Loe raamatut: «Жажда жизни. Взгляд трансперсонального психолога на онкологию и другие неизлечимые болезни. Из цикла рассказов «Людям о Людях»»
© Дмитрий Калабин, 2018
ISBN 978-5-4496-0218-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Жизнь – это дар, но в большинстве своем увидеть и осознать это люди, к великому сожалению, предпочитают только после посмертного опыта. Все, что является дискомфортным и пугающим при жизни, является всего лишь нераспознанной глубиной самой жизни. За нелюбимой работой стоит призвание, за тяжелой болезнью находится Душа, а за смертью жизнь. Онкология всегда призывает к правде жизни, именно поэтому рак – это большая награда. В отличие от внезапной смерти, например, от несчастного случая и сердечного приступа, рак – это всего лишь повод для серьезных раздумий о будущей жизни, и поэтому справиться с ним можно в 100% случаев, потому что раковым больным дано время. Разумеется, чтобы заболеть раком, нужно иметь в душе что-то очень противоестественное самой природе, и поэтому, как правило, раковые больные даже не подозревают о настоящих причинах болезни, и более того – очень ревностно защищают ее границы. Но смерти нет – есть только жизнь, и поэтому жажда смерти – это всего лишь жажда настоящей жизни. Настоящая жизнь всегда переплетение доброй сказки и нашей обычной реальности. Искусство жить – это способность преобразовывать этот мир в мир подлинной радости, в которой нет насилия, боли, войны и усталости – это мир, где жизнь вдохновлена сама собой – это и есть реальная и именно сказочная жизнь. Рак – это просто одна из крайних форм желания попасть в жизнь, которая захватывает. Разумеется, лучше такую возможность не терять и использовать ее экологично. Именно для этого написан этот сборник рассказов про абсолютно реальных людей, но с переосмыслением их диагнозов с позиции жизни без смерти.
Больные раком, к сожалению, склонны верить в исцеление той же реальностью, от которой они на самом деле бессознательно бегут. Медицина является ярким примером непонимания истинных причин данного заболевания. Врачи не виноваты в этом – так сложилось, что мы ослепли перед лицом великой жизни однажды очень давно. Именно от этого непонимания рак практически неизлечим именно только медицинскими путями.
Эта книга является попыткой объяснить и пациентам, и врачам, что за болезнью живет увлекательная и, самое главное, глубокая жизнь за привычными представлениями об обыкновенности, я пытаюсь донести в художественной форме, что такие понятия, как счастье, покой и здоровье, являются достижимыми без боли и страдания, достаточно лишь чуть-чуть жить смелее.
Для таких утверждений о том, что «смерти нет и все есть жизнь», нужно любить жизнь всем своим существом, что я и делаю через свою обширную практику духовно ориентированного психолога уже двенадцать лет. Кое-что осозналось на пути о жизни и о любви – поэтому спешу с вами поделиться своим взглядом.
Кто знает, может, кто-то увидит чудо рядом и захочет жить, ведь самое лучшее лекарство от всех болезней – это жажда самой жизни.
С уважением, трансперсональный психолог Дмитрий Калабин
Посвящается моему Папе Калабину Николаю Александровичу, который умер в 2005 году от рака кишечника и толкнул меня своей болезнью на путь исследования Души на самом глубоком уровне.
Большие города
Этот рассказ – некий вводный мотив данной книги. Смысл его достаточно прост: за каждой болезнью стоит глубокий и мудрый природный дух, который живет вне времени и вне всяких идей. Болезни с ракурса такого духа – это возврат к подлинной природе человека на фоне грандиозной жизни, происходящей с нами на самом деле.
Государственная дума думала, а привычный запах горящей свалки снова заволакивал микрорайон подмосковного Волоколамска. От этого дыма, принесенного ветрами в Красноярск, умирал от рака мозга восьмилетний Миша Васильев. Его мама со слезами тщетно пыталась разобрать результаты томографии на распечатке купленного в Японии б/у томографа, но выданного чиновниками за новый. А в тайге на севере в бассейне реки Лена созревал новый грибок, поражающий человеческую плоть именно и только современного горожанина.
