Loe raamatut: «Лотерея смерти»

1. Смерть на перекрестке

На парковке супермаркета машин было немного. В этот жаркий летний полдень, большинство покупателей оставляло машины в тени под тополями, сбоку от магазина. На лавочке между деревьев сидел мужчина в бейсболке, в темных очках, лет под тридцать. Судя по виду и поведению, он кого-то ждал, но не из магазина с покупками, а из подъезда с улицы на парковку.

Когда заезжала новая машина, мужчина привставал, провожал ее внимательным взглядом, но если из нее выходили несколько человек, или в ней кто-нибудь оставался, интерес у мужчины пропадал, и он вновь садился. Но вот въехала и остановилась в тени деревьев, совсем недалеко от него, машина, которая ему понравилась. С водительского места вышла женщина средних лет, вытянула за собой хозяйственную сумку, кликнула брелком замок, бросила его в сумочку и направилась в магазин.

Мужчина встал и подумал: «Наконец то, – женщина… и красивая. Это будет ей не больно».

Когда женщина шла обратно из магазина, мужчина уже стоял, пригнувшись за ее машиной, потом начал обходить ее сзади, продолжая пригибаться, чтобы женщина его не заметила. Он выждал, пока пикнул открывшийся замок, женщина перехватила тяжелую сумку в другую руку и взялась за ручку двери. В этот момент мужчина вскинулся за ее спиной и ударил ей в затылок тяжелым мешочком со свинцовой дробью.

На парковке за рядами машин находились еще несколько человек, но, оглядев их спокойно, мужчина отодвинул ногой голову упавшей женщины от колеса, вынул из ее ладони ключи и распахнул дверцу. Когда эта машина неспешно выехала на улицу, сзади на асфальте остались раскинутое тело женщины, ее рассыпанные покупки и нетронутая сумочка.

Перед ближайшим перекрестком он притормозил, пропустил всех, спешащих на желтый свет, занял свободный ряд и остановился перед светофором первым. Сразу повернул голову направо, на тротуар, откуда вот-вот должны были пойти пешеходы. Через десяток секунд кто-то из них умрет, кто-то будет корчиться на асфальте от боли. Сейчас он мог выбирать любого.

Ему понравилась молодая парочка. Они держались за руки и смеялись. Молодой человек смешил свою спутницу, и та заливалась счастливым смехом. На ней было светлое легкое платьице, к темным волосам приколот крупный красный цветок.

Первыми пошли и побежали через переход самые нетерпеливые, а парочка, не сразу отойдя от своего веселья, задержалась и отстала от других пешеходов. Когда парочка поравнялась с крайней автомашиной, ее мотор неожиданно взревел, водитель дал полный газ, и машина резко рванула вперед.

Девушка шла слева и была первой, кого подсек бампер машины. Она взлетела на капот, скользнула по нему к ветровому стеклу, мелькнул ее красный цветок в волосах, глухо ударил о стекло затылок, сверху пролетели голые коленки, и она опрокинулась набок, вниз на асфальт.

Молодой человек был выше и тяжелее, он принял удар машины бедром и ногами. Его протащило несколько метров на радиаторе, потом он сорвался вниз, обеими ногами под колеса, и машину на них слегка дважды подбросило.

Автомашина не остановилась, продолжала набирать скорость, пронеслась сотню метров до следующего перекрестка, свернула вправо, еще немного, и круто в ближайший двор. Здесь водитель резко затормозил и выскочил из машины. Размахнулся и забросил ключи от машины в кусты, нервно стянул с пальцев латексные перчатки, которые надел еще на парковке, и уже на ходу протер платком запотевшие ладони. Выйдя на улицу, он свернул влево и быстро пошел обратно к пешеходному переходу, откуда только что приехал, к месту своего преступления.

Прошло около пяти минут, поэтому ни полиции, ни медиков на месте ДТП еще не было. Вокруг двух тел на асфальте посреди улицы уже толпились прохожие, и автомашины медленно объезжали их со стороны тротуара.

