Loe raamatut: «Летом перед грозой»

Font:

We’re foot – slog – slog – slog – sloggin’ over Africa —
Foot – foot – foot – foot – sloggin’ over Africa —
(Boots – boots – boots – boots – movin’ up an’ down again!)
There’s no discharge in the war!
Joseph Rudyard Kipling. «Infantry Columns»

Всем, с кем выпивали у ночного костра, посвящается

Пролог

…Вы мoжeтe cпopить co мнoй cкoлькo угoднo, нo нa pыбaлку из Мocквы xopoшo уeзжaть пoздним вeчepoм и нeпpeмeннo в дoждь.

Я бы даже, наверное, сказал несколько по-другому.

Не «хорошо».

«Правильно».

Только вот следует помнить, что этот самый дождь тут далеко не всякий годится.

Тут нужен – особый дождь.

Такой.

Больной и мелкий.

Как раз такой, как и бывает на Севере, куда мы сейчас едем.

Такой, что – чем вот противнее, – тем лучше.

Когда, выгружая вещи из машины, сначала накидываешь на голову капюшон, чтобы не натекло за шиворот – все остальное-то еще терпимо, мы люди привычные.

Я и сам далеко не один раз, заблудившись в волжских камышах во влажных вечерних сумерках, просто оставался ночевать в лодке, накрывшись каким-нибудь подвернувшимся под руку брезентом: там, в этих извилистых «раскатных» протоках, в темноте никакой навигатор не поможет.

Ну.

И какой смысл тогда, простите, плутать?!

Накрылся брезентом, отхлебнул из фляги, высмолил горькую, волглую сигарету, прижался покрепче спиной к спине напарника.

И – дремли себе до утра.

Так что сам по себе дождь – это, опять-таки, простите, – фигня.

А вот за шиворот – это уже немного неприятно…

…Ну, а так, дождь – это даже и хорошо.

Мокрый, блестящий перрон.

Тяжелые плащи провожающих.

Какие-то тревожные девчонки в обязательных джинсах в обтяжку и кокетливых дождевиках, старательно и суетливо выспрашивающие, с головы или хвоста состава идет нумерация вагонов.

Тревожные огоньки и кислый дымок сигарет.

Хорошо…

…А еще лучше дождаться, когда очередь перед проводницей внезапно переместится внутрь.

Не торопясь, со вкусом, докурить скукожившуюся от влажности сигарету.

Затащить рюкзаки и тубуса со спиннингами в неожиданно светлое и чистенькое после мокрого перрона купе.

Рассовать их повсюду так, чтобы не мешались.

Вынуть из сумки холодное, запотевшее пиво, чокнуться с мужиками и сделать первый, самый вкусный, глоток.

Ну…

…За рыбалку!

Поехали…

– Валерьяныч! – Славян отрывается от горлышка, шумно выдыхает, вытирает предательски выступающий на лбу пот. – Ты домой звонить будешь? А то моя уже спать, наверное, легла. Прям сразу, как я только в машину погрузился. Ну, ребенок маленький, сам понимаешь. Будить, короче, не хочу. А утром она наверняка твоей Инге звонить будет. Ну, хотелось бы, чтоб она передала, что у нас все в порядке…

– А смс ей кинуть как, не алё?! – фыркает, округляя глаза, Глеб Ларин. – Или у нас тысячелетье на дворе на предыдущее переехало? Или ты у нас интеллектуально неполноценен, Вячеслав?! Или еще что?! Так подсказываю. Проснется – прочитает.

Славка хлопает себя по недавно протертому лбу и, схватив со столика телефон, убегает: писать, видимо.

Глеб же продолжает так же невозмутимо и старательно раскладывать по соответствующим персональной вагонной полке персональным ящичкам всякие необходимые, с его непробиваемой точки зрения, на предстоящие полтора дня пути мелочи.

Одну к другой.

Пиво он пока даже и не трогал.

Только открыл.

Вот разложится, переоденется в «дорожное», – тогда только и отхлебнет.

Аккуратист.

В этой его неумолимой последовательности и поступательности мне иной раз видится что-то весьма зловещее.

И временами даже некоторым образом инфернальное.

Или даже – тьфу-тьфу-тьфу, – маньячное.

Страшный, в сущности, человек.

Как, впрочем, и любой, в общем-то, порядочный финансист…

…Я делаю еще один глоток, вздыхаю, накидываю куртку, засовываю в карман телефон и пачку сигарет и отправляюсь на перрон курить.