Первыми пострадали жители Новошахтинска. За три часа их тела истаяли со скоростью свечного парафина. Скорая, спасатели – все те, кто имел дело с первым очагом эпидемии, тоже превратились в крупные следы наподобие лишайников на камнях. Все внезапно пораженные превращались в узоры лишайника. Грибок молниеносно опустошил Новошахтинск, а потом Киселевск, Загинск и Абакан. Вся Сибирь застыла в состоянии жути. Очевидным стало, что грибок уничтожает сразу целые города, но, как оказалось, кроме людей, болеющих онкологией и находящихся в предсмертных состояниях.
Следующей пала Москва, а потом почти весь Урал и снова Сибирь. И добрался уже до всей планеты – почти одновременно перестали существовать все крупные мегаполисы. Грибок был беспощаден. Но все же он планомерно щадил смертельно больных, но никто не мог понять почему. Стало также очевидным, что глухие деревни грибок тоже не трогает, и туда с невероятным рвением бросились бежать горожане – они доезжали, но на глазах деревенских их все равно сжигал странный лишайник, оставляющий крупные следы на месте их смерти.
В Красноярске в детской онкологии Миша начал бредить, вокруг него почему-то никто не пострадал от грибка. В больнице это поняли и фанатично держались возле него. Миша постепенно начал очень сильно бредить: «Все обман! Я в этом не участвую! Я хочу домой!» В глазах Миши уже с первых дней его жизни накапливалась скорбь по поводу вранья человека саму себе. Вранье было настолько сильным, что даже совершенный мозг не мог справиться с таким потоком лжи природе, самому себе и своему пути – так Миша и заболел. Все люди врали даже собственным жизням, построенным на вранье, теряли корни с сущностью жизни, и лишь только древний гриб мог их вернуть к этой сущности. Грибок, равно как и вирус СПИДа, возвращает людей к сути живого. Грибок уничтожал скопление лжи. Там, где было ее слишком много, там все плавились моментально. Гриб, превращая людей в самого себя, словно заставлял насильно слушать жизнь и жить на основе высшей правды. Ни одна цивилизация не выжила бы на лжи, и лишь только люди упорно делали вид, что понимают окружающее наукой, которая оказалась очень вредна для всех и всего, и ничего, кроме городских свалок, от нее не получилось – люди назвали это прогрессом. Развиваясь как цивилизация, люди даже не заметили, как оказались совершенно неразумными перед реальной природой. Гриб делал свою работу, уничтожая скопление научной лжи – с каждым погибшим исчезали целые очаги сложных ментальных концепций, окружающих, как плотная слизь, всю информационную сферу планеты. Вместе с разгрузкой коллективного бессознательного раковым больным становилось все легче, они почти все стали вспоминать, что болезнь началась с решения жить правдой! Природа помогла им встать на ноги. Миша, прокричавшись в сильном бреду, уже через неделю смастерил себе бубен и бил в него как хотел! Вокруг раскрывалось пространство и становилось по-звериному тепло всем вокруг – хотелось жить! Девочка с ужасной онкологией крови из соседней палаты танцевала так вдохновенно, что ей уже не нужно было никакой пищи для жизни – она питалась вдохновением! Старуха, уходившая на последний погост, начала бормотать сказки с такой любовью, что даже птицы слетались ее послушать. Жизнь – это большой прекрасный путь, и рано умирать.
Гриб сделал свое дело – науки больше не было. Те, кто остался в живых, учились от самой природы жить так глубоко, насколько позволяет великий шанс быть человеком! Это и есть дух онкологии и других неизлечимых болезней!
Ахмед
Рассказ написан для жутко брезгливой женщины с раком пищевода и очень напыщенным и глупым выражением лица
«Дурак ты, Федя!» Маринка хлопнула дверью! И уехала на юг одна! «Сам пусть себе сосет! Кобель проклятый! Ненасытный урод! Чмо! Затрахал меня уже!»
Устроившись кое-как в поезде Норильск – Адлер, уехала отдыхать в Лазаревское! В паху, как обычно, болело. «Пенталгин приняла, приличные соседи, все нормально, еду, буду звонить – пока, мам!»
