлечения к теории модернизации не только концепции центр-периферийных отношений, но также и концепта так называемой внутренней колонизации, дающего широкую ретроспективную панораму выстраивания центром структурных уровней внутренней периферии, раскрывая тем самым социокультурное содержание политико-административных практик по освоению собственной страны.

Основу источниковой базы исследования составили неопубликованные документы и материалы, абсолютное большинство которых впервые вводится в научный оборот. Она сформировалась в процессе изучения широкого круга архивных источников и материалов, выявленных автором в процессе работы в сибирских региональных архивах. Помимо неопубликованных архивных материалов, автором был привлечен ряд других важных для раскрытия предмета исследования источников (центральная и региональная периодическая печать, источники личного происхождения и т. п.).

Использованные письменные источники в исследовании разнообразны. Они представлены законодательными и подзаконными нормативно-правовыми актами общегосударственного уровня, документами и материалами организаций ВКП(б), материалами научных исторических дискуссий на страницах центральных изданий, делопроизводственной документацией и материалами ведомств и учреждений регионального и локального уровня, материалами центральной, общесибирской, региональной, местной и вузовской периодической печати, источниками личного происхождения (мемуары, письма, автобиографии), научными трудами, рецензиями и отзывами историков сибирских вузов.

К официальным документам и материалам общегосударственного уровня относятся законодательные и иные нормативно-правовые и подзаконные акты высших, центральных, отраслевых и иных органов государственной власти РСФСР и СССР по вопросам организации общего и высшего образования и науки, в т. ч. исторического образования и исторической науки. К ним относятся законы РСФСР и СССР⁹; совместные и специальные постановления [также совместные с ЦК ВКП(б) – ЦК КПСС] ЦИК и ВЦИК, Совета народных комиссаров и Советов министров РСФСР и СССР¹⁰, в т. ч. связанные с преподаванием истории в школах, подготовкой кадров историков, историческим образованием и наукой¹¹; профильных наркоматов, министерств, ведомств, управлений и иных учреждений (приказы, распоряжения, инструктивные письма и т. д.)¹², которые регламентировали организацию системы высшего образования и науки в стране, саму научную и учебную работу в вузах и т. п.; положения и типовые уставы высших учебных заведений СССР¹³.

Законодательные и иные нормативно-правовые и подзаконные акты публиковались в сборниках советского законодательства и в ведомственных изданиях (собраниях, известиях, бюллетенях и т. п.), например, в Сборнике декретов и постановлений Рабоче-Крестьянского правительства по народному образованию; Известиях ЦИК СССР и ВЦИК; в Собрании законов и распоряжений Рабоче-Крестьянского правительства СССР (СЗ СССР) – с 1924 по 1937 г. [c 1938 по 1992 г. Собрание постановлений Правительства СССР (СП СССР)]; в Ведомостях Верховного Совета СССР (ВС СССР); Бюллетени Народного комиссариата по просвещению РСФСР и т. п. Часть их была опубликована в специальных сборниках основных постановлений, приказов и инструкций по высшей школе СССР¹⁴.

Исходя из специфического предмета исследования и учитывая особый характер организации исторического образования и исторической науки, большую вовлеченность их в политико-идеологические процессы советского государства и общества, специальное внимание в исследовании было уделено директивным документам и иным материалам идеологического характера партийных органов ВКП(б) – КПСС по вопросам идейно-политического воспитания населения, организации высшего образования и науки в целом и исторического образования и исторической науки в частности. Партийные документы [постановления и решения съездов ВКП(б) – КПСС, постановления партийных пленумов ЦК ВКП(б) – ЦК КПСС и т. д.] всегда находили отражение в деле организации исторического образования, проведении научных исследований и т. д. Это напрямую относилось и к тематике исследований, и к содержанию образовательного процесса, и к структурным изменениям в системе организации научно-образовательного процесса, изменениям в политико-воспитательной работе и т. п.¹⁵

