– А это уже не так уж и важно. – Капитан прощупал собственные подсумки. – Лишь бы патронов хватило, вот что главное. Идем до конца, уважаемый мой господин командир группы, вот и все тут. А цена… она не страшнее того, что может произойти, если мы не сделаем свое дело. Боюсь, что тут применяется такая дрянь, про которую я не слышал уже давно. И это очень плохо, и еще хуже, что мы можем не уничтожить все, что уничтожить следует полностью. А Голландец может и не успеть завершить то, что останется после нас.
– Я понял, командир. – Мерлин кашлянул. – Постараюсь сделать все что можно.
– А я на это и надеюсь, ты, что себе подумал-то? Ладно, проверяем боеприпасы, набиваем магазины и идем. И так копаемся непозволительно долго, заметил?
– Это точно. Слишком сложно все, командир, мне это совсем не нравится.
– Хочешь верь, хочешь нет, но мне тоже. Ган!
– Да, Капитан?
– Остальные тоннели, ты в них подарки оставь, хорошо? И не жадничай, а то вдруг потом Кувалде из-за тебя работы будет намного больше. Давай, пять минут тебе.
– Понял, командир, сейчас в лучшем виде все оприходуем.
Оприходовали в лучшем виде даже быстрее, чем за пять минут. Несколько растяжек, которые Енот при всем желании так и не увидел, Ган, Мерлин и Варяг сделали очень быстро. Сразу после этого изрядно поредевшая группа двинулась вперед по центральному коридору. Выстроившись по двое, выключив ночники и подсвечивая фонарями темное пространство, с еле-еле моргающими редкими лампами. Идти пришлось совсем немного, коридор закончился сразу, оборвавшись в большую полость, изрытую темными провалами ходов и лабиринтом между стен, ведущим вперед. Здесь отряд уже ждали…
Их было много, очень много. Уже ставшие знакомыми серые худые фигуры, некоторые в остатках рабочих роб, некоторые уже полностью без них. Более крепкие чудовища, как те, что встретились Тундре с бойцами на платформе. Несколько высоких мощных силуэтов, похожих на те, что встретили группу чистильщиков на самом входе в подземелье. Твари, прятавшиеся в кем-то и когда-то пробитых в каменной толще, и просто созданных временем, сделали первую попытку смять чистильщиков сразу же.
Ведомые в самоубийственную по сути своей атаку, они хлынули вперед, мгновенно заполнив собой все, очень немалое пространство, открывшееся перед группой людей, решивших покончить с теми, кто был создан для убийства. Продукты непонятного механизма Прорыва, скрещенного с гениальными и безумными результатами давних экспериментов, не могущие ничего, кроме как рвать на части, попытались смять чистильщиков одной своей массой. Енот, успевший присесть за большой отвал породы в углу, нажимал на спуск, понимая, что надо стрелять, мгновенно перезаряжать и открывать огонь снова. Полукруг огня, вспыхнувший вокруг них, только он мог помочь сдержать первую волну, накатывавшую на них неудержимо и страшно.
Автомат дергался в руках, отдавая в плечо быстрыми толчками, выплевывая пули, окруженный венчиком огня. Рядом, точно также, припав на колено, стрелял Ган. Медовая, зажатая между ними, закрывающими ее от накатывающего частокола клыков, когтей, шипов и острых наростов, тоже не теряла времени даром. В наушниках не было слышно ни звука, скорее всего глубина все-таки глушила любые волны, лишь треск очередей, вопли, рык и рев.
Они встретили тварей плотно, не дав основной массе добраться, чтобы попытаться задавить их просто весом, сжать между искореженных тел, разорвать в клочья. Краем глаза Енот видел, как рядом, прикрывая друг друга, работают Мусорщик и Толстый. В какой-то момент, поняв, что весельчаку-чистильщику нужно успеть перезарядиться, он рискнул чуть оторваться от собственного сектора, перенеся огонь на быстро приближающиеся к Мусорщику высокие и знакомые фигуры «серых».
– Твою-то мать! – Мусорщик выругался. – Да сколько же их тут, лезут и лезут, как тараканы!!!