«Уф, вырвалась наконец-то! Хрен с ним, с этим кобелем, другого найду! Соси ему все время! Сам пусть себе сосет! Козел!»
Мягко говоря, роман Маринки с Федей сразу не заладился. Он был для нее как какой-то песик приблудный, который сразу раз – и на бочок, и гладь и соси ему там. Фу… Мерзкий. «Я же не такая – мне нужен мужчина гордый, самодостаточный!»
Поезд ехал, и Маринка в уме подсчитывала траты своих кровных, которые она самолично весь год откладывала и в тайнике своих трусов везла. Правда, чем ближе к югу, тем больше она боялась, что ее изнасилуют. С мужиком-то было бы все же безопаснее. Федька, собственно, только для этого и предназначался. «Ну ладно, доеду, осмотрюсь – все нормально будет. Одна отдохну».
Маринка и вправду продрогла там в Норильске. Сама она по крови украинка, просто родилась на севере. Родители там завод строили, так и остались там век доживать, здоровье у них стало слабое, особенно у мамы – сердце уже никуда не годится. Волноваться ей совсем нельзя. А Маринке тепла нужно было любой ценой. Болела часто – особенно цистит замучил. Несколько раз описалась прям! И вот по прибытии трусы снова намокли – туалет был долго занят!!! Блин!!! Быстро сняла, быстро их в чемодан, быстро нужно выходить.
Поезд прибыл, мужчина, который строил глазки в дороге, вызвался помочь чемоданы вынести, выходили все прямо на пляж в Лазаревском. Море! Глаза аж ошалели – тепло! Хорошо!
Тридцать секунд шального восторга, Маринка огляделась – ни чемоданов, ни мужчины, без трусов и без денег! Здравствуй, юг! В руках телефон, а там Федя и мама. «Мам, я доехала – не волнуйся, все в порядке!» Вспоминая знакомых на юге – никого не вспомнила. Федька, урод, трубку не берет – зарядка на исходе. Попала, дура! Ладно хоть паспорт не украли с обратным билетом. А домой ехать через две недели.
Маринка уже три часа ходила по берегу, наслаждаясь «теплым прибоем», подбирая варианты, как быть. Ментам заяву писать тоже не вариант – могут домой позвонить, а там мама со слабым сердцем. Пока набирала номера подруг, сел телефон.
«Дэвушка, а дэвушка!» Ее окликнул красивый статный адыгеец. «Чем помочь дэвушка?» Маринка брезгливо посмотрела на него. До отвращения холеный, сытый, довольный жизнью кобель! «Небось еще хозяин чуркестанского кафе – ненавижу таких!» – «Ниче-е-ем», – противным слащавым голосом ответила Маринка, а сама чуть не расплакалась. Впереди две недели хрен знает чего. Пройдя без трусов пару кругов по пляжу, она промочила ноги в море, и море ее немного успокоило. Она почему-то поняла, что ей и вправду помощь хотят предложить – она попросила зарядить телефон. Через полчаса, постояв в спокойном море, успокоившись, подошла снова. Ее ждал обед. Ахмед ее решил угостить. Маринка отказалась и, крепко сжав ноги, а то не дай бог кто «войдет без спроса», ушла в лазаревский курортный вечер!
Очень поздно вечером Маринка все же ела в кафе у Ахмеда, изображая замужнюю, и старалась улыбаться, но ее все равно прорвало на слезы. Ешь, реви, молись, и главное, чтобы не изнасиловали – южное кино! «Слишком добрый чурка», – ненароком подумалось Маринке. Точно оттрахает потом! Надо уходить, но ходьба по пляжу в жару и вкусная еда сделали свое дело, хотелось прилечь, и идти-то, в сущности, было некуда. Море вон там прям рядом шумит. Море убаюкивало, словно подсказывало, что можно остаться. Маринка решила под честную свою расписку просить у него денег и завтра же уехать. Ахмед вроде бы не жмот. А сегодня принять предложение остаться переночевать у него в гостинице.