Заодно и жене позвоню без посторонних.

И тут мешаться никому не буду.

До отправления скорого фирменного поезда № 016 А «Москва – Мурманск» «Арктика», отбывающего с Ленинградского вокзала столицы в ноль часов сорок три минуты по Москве – еще пятнадцать минут…

Глава 1

…В этих новых поездах я всегда пропускаю момент отправки.

В старых – там все было понятно.

Состав сначала дергался, потом раздавался лязг сцепок. И только после этого начинали вращаться колеса.

А теперь – вот только-только стояли, а теперь перрон уже уплывает назад все быстрее и быстрее, и ты, чисто от неожиданности, случайно давишься пивом и только потом внезапно осознаешь, что ты уже, в общем-то, – в пути.

– Ну чего, – спрашиваю, – Славян, жене смс отписал?

– Отписал, – хмыкает, натягивая узкую «домашнюю» футболку.

Футболка смешно цепляется за жесткую рыжую щетину, которую Славка отчего-то с гордостью называет бородой, поезд покачивается на стыках, какие-то нитки с внутренней стороны попадают ему в рот, он отплевывается.

Выглядит, кстати, при этом, – все равно абсолютно шикарно.

Невысокого роста, сухопарый, изящный, с отлично прорисованной мускулатурой и коротко стриженной, но, все равно видно, что отчаянно густой рыжеватой шевелюрой и удивительно удачно разбросанными по сухощавой физиономии неяркими аристократическими веснушками.

Челюсть, естественно, чуть тяжеловата и соразмерно выдается вперед.

И не скажешь, что корнями не с Туманного Альбиона, а из глухого саратовского села.

Я, по крайней мере, со своими тяжеловатыми мышцами и, несмотря на чуть ли не ежедневные занятия в спортзале, все серьезнее прорисовывающимся животом, – рядом с ним, в самом лучшем случае, – разночинец.

И то исключительно до той поры, пока хотя бы относительно трезв…

– Она мне сразу же и перезвонила, – фыркает. – Говорит, не смогла уснуть. Ждала звонка. Могла бы и предупредить, мне-то откуда знать, что у нее в мозгах?! Сложно с ними. Сиськи отрастят, а с головой один черт проблемы…

…Ну, тут он, положим, – неправ.

Мозги у его жены имеются.

Вполне.

А что дурит слегка – так это понятно. Второго ребенка заводить сейчас вообще, наверное, непросто.

Особенно если после сорока.

Про третьего – я уж и не говорю…

…Хотя его Ирке дать сорок может только человек, очень хорошо разбирающийся в женском возрасте: ухоженная девочка, только чуть заметные морщинки возле слегка узковатых и немного брезгливо оттопыренных губ и позволяют догадаться, что ей, скажем так, «немного поболее тридцати».

Молодец.

Но это я что-то отвлекся…

– Выпивать-то, – спрашиваю, – будем?!

Мужики довольно ухмыляются:

– А то…

…Накрывать стол, будь то пенек где-нибудь на лесной поляне у шикарной речки, в тайге, или, как сейчас, пошловатый пластиковый столик вагонного купе, – Глеб не позволяет никому и никогда.

Не потому, что ему так нравится нам еду на стол накрывать, просто иначе – порядка не получится.

А это – нехорошо.

Короче.

Сначала он достал контейнер с отварной молодой картошкой, еще теплой, чуть политой нерафинированным подсолнечным маслом и обильно посыпанной свежим зеленым укропом. Отдельно, для любителей, вынул еще один контейнер, – с твердой деревенской сметаной.

Открыл.

Понюхал.

Протянул:

– У-у-у…

Выложил в пластиковую миску, предварительно развернув из фольги, собственноручно отваренный говяжий язык.

Украсил миску, – отдельно, с краю, – пятнами: желто-коричневым злой деревенской горчицы, темно-коричневым не менее злой «домашней» кавказской аджики.

Белым – крупного помола соли.

Зеленым васаби.

И, наконец, характерно-красноватым – хреном со свеклой.

Устроил на салфетке вдоль окошка зеленые, тщательно промытые перья молодого лука и чеснока, на отдельную миску положил домашние котлеты с чесночком, сделанные в дорогу моей женой, еще на одну бросил порезанные крупными ломтиками свежие огурцы и помидоры, разбавил редиской.

Оставшуюся пластиковую миску загрузил несколькими видами приобретенных на рынке солений и принялся не торопясь, тоненькими лепестками резать копченое и соленое белорусское сало.