Политико-идеологические публикации представителей высшего партийно-государственного руководства¹⁶ и программные материалы научного и политико-идеологического характера на страницах центральных идеологических изданий компартии и партийно-государственных органов, таких как журнал «Большевик» (с 1952 г. – «Коммунист») – теоретический и политический журнал ЦК ВКП(б) – КПСС, задачей которого было давать широкой партийной массе руководящий информационный материал: статьи, обзоры, критика, библиография и т. д., и специальных исторических изданий (журналы по отдельным отраслям исторического знания – история СССР, всеобщая история, история КПСС, этнография, археология и т. д.) были важным средством воздействия на высшую школу СССР и на историков – это были ретрансляторы официальной позиции политико-идеологического руководства для страны и регионов. Эти публикации имели программный характер для региональных историков, они были своего рода эталоном для построения учебного, научного и воспитательного процессов. В переходных условиях резко меняющейся политической обстановки эти работы становились важным инструментом воздействия на историков периферии при отсутствии новых учебных планов, программ, дисциплин, учебников и пособий и т. д.

Трансграничное положение между историческими источниками и историографическими работами занимают публикации в центральных отраслевых исторических журналах. Они были призваны проводить последовательную и целенаправленную идеологическую политику в отношении историков и идеологических работников. Появившиеся в довоенный период и получившие развитие в послевоенные годы центральные издания (специальные журналы по отдельным отраслям исторического знания) на своих страницах в передовых статьях публиковали материалы научных исторических дискуссий, которые являлись составляющей и органической частью государственно-партийной идеологии¹⁷. Эти статьи имеют важное значение для изучения предмета нашего исследования, т. к. эти материалы были положены в основу учебной, научной и политико-воспитательной работы с научно-педагогическими кадрами, студенческим контингентом и аспирантами советских вузов. Эти издания специально были направлены на то, чтобы через научные публикации сформировать определенные идеологические и политические модели и формы политико-воспитательной работы.

Так, на страницах журнала «Вопросы истории» проходили научные дискуссии, связанные с обсуждением вопросов периодизации истории СССР¹⁸, периодизации истории капиталистических отношений в России¹⁹, о формуле «наименьшее зло»²⁰ и т. д.

Основной массив источникового материала при работе над монографией был получен из неопубликованных документов и материалов сибирских региональных архивов. Они составили большую часть всех источников. В архивах были исследованы директивные документы, материалы, инструкции, протоколы заседаний, результаты проверок деятельности исторических структурных подразделений вузов на местах партийными органами ВКП(б) – КПСС (республиканских, краевых, областных, городских, районных, университетских, в т. ч. и первичных, и иных организаций и комитетов), а также организационно-распорядительная и делопроизводственная документация, регламентирующая и отражающая деятельность вузов и исторических структурных подразделений (факультетов, отделений, исторических кафедр и кафедр общественных наук, лабораторий, музеев и т. п.): планы, отчеты, протоколы заседаний, материалы проверок, справки и т. п.

Все архивные материалы, использованные при работе над монографией, по содержанию и по субъекту фондообразования, можно разделить на четыре основные группы. Первую группу составляет делопроизводственная документация территориальных (региональных и локальных) партийных организаций, органов власти и их отраслевых подразделений. В эту группу входят документы и материалы, относящиеся к деятельности партийных комитетов и органов советской власти общесибирского и субрегионального уровня [например, Исполнительный комитет Западно-Сибирского краевого Совета депутатов трудящихся, Восточно-Сибирский краевой комитет партии, Сибирский краевой комитет ВКП(б), Западно-Сибирский краевой комитет ВКП(б) и др.], регионального уровня [губернские, областные и краевые комитеты ВКП(б) – КПСС) и местного, локального уровня (городские и районные комитеты ВКП(б) – КПСС]. Сюда же относятся и разного уровня специализированные ведомства по управлению народным образованием и наукой в Сибири, регионах и на местах (например, отдел народного образования Запсибкрайисполкома, отделы народного образования, науки и учебных заведений, культуры и тому подобные структуры исполнительных комитетов краевых и областных комитетов КПСС и проч.).