Вот ключ, дверь закрывается изнутри на щеколду, никто не зайдет. «Отдыхай, пока муж не приедет. Этот номер твой, там вон душ есть и полотенца тоже. Вот халат!»
Утром на кресле висел новый купальник и пляжные шлепки – Ахмед позаботился. Его долго не было, брать было как-то зазорно, но и без трусов ходить тоже. Наверное, вечером будет насиловать – нужно уезжать. А сейчас очень хотелось на море, потому что скоро в дорогу и будут долгие два с половиной дня в поезде до Норильска.
«Ладно, не успеет изнасиловать, в номер я не вернусь, но в море искупаюсь!» Ласковый юг, ласковый бриз, хороший купальник, нежные волны. Маринка сидела прямо в нежной пенке волн и буквально писала и писалась от удовольствия. Пенка от Маринки смешивалась с пенкой моря – романтика. Ахмед смотрел на Маринку и готовил завтрак, ему нравилось, что ей радостно. Он послал к ней племянника, чтобы он позвать ее кушать. Ей, разумеется, было неудобно, но она пошла, но твердо решила просто взять у него взаймы и ехать обратно.
Ахмед без разговоров достал денег и дал ей. И отпуск тем самым внезапно кончился. Стало сильно обидно за себя непутевую. По лицу Маринки пробежала нервная волна предстоящей душной поездной тряски и одновременно каприз маленькой девчонки оттого, что все не по-моему, и гордая стать украинки с северов пробудилась, и полезла еще пущая подозрительность к такому поведению Ахмеда, и мысли закрутились непонятным веером – да вообще, может, у нее другие планы, скоро муж должен виртуальный приехать. В общем, стресс!
Пошла на вокзал менять билет в платье и в трусах от купальника. Билетов на ближайшее время не было. А у нее был тот самый обратный, но только обратно через долгие две недели. Но зато теперь были деньги на еду и небольшую комнату. Вернулась сказать спасибо и сказать, что деньги отдаст попозже, потому что так вышло – планы поменялись. «Садись обедать, родная», – сказал мягко и как-то очень по-доброму Ахмед. За столом сидели братья, отец, племянники. Жены суетились на кухне, а ей предложили сесть с мужчинами. «Если я сейчас не убегу, меня изнасилуют еще и его братья», – подумала Маринка. А глаза хотели увидеть жену Ахмеда. Не увидела – женщины в основном были не его возраста. И кольца у него не было.
Горячо поблагодарила, сбивчиво объяснила Ахмеду суть перемены дел и ушла. Ахмед сказал, что если комнату не найдет, то может жить у них бесплатно, как гостья! Маринка гордо ушла! Тут позвонил Федька, сказал, что она дура, но выслал деньги все равно, номер перевода такой-то. Потом по привычке еще и поругались очень сильно!
Впереди еще 12 полных дней отпуска, и можно было отдать долг Ахмеду и рассчитаться за купальник. Зашла. А там свадьба – шум, гам, танцы! Ахмед затащил ее в гущу праздника. «Вот я попала!»
Ее просто не отпустили с праздника! Кавказский колорит! Лезгинка! Вкуснейшая еда, вино, красавец Ахмед! Он такой чуткий – ухаживает! «Можно же и потанцевать с ним, а потом я незаметно убегу!»