– Валерьяныч! – командует. – Наливай!

– Не понял?! – выгибаю вверх левую бровь домиком и лезу в дорожный холодильник за пузырем. – Достать-то я ее, Глебушка, достану, разумеется. Раз уж она у меня. А вот разливать – тут и помоложе есть…

– О-о-о! – дразнится, чуть подквохтывая, Славян, которого Глеб усадил чистить от скорлупы сваренные вкрутую яйца. – Нашел молодого, да. А яйца кто чистить за меня будет?! Пушкин?! Или сам, понимаешь, граф Лев Николаевич Толстой?!

Ну да.

«Срезал» один такой.

– Яйца, – успокаиваю его, – тоже будешь чистить ты. Зачем напрягать классиков великой русской литературы?! К тому же, ты их уже почистил. А традиции – нарушать нельзя. Видишь, я уже и бутылку достал. А рюмки, кстати, – где-то там, у тебя…

Он хлопает себя по лбу и лезет куда-то вниз, под столик, за рюмками, бодая головой по очереди сначала уже, к счастью, убравшего острый как бритва рыбацкий нож Глеба, а потом и сам столик.

Глебушка на это никак не реагирует и не отвечает.

Столик – к счастью, тоже.

Славян что-то мычит, вынимает все-таки рюмки, расставляет их поухватистее.

Потирает ту ушибленную часть тела, где у нормального человека должна быть голова, потом со вздохом берет емкость, сворачивает пробку и, наконец-то, не спеша принимается разливать…

Глава 2

…Мы, кстати, уже далеко не первый год вместе на рыбалку ездим.

Точнее – на рыбалки.

Они у нас, так-то, вполне себе даже и разные.

Глеб, так тот вообще большую часть времени не «нормальный» человек и рыбак. А, простите, «водоплавающий».

Ну, – подводный охотник, в смысле.

Дайвер.

Ему нужны колки в «раскатах» или неглубокие прозрачные приямки в извилистых протоках дельты Волги.

А Славка – «джигит», – судачатник, предпочитающий ловить на глубинах, на «большой воде».

Где Глебу делать, к примеру, в свою очередь, ну совершенно нечего.

А еще они родственники (Глеба женат на славкиной сестре) и близкие друзья…

…Ну, а я в этом смысле— вообще существо всеядное.

С одной стороны, и в дельте могу щучку с удовольствием погонять, и жереха по протокам из-под «каршей» повыдергивать.

Но и «джиг» тоже покидаю.

Вполне.

С нашим, что называется, на то полнейшим, надо отметить, удовольствием…

…Так что ругаемся, как вы и сами понимаете, постоянно.

Но вот только – не сейчас.

Эта вот конкретная рыбалка – она в этом, да и не только в этом, плане – совершенно особенная.

Вот уже, считай, несколько лет в одно и то же время и по одному и тому же вполне себе конкретному маршруту.

Кольский полуостров.

Семга…

…Даже – распорядок уже отлажен.

В поезде, к примеру, – берем купе на троих.

На двух нижних полках мы с Глебом, на одной из верхних полок Славка, как самый молодой, а на другой – не вместившийся под нижние полки багаж. Его в таких экспедициях требуется – ой, много…

Ну, а в такой конфигурации – вполне просторно.

И, опять-таки, никого постороннего за столом…

…Вздрогнули.

Первые три – по пятьдесят.

Потом дозы уменьшаться будут.

Ровно вдвое.

Торопиться нам, в принципе, некуда: впереди две тысячи верст только по железке, до Кандалакши.

А потом еще будут три часа на микроавтобусе по асфальту и шесть-семь точно таких же полноценных часов безумной тряски по лесному бездорожью на «шестьдесят шестом», не считая остановок для перекуров, перекусов и прочего фотографирования.

Время, – так что пока что есть.

Ну, а тогда давайте, мужики, – по первой…

…Выдохнули.

Закусили.

Вкусно так закусили, как всегда бывает в начале долгой поездки на поездах, в начале отпуска, когда нестарые еще мужики внезапно ощущают себя хотя бы на какое-то время свободными.

Точнее, – эту самую свободу предощущают.

Самым краешком.

Почувствовать ее, увы, получается не всегда…

– Славян, – удивляюсь, – что-то ты там неправильно так долго ковыряешься. Разливай давай. Да и закусываешь как-то вяловато. Случилось, что ли, что?

Славка вздыхает.