– Оп-па! – Ствол пулемета Толстого перешел вбок, срезая какую-то хитрую и подвижную паскуду, решившую подкрасться к Еноту. – Весело брат, ай как весело, да?!!
– Обхохочешься просто… – Мусорщик прицелился и срезал сразу двоих. – Никак решили отойти?..
– Да куда там… – Ган, переместившись ближе к ним, выстрелил очередью. – Хотя, отходят, что ли?
Твари отступали, не справившись с отрядом своим первым натиском. Они быстро отошли, спрятавшись в проходы, выемки и углубления, оставив очень много тел своих собратьев. Енот огляделся, мгновенно покрывшись испариной, в горячке боя он и не предполагал, сколько их было. Те груды окровавленного мяса, что сейчас окружали чистильщиков, поражали одним количеством и видом. Повсюду, куда не посмотри, изломанные странные фигуры, плавающие в темных лужах собственной крови. Зато и подсумки у него стали почти на две трети пустыми. А что с другими? По спине пробежали мгновенно выступившие мурашки, и внутри стало жутко холодно…
Не было видно одного из близнецов, но чуть позже его громада появилась откуда-то из выступа, за которым скрывался один из проходов. Мерлин бинтовал предплечье Варягу, прислонившемуся спиной к каменному наросту, свисающему с низкого у входа в пещеру потолка. Капитан, оглядевшись вокруг, передал приказ забивать патронами магазины и пересчитать боеприпасы.
– Мерлин, как закончишь, иди сюда.
Чистильщик подошел чуть позже, подняв щиток забрала и внимательно глядя на командира:
– Лабиринт видишь?
– Вижу, Кэп.
– Нам точно в него, разветвления два. У тебя есть детектор излучений? Уже проверил, да ты мой молодец… тогда тебе тоже все ясно. – Капитану очень хотелось снять шлем, давивший свой тяжестью, ставшей неожиданно непривычной, стащить маску… но нельзя. А детектор, тот самый, что он забрал у Фроста, весело и жизнерадостно вещал о том, что впереди, возможно, лежит источник всех их неприятностей, где-то там, в глубине лабиринта, то ли рукотворного, то ли нет. – Связь работает все хуже, сам видишь. Патронов у нас осталось меньше половины из того, что взяли. А сколько впереди наших клиентов осталось, даже предположить не возьмусь. Положили мы их очень много, но все же…
– Согласен командир. А что делать, отступать?
– Может быть, и придется. Я не вижу смысла терять весь отряд здесь, совсем не вижу. Значит так, Мерлин… слушай внимательно. Я беру с собой близнецов и Волка с Чунгой, не спорь, за ногу тебя. Ты с остальными входишь во второй проход и двигаешься вперед. Если вдруг у тебя погибнут хотя бы два человека – выходи отсюда и выводи оставшихся.
– Но, Капитан…
– Отставить, чистильщик! – Капитан, до этого смотревший в сторону темного провала лабиринта, повернулся к Мерлину. И тот поразился, увидев то, сколько боли было в глазах командира, такой явственной и такой ощутимой. – Отряд не должен погибнуть, воин. Ты понимаешь это? Весь он погибнуть не должен… а дело ты сможешь закончить с Голландцем, он все равно скоро будет здесь. Так что не обсуждай то, что я сейчас говорю. Возможно, что я вообще ошибаюсь, и именно тебе придется выполнять основную работу, такое очень даже вероятно. Если связь пропадет, и я постараюсь пустить красную ракету, чтобы ты ее заметил – тоже отступай, сразу уходи и вытаскивай тех, кого сможешь. Все сынок, принимаемся за дело, поднимай людей.
Отряд, разделившись на две неравные по количеству группы, не стал задерживаться перед тем, как войти в лабиринт, вырубленный в высоких, в два человеческих роста каменных стенах. Стенах, возникших по какой-то неясной причине прямо посреди пещеры, и ведущий… куда?