Не доходя светофора, еще издали, преступник поправил свои широкие солнечные очки и надвинул ниже козырек бейсболки. На перекрестках обычно стояли видеокамеры, и надо было суметь не «засветиться». На месте своего преступления ему предстояло сделать два дела. Первое – необходимое и очень важное, второе – бессмысленное, но приятное, и эту «радость» он не хотел потерять.

Укрывая лицо за спинами и затылками, он протиснулся вперед и встал за передними зеваками, окружившими место ДТП. Затем осторожно, на уровне пояса, просунул между ними руку с фотоаппаратом и дважды сфотографировал тело на асфальте.

Здесь на асфальте лежала девушка. Голубые, широко раскрытые ее глаза еще блестели жизнью, но даже загар не мог скрыть застилавшую лицо мертвенную бледность. Странным и жутким контрастом к этому был яркий красный цветок, будто горевший в ее темных волосах. Светлое ее платье было на одной ноге вздернуто высоко вверх, обнажая бедро и трусики.

Где-то сзади «крякнула» полицейская сирена, и человек в бейсболке сразу заторопился, крикнул:

– Надо ей платье одернуть! Зазорно ей так лежать!

Не дожидаясь реакции прохожих, он протиснулся к телу, взялся за подол платья на голом бедре – и слега помедлил. Свободным пальцем он незаметно провел по мертвой девичьей коже – ему хотелось тогда большего, но он не решился перед десятками глаз, следящими за его рукой. Платье он одернул до коленок, и как бы случайно провел рукой ниже по ноге и пожал тонкую голую лодыжку. Затем вскочил и бросился в соседнюю толпу, к другому телу.

Парень на асфальте стонал и корчился от боли. Обе его ноги были переломаны и выгнуты вперед так, что если бы не брюки, то в них нельзя было узнать человеческие ноги.

– Что с Таней? Где она? – закричал вдруг этот парень.

– Здесь она, рядом – ответили из толпы. – Ты лежи, лежи…

Парень попытался перевернуться и ползти к ней на руках, но застонал и опрокинулся обратно. Подошедшие медики бросились удерживать его, начали спешно колоть ему обезболивающее.

Человек в бейсболке протиснулся и сюда, и громко крикнул:

– Я его знаю: Это мой родной…

Толпа сочувственно расступилась, даже медики подвинулись, давая ему место.

– Это мой, мой… – он опустился на колени у ног парня и взялся крепко рукой за его переломанную ногу. Парень вскрикнул и дернулся в сторону.

– Ты что делаешь, идиот? – крикнул медик, оторопело глядя на этого человека.

Обратно тот почти бежал, держась за козырек и склонив голову. Проскочил между ползущими автомашинами, но на тротуаре остановился и повернулся назад, где лежала мертвая девушка. Даже отсюда, между ползущими мимо машинами, среди ног медиков и полиции, он хотел на мгновение снова увидеть то, что так поразило его и запомнилось – пунцовый цветок в ее волосах, мелькнувший в нескольких сантиметрах перед ним за ветровым стеклом. Он дождался, и на мгновение вновь увидал этот цветок, лежащий теперь в пыли на асфальте. После этого, шевеля губами, он неслышно прошептал: «Я – нелюдь. Я – бог и дьявол». И в груди у него приятно затрепетало.

2. Комиссары

– Второе заседание Комиссии по укреплению правопорядка в городе, будем считать открытым, – объявил председатель, стоя во главе длинного широкого стола. – Полковник Смольников, прошу вас, вам слово.

Полковник, зам начальника полиции города, взял со стола несколько страниц и грузно встал.

– За минувшую неделю в городе Петербурге положение с насильственной преступностью характеризуется следующей объективной статистикой. К сожалению, наблюдается ее рост. Перечислю только несколько опасных происшествий, по которым начато следствие.

После этого вступления полковник надел очки и начал ровным голосом зачитывать свои страницы:

«Двое граждан, выехав из нашего города, пропали без вести на федеральной трассе. Об этом заявили родственники. Ведется дознание.