– Да сам не пойму, – откручивает пробку на горлышке. – Депресняк какой-то лютый в последнее время. Вроде бы и все хорошо, а – нехорошо. Ну, просто совсем нехорошо. Даже и не знаю, что со всем этим делать. Может, сейчас получится разобраться. На рыбалке, в смысле. Там думается привольно…

Я киваю.

Лезу в карман, достаю электронную сигарету, делаю пару затяжек.

Ну да.

Не совсем замена нормальному куреву, конечно.

Но хоть что-то, а то в тамбур идти как-то лениво.

А скоро и вообще курение в поездах полностью запретят…

– Ну да, – соглашаюсь со своими же, кстати, мыслями. – Думается, там действительно классно. Мне однажды здорово помогло…

…Это уже больше десяти лет назад было.

Я еще тогда бизнесом активненько так занимался.

Да какой там – «десять лет».

Почти пятнадцать.

От меня тогда как раз в очередной раз Инга ушла…

Глава 3
Валерка

…У нас с Ингой раньше все ссоры происходили приблизительно по одному и тому же сценарию. Настолько хорошо знакомому, что даже сама по себе ругань не вызывала никаких особых эмоций.

Рутина.

Допустим, я что-нибудь не то брякну или сделаю. Или она приедет откуда-нибудь заведенная, наорет.

Я огрызнусь, причем повысив тональность.

И – пошло-поехало…

А мирились всегда – очень тяжело.

Гордые.

Оба.

И так – почти одиннадцать лет, пока она от меня не ушла.

Я здесь не буду описывать, через какой ад пришлось пройти, чтоб ее вернуть. Не место и не время.

В конце концов, каждый из нас имеет право на свою личную жизнь, верно?!

Но вот к ссорам и прочей ругани мое отношение после всего этого изменилось – самым что ни на есть кардинальным образом. Я их стал бояться и избегать. Вижу, допустим, что человек заведен до белого каления, а помочь ему ничем не могу, – ну, значит, и – на фиг.

Куртку одел и в паб.

К парням.

Там пересидишь чуть-чуть, и – либо она позвонит, либо, когда сам ее наберешь, уже по голосу сразу же становится все понятно: стоит уже возвращаться или имеет смысл пройтись еще по пинте «Гиннеса».

Но в тот раз – все-таки не увернулся, не успел.

Пособачились.

В общем, собрала она вещички – и опять к подруге.

Я, естественно, подруге перезвонил.

– Как она там? – спрашиваю.

– Не лезь пока, – отвечает. – Не знаю уж, кто у вас в этот раз прав там или не прав, но пусть девчонка успокоится. Успокоится – тогда и поговорите.

– Понял, – говорю. – Пережду. Она как отойдет, ты мне перезвони, ладно?

– Естественно, – фыркает. – Не в первый раз…

Вот и переговорили…

Блин.

Ну, ночь я как-то еще туда-сюда переворочался, а утром, на работе, – вдруг такая тоска навалилась, что – либо напиться надо, либо – сразу пулю в висок.

Нет, думаю.

Так не пойдет.

Надо что-то делать.

Пошел в кабинет к заму.

– Олег, – мямлю. – Ты меня недельку не подстрахуешь?

– Подстрахую, – отвечает. – Опять, что ли, с Ингой пособачился?

– Угу.

Он ржет:

– Ну, это у вас – перманентное. Я раньше за тебя каждый раз боялся, теперь уже перестал. С тех пор, как она тогда вернулась. Ты даже как-то добрее стал. Видно, что изменился. Значит, все в порядке будет…

– Ты, – говорю, – только насчет моей доброты клиентам никому не брякни. Они добрых любят. Так любят, что с говном сожрут, чуть слабину отпустишь…

– Это да, – вздыхает. – Куда собрался-то? Опять под Астрахань? Или в Карелию?

– В Карелию, – говорю решительно. – Я это, когда ты вопрос задавал, понял. До этого в дельту собирался, под Астрахань.

– Вали, – ржет. – Всем только спокойнее будет. И мне, и тебе. И Инге, кстати…

Так, думаю.

Полдела сделано.

Теперь надо сообразить, кого в попутчики брать. Обычная наша рыбацкая компашка не подойдет: и сорваться вот так внезапно никто не сможет, и за трофеями я сейчас гоняться не собираюсь.

Мне бы – посидеть, подумать.

На закаты посмотреть…

Значит, надо Руслану звонить.

Без вариантов.