Территориальные партийные комитеты и органы государственной власти разных уровней призваны были, с одной стороны, проводить политику высших и центральных органов (партийных и государственных) во вверенных им регионах, городах, районах и т. д., а с другой стороны, они осуществляли «обратную связь» между учреждениями и организациями своих регионов и локаций с центром. В этой тесной связке они и осуществляли свои полномочия, управляя и организуя работу научно-образовательных учреждений. В силу особого значения исторического образования и науки в системе высшей школы, особой роли истории и историков в политико-идеологической жизни советского общества, партийно-государственные органы держали под особым контролем деятельность региональных исторических структур. Благодаря большому количеству отчетов по итогам проверок, справок, докладных записок и иных материалов, связанных с контролем за деятельностью исторических институций и историков, аккумулировавшихся в этих органах и учреждениях, сегодня исследователь имеет возможность взглянуть на положение провинциального исторического образования и исторической науки с точки зрения их взаимоотношений с властями (как с региональными, так и с центральными), актуализируя проблему «историк и власть», выявить их позицию по отношению друг к другу, определить наиболее проблемные аспекты в этих взаимоотношениях. Благодаря этой группе источников появляется возможность реконструкции системы приемов и методов руководства, воздействия и влияния партийно-государственных органов власти на региональных историков и развитие научно-образовательных процессов в этом сегменте высшей школы.

1.Напр., см.: Fitzpatrick Sh. Education and Social Mobility in the Soviet Union. 1921–1934. Cambridge, 1979; Cocks P. M. Science policy in the Soviet Union. Wash., 1980; Anweiler O. The reform of the Soviet educational sуstem: Between modernization and ideological control // Gorbachev and Soviet future. L., 1988. P. 142–163; Fitzpatrick Sh. The cultural front: Power and culture in revolutionary Russia Text. Ithaca, 1992; и др.

2.Напр., см.: Black С. E. Rewriting Russian History. N. Y., 1956. XV; Idem. History and politics in the Soviet Union // Rewriting Russian History. 2-ed. N. Y., 1962. P. 3–33; Contemporary History in the Soviet Mirror. N. Y., 1964; Windows on the Russian past: Essays on Soviet historiography since Stalin / ed. by Baron S. and Heer N. Columbus, Ohio, 1977. XVI; Cohen S. F. Rethinking the Soviet Experience: Politics and History Since 1917. N. Y.; Oxford, 1986. XIII.

3.Напр., см.: Алпатов В. М. Марр, марризм и сталинизм // Философские исследования. 1993. № 4. С. 271–288; Пыстина Л. И. Проблемы изучения интеллигенции в послевоенные годы (идеологические кампании 1940-х гг.) // Интеллигенция в советском обществе: межвузовский сборник научных трудов. Кемерово, 1993. С. 163–171; Костырченко Г. В. Идеологические чистки второй половины 40-х годов: псевдопатриоты против псевдокосмополитов // Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. М., 1997. С. 90–150; Есаков В. Д., Левина Е. С. Сталинские «суды чести»: «Дело “КР”». М., 2005; Алпатов В. М. История одного мифа: Марр и марризм. 3-е изд. М., 2011.

4.Тихонов В. В. Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.). М.; СПб., 2016; Он же. Советская историческая наука в условиях идеологических кампаний сер. 1940 – нач. 1950-х годов: дис… д-ра ист. наук. М., 2018.

5.Пыстина Л. И. Проблемы изучения научной интеллигенции в послевоенные годы (идеологические кампании 1940-х гг.). С. 162–171; Дукарт С. А. Интеллигенция Сибири в послевоенные годы (1945–1953): вопросы теории и историографии: автореф. дис… канд. ист. наук. Томск, 1997; Казарин В. Н. Проблема «патриотизма» и «космополитизма» в идеологических дискуссиях второй половины 1940-х – начала 1950-х годов и иркутская интеллигенция // Сибирский еврейский сборник. 1996. № 2. C. 100–112; Он же. Педагогическая научная интеллигенция Восточной Сибири: формирование, облик, деятельность (вторая половина 40-х – середина 60-х гг. XX в.): дис… д-ра ист. наук. Иркутск, 1998; Он же. Идеологические кампании второй половины 1940-х – начала 1950-х гг. и научно-педагогические кадры высшей школы Восточной Сибири // Региональные процессы в Сибири в контексте российской и мировой истории. Новосибирск, 1998. С. 209–212; Сизов С. Г. Интеллигенция и власть в советском обществе в 1946–1964 гг. (на материалах Западной Сибири). Ч. 1: Поздний сталинизм (1946 – март 1953 г.); Ч. 2: Оттепель (март 1953–1964 г.). Омск, 2001; Он же. Научно-педагогическая интеллигенция Западной Сибири и идеологические кампании послевоенного периода (1946 – март 1953 г.). Омск, 2002; Он же. Идеологическая кампания 1947–1953 гг. и вузовская интеллигенция Западной Сибири // Вопросы истории. 2004. № 7. С. 95–103; Он же. Региональные органы ВКП(б) – КПСС и интеллигенция Западной Сибири в 1946–1964 гг.: дис… д-ра ист. наук: В 2 ч. Омск, 2004. Ч. 1; Генина Е. С. Кампания по борьбе с космополитизмом в Сибири: 1949–1953 гг.: дис… д-ра ист. наук. Кемерово, 2009; Она же. Наступление на научно-педагогическую интеллигенцию Сибири в период борьбы с космополитизмом (1949–1953 гг.) // Известия Алтайского гос. ун-та. 2008. № 4–5. С. 38–45; и др.