Найдено обезглавленное тело исчезнувшего год назад пенсионера. Мужчина пропал без вести в прошлом году. Его нашли в Невском районе недалеко от свалки. Тело опознано и направлено в морг для выяснения причин смерти.

Совершен дерзкий угон автомобиля. Пострадала владелица, она уже выписана из больницы. Автомобиль найден, однако, к сожалению, после ДТП со смертельным исходом. Сбитая этим автомобилем девушка скончалась на месте. Другой пострадавший – мужчина, находится в больнице в тяжелом состоянии. Шли они рядом, молодожены. Угонщик скрылся с места преступления, ведется его поиск.

Прохожие задержали надругавшегося над школьницей уголовника-педофила. Подозреваемый заключен под стражу…»

Сначала полковник читал свой текст с некоторым выражением, но потом все более монотонно, затем начал пропускать куски, заглядывать вперед и выбирать, на его взгляд, более важные или те, по которым у него были хорошие ответы на возможные вопросы. С самого начала чувствовал он себя здесь «не в своей тарелке». Ему давно не приходилось вот так читать по бумажке подобные сводки. Долгие уже годы их докладывали ему самому, стоя навытяжку в его кабинете. Кроме того, вопреки своему высокому положению в иерархии города, и ставшему привычным служебному превосходству, он чувствовал себя здесь слегка униженным.

Отрывая для отдыха глаза от страницы, он мельком оглядывал сидевших перед ним за длинным столом. В основном это были мужчины, несколько женщин, и все внимательного его слушали. Начнут потом задавать вопросы, придется, наверняка, быть начеку, где-то вилять – всегда ведь можно в работе полиции найти, если захотеть, что-нибудь неладное. А они хотят, для этого и собрались, для этого и затеяли весь этот сыр-бор. Хотят, чтобы им сразу все преступления мы раскрыли, ни одного «висяка» не оставили. Придется теперь все время балансировать – держать достоинство человека в погонах, обличенного властью в городе, и одновременно вежливо покоряться, хотя бы для вида, перед народной властью, которую эти люди как бы представляют или, скорее, думают, что представляют. Какая-то эквилибристика не ко времени, и не по его годам… Незнакомые и строгие лица. Редко он уже видел такие выражения у людей перед собой – теперь обычно заискивающие, у починенных или просителей. А эти строгие, смелые и совершенно спокойные – народные представители. Депутаты Законодательного собрания Петербурга. Даже не просто депутаты, а члены специально созданной Комиссии по укреплению правопорядка в городе. Даже ее сокращение КУП стало уже привычным в новостях. Учредили его депутаты этого нового созыва, и первым же своим делом, как будто ничего важнее для начала своей работы не нашли.

Полковник продолжал зачитывать, но иногда отрывал глаза от текста, и опять скользил по внимательным лицам. Это было уже второе заседание комиссии, но он никого из этих депутатов раньше не видел. На первом «торжественном» заседании сам генерал докладывал им положение с преступностью, начальник МВД города, все было тогда особенно внушительно и значимо, новостные каналы выжали потом из этого все «по полной». Но в будущем, наверное, придется делать это ему самому, как первому заму генерала, дважды в месяц, и даже иногда в прямом телевизионном эфире. Это было одновременно плохо и хорошо. Плохо, потому что «еще одна заноза». Но, одновременно, хорошо и полезно – с депутатами накоротке, на виду у всего города. Ведь начальника полиции города теперь утверждают не в Москве, на Калужской площади, а здесь в городском Законодательном собрании, народные депутаты с подачи этих же самых комиссаров КУП, что сейчас его здесь слушали. А ему, полковнику, что-то подсказывало, скоро-скоро придется ему подниматься на ступеньку выше, на самый полицейский верх этого города. Уже и теперь он фактически полностью заменил в руководстве полицией заслуженного, но очень больного генерала.