Славян с Глебом только-только с Камчатки вернулись, значит, совершенно точно не подорвутся.

Итого – только Руслан…

…Набираю:

– Привет, Русланыч. Херово все у меня…

Слышу – сопит в трубке:

– Опять с Ингой проблемы?

– Угу.

– И что предлагаешь?

– Давай, – говорю, – в Карелию маханем?

Молчит, сопит.

– Ну, так что?

– Блин, – взрывается. – Валер, ты можешь людей не так часто своими проблемами грузить? Ну, так, хотя бы вполовину. Во-первых, поздно, там уж совсем осень. Во-вторых: кто ж меня с работы-то отпустит?!

– А ты попробуй, – вздыхаю, – может, и получится что…

– Хорошо, перезвоню…

И трубку повесил.

А я секретаршу попросил кофе сварить.

И рюмочку коньячка сварганить, под лимончик.

Оттягивает, знает ли…

…Не успел сигарету после коньяка выкурить – мобильный звонит.

Руслан.

– Блин, – говорит, – горелый. Я уж совсем было собрался, сходил к шефу, работы-то сейчас не так много, а он меня на фиг послал. Сиди, говорит, в конторе, думай над будущими материалами…

– Руслан, – говорю, – а ты не гонишь? Может, просто ехать неохота?

Обиделся:

– Охота – неохота, – какая разница. Друзей у меня не так много…

Согласен, думаю.

– А что он на тебя взъелся-то?

Сопит.

– Рус, – говорю. – У тебя что, тоже проблемы какие-то?

– Да какие проблемы, – отвечает. – Просто шеф у меня мудак. Ему кто-то звизданул, что меня на его место рассматривают, вот и гнобит. Нужно мне его место, ага. Я журналист, а не чиновник – бумажки перекладывать. Я снимать люблю, а не руководить…

– Ща, – говорю, – попробую что-нибудь придумать. Перезвоню потом, ага?

– Ну, перезвони. Хотя с дураками и дорогами в России борьба уже знаешь сколько ведется?! Вот. И у тебя тоже вряд ли так быстро получится…

Тут я, уж извините, – хмыкнул:

– Ну, – говорю, – со всеми дураками в России мне точно не справиться, я деньги делаю, а не за высокое и светлое борюсь. А с одним отдельно взятым – почему бы не попробовать…

Отключился и тут же другой номерок набрал.

Есть у меня один добрый знакомый…

– Привет, – говорю, – дядя Федор, как поживаешь?

– А! – орет. – Пропащая душа! Я уж и не надеялся, что позвонишь, хотел уж Инге выволочку сделать, что забыли друзей своих…

– А вот этого, – говорю, – не надо делать ни в коем разе. Поссорились мы.

Молчит.

– Опять ушла, что ли?

– Опять, – говорю, – Федь. Нет, вроде как – не навсегда, бытовуха обычная, но – есть проблемы…

– Ну, и что делать будешь?

– Сначала помирюсь, потом свалю куда-нибудь. На время, чтобы остыла. Да и в себе разобраться надо.

– Понял, – вздыхает. – Опять на рыбалку куда-нибудь? Может, лучше нажремся?

– Федь, – вздыхаю в ответ. – Если мы с тобой нажремся, это опять закончится в лучшем случае – казино, в худшем – баней с девками, которые, как ты знаешь, меня совершенно не интересуют. Я жену люблю.

Он некоторое время молчит.

Думает.

– Странный ты, – говорит наконец, – Валерьяныч. Я вот жену тоже люблю, но девки меня как раз очень даже интересуют. Ну, да ладно, тут уж у каждого Абрама своя программа. А вот что тебе от меня надо-то?! Никогда не поверю, что ты мне просто так позвонил, акула капитализма хренова…

– Нда, – говорю. – Если я акула, то ты тогда кто? Кашалот, не иначе. А дело у меня к тебе и вправду есть…

– Ну, так излагай…

– Излагаю. У тебя на Канале такой парень работает, слышал? – и называю русланову фамилию.

– Слышал, – удивляется, – конечно. Один из лучших наших ребят. И то, что ты с ним дружишь, тоже знаю. В чем проблема-то?

Ну, объяснил ему ситуацию.

Дядя Федор задумался.

– Перезвони-ка мне через полчасика…

– Хорошо, – говорю. – Перезвоню.

И – действительно перезвонил.

Поблагодарить.