6.Жук А. В., Корзун В. П., Ремизов А. В. и др. Провинциальная наука: научные сообщества и их судьбы в Западной Сибири конца XIX – первой трети ХХ века: научно-вспомогательные материалы к биобиблиографическому словарю. Омск, 1997; Еремеева А. Н. Провинциальный ученый в условиях борьбы с «низкопоклонством» перед Западом // Интеллигенция России и Запада в XX–XXI вв.: выбор и реализация путей общественного развития. Екатеринбург, 2004. С. 71–73; Колеватов Д. М. Научное общество как социальный фильтр («Репрессивное давление» в научной судьбе М. А. Гудошникова и М. К. Азадовского. 1940-е гг.) // Мир историка: историогр. сб. Омск, 2005. Вып. 1. С. 121–141; Кефнер Н. В. Сибирские историки в фокусе идеологических кампаний первого послевоенного десятилетия // Мир историка. Омск, 2006. Вып. 2. С. 225–247; Матвеева Н. В. Становление провинциального историка послевоенного поколения: к проблеме «историк и власть» // Историческое сознание и власть в зеркале России XX века / А. В. Гладышев (отв. ред.), Б. Б Дубенцов (отв. ред.) и др. СПб., 2006. С. 217–226; Рыженко В. Г. Состав и интересы локального сообщества историков: от послевоенных лет до современности // Пишем времена и случаи: материалы Всерос. научн.-практ. конф., посвящ. 70-летию кафедры отеч. истории НГПУ. Новосибирск, 2008. С. 186–190; Трансформация образа советской исторической науки в первое послевоенное десятилетие: вторая половина 1940-х – середина 1950-х гг. М., 2011; Хаминов Д. В. Специфика идейно-политической и политико-воспитательной работы при подготовке историков в период послевоенного сталинизма (на примере Сибири) // Известия Юго-Западного государственного университета. Серия История и право. 2014. № 3. С. 104–111; и др.

7.Kneen P. Soviet scientists and the state: An examination of social and political aspects of science in the USSR / L., 1994; Krementsov N. Stalinist Science. Princeton, 1996; David-Fox M. Revolution of the mind: Higher learning among the Bolsheviks, 1918–1929. Ithaca, 1997; Brandenberger D. National Bolshevism. Stalinist Mass Culture and Formation of Modern Russian National Identity, 1931–1956. Cambridge, Mass., 2002. XV; Polock E. Stalin and the Soviet Science Wars. Princeton-Oxford, 2006; Paul R. Josephson. Resources Under Regimes. Cambridge, 2006; Tromly. B. Making the Soviet intelligentsia: universities and intellectual life under Stalin and Khrushchev. Cambridge, 2014; и др.

8.Perrie M. The cult of Ivan the Terrible in Stalin's Russia. N. Y., 2001; Ferro M. The Use and Abuse of History: Or How the Past Is Taught to Children. L.; N. Y., 2003; MacKinon E. Writing History for Stalin: Isaak Izrailevich Mints and the «Istoria grazhdanskoi voiny» // Kritika: Exploration in Russian and Eurasian History. 2005. Vol. 6, № 1. P. 5–54; Platt K. M., Brandenberger D. (eds.) Epic revisionism. Russian History and Literature as Stalinist Propaganda. Madison, 2006; Yilmaz H. National Identities in Soviet Historiography: The Rise of Nations under Stalin. L.; N. Y., 2015; Бранденбергер Д. Сталинский руссоцентризм. Советская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931–1956 гг.). 2-е изд. М., 2017; и др.

