43. Милан
Каждую зиму я езжу в горы кататься на лыжах. Последние годы – только в Альпы. Я люблю австрийский и итальянский Тироль. Но в этот раз у меня возникли сомнения, смогу ли я так же свободно пересекать европейские и прочие границы, как раньше, до событий последнего лета. Все-таки мы с Джулиано унесли наши ноги из Италии, оставив за собой свежий труп. И не какой-то, а единственного сына могущественного мафиозного дона. Поэтому я позвонил своему знакомому юристу и попросил его кое-что узнать. Через несколько дней я подъехал к нему в офис за ответом.
С официальной стороны оказалось все хорошо: никто из нас троих не значился в поиске по Интерполу. Было все действительно так, как пишут об этом в книжках: мафиози никогда не обращаются со своими проблемами в полицию, какими бы они ни были. Мафия решает все только сама, и по-своему.
Поэтому с Джулиано все было ясно: миланская мафия о нем никогда не забудет. Он сам это понимал, и нос из Москвы полгода уже не показывал. Но лично со мной все было не так просто. Я никого не убивал. Но только мафия, наверное, не была в этом до конца уверена. Я ведь тоже был на вилле, я сам выбрался из подвала и так далее. Являлось ли аргументом признание Джулиано по телефону Анжеле, – тоже было непонятно. Поэтому, как на все это смотрит миланская мафия, мне было неясно.
Осенью, и на католическое Рождество я пробовал разыскать и поздравить по телефону Анжелу, – я по-прежнему любил ее. Но из всех известных мне телефонов ответил только Карло. Он узнал меня, и возбужденно заговорил что-то по-итальянски. Сначала он только говорил, потом начал кричать, но разобрал я только слово «морте», из чего мне стало ясно, что он только и ждет, чтобы меня зарезать.
Всю осень и первые зимние месяцы я это спокойно обдумывал, поворачивая в голове так и сяк, склоняясь, от греха подальше, и от мафии, съездить лучше в Австрию. Но в начале февраля, мне стало стыдно. Я подумал, что если не решу эту проблему сразу, этой же зимой, то мне придется прятаться от этих мафиози всю оставшуюся жизнь. Если это сделать всего раз, то надо будет делать так всегда. Меня это не устраивало. Решать проблему надо было в лоб, сразу, чем бы все ни кончилось, – только так я обрел бы свободу и душевный покой.
Кататься на лыжах я собирался лететь к подножью Монблана, высочайшего пика западной Европы, на чудесный горнолыжный курорт, где уже раз бывал. Лететь туда можно было либо через Турин, затем автобусом в горы. Или лететь в город Милан, оттуда тоже автобусом, но много дальше. Конечно, в Турин лететь было удобнее, ближе к горам и покойнее. Но это означало – прятаться. Лететь же в Милан означало встречать проблему и начинать ее как-то решать. В Милане жила моя хорошая знакомая, незабвенная Анжела, и я бы ей обязательно позвонил. Если она меня тогда сразу не заложит своим родственникам-мафиози, то могла бы мне что-то рассказать, про их настроение, и что они обо мне думают. Я мог бы даже у нее переночевать, если она по-прежнему меня любит. А еще в Милане стоит древний, прекрасный собор, увидеть который мне хотелось всю жизнь. Да, в конце концов, с подножья Монблана, если припечет, я смогу, не снимая даже лыж, скатиться на другую, северную сторону этого пика, и оказаться сразу во Франции, или, чуть дальше, в Австрии. Тщательно это взвесив, прислушиваясь одновременно к разуму и к сердцу, в середине февраля я вылетел регулярным рейсом Москва – Милан.
Прилетев, я сдал лыжи и тяжелый рюкзак в камеру хранения автобусной станции, выписал себе расписание и отправился в центр. Я хотел посетить в этом городе, по крайней мере, одно место: миланский собор.
В справочном бюро я узнал адрес Анжелы: она давно жила в Милане отдельно, сначала с мужем и дочерьми, потом одна. Это она рассказывала мне сама, но то было летом. С адресом я узнал и ее городской телефон. Позвонил и впервые за полгода услыхал ее голос.
– Здравствуй, мой милый, – были ее первые слова, и от сердца у меня отлегло, значит, еще помнила.
– Я тут проездом, хотел тебя… услыхать, – я хотел сказать «увидеть», но в последний момент заменил слово.
– Мы с тобою увидимся?
– Мне бы хотелось. Сама назови место.
–У меня дома.
Я отложил осмотр достопримечательностей города и поехал сразу к ней. Красивый многоквартирный дом в богатом квартале. Свежие цветы в вестибюле, широкая мраморная лестница… Дверь она открыла сама. Я взглянул на нее, и сразу забыл приготовленные слова: живот у нее вздувался под широким свободным платьем, она была на последних месяцах беременности.
Я поцеловал ее в щеку, осторожно перегнувшись, чтобы не коснуться ее живота.
– Как ты изменилась! – молвил я, наконец, улыбаясь. – Прекрасно выглядишь.
– А ты все такой же, – она улыбалась счастливой улыбкой.