Потому как перед этим мне перезвонил Русланыч…

– Слушай, Валерьяныч, – удивляется. – Что ты такое с моим шефом сделал?! Я тоже так хочу уметь! Нарисовался счас, такой весь добрый, пушистый, ласковый. Говорит, подумал, понял, что ошибся. Ну, и прочую мутотень…

Нда, думаю.

Ну и мразь же твой шеф…

– Короче, – морщусь. – Сколько он тебе дал?

– Аж десять дней! Причем – не из отпуска, а как отгулы за переработку! У нас в отделе такого уж года три как не было!

– Вот видишь, – смеюсь, – А ты говоришь – с дураками справиться невозможно. Ольгу-то предупредил?

– А то! Не могу сказать, что она от счастья фонтанировала, но – поняла, скажем так. Когда выезжаем-то?!

– Сегодня, – говорю решительно. – В ночь. Билеты сейчас закажу, через часок, думаю, привезут. Только вот один звонок сделаю…

Совершенно честно, я в таких ситуациях очень боюсь своего телефона.

Но звонить-то все равно надо…

…Набрал номер.

– Привет, – говорю, – Ингусь. Ты как?

– Привет, – отвечает.

Голос холодный.

Хреново.

– Знаешь, – вздыхаю. – А я извиняться звоню.

– За что?!

– Да хрен его знает, за что, – отвечаю совершенно честно. – Но чувствую, что надо. Плохо мне без тебя…

– А мне без тебя хорошо, – злится.

Молчу.

– Правда, извини. Я же обещал, что рецидивов не будет, а вон как вышло…

Тишина.

– Ты, правда, прости. И езжай домой. Я сегодня ночью в Карелию уеду, так что не загружу…

Молчит.

Потом – тоже вздыхает.

– Какой же ты у меня все-таки идиот, Валер. Ты почему решил в Карелию сбежать?! Чтоб я дома спокойно пожила и подругу не нагружала?!

– Да нет, – объясняю. – Я ж понимаю, что в этот раз у нас не «развод», а просто сорвались. Просто и тебе надо от меня немного отдохнуть, и мне голову в порядок привести… Ты же знаешь, мне – помогает…

Молчим уже оба…

– Может, мне с тобой поехать?

Я аж опешил…

– Солнце мое… это – то, что я больше всего хотел услышать… но – не верил… даже мечтать не мог… И, тем не менее, наверное, не стоит. Я такую глушь сейчас заказал, там – ни горячей воды, ни электричества. Плюс – дожди, осень же, а там – Север…

– Я – сильная…

– Инга! Ты сейчас кому про это рассказываешь-то?! Сколько лет вместе. Но – дело не в силе. Просто… Ну, понимаешь, если ты там раскапризничаешься из-за быта – это нас обоих еще хуже загрузит. Согласна?!

Молчит.

Но уже по-другому.

Думает.

Почти как дядя Федя минут двадцать назад.

Наконец вздыхает:

– Наверное, ты прав. Один едешь?

– Нет. Руслана уговорил.

– Руслана?! Это хорошо. Правильный парень.

– Правильный, – соглашаюсь. – А ты, если вдруг все же решишься – подъезжай под конец. На пару дней, не больше.

– Да нет уж, – фыркает. – Я лучше и вправду с Ольгой, женой руслановой, по киношкам пошляюсь. Или – в Прагу с ней слетаем на выходные. Вы же – надолго?

– Да дней на десять.

– Ну и валите. А мы и вправду в Прагу. Башку себе прочистишь – опять человеком станешь. Хоть и не навсегда…

– Угу, – говорю. – Ты знаешь, – я тебя так люблю…

– А я тебя – нет.

Но по голосу понимаю – уже опять любит.

У нас всегда так…

…Короче, уже этим же вечером мы с Русланом опрокидывали в СВ рюмки под неизбежную дорожную курицу.

И это было абсолютно правильно.

В Кеми, куда мы приехали через сутки, нас встретили ребята из местной туристической фирмы.

Довезли до Калевалы, поселили в гостинице.

А утром погрузили в уазик-«буханку» и повезли на заимку, где нам и предстояло провести ближайшие восемь дней…

…Егерь на таежной рыбалке в незнакомых местах – это, наверное, самое главное. Перекаты эхолотом не промеряешь, есть там хариус или нет – не угадаешь. Если ты, конечно, не спортсмен-нахлыстовик с нереальным опытом.

Мы же – так, любители.

Даже и не спортсмены.

Ставить перед собой на рыбалке спортивные цели мне, например, просто противно.