Он предложил сам. Просто отойти к морю, отдохнуть, подышать. Свадьба была еще в разгаре. Вел себя хорошо, повода вроде не давал. «Пойду, но так почему-то захотелось сильно писать!» На пляже был большой камень, Ахмед сел на него, и логично было сесть рядом. Она села. Мочевой пузырь предложил выбор: первый – пустить струйку по камню на Ахмеда, второй – сделать вид, что ей захотелось купаться, и пописать в море, но тогда Ахмед, как в романтичном кино, пойдет с ней, а верха купальника нет, потому что даже не думала о таком раскладе, а плавки были вместо всех украденных трусиков, третий – внезапно бежать, как дура, в ночь! Бежать неуважительно, а в море изнасилует! Выход найден – быстро в море, словно я такая эмоциональная, побеситься незаметно и пописать там, потом выбежать! Прыг – и, наступив на свое же собственное платье, сорвала его по пояс, запуталась в ногах и с размаху лицом в утоптанный песок! Потеряла на минуту сознание. Ахмед от неожиданности сначала хотел рассмеяться, а потом сильно передумал. Взял ее, ничего соображающую, с голыми грудями, на руки, и теплая струйка потекла на него. Он поднял ее и занес ее на руках в море окунуться и вынужденно сполоснуться. Голая, теплая, нежная, с очень красивой грудью, она сама ему упала на руки, слегка ударившись, как спелый персик об землю. Маринка расслабилась, сквозь предстоящий фингал она увидела, что Ахмед, в сущности, действительно добрый одинокий парень, который честно от всего сердца хотел ей помочь. Никакого зверского плана насилия не было. Он просто гордый кавказский парень, и его гордость как раз и заключалась в его желании заботиться. И даже сейчас на руках он держал ее крепко и очень нежно. Она попросилась на ноги и, почти голая, обняла его в море с великой благодарностью за эти чудесные два дня заботы, в первый раз в жизни именно сердцем приняв заботу мужчины. Он проводил ее до той самой комнаты, где до сих пор висел ее халат, словно что-то знало, что она еще вернется. Утром за дверями было новое платье и солнечные очки и новые трусы и лифчик!!! Был небольшой синяк под глазом – очки были очень кстати. Потом завтрак, кофе, приятное молчание. Днем Маринка сходила в комнату, которую успела арендовать, и принесла верх купальника да паспорт с билетом и поселилась у Ахмеда, потому что с ним было очень надежно. Душа нашла временный берег.
Море попеременно было каким-то ласковым и слегка шумным, то настойчивым и почти мужским. Маринка смотрела на Ахмеда и вспоминала бабушку, которая всегда смотрела на ее родного деда с сожалением, потому что она не позволила себе в свое время уехать с одним одесситом в Америку, и маму вспоминала с ее слабым сердцем, которой ослабело из-за того, что не могла себе простить выбора папы, который уехал на север за длинным рублем, а она за ним. Маринке очень хотелось тепла, моря, беззаботной жизни и гордого мужчину! Все совпадало, но была еще сильная своя некая национальная гордость, не позволяющая принимать заботу южанина, которую, впрочем, она вчера изрядно потрепала.
Немного погодя Ахмед пригласил ее в сад за свежими фруктами, где росли высокой аркой виноград и киви. Для Маринки был настоящий экстаз все это увидеть живьем, а не в магазине. Маринке было уже нечего терять, и она прыгнула в руки Ахмеду, чтобы тот ее поднял, и он поднял, смачно вдыхая ее запахи: груди, животика и там, где накопился норильский холод. Маринке это сильно неожиданно понравилось. Наелась свежих фруктов, она немного опьянела от себя, и… пошел сильный дождь. Она так хотела пьяного счастья, так хотела сказать спасибо, и она так хотела погладить гордый нос Ахмеда, она притронулась к его лицу и очень близко увидела его глаза. Это были глаза мужчины, который крайне бережен, и в нем была великая честь человека, который любит жизнь без тревог, знает, чего хочет женщина, и великим удовольствием для него является забота. В первый раз в жизни у Маринки внизу стало тепло, словно ее матка точно не ошиблась в этом мужчине, ее глаза заблестели, тело сказало да, и теперь она позволила ему себя обнять, как он этого хочет. В ответ, обнимая ее, он процитировал стихи на адыгейском, смысл которых был ясен предельно: если море захочет, чтобы они были близки, то пусть так и будет! Дождь прошел. Вечером был ужин. Маринка была на пляже и спросила море: чего оно хочет для нее с Ахмедом? В это время позвонил телефон, и подружка Маринки сказала, что она звонит сказать, что Федя теперь ушел к ней и больше ему не звони, потому что ты дура и такого мужика потеряла!
«Спасибо тебе, море», – прошептали Маринкины губы!
Красивая
Рассказ для парня, который написал «ВКонтакте», что у него опухоль в голове размером с куриное яйцо, и от помощи он, разумеется, отказался. Но я люблю до конца исследовать любые сложные случаи, и вот родился рассказ. О дальнейшей судьбе парня я ничего больше не знаю. Лекарством для него является любое проявление нежной мужской любви к женщинам.