Капитан шел между Первым и Вторым, старательно старающихся прикрыть его. Волк и Чунга, замыкавшие движение группы, отставали совсем ненадолго. Пятерка чистильщиков пока двигалась спокойно, не было даже попыток нападения со стороны тварей.
Лабиринтом, конечно, называть странную прихоть природы, а может и человека, было неправильно. Два основных хода, в которые разошлись чистильщики, продолжались дальше практически без каких-либо ответвлений и отростков, уходящих вглубь. Виднеющиеся проемы небольшие, зачастую затянутые светлой паутиной, либо с обрушенными фрагментами стен. Чувствовалось, что здесь сухо, никакой плесени, ручейков воды с затхлым запахом и большого количества насекомых, так любящих подобные места.
Группа Капитана, двигающаяся по левому из двух входов, какое-то время могла поддерживать связь с теми, кто остался с Мерлином. Потом наступила полная тишина, даже без обычного треска статических помех в динамиках переговорных устройств.
Закат
В комнате, небольшой и узкой, за грубо сколоченным столом сидели трое. Каждый из них был тем, кто сейчас мог принять решение, после чего, разно или поздно крови на многострадальной земле прибавится. Вопрос только в том: чьей?
Первый, еще молодой, но уже с густо прореженными сединой волосами, собранными в хвост на затылке, с аккуратной бородкой и усами, придвинулся поближе к лампе, мягко заливающей комнатенку желтоватым светом. На спинке его стула висела светлая, затертая и застиранная штормовка. Брюки из того же комплекта аккуратно заправлены в высокие ботинки со шнуровкой и двумя ремнями, плотно обхватывающими голени. Черный свитер с высоким горлом выпущен поверх брюк. Из-за этого не видно, что под ним, но знающий и опытный сразу догадается, что вон тот выступ с левой стороны – рукоять ножа.
А если наблюдатель действительно опытный, то для него не будет секретом и то, что это даже скорее не нож, а кинжал. Длинный, широкий, с глубоким долом по клинку, массивной пластиной гарды и прорезиненной ручкой, украшенной тяжелым металлическим навершием. Ножны, скорее всего, крепятся к кожаной, из очень толстой бычьей кожи, портупее. А справа, где свитер ничего не оттопыривает, вниз от нее уходит другой ремень, синтетический. Достает до середины бедра, соединяясь со вторым, плотно обхватывающим крепкие мышцы. А на нем, с наружной стороны, держалась очень удобная кобура, в которой сейчас мирно дремал большой автоматический пистолет из дымчатой стали и гравировкой змеи по ствольной коробке.
Напротив него прихлебывал из старой, наверняка солдатской кружки, ароматный чай другой, полная противоположность первому из сидящих. Он такой же высокий, но если у соседа худоба похожа на ту, что есть в поджарых степных волках, то второй скорее худ из-за какой-то болезни.
Тонкое и умное лицо, с тонкими очками в золотистой оправе, светлые и коротко стриженые волосы. У него бледная, редко видящая солнце кожа на лице и руках, с вытянутыми ладонями и длинными пальцами. У того, с пистолетом кожа темная, выдубленная солнцем и ветром, теми, что бывают на открытых пространствах. И даже пальцы и ладони, которые выглядят очень сильными, у них разные. У первого с набитыми мозолями костяшек, покрыты шрамчиками, ожогами и заусенцами. У второго же – руки очень ухоженные и чистые, несмотря на то, что заметна сила, дремлющая в них.
Второй и одевался совершенно по-другому. Его свитер тоже с высоким горлом и из натуральной шерсти. Но если у «хвостатого» свитер свободно болтался, то у второго он узкий, сидящий в облипочку. И не темный, нет. Этот связали из пряжи трех цветов, с непонятным рисунком на левой стороне груди. Брюки, аккуратные и отглаженные, в темно-серую клетку, свободно опускаются на невысокие и мягкие туфли. У первого ботинки блестят, отражая свет лампы, у второго же обувь пыльная и по торцам совершенно затертая.