В эдакую красотищу тащить с собой конкуренцию, по-моему, даже не глупо.

Подло.

Этого добра лично мне и на работе вполне хватает.

Поэтому – лотерея.

Повезет с егерем – отлично.

Не повезет – пусть лучше у костра сидит, пока ты по перекатам скачешь. Потому как ни одна рыба не достойна испорченного на фиг настроения.

А на уху мы себе всегда и без всякого егеря наловим.

Не первый год на воде…

…С Валеркой мне в этот раз – абсолютно точно – повезло.

Тезки опять-таки.

В общем-то, и Русланыч на своего егеря тоже не жаловался, но мне вот тут уж вот точно по-настоящему повезло.

Представьте себе еще довольно молодого, но уже абсолютно немногословного карела. Не получится – представляйте себе точно такого же финна. С моей дилетантской точки зрения, не очень-то они друг от друга и отличаются.

Чаще всего я от него слышал только одно слово:

– Так.

Абсолютно универсальное, надо сказать, слово.

– Валер, уху заваришь?

– Так.

– Валер, где сейчас хариус стоит, в начале порога или на выходе?

– Так, – и взмах руки в нужном направлении.

– Валер, а грибы уже отошли, или можно еще набрать на супчик?

– Так.

И молча уходит в лес, откуда через полчаса возвращается с пакетом, доверху набитым белыми.

Я, в общем, грибы собирать умею и люблю, но – на самом севере Карелии, почти на границе с Кольским, в конце сентября…

Еще неделя-другая, и снег ляжет.

До весны…

…В общем, – повезло.

Молчит, помогает, думать не мешает…

От рюмки не отказывается, но – в меру.

Найдите мне еще, пожалуйста, пару-тройку уверенно знающих свою меру финнов, и я на них женюсь.

На всех скопом.

Вот – то-то же…

…А потом он неожиданно кинулся на меня с ножом.

Дело было так: обычные капризы осенней северной погоды.

То весь день льет мелкий противный дождь, то вдруг яркое, почти летнее солнце и жарко: не то что в куртке, но даже и в свитере. Особенно когда с камня на камень в вейдерсах по перекату прыгаешь.

Вот и в тот день низкие тучи неожиданно разошлись, вышло солнышко, лес засиял скудным северным золотом, вода – небесной голубизной, по которой время от времени начинали гулять тихие, ровные круги.

Это выходил кормиться к поверхности рыбий король этих мест – крупный европейский хариус.

Вот я и разделся до безрукавки.

Поставил на спиннинг поплавок-сбируллино, прицепил на поводке крупную муху, и – вперед.

За полчаса наловился так, как до этого за всю поездку.

Валерка все это время на меня смотрел.

А когда я взял садок с наловленными для ухи и копчения крупными харюзами, аккуратно поставил хрупкий «лайтовый» спиннинг у золотой от солнца и осени березки и подошел к костру, у которого он сидел, он кинулся на меня с ножом.

Хорошо, что у меня в такие секунды мозг не работает. Тело само по себе решения принимает.

Пропустил, взял на прием, швырнул в сторону.

Нож, правда, выбить не удалось, только руку порезал.

Но несильно.

Гляжу – лежит, лыбится.

– Ты чё, – интересуюсь, – парень? Совсем сдурел?!

А он – продолжает мне улыбаться.

И лицо такое хорошее.

Ну, думаю, – кабздык.

Попал.

Кругом – Северная Карелия, тайга, ближайшая деревня с телефоном в восьмидесяти километрах.

И то если по прямой.

И я – наедине с сумасшедшим егерем с ножом в руках.

Отдохнул, называется…

…Ну, он поднялся, присел на камушек.

Нож в землю воткнул.

Улыбается.

– И правда, – говорит, – спецура. Так. А почему портачка неправильная?

– Ты о чем? – удивляюсь.

– О ней, – отвечает.

И показывает на мое правое плечо. Там из-под майки моя древняя армейская блажь вылезла.

Татуировка.

Летучая мышь в лихо сдвинутом на бок десантном берете.

И надпись.

Цифрами.

Служил я там, что уж тут поделаешь.

Давно.

– Ну, – хмыкаю. – И что же в ней такого неправильного?

Жмет плечами.

– Я, – говорит, – видел ребят из сто семьдесят седьмого. Так. Это полк, а не отряд. И эмблема у них – не мышь. Волк…

Я аж на камешек сел.

Твою мать…

– Парень, – спрашиваю, – а ты в каком году служил-то?!