«Сука! Она сука – просто сука! Эта Мэрилин, что она вообще возомнила о себе!» В своем аутичном мире Джек жил уже почти всю жизнь. Там он неистово критиковал всех ярких и красивых женщин. Особенно это обострилось, когда его родной отец избил его, поймав за поцелуями в губы журнальной фотографии портрета Бетти Бросмер. Как поговаривал отец про нее со своими друзьями, «знатная сучка, трахнуть бы ее нам всем вместе, как следует – вот бы она запела!» Надо сказать, что Джек сам видел, как отец онанировал на нее неистово в гараже. Этот журнал у отца был уже затасканный буквально до дыр. Джек просто решил походить на отца. В таком возрасте еще веришь взрослым, как богам. Уже потом Джек замкнулся в себе, и разговоры о красивых и пустых сучках внутри разгорались самостоятельно уже неистово, как лесной пожар. Отец умер рано, во время запоя, выгнав очередную любовницу, а потом случайно сгорел от виски, которое случайно пролил на себя, а потом так же случайно поджег сам себя, уронив спичку пьяными руками себе на живот, прикуривая сигарету. Нелепая смерть, но отец успел выдать столько проклятий в этот мир перед уходом, что Джек уверенно понял, что мир дерьмо и причиной тому грязные красивые шлюхи.
Работая в почтовой конторе неподалеку от дома, Джек засматривался на женщин в окно своего склада, и часто ему удавалось увидеть ухоженных дам в холле почтового отделения, от которых у него до тошноты кружилась голова: от духов, запаха женского пота и излишней уверенности их красоты.
Возраст сделал Джека окончательно слабоумным. Для работы на почте он годился, а вот для всего остального уже точно нет. Но в голове у Джека был сущий женский ад. Он их варил в котлах, садил на вилы, бросал в обрывы или просто изощренно медленно убивал. К женщинам он не прикасался почти совсем, а если так случалось, то потом нервно долго оттирал женский запах со своих рук. Женщин, разумеется, даже падших, у него в жизни не было совсем.
В холле раздался шум! Полисмены привели исполнять наказание в виде общественных работ смазливую девчонку, которая попалась на растрате школьных денег. Приговор ее был простой – быть почтальоном в этом районе 250 часов, где она приложила свои мошеннические воровские руки.
Что-то в ней было похожее на Джека. По слухам, она тоже круглая сирота с мрачным прошлым. У нее тоже куда-то исчезла родная мать, и ей тоже достался отец с приступами ярости и эпилепсии, который помер тоже странно. Это точно конченая сучка – Джек уже разбирался в смазливых женщинах. Все они с сути своей становились несчастными. Эту звали Мэрилин. Она даже походила на Монро и немного старалась даже косить под нее.
«Вот, Джек, теперь это твоя временная напарница». Джек протянул вяло руку и машинально вытер ее сразу об штаны.
Сука – она просто сука – ее дни все равно уже сочтены. Она долго не проживет, такой баланс внешней привлекательности и безрассудства уже приговор, рассудил холодно Джек в своем женском аду, в котором он был чрезвычайно умен и расчетлив. Точно умрет.
«Ты девственник?» Это был вопрос-удар! Это то, что она спросила сразу же, когда они остались наедине. Джека этот вопрос полоснул до самой наготы души. Словно горящее пламя виски. В ответ он просто внезапно ушел из конторы, и в голове началось: «Сучка – конченая сучка! Ее нужно убить, пока она не сделала грешником кого-нибудь из нас, мужчин!»
Уверенно подобрав ключ в дровнике, Джек уже точно не сомневался, что его первой жертвой будет она. Уже десять лет Джек строил подземный бункер для устранения таких вот шлюх, как эта. Это глубокое поземное сооружение снаружи было замаскировано под обычный дровник. Там была кровать, унитаз, душ и небольшая вентиляционная труба. И много инструментов для пыток и много алкоголя и снотворного. «Шлюха! Ты будешь первой здесь и никуда не убежишь от меня, как моя мать от моего отца! Будешь только моей! Гореть тебе в аду! Я выведу из тебя порок! Гореть тебе в геенне огненной!»