9.Напр.: Декрет СНК РСФСР от 11 декабря 1917 г. «О передаче всех учебных заведений в ведение Наркомпроса» // СУ РСФСР. 1918. № 39. Ст. 507; Декрет СНК РСФСР «О создании Комиссии по коренной реорганизации преподавания общественных наук в высших школах Республики» // СУ РСФСР. 1920. № 93. Ст. 503; Декрет СНК РСФСР от 4 марта 1921 г. «О плане организации факультетов общественных наук Российских университетов» // СУ РСФСР. 1921. № 19. Ст. 117 и т. д.

10.Напр.: Постановление СНК РСФСР «О рабочих факультетах» от 17 сентября 1920 г. // Известия ВЦИК. 1920. 22 сентября. № 210; Постановление ЦИК СССР, СНК СССР от 23 июля 1930 г. «О реорганизации вузов, техникумов и рабфаков» // СЗ СССР. 1930. № 38. Ст. 411; Постановление ЦИК СССР № 43, СНК СССР № 308 от 14 августа 1930 г. «О всеобщем обязательном начальном обучении» // СЗ СССР. 1930. № 39. Ст. 420; Постановление СНК СССР, ЦК ВКП(б) от 23 июня 1936 г. «О работе высших учебных заведений и о руководстве высшей школой» // СЗ СССР. 1936. № 34. Ст. 308; Постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР от 19 февраля 1953 г. № 539 «О мерах по улучшению подготовки профессорско-преподавательских кадров для вузов СССР» // СЗ СССР. 1990. Т. 3. С. 602–603; и др.

11.Напр.: Постановление СНК СССР, ЦК ВКП(б) от 15 мая 1934 г. «О преподавании гражданской истории в школах СССР» // СЗ. 1934. № 26. Ст. 206; Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 26 января 1936 г. «О задачах на фронте исторической науки» // Известия ЦИК СССР и ВЦИК. 1936. 27 января; и др.

12.Напр.: Приказ Народного комиссара просвещения РСФСР № 260 от 3 апреля 1934 г. «Об открытии исторических факультетов в университетах» // Постановление СНК СССР, ЦК ВКП(б) от 26 января 1936 г. «Об учебниках истории» // СЗ СССР. 1936. № 6. Ст. 45; Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 26 января 1936 г. «О задачах на фронте исторической науки Бюллетень Народного комиссариата по просвещению РСФСР. 1934. № 12. С. 5; и др.

13.«Типовой устав высшего учебного заведения», утвержденный СНК СССР 5 сентября 1938 г. // СП СССР. 1938. № 41. Ст. 237.

14.Напр.: Сборник декретов и постановлений рабочего и крестьянского правительства по народному образованию. Вып. 1. М., 1919; Вып. 2. М., 1920; Директивы ВКП(б) и постановления Советского правительства о народном образовании: сб. документов за 1917–1947 гг. Вып. 2. М.; Л., 1947; Пропаганда и агитация в решениях и документах ВКП(б). М., 1947; Высшая школа: сб. основных постановлений, приказов и инструкций: В 2 ч. М., 1965; То же. М., 1978; Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898–1988): В 15 т. 9-е изд. М., 1983–1990; и др.

15.Напр.: Постановление ЦК ВКП(б) от 21 февраля 1931 г. «О ходе всеобщего начального обучения» // Правда. 1931. 3 марта; Постановление ЦК ВКП(б) от 4 июля 1936 г. «О педологических извращениях в системе Наркомпросов» // Правда. 1936. 4 июля; Постановление ЦК ВКП(б) от 9 июня 1934 г. «О введении в начальной и неполной средней школе элементарного курса всеобщей истории и истории СССР» // Постановления партии и правительства о школе: сб. постановлений ЦК ВКП (б) и Совнаркома СССР и РСФСР за 1931–1939 гг. М., 1939; Постановление ЦК ВКП(б) «О постановке партийной пропаганды в связи с выпуском “Краткого курса истории ВКП(б)”» // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 1925–1953. М., 1953. Ч. II. С. 859–875; Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г. о журналах «Звезда» и «Ленинград» // Правда. 1946. 21 августа; Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) от 26 августа 1946 г. «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению» // Большевик. 1946. № 16. С. 45–49; Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) от 4 сентября 1946 г. «О кинофильме “Большая жизнь”» // Литературная газета. 1946. 14 сентября; Закрытое письмо ЦК ВКП(б) о деле профессоров Клюевой и Роскина от 16 июля 1947 г. [Электронный ресурс] // Международный фонд «Демократия» (Фонд А. Н. Яковлева). URL: http://www.alexanderyakovlev. org/fond/issues – doc/69339 (дата обращения: 01.08.2021) и т. д.