– Да вот, – отвечает, – год как на дембель пришел. Так.

Потом подумал и добавил:

– Из Чечни…

Вот ведь блин.

Полез в карман, достал сигареты.

Прикурить, наверное, с минуту не мог.

Руки тряслись.

– Так ты, – говорю, – из-за этого, что ли, на меня с выкидухой кинулся?!

Кивает.

– Так.

– Парень, – говорю, – ты что, совсем тупой?! Эта, как ты говоришь, «портачка» сделана почти двадцать лет назад! В Газни. Не в Чечне. За речкой. В Афгане, мать твою, если не понимаешь. И откуда мне, блин, знать, есть ли сейчас сто семьдесят седьмой полк «с волчьей мордой»?! Я про свой-то отряд не знаю, есть он сейчас или расформирован к такой-то матери. Столько лет-то прошло…

Сидит.

Молчит.

Смотрит.

А потом вдруг встает, прыгает в нашу лодку, которая перед входом в порог стояла, заводит мотор и уезжает.

Ну, думаю, – совсем беда.

Вокруг – тайга, речка порожистая, этот придурок свалил.

Не пропаду, конечно.

Огонь есть, соль есть, воды – сколько угодно. Я всегда в тех краях воду из рек и озер совершенно спокойно пью.

Не очень много таких мест у нас в стране осталось.

К сожалению.

Вон харюза свежевыловленные лежат.

А вечером Русланыч наверняка поймет, что что-то не так, найдут меня со своим егерем. Приблизительно видели, куда мы пошли.

Разберется.

А все равно – неприятно…

…Докурил сигарету, тут же прикурил следующую.

Вдруг слышу – мотор.

Ну, думаю, самое главное, – это чтоб он ружья с собой не прихватил.

От местного, да, к тому же, прошедшего неплохую армейскую школу человека, – мне здесь не уйти.

И возраст уже не тот, и форму подрастерял, и каждую складку рельефа, в отличие от него, здесь выросшего, не знаю.

Нож с пояса снял, положил под руку, прикрыл курткой.

Если сразу стрелять не будет и подойдет поближе – может, успею попасть.

А там – посмотрим.

…А вот и лодка из-за поворота показалась.

Точно, он.

Подлетел, мотор поднял, якорь на берег кинул, выпрыгнул.

В руках, к счастью, – не ружье.

А такая здоровенная, литров на пять, бутыль местного мутного самогона.

И пакет еще какой-то.

Похоже, что закуска…

Ну-ну…

…Подошел, бутыль поставил, сел на соседний камень, пошевелил палкой костер.

– Извини, – говорит.

– За что?! – спрашиваю.

– Подумал о тебе неправильно. Плохо подумал. Давай выпьем?! Так?!

Я пожал плечами: а отчего бы и вправду не выпить?

Мне сейчас совершенно точно не повредит.

Может хоть в себя немного приду, после всего этого дурдома.

Так…

…Эту историю он мне рассказал, когда мы доели уху, а бутыль опустела уже почти что на четверть.

Ни до, ни после я ни разу не видел его таким многословным.

– Нас тогда только-только из Краснодара туда командировали. Я сапером был в десантуре. Сержант. Старший. Так. Ну, приехали, стоим. Так. А тут приказ – по машинам и вперед. «Чехи» в село недалеко вошли. Надо гасить. Так. Окружили. Блокировали. Так. Нам – «Вперед». Так. А какой «вперед», когда мы первый раз на войне, а «чехи» стреляют – даже головы не поднять?! Ну, вошли на окраину. Так. Они совсем плотно бьют. Я по рации – сержант такой-то, помогите. А мне – парень, ты зачем сюда приехал? Умирать?! Вот иди и умирай! Пошел. Так. Потом что-то рядом грохнуло, я и вырубился…

…У меня до сих пор перед глазами эта картина. Может, он хорошо рассказывал, может – я его хорошо понимал.

А может – самогон помогал работать воображению.

Так тоже бывает.

А может – все вместе взятое.

Но я очень хорошо представлял и представляю, как он пришел в себя ночью на горе раздетых и заминированных трупов своих друзей. Как понял, что ранен в левое плечо и рука просто не действует. Как аккуратно разминировался одной правой рукой, как убивал булыжником стоявшего к нему спиной чеченского мальчишку-часового. Как понял, что не может взять его автомат, потому что левая рука совсем не действует. Как подобрал гранату и, шатаясь, побрел в сторону окраины села – к своим.