Третий собеседник, рокочущий низким и гулким басом, явно не хотел оказаться на свету. Сидел, откинувшись на спинку очень массивного кресла, так явно отличающегося от одинаковых стульев соседей. И это немудрено, потому что он громаден, с большими тумбами ног и широкими плечами, в которых утопает квадратная голова с ежиком густых волос. У третьего собеседника всего один глаз, отблескивающий в свете лампы зеленцой, дыхательная маска, проходя через которую голос становится еще глуше. И всего три пальца на каждой руке, толстых, длинных, заканчивающихся острыми недлинными когтями. Кожа с чешуйками, покрытая темными жесткими волосками, темная, желтоватая.
Его кресло металлическое, крепко прижималось к полу толстым стальным стержнем, со специальными кожаными ремнями, туго затянутыми на руках, ногах, торсе третьего. Сейчас один из них чуть расслаблен, давая ему возможность хоть немного двигаться. Но он старался не делать этого. Потому что знал, что хвостатому ничего не стоит мгновенно выхватить свою металлическую игрушку… И еще к его запястьям, лодыжкам и вискам, густо смазанным отвратительно воняющей мазью, прилеплены датчики, передающие информацию о физическом и психическом состоянии на монитор, стоящий перед очкариком.
Хвостатый отбил по крышке стола причудливый ритм, саркастически ухмыльнулся, поворачиваясь к соседу:
– Проф, тебе не кажется, что наш друг решил поиграть в молчанку?
– Не иначе, Мастер, не иначе. – Проф нагнуля вперед, направив лампу прямо в лицо третьему и подкрутил верньер, сделав свет ослепительным до невозможности. – Так, Шестьдесят дробь пятнадцать, будем говорить?
Неподготовленному, хоть и опытному наблюдателю, наверняка сейчас стало бы очень неприятно. Поименованного числительным явно сложно назвать красавцем. Кожа на лице в таких же, как и на руках, крупных чешуйках, темных и выпуклых. Единственный глаз, круглый, с вытянутым как у кошки зрачком, полностью залит зеленоватым белком. На месте второго диковинное механическое приспособление, с двигающимся с еле слышным звуком окуляром, матовым, поглощающим свет лампы. Нос, запавший в толстые складки, с вывернутыми ноздрями шумно втягивал воздух. Губы, тонкие, плотные и темные, за которыми чуть поблескивали зубы, хоть и очень острые, но удивительно маленькие для такого существа. Ежик волос очень жесткий, напоминающий щетину. Существо шумно дышало, но говорить все-таки начало. У него оказался сухой и шелестящий голос, и слушать его очень неприятно.
– Меня зовут не Шестьдесят дробь пятнадцать, мертвец. Меня зовут Ящер, и ты это прекрасно знаешь.
– Хм… – Проф удовлетворенно улыбнулся. – Ну те-с, уважаемый, во-первых строках моего письма – никакой я не мертвец. Скорее даже наоборот. А во-вторых – какой из вас Ящер? Ящер был главарем банды генетически измененных ублюдков, которые могли терроризировать крестьян и слабеньких таких торговцев. Где те ублюдки, и где ты, Шестьдесят дробь пятнадцать? Ты даже не смог заставить себя срезать тот кусок кожи, на котором этот номер выколот очень давно.
– Меня зовут Ящер! – Существо явно хотело дернуться, но застыло, когда пистолет Мастера мгновенно уставился на него.
– Рот прикрой, чудовище. – Мастер ухмыльнулся, расплываясь в очень гадкой и хищной улыбке. – Ящер… то же мне, крокодил блядь, варан или там кайман. Сюда слушай, шваль чешуйчатая, мне уже надоело пытаться ждать результата там, где можно этого не делать. Слушай и отвечай: где находится то место, где собираются такие же, как и ты?
– Да хрен что я тебе скажу, говнарь. – Существо засмеялось, облизываясь длинным языком. – С какого хрена я тебе, засранец, чего-то должен говорить?
– Вы посмотрите-ка, экый у нас тут храбрец! – Проф восхищенно покачал головой. – Чего ж тогда, Ящер, вы так вздрогнули, когда Мастер достал свою пушку, а?