Мы сели с ней в гостиной, служанка принесла кофе, пирожные, что-то еще. Но разговор не клеился. Вернее, у меня ничего с разговором не получалось. Вспоминать старое было неприятно и глупо, общих знакомых в живых не осталось, настоящего у нас с ней не было, будущего тем более.
– Я думала, ты мне позвонишь.
– Звонил, и не раз, да номер не отвечал.
– Сменила его в Англии. Никого не хотела видеть и слышать… Ты меня еще любишь?
– Разве я бы приехал иначе? Ты знала, что я выбрался живым?
– Чувствовала. Узнала, когда наш Карло поклялся, что убьет вас обоих, Джулиано первого. Значит, ты был еще жив.
Я не стал расспрашивать Анжелу, кто ее новый муж, и где он сейчас, но оставаться у нее ради секса было противоестественно и невозможно. Единственное, что удерживало меня в этом городе, хотя бы на пару часов светлого утреннего времени, был прославленный миланский собор. Поэтому я обнаглел и по старой дружбе попросил Анжелу об услуге – переночевать в ее просторной квартире, хоть на полу, хоть где угодно, если это ее не скомпрометирует. Мне показалось это уместным: ведь не ехать же в горы, на ночь глядя, да и автобусы давно ушли.
Когда я катаюсь в Европе на лыжах, то встаю очень рано, еще затемно, и гляжу сразу в окно на ветки елок, и прикидываю по ним скорость ветра, и открыты ли с утра подъемники. Но и засыпаю всегда я очень рано, уже в десять. Так же поступил я и в гостях, в Милане. Однако, как только я заснул, или даже немного поспал, как пробудился от тихого скрипа двери. Успел подумать: «Зря я тут остался. Теперь все, это конец. Ну привет, Карло».
Но это был не Карло. Это была Анжела. Она была в розовом пеньюаре, живот у нее вздымался под ним еще выше.
– Ты испугался?
– Я думал, это Карло.
– Его уже нет в живых, не бойся его. Нашего папочки тоже. Где он теперь? Или, может, он еще в вашей холодной Сибири?
Я не знал о судьбе старого «дона», поэтому не мог ей искренне посочувствовать, и только спросил, из вежливости:
– Кто же у вас теперь «дон»?
– Я. Но только я «донья».
– Господи, Анжела…
– Я ведь старшая в «семье». Это как корона. Но как корона английской королевы. Я никого из «семьи» не вижу, не знаю, чем они занимаются, и знать этого не хочу. Я просто «донья», теперь вот беременная. А еще я герцогиня миланская, если ты не забыл.
– Я помню, помню…
– Прости, что я тебя разбудила… Хотела тебе сказать… я не вышла больше замуж. – Анжела подошла ближе и присела у меня в ногах. – Мне было противно, чтобы кто-нибудь ко мне прикасался.
Я вежливо и застенчиво покивал головой.
– Это твой ребенок, Ник. Очень большой живот, – видишь? – и весь он твой.
Сказать в ответ мне было нечего. Я поднял с постели ее руку и поцеловал.
Проснулся я поздно, поэтому осмотреть миланский собор до автобуса уже не успевал. Когда мы прощались, она сказала мне, что записана на экспертизу пола ее ребенка.
– Что это может изменить?
– Очень многое, – ответила мне Анжела. – Если это будет мальчик, то он станет новым герцогом миланским.
– И новым миланским «доном»?
– Ни в коем случае! Никакого для него больше бандитизма. Мой папочка, наш любимый дон Спинноти, так хотел всегда внучека, и я так всегда просила об этом Пресвятую Деву. О, Пресвятая Дева Мария, подари мне хоть сейчас мальчика, маленького герцога миланского!
Я чудесно покатался под прекрасным Монбланом. С какой бы трассы я не спускался, всегда видел его, и вглядывался в него, как в святыню. Еще я часто думал об Анжеле, и на обратном пути снова заехал к ней.
– У нас будет мальчик, – объявила она мне с порога. – Маленький герцог миланский. Поэтому крестить его будут там, где крестились все наши герцоги. Ты прилетишь?
Я оставался у нее до последней минуты, потом мы с ней трогательно расстались, и я поехал в аэропорт.
Самолет быстро набирал высоту, огибая город на крутом вираже. Я не отрывался от окна: весь Милан лежал подо мной, как на ладони. Его я узнал сразу. На краю небольшой площади, он ослепительно блестел на солнце белоснежным мрамором. Готический миланский собор. Стройный и скалистый, как Монблан. В этом древнем и прекрасном соборе через месяц-другой будут крестить очень маленького, но очень именитого герцога миланского. Быть может, буду присутствовать при этом и я. Куплю и одену для этого фрак… – или что там для этого полагается? – поклонюсь святому распятию, епископу, моим новым благородным родственникам…
«Что ж, – думал я, улетая, – чем больше у нас маленьких, здоровых и розовых, тем лучше. А герцог или не герцог – какая разница!».
Конец третьей книги серии «Ник Соколов»
© Таганов Дмитрий Николаевич, 2020 г.
Серия «Ник Соколов»:
1 Россия, лихие годы: рейдерский захват
2 Русское воскрешение Мэрилин Монро
3 Кремлевский клад: Cosa Nostra в Москве