Полковник, оглядывая депутатов, намеренно перескакивал взглядом через конец стола, за которым чуть дальше стояла телевизионная камера: смотреть прямо в сотни тысяч глаз телезрителей города ему сейчас было преждевременно – могло показаться нескромным, и даже ненароком вызвать неприязнь. Хорошо еще, что удалось пока заблокировать прямой эфир с заседаний этой комиссии, во всяком случае, с первых собраний, на чем настаивали эти люди – «комиссары», как их уже окрестили репортеры. Управление полиции было категорически против прямых эфиров с заседаний КУП, потому что могло привести к случайной утечке «тайны следствия», а это было недопустимо и граничило с преступлением. После долгих дебатов сошлись с депутатами на съемках в запись, затем «цензуре» и контроле материала с обеих сторон. Во всяком случае, на первых порах.

Тем не менее, одного из депутатов, сидевшего у телекамеры, полковник узнал, как ему показалось. Снова вглядываться в это лицо было неудобно, тем более рядом с телевизионной камерой, но, кажется, это был действительно тот самый журналист. Изменился за десятки лет, но, похоже, это он. Снова встретились… и где! Теперь он, оказывается, депутат, важное лицо…. Только его еще тут не хватало!

С этими тревожными мыслями полковник замолчал, затянул паузу, повисла тишина, и председатель не выдержал:

– У вас это все, товарищ полковник?

– Нет, не все, к сожалению. Но сначала я обязан предупредить депутатов и репортеров, что все последующее строго, так сказать, «для служебного пользования». Вам скоро станет ясно – почему. Даже упоминание этих преступлений не должно попасть в вашу телевизионную передачу. И особенно важно, чтобы нигде не упоминались слова – «серийный убийца». Об этом самом и пойдет далее речь.

– Я лично прослежу за этим, полковник, – громко сказал председатель. – Члены комиссии, надеюсь, понимают как важно, не провоцировать напрасно волнение в городе из-за этого щекотливого вопроса. Да и наш телерепортаж о положении с преступностью, как все знают, это не жадный до маньяков и мерзких подробностей таблоид, как на Западе. Пожалуйста, продолжайте, полковник.

– Найдено тело женщины со следами изнасилования в извращенной форме. Не буду описывать детали, только укажу, что брюшная полость у нее была вскрыта, по-видимому, для целей извращенного секса. Самое тревожное то, что особенности этого фатального рассечения полностью совпадают с теми, что обнаружены на телах двух других женщин, найденных ранее в течение этого года. Те женщины также не вернулись домой, не оставив следов. Не было и свидетелей произошедшего, об их пропаже заявили родственники, их тела найдены много позже и совершенно случайно. Все это указывает на серийный характер этих преступлений, а также на патологию преступника в сексуальном отношении. Словом, в нашем городе, похоже, активизировался сексуальный маньяк. Следствие ведется, но результатов пока нет. На этом у меня все.

– Спасибо, полковник Смольников. Перейдем к вопросам. Но после этого попрошу вас, полковник, доложить нам о работе вашего отдела собственной безопасности. Разумеется, это особо закрытая информация, но все мы имеем допуски, и о результатах хотим знать. Итак, комиссары, кто начнет?

3. Лотерея смерти

Я слушал полковника не очень внимательно. Да и самое важное ожидалось позже: что и как он ответит на наши вопросы – для этого мы здесь и собрались. Преступников все равно не остановишь, а полицию лишний раз подстегнуть мы вполне могли, для этого наша депутатская комиссия и была создана.

Но более всего мои мысли отвлекало иное. Я этого человека знал очень давно, знал хорошо, но с очень плохой стороны. Тогда он был еще капитаном, а я въедливым журналистом, криминальным репортером. Под монотонный голос этого докладчика, – знакомого мне в то время капитана полиции, начальника опергруппы, – я перенесся в далекие годы «лихих» девяностых – начала «нулевых».