16.Напр.: Мануильский Д. З. Лицом к боевым задачам Коминтерна! // Борьба классов. 1931. № 2. C. 1–8; Сталин И. В., Киров С. М., Жданов А. А. Замечания по поводу конспекта учебника по истории СССР (8 августа 1934 г.) // Правда. 1936. 27 января; Они же. Замечания о конспекте учебника новой истории (9 августа 1934 г.) // Правда. 1936. 27 января; Сталин И. В. Об учебнике истории ВКП(б): Письмо составителям учебника истории ВКП(б) // Правда. 1937. 6 мая; История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков): Краткий курс. М., 1938; Доклад тов. А. А. Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград». Сокращенная и обобщенная стенограмма двух докладов т. Жданова: на собрании партийного актива и на собрании писателей в Ленинграде // Правда. 1946. 21 сентября; Ответ т. Сталина на письмо т. Разина // Большевик. 1947. № 3. С. 6–8; Молотов В. М. Тридцатилетие Великой Октябрьской социалистической революции: доклад на торжественном заседании Московского Совета 6 ноября 1947 года // Большевик. 1947. № 21; Сталин И. В. Марксизм и вопросы языкознания. Относительно марксизма в языкознании // Правда. 1950. 20 июня; Он же. К некоторым вопросам языкознания: Ответ товарищу Е. Крашенинниковой // Правда. 1950. 4 июля; Он же. Ответ товарищам // Правда. 1950. 2 августа и т. д.

17.О дискуссиях в научных журналах // Коммунист. 1955. № 7. С. 117–128.

18.Напр., см.: Обсуждение вопросов периодизации истории СССР в Институте истории Академии наук СССР // Вопросы истории. 1949. № 4. С. 149–151; Якубовская С. К вопросу о периодизации истории СССР // Там же. 1950. № 6. С. 85–88; Миллер И. К вопросу о принципах построения периодизации истории СССР // Там же. № 11. С. 60–75; Смирнов И. Общие вопросы периодизации истории СССР // Там же. № 12. С. 77–99; Предтеченский А. Вопросы периодизации истории СССР // Там же. С. 100–109; Об итогах дискуссии о периодизации истории СССР // Там же. 1951. № 3. С. 53–60; и др.

19.Напр., см.: Дружинин Н. О периодизации истории капиталистических отношений в России // Вопросы истории. 1949. № 11. С. 90–106; Гудошников М. Замечания на статью проф. Н. М. Дружинина «О периодизации истории капиталистических отношений в России» // Там же. 1950. № 1. С. 66–70; Борисов А. К вопросу о формировании капиталистического уклада в промышленности // Там же. № 3. С. 77–87; Яковлев Б. Возникновение и этапы развития капиталистического уклада в России // Там же. № 9. С. 91–104; Дружинин Н. О периодизации истории капиталистических отношений в России // Там же. 1951. № 1. С. 56–85; и др.

20.Напр., см.: Нечкина М. К вопросу о формуле «наименьшее зло» (письмо в редакцию) // Вопросы истории. 1951. № 4. С. 44–47; Мустафаев М. О формуле «наименьшее зло» // Там же. № 9. С. 97–100; Тавакалян Н. По поводу письма М. В. Нечкиной «К вопросу о формуле «наименьшее зло» // Там же. № 9. С. 101–107; Якунин А. О применении понятия «наименьшее зло» в оценке присоединения к России нерусских народностей // Там же. № 11. С. 83–86; и др.

Tasuta katkend on lõppenud.