Утром Джек старался быть учтивым к Мэрилин. Даже открывал ей двери, когда она, неся коробки, была вынуждена их ставить на пол, чтобы открыть дверь.
Джек готовился! Ее все равно не буду искать – тем более она уже убегала от полицейских – ее нашли в соседнем графстве.
«Убью, изрежу, покончу с ней». Тем более она пришла сегодня с похмелья – дерьмовая дрянь. Где она вчера была – с кем? В период такого гнева у Джека была страшная эрекция! Это было видно даже окружающим! Это повторилось снова. Но только уже неимоверно!
Мэрилин все поняла. С ее печалью в глазах, с ее поиском смерти она уже дано ждала расправы. Ей это снилось! Она не хотела жить так сильно, что это затмевало глаза ее учителям в школе. Церковь тоже ничего не могла поделать. Она ждала смерти! Так же, как мама Джека.
Маму Джека нашли убитой в неведомом детском прошлом Джека – ее смерть была сродни уже истории из старой никчемной газеты и почти ничего не значила для Джека.
Мэрилин смотрела в глаза Джеку и хотела смерти, но не боялась ее. Она все поняла: Джек – это Душа-пленница, такая же, как и она – ей про это приходили стихи. Душа, запутавшаяся в веригах религиозных запретов и жажды невероятного греха. Это сильно возбуждало Мэрилин – ее тянуло к таким мужчинам. Ей снилась эта сцена. Она просто разделась и дала себя потрогать. И следующим днем тоже. И еще потом много раз каждый день.
Джек стал часто плакать по пути домой! «Вот сучка – что она делает?! Какая же она красивая сучка!» Вместо интонации ругани у Джека стала появляться тональность ласки в мозге. Даже сильно расправилось лицо – он стал словно прежним смышленым мальчиком. Он ее ругал, но благодарил за полную девственную, святую открытость. Так открывается только Душа! И у Джека она открылась тоже. Джек стал думать стихами!
И вдруг на мятой бумаге он написал ей стихи:
Солнцу невозможно приказать покинуть небо,
Это просто невозможно.
Ребенка невозможно убедить не плакать,
Это просто невозможно.
Могу ли я прижать тебя еще крепче
И не раздавить в своих объятиях?
Не думать о тебе целую секунду —
О, это невозможно!
Может ли океан не биться волнами о берег?
Это просто невозможно.
Будь ты моей, стал бы я просить о большем?
Это просто невозможно!
И если завтра ты попросишь подарить тебе целый мир,
Как бы то ни было, я его достану, я душу продам
И не пожалею, ведь жить без твоей любви —
Просто невозможно!
И если завтра ты попросишь подарить тебе целый мир,
Как бы то ни было, я его достану, я душу продам
И не пожалею, ведь жить без твоей любви —
Просто невозможно!
О, невозможно,
Невозможно,
Невозможно…
Мэрилин плакала навзрыд…
Уже через пару месяцев Джек выбросил все орудия пыток из «ковчега безгрешности», уму стало небесно легко в голове! Он благословлял Мэрилин, а она отдалась ему в этом ковчеге множество раз! Она была не девственница, но она полностью принадлежала Джеку, как он и хотел. Ее Душа позволила Джеку любить ее по-земному, и она сама позволила себе любить его, как небеса любят даже самых отчаянных грешников, даже убийц.
Однажды она принесла гитару, которую она купила на те самые растраченные деньги. Просто спрятала ее до лучших времен, чтобы полицейские не забрали ее.
Это был день рождения Джека. Она сочинила мелодию на его первый стих. Таких крупных мужских слез в природе еще не было. Джек рыдал и пел свои же собственные стихи, снимая с себя остатки грубой религиозной догмы о грехе и недосягаемости Бога, потому что он видел любящего Бога в лице Мэрилин настолько близко, что заново рождался в ее утробе как истинный мужчина, любящий без границ на Земле и на небе, как Бог, который и есть любовь!