Тогда в стране царил беспредел, воры и бандиты вместе с прикормленными или запуганными чиновниками и полицейскими гребли под себя страну, а недалекие политики «демократы», мало понимая в экономике, вели ее прямой дорогой к экономическому коллапсу, и очень скоро привели – к дефолту и почти к разрухе. Пресса тогда истерично вскрикивала, желая оправдать звание «четвертой власти», но у нее это плохо получалось. Нежданно получив свободу, журналистика сменила привычный для нее за коммунистические годы кроваво красный цвет на канареечно желтый – бульварный. Теперь она легко продавалась, обслуживая и политиков, и олигархов, или в одном лице тех и других, опускаясь даже до оправдания кавказских террористов за взрывы жилых домов в Москве, при этом без обиняков намекая на вину в этом ФСБ. Я сам тогда был, двадцать лет назад, журналистом, и знаю это очень хорошо. Кратко напомню, что тогда происходило в стране, поскольку это важно для понимания содержания этой повести.

Все началось с того, что в начале девяностых впервые в истории страны было провозглашено «что не запрещено, то разрешено». Прекрасно – свобода. Но толковые законы все равно были нужны, как уздечки или вожжи, однако с ними не успели, а без этого – беспредел, что сразу и случилось. В те годы некоторые перевозили «наличку» чемоданами, но больше было тех, которые заглядывали в урны и мусорки в поисках чего-нибудь съедобного. А третьи ложились очень рано в могилы – после бандитских разборок, или «ответив за базар», или помешав на местных выборах, или потребовав выплату долга, и так далее, причин появилось неожиданно очень много.

Полиция не только не справлялась, но часто сама участвовала в рэкете и поборах. Я знал это не понаслышке, я не раз сталкивался с этим по работе. После армии и госпиталя, когда отошел от нескольких пулевых ранений, полученных на Кавказе, до своей еще журналистики я занялся частной охраной и сыском. Чаще всего я охранял богатых людей от пули или ножа. Деньги, которые мне тогда платили, казались фантастикой. Богатые и вороватые вдруг стали бояться за свою жизнь и платили бешеные деньги в надежде обезопасить и успокоить себя. Далеко не всем это удалось, но худшего ни с одним из моих клиентов не случилось.

Однако через несколько лет меня начало тошнить от всей грязи, в которую приходилось окунаться, как частному детективу или охраннику. Деньги у меня уже появились, связи в криминале и полиции наросли, как паутина, и вместо этого я стал криминальным репортером в одной очень популярной тогда газете. Попал я в эту сферу, надо сказать, в самый подходящий момент. В Москве только-только раскрыли в МУРе большую группу полицейских «оборотней в погонах» – если кто-то их еще помнит, – и пошли после этого по всем другим городам «круги и волны». Оказалось, почти в каждом из них вольготно себя чувствовали свои местные «оборотни». Как от раковой опухоли, из столицы по всем областям отошли метастазы. Тогда я и познакомился с капитаном Смольниковым. Как я понял уже тогда, и как полностью уверен до сих пор, и с полным основанием, он был одним из главных питерских «оборотней», чудом или, скорее, по чьему-то высокому вмешательству избежавшим возмездия и десятков лет заключения, какое получил каждый второй из отдела, который он тогда возглавлял. Теперь тот же самый человек, но уже в погонах полковника, в должности зам начальника полиции города, докладывал о своей работе нам, депутатам Законодательного собрания Петербурга, в этом прекрасном зале Мариинского дворца.

Когда полковник Смольников заговорил о серийном убийце, я сразу очнулся от своих воспоминаний и переключил все внимание на него. Когда же я вник в то, что он говорил, то вновь, как год назад проникся ужасом и состраданием к этим несчастным жертвам, к этому самому худшему, что может случиться с каждой молодой женщиной. Потому что совсем недавно меня самого… – нет, не коснулось, а только обвеяла эта чудовищная, в голове не укладывающаяся жестокость и бесчеловечность.

Вопросы депутатов и ответы на них полковника шли в очередности упоминавшихся в докладе дел. Я с трудом дождался последнего, про серийные убийства, и первым потянул вверх руку.

– У меня два вопроса, полковник. Какие отличительные признаки или обстоятельства или иные повторяющиеся ранения найденных тел позволили предположить о серийном характере этих убийств? И на какой стадии расследования находится следствие? У меня есть к вам и второй вопрос.

Полковник устало потер ладонью глаза.