– Я бы на тебя посмотрел, чмо очкастое… – Ящер вновь откинулся на спинку, насколько позволил плотный ремень. – Чего, дальше будете тут передо мной выеживаться. Или просто шлепнете? Ни хрена вам ваши приборы не помогают, да, умник? Не помогают психотропы, аяяй, обидно наверное?
– Достал! – Проф неожиданно резко хлопнул ладонью по столу. – Будешь говорить?..
– Иди в зад, червяк! – Ящер оскалился, разъяренно смотря на него.
– Ну и дурак… – Человек в очках успокоился также быстро, как до этого вспылил. Но от этого спокойствия громада, сидящая в металлическом кресле, неожиданно поняла, что очень сильно хочется вжаться в холодную спинку так, чтобы стать совсем незаметным.
– Не то слово дурак… – Мастер покачал головой, повернувшись к Профу. – Зову?
Тот кивнул головой, продолжая смотреть на существо с чешуйчатой кожей, поблескивающее глазом в его сторону. Мастер встал и подошел к двери. За ней оказался широкий бетонный коридор, двое часовых у самой двери, толстой, сваренной из металлических пластин, глухой и не проводящей звуков. Отступил в сторону, пропуская чуть грохочущий стол с поддонами, едущий на колесиках. Стол катил крепкий высокий парень, с очень холодным и неподвижным лицом, одетый в свободный серый комбинезон, поверх которого крепко зашнурован длинный кожаный фартук. Следом вошел мужчина средних лет, выглядящий точно также.
Ящер уставился на то, как Проф встает, подходит к стене, что-то нажимает и та отъезжает в сторону. Свет юркнул в большое помещение, до этого времени скрытое, выложенное плиткой, с яркими лампами под потолком и несколькими желобами на полу. Кресло, в котором пристегнут мутант, оказывается, закреплено на простой шарнирной системе с закрепленными роликами. Молодой в фартуке подошел к нему, отщелкнул стабилизатор и покатил, без какого-либо видимого напряжения, покатил тяжеленное кресло в сторону ламп и кафеля. Ящера начала бить резкая и крупная дрожь.
– А кто тебе виноват, ублюдок? – Лениво процедил Мастер. – Нам от тебя нужно было всего ничего, и только для того, чтобы как можно больше людей остались живыми и здоровыми…
– Ценой крови моих братьев и сестер? – Мутант яростно вскинулся, но крепкие ремни лишь сильнее врезались в мощное тело. – Их кровь на мне?!!
– Да она так и так на тебе будет, не волнуйся. – Проф недовольно покачал головой. Он не любил подобных процедур, не одобрял то, как с их помощью достают информацию, но что делать сейчас-то, если нет другого выхода? – А ведь мы предлагали тебе простой вариант. Может, подумаешь?
Ящер покосился на него, дико и разъяренно. И одновременно с этим, с гневом и бессильной злобой, в его единственном глазу заплескался ужас. Мутанту страшно, очень страшно, дико и безудержно страшно. Второй из «фартучников» медленно, чтобы сидящему в кресле было видно все, и как можно подробнее, снял ткань с лотков.
Блестящие хромом и никелем инструменты, аккуратно разложенные по эмалированным больничным судкам. Хищные острые грани, зубцы, вытянутые щучьи морды клещей, острые пластины режущих кромок, бриллианты на концах прямых и изогнутых игл.
Молодой, установив кресло посередине помещения и прямо над желобом стока, пока еще чистым, стерильным и сверкающим в ярком свете, подошел к утопленному в стене шкафу. Открыл и выкатил к креслу штатив с креплениями под колбы. Сами стеклянные пузатые банки там же в шкафу, вместе с длинными пучками прозрачных шлангов и комплектами толстых острых игл.
Проф посмотрел на Мастера, ожидая: пойдет ли он туда, где хром, никель и плитка. Тот отрицательно покрутил головой. Мастер не мальчик, его нервы давно выдерживают все, что ему дает рухнувший мир, разваливающийся на куски. Ему доводилось делать многое из того, что не выдержит психика нормального и обычного человека. Но то спокойное и методичное доставание информации, которое сейчас произойдет… этого он не может.