– Если я сейчас расскажу перед телевизионной камерой хоть что-нибудь о «почерке» убийцы, то мы потеряем единственную ниточку, которую держим в руках. Если это станет широко известно, то эти признаки – или никогда не больше повторятся, или они начнут встречаться повсюду – у преступников тоже есть чувство юмора, очень своеобразное. Как вы хорошо знаете, много людей в городе пропадает без вести. Потом некоторых находят, живых или, чаще всего, мертвых, а то случается, сами преступники сознаются и показывают места преступлений или захоронений. К жизни большинство жертв не вернуть, но зато это оказывается важным для следствия. Тогда часто все и обнаруживается. Это тот самый случай, этих женщин нашли много позже, со значительными посмертными изменениями и совершенно случайно. У всех у них схожие летальные ранения и признаки патологического секса. Могу повторить, что уже сказал – «почерк» этих преступлений позволяет предположить, что их совершил один и тот же человек, одержимый страстью извращенного секса. Несомненно, это серийный убийца и маньяк, очень опасный, безжалостный и осторожный. Более об этом я рассказать не могу. Что же касается следствия, то оно сейчас в тупике. У вас еще вопрос?

– Да. Как полиция города реагирует на интернет-сайт «Лотерея смерти».

– Не понял, на что? На какую лотерею?

– Этот сайт называет себя «Лотерея смерти». На нем предлагается угадать, где, когда и кто умрет в нашем городе на следующей неделе в результате несчастного случая. Билет стоит сто долларов, оплата в биткойнах или в иной крипто валюте, угадавшим – выигрыш до ста тысяч долларов. Имеется счетчик игроков, сделавших ставки. Вчера их было более тысячи. Возможно, это фейк или разводка на деньги богатых недоумков. Но может оказаться, что создатели этого сайта как-то влияют на якобы случайную гибель людей, чтобы «выигрыш» выпал на более выгодное для них сочетание признаков. Если это окажется так, полковник, то тем полицейским, кто должен был такие вещи отслеживать, но даже не знали об этом, возможно, придется ответить за преступную халатность.

Я уже начал садиться, поняв, что содержательного ответа от полковника не получу, когда услыхал голос председателя:

– Николай Иванович, подождите, пожалуйста, не садитесь! Если полковник не в курсе, то, может быть, вы просветите нас об этом подробнее, хотя бы в двух словах.

– Я знаю об этом столько же, сколько сможет любой человек, если зайдет на этот сайт. Там идет азартная игра на смерть незнакомых людей в нашем городе. Выбираете признаки несчастного случая со смертельным исходом, который почти наверняка, по статистике, случится на следующей неделе, переводите деньги и ждете, когда это произойдет. К сожалению, смертельные несчастные случаи случаются в нашем городе даже чаще, чем раз в неделю. Если вы угадаете пол погибшего, примерный возраст, цвет одежды и прочее, то вам выплатят крупный выигрыш. Сейчас на этом сайте делаются ставки на несчастный случай со смертельным исходом на одной из станций метро нашего города. Случится это на следующей неделе, но в какой день это произойдет – предлагается угадать, как и название станции и все прочее. Жестоко? Мерзко? Если это не ловкое мошенничество, тогда это немногим не дотягивает до серийных убийств, о которых здесь только что говорили. Но очень возможно, это и есть настоящие серийные убийства, в которых наша полиция пока еще не разобралась.

– Спасибо, Николай Иванович. Надеюсь, полковник примет к сведению этот сигнал. Мы спросим полковника про эту лотерею на следующем заседании нашей комиссии по укреплению правопорядка.