Когда Мастер вышел в коридор, оставляя позади того, кто молчит, и тех, кто будет заставлять его говорить, оттуда раздался первый, дикий, безудержно безумный крик, переходящий в еще более протяжный вопль. Часовые у дверей стояли спокойно, но их зрачки мгновенно расширились, чтобы потом сжаться до размера булавочной головки. Мастер закрыл дверь, и в коридоре наступила тишина.
***
Деревня была большой, в сто дворов, что по нынешним временам куда как большая редкость. Хорошо видно, что часть домов, бережно восстановленная из разнокалиберного кирпича, возвели еще до Полуночи. Но большая часть сложена уже позже, из толстых бревен, с крышами, где из редкого здесь листового железа, кусков старого-старого шифера с разрушенной лесопилки, а где – из дранки, которую смогли сделать местные умельцы.
Название у нее простенькое, и оставшееся с тех времен, когда мир был еще нормальным. Георгиевка, то ли в честь кого-то из святых, бывших в чести у церкви Спасителя, то ли в честь основателя, кто ж знает. Одно можно сказать точно – и название, и сама деревня… БЫЛИ. Потому как лежащее перед отрядом Мастера, нельзя назвать даже отчасти сохранившейся деревней. Перед группой людей, выстроившихся в цепочку, лежало пепелище, смешанное с кладбищем и скотобойней.
Остовы домов из ставшего черным кирпича, глядели на них пустыми, похожими на глазницы черепа, проемами окон. Хозяйственные постройки, включая даже омшаники, тоже полностью выгорели. Целыми осталась лишь часть высоких частоколов, которыми давно привыкли огораживать дома новые поселенцы, когда-то пришедшие сюда. Деревню почему-то не огородили стеной-тыном, что наверняка сыграло решающую роль для тех, кто напал на нее.
– Я хренею, Мастер… – чистильщик, стоящий рядом с командиром, не веря глазам, потряс головой. – Как же это так могло получиться? Ведь пограничники же есть…
– Да не причем тут погранцы. – Мастер внимательно смотрел на то, что сначала не бросалось в глаза. – Это не те, что с Гиблых земель, и это не Прорыв. Смотри вон туда…
Он взглянул в ту сторону, куда указала затянутая в кожу перчатки рука Мастера. Сначала ему пришлось прищуриваться, но потом ветер снес в сторону жирный черный дым, и стало видно, что прямо посреди главной улицы лежала массивная туша, чуть обгоревшая, но все же четко различимая.
Тело при жизни весило никак не меньше ста килограмм, и состояло из застывших после смерти бугров мышц, канатов сухожилий, выступов хрящей и блестящих хитиновых пластин. Корпус прикрывал очень грубо переделанный из трех бронежилетов панцирь. Сверху на него натянули толстую кожу, скорее всего сваренную в масле и с набитыми металлическими бляшками. Гиганта свалила крупнокалиберная пуля, снеся ему большую часть головы, но и так понятно, что это последствие старых генетических опытов, мутировавшее за долгое время в еще большее уродство.
– Странно… они ведь стараются забирать тела… – Протянул чистильщик. – Если это именно Братство.
– Значит, что-то помешало. – Мастер сплюнул. – Какая хрен разница теперь, свое дело они сделали, причем так, что теперь нам пенять будут на все это. А ни хрена не пограничникам, или внутренней страже.
– Это точно…
– Барсук… Барсук… – Мастер нажал на тангетку радиостанции.
– Да, командир?
– Входим в деревню. Аккуратно, машины по периметру, идем, не растягиваясь, по центральной улице.
– Понял.
Отряд медленно втягивался в то, что осталось от не так давно живой, полной людей и надежды на будущее, деревню. Мастер по праву гордился своими людьми, которых смог собрать среди тех, кого находил в пустошах, руинах и пепелищах умиравшей, но сумевшей выжить земли. Мысль, полученную в старой столице от живой легенды, он уже начал претворять в жизнь.