Я не ожидал услышать большего в ответе полковника на мой первый вопрос, о серийных убийствах сексуального маньяка. Тем не менее, надеялся узнать хоть что-нибудь, что уймет боль, которая саднила мне душу уже многие месяцы. Полтора года назад, зимой, меня вдруг позвали к телефону редакции нашей газеты. Хотя и смутно, но сразу я узнал голос своей давней знакомой, которую не видел и не слышал, наверное, уже больше десятка лет. Меня не удивило, что она меня легко нашла – я давно и много писал в газеты про криминал и полицию, появлялся иногда на ток-шоу, и стал довольно известен, отчего меня, наверное, потом и выбрали в городские депутаты. Но знакомый, и одновременно какой-то жалобный голос в трубке редакционного телефона меня даже не насторожил, а сразу испугал. Я ее узнал, это была Галя. Мы любили когда-то друг друга, но потом встречались реже и реже, и тихо, мирно разошлись. Было это лет двадцать назад, но ничего из далекой молодости не забывается. Я не выдержал и первый выкрикнул:

– Что случилось, Галя?

В трубке послышалось всхлипывание, но она сумела взять себя в руки:

– Коля, моя дочь пропала. Она не вернулась домой… пять дней назад.

– В полицию сообщила? Они приняли твое заявление?

– Не сразу… но потом приняли… Коля, узнай, пожалуйста, что-нибудь, ты это можешь… у тебя связи. Я даже не знаю, что мне теперь делать… – и всхлипывание в трубке стало громче.

Я пообещал ей сделать все, что только мог, и сразу начал обзванивать всех знакомых, кто мог бы об этом знать. Но бесполезно, не было никаких известий, следов, неопознанных мертвых тел, похожих на описание. Но все они обещали мне сразу позвонить, если что-нибудь объявится.

Прошел месяц, я не выдержал и сам позвонил Гале. Она говорила со мной теперь каким-то каменным голосом, я даже не узнавал ее в этот раз. Ее дочь так и не нашли, и в полиции ей могли предложить только побеседовать с психологом. Я старался тогда как-то подбодрить ее, поддержать, но она вяло и слабо на это реагировала. После молчаливых и неловких секунд мы с ней попрощались.

За несколько месяцев после моих первых звонков мне ничего не сообщили о Галиной дочери. И уже весной в трубке своего мобильника я услыхал истеричные рыдания Гали. Ни одного ее слова я не мог понять, но и без этого мне стало все ясно. Как только она пыталась мне что-нибудь сказать, так опять ее охватывали судорожные рыдания. Наконец, я крикнул в телефон:

– Где ты? Дома? Я к тебе сейчас приеду, никуда не уходи!

Я знал, где она раньше жила с родителями, я провожал ее множество раз к этому дому, к дверям их квартиры, поэтому поехал сразу туда. Оказалась, она там жила до сих пор. В квартире были только двое – сама Галя, которая сразу бросилась мне на грудь, и ее старушка мать, стоявшая как-то застенчиво в стороне, и вряд ли понимавшая что вокруг нее происходит.

Галя увела меня к себе в комнату и там сумела взять себя в руки. Ущипнув себя за ладонь и закрыв глаза, она рассказала мне главное. Тело ее дочери нашли и подняли из-под растаявшего снега в лесопарке, изуродованное, с животом, распоротым ножом сверху донизу. Зимнее пальто и платье под ним были сорваны, порезаны, также как и ее гениталии. Все эти подробности Галя рассказала мне с каким-то ожесточением, как будто доказывая и обвиняя всех, как и меня самого, что ее дочь не защитили, не оградили от этого бесчеловечного мучения, и я тогда почувствовал весь ужас произошедшего с ее дочерью, и даже собственную вину.

После обследования тела судебными экспертами, через неделю состоялись похороны. Я приехал в крематорий очень рано. У закрытого гроба стояли сначала только Галя, ее мать и я, но потом начали подходить сослуживцы, подруги и друзья дочери. Галин муж, как я потом узнал, умер два года назад, сгорел от рака в один месяц. Я стоял от Гали с одной стороны, ее старушка мать с другой, и почти все приходившие сюда принимали меня за Галиного мужа. После соболезнования Гале и ее матери многие останавливались передо мной и отдельно выражали свое сочувствие, некоторые мужчины даже обнимали меня за плечи. Для многих я был отцом этой убитой девушки, да и сам я себя уже им чувствовал. Я благодарно кивал головой, что-то бубнил и горько поджимал губы. На душе у меня никогда до этого не было так мерзко.