Тридцать бойцов, не самое большое по численности подразделение тех, кто решил взять хотя бы что-то в свои руки. Но зато каждый третий в нем не просто человек, хотя и уступал тем, на кого они охотились. Но такого пока не было в других группах, даже если брать в пример самый большой отряд, сформированный в Заитилье Беркутом. У того уже около ста двадцати человек только бойцов. Хотя основной костяк ветеранов составляло пятьдесят бывших солдат, сейчас уже преклонного возраста.
Мастер шел по достаточно широкой основной улице, на которой спокойно могли бы разъехаться два еще довоенных больших трактора. Смотрел по сторонам, узнавая все те же, повторяющиеся вновь и вновь детали нового мира.
Вон в стороне, свернувшись в клубок, зажимая между широко разведенных в стороны рук, лежит то, что совсем недавно было женщиной, матерью, чьей-то любимой. Она так и погибла, пронзенная насквозь несколькими ударами чего-то очень острого, с зазубринами по краям. Рваные раны, через которые орудие убийство извлекали назад, говорили про это весьма явно. И под ней, пробитые наверняка теми же ударами и погибшие вместе с нею, лежали две маленьких фигурки. Пламя не тронуло их, и ветер, так неожиданно поднявшийся, развевал длинные золотистые волосы у всех троих.
Прямо посередине дороги, покрытые густой коркой из пыли и крови, сплелись вместе два тела. Мужчина, коренастый и невысокий, с распоротым бедром, из-за кровопотери и погибший. Но он, возможно отец тех самых двух малышей, смог, превозмогая и смерть и ужасную боль, достать врага. Вытянутая худая фигура, имеющая вполне человеческие черты, если бы не вытянутое рыло, больше напоминающее странно деформированный противогаз. Знакомая тварь, один из самых многочисленных проектов, которые разрабатывались в лабораториях накануне Полночи. Основа взята у тварей прорыва и потом совмещена с человеческими ДНК. Боец-разведчик, могущий спокойно передвигаться как по земле, так и по воде. Мастер помнил, как им пришлось разбираться с такими вот уродами в дельте Итиля, после чего отряды, его и Мамонта, наткнулись на «законсервированную» лабораторию. Да… сколько же им тогда удалось узнать…
Он показал на все четыре тела двум ближайшим бойцам, хорошо узнаваемым жестом приказав не бросать их здесь после того, как отряд полностью осмотрит всю деревню. Бросать трупы собственных земляков и сородичей не входило в привычки тех, кого уже начали называть чистильщиками. И чьего прихода очень часто ждали как просто спасения. Каждый из бойцов понимал это, и старался, когда было нужно, платить той же монетой. Даже в том, что касалось простого погребения останков тех, кого они не успели защитить. Но потом, после того, как дело будет сделано, и можно будет хотя бы немного освободиться от дикого напряжения нервов в ожидании боя с теми, кто быстрее, сильнее, выносливее.
Чистильщики заходили в деревню все глубже, видя то, как твари, когда создаваемые такими же людьми для одной единственной работы, для войны и уничтожения, делали то, что умели. Сколько жителей погибло здесь, сметенных теми, для кого люди стали просто самыми лютыми врагами, которых надо уничтожать везде, где можно достать – сказать было практически невозможно. Многие тела обгорели практически до неузнаваемости, некоторые превращены в разодранный в клочья фарш. Но Мастер подозревал, что часть из них, самых молодых, и особенно женщин, мутанты увели с собой. И это оказалось самым тяжелым и больным.
Все и всегда повторяется, это непреложный закон. Командир отряда, взявшийся за свое дело пять лет назад, давно понял, что и им тоже придется идти по опасному пути генетических изменений и мутаций. Слишком много потерь случилось за эти годы, слишком много ушло простых, хоть и очень хороших в своей страшной работе людей.
Проф, старый друг, тот человек, что сейчас начал наконец-то организовывать то место, где отряды могли получать квалифицированную помощь, необходимое оборудование, медикаменты и оружие, не так давно общался с ним. Мастер тогда не понял, почему именно к нему обратился с вопросом, который волновал его самого очень давно, этот худой умник, резко и прочно вошедший в только что образованный состав Совета чистильщиков. Но все то, что они тогда проговорили, было правильным, нужным и сказанным вовремя. А потом, подтверждая сказанное, была Москва…
Какое-то время назад, когда уже стало ясно, что человеческая цивилизация вовсе и не собралась отбрасывать ласты и сдаваться на волю такой озлобившейся на нее судьбы, многое вокруг резко стало другим. Единое и могучее государство, погибшее под огненным дождем, не выдержало его напора. Но зато выдержали те, кто и являлись им, люди, населявшие эту землю. И пусть сейчас они грызлись между собой за крохи того, что осталось, за то, без чего жить было невозможно, но и Мастер, и Проф, и все, кто входил в братство людей, борящихся за остатки прошлого, понимали – это не навсегда. И поэтому они и не собирались сдаваться там, где опустились бы руки у других, может и таких же сильных, но более слабо верящих в то, что в жизни должна быть цель.
А эта цель, до которой они, чистильщики, точно не доживут… стоило того, чтобы бороться за нее. И для простого ее достижения подходили все возможности, которые были разбросаны по еще незажившей до конца земле. И вот уже пять последних месяцев Мастер и все, такие же, как и он, рыскали по ней в поисках того, что поможет им стать сильнее, пусть и в будущем. И самое главное – это дети, мальчишки и девчонки, со способностями, слишком сильно отличающими их от обычных детей. Сколько раз чистильщики не успевали, и наталкивались на обуглившиеся, корчащиеся от ран, забитые камнями маленькие фигурки…
Но так было далеко не всегда, и уже сейчас, в том месте, которое для своих называлось Базой, становилось немного тесновато от притока тех, кто должен был стать ядром отрядов в дальнейшем.
– Командир… – Хрипловатый голос Барсука донесся из основного блока станции, висевшего на боку Мастера. – Тут кое-что интересное.
– Тут это где?
– Три дома на самой окраине, почти целые. Подойди, будет интересно.
Когда Мастер наконец-то добрался до указанного одним из младших командиров ориентира, то «интересное» уже было извлечено из подвала. Им оказался небольшой, худощавый мутант, явно бывший последствием собственных экспериментов генноизмененных по выведению потомства. Как он оказался в подполе, что там забыл и почему забыли его самого – Мастера интересовало мало. Намного интереснее было то, что этот трясущийся и пускающий зеленоватую слизь из развороченного ударом кулака одного из чистильщиков носа, задохлик мог выдать то, что они так долго искали. Место, где обреталась одна из самых больших шаек генноизмененных, ведомых ублюдком, который называл сам себя Ящером. А то, что уничтожение Георгиевки его лап дело – сомнений не вызывало. Так любимый уродом знак, выполненный из содранной с живого тела кожи – стоял прямо на деревенской площади.
– Говорить умеешь, чудовище? – Мастер внимательно посмотрел на мутанта.
– Да-а-а-а… – Проблеял тот, глядя на своих так недавно появившихся и ставших самыми главными и злыми, врагов.
– Где Ящера искать, не подскажешь?
– Не-е-е-т… я не могу, ну правда, не могу…
– Барсук, притащи веревки, колья и железо. И костер сделайте, парни. – Мастер нарочно отвернулся от мутанта, громко зевнув и, казалось, полностью потеряв к нему интерес. И тому это очень сильно не понравилось.
– Я-а-а-а скажу! – Дохляк дернулся, удерживаемый двумя здоровяками, увешанными с ног до головы боеприпасами и экипировкой.
– Да умница ты мой… – Мастер ухмыльнулся, довольно и хищно. – А костер сделайте ребята, да побольше. Местных упокоить нужно.
***
Проф сидел перед большим монитором, просматривая статистику по подразделению «Красные-12». Цифры, которые выводились на экран, впечатляли. То, чего достигли воспитанники также постаревшего уже Мастера, давали надежду на то, что работа ведется правильно, и, возможно, что получится-таки возродить то, что чуть не погибло десять лет назад.