Loe raamatut: «Запах»

Font:

ISBN 978-5-0056-8615-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Запах

Никаких следов насилия, – только запах.

Я выглянул в иллюминатор самолета. Подо мной расстилались желтые извилистые дороги. Вряд ли они могли кого-то куда-то привести. Кроме местных бедуинов, пустыня – это место смерти. В ней нет жалости, и, пожалуй, оказаться посреди горячих песков не самое лучшее воспоминание, которое всплыло в моей памяти, во время посадки, когда пилот предупредил, что возможно нас начнет немного трясти.

Я вспомнил ее лицо. Строго очерченный профиль, размытый египетским солнцем. И взгляд. В преломленных лучах света она походила на вымирающий вид, девушки с редким цветом глаз. Кобальт.

Мира упрекала меня, что я не любил ее по-настоящему. Она говорила так: «Ты со мной ради красивой задницы и симпатичной мордашки. Все хотят меня. А тебе ведь важно, чтобы у тебя была самая крутая тачка на районе, не так ли? – затем она хлопала межкомнатной дверью, и шла спать в гостиную». Но в тот день, я смог уверить ее, что она мне важна: как человек, как девушка, и как сестра.

Жаль, что вознаграждение, в виде благодарственного взгляда, одной из самых красивых моделей Москвы, я не успел получить.

Мира скончалась в больнице. В реанимации Хугарды.

Я еще немного поглазел в окошко и пристегнулся. Стюардесса объявила, что идем на последний круг. Странно, обычно после этих слов я чувствую, что мой круг давно уже замкнулся. А я на удивление по-прежнему дышу.

Моя мать занимала должность помощника главного руководителя в обувной фирме, а ее американец любовник был главой. Так как я не знал своего отца, Гарри был для меня чем-то большим, чем просто очередным увлечением матери. Когда я появлялся в офисе, он бежал в магазин и заваливал меня подарками. Потом усаживал к себе на колени и разрешал проехать за рулем Лендровера, по небольшому кольцу, которое очерчивало здание.

С виду он всегда был добрый, но усталый. А когда я покидал владения обувной корпорации, он с грустью смотрел мне в спину. Он обожал меня. И тому была веская причина. Все к чему прикасалась моя мама, наделялось каким-то особенным волшебством. После того, как она взяла мужские кроссовки в руки, придя первый день на работу, продажи повысились в полтора раза. А когда мама предложила шить кеды, используя парусиновую ткань, то Гарри понял, – это дьявол предлагает ему сделку. Взамен на рабское послушание и полное повиновение женщине, Гарри получит процветающую империю типа Converse.

Гарри смотрел на меня всегда с подобострастием, я был не просто сыном Эллы. Я был ее лучшей копией. В школе меня дразнили, что у меня миловидное личико, но Гарри видел во мне продолжение прекрасного.

Однажды он мне рассказал китайскую притчу.

Один старый монах узнал, что в провинции, Чу, живет уважаемый чиновник, который обладает удивительными знаниями. Поговаривают, что он знает заклинание от смерти. Подслушав эту историю, монах отправился в этот же день в провинцию, Чу. Он очень торопился, чтобы первым узнать об эликсире вечной жизни. Но когда монах вошел в дом чиновника, то застал его мертвым.

Сокрушаясь, о том, что если бы он успел на пять минут раньше, то застал бы в живых чиновника, и вытряс бы из него секрет бессмертия.

– Подумать только! – восклицал монах, тяжело проговаривая монолог.

Один прохожий заметил безумие в глазах монаха и, услышал, что тот говорит одно, и тоже, подошел к нему и спросил:

– Если человек умер от голода, можно ли поверить, что в его доме лежат мешки, наполненные рисом?

– Только глупец поверит этому, – ответил монах.

– Если человек умер от жажды, можно ли поверить, что в его доме стоят кувшины, наполненные водой?

– Только безумец поверит в это, – отвечал монах.

– Как же назвать человека, который поверил, что умерший от старости чиновник, владел тайной бессмертия?

На этот вопрос прохожий не получил ответа.

Когда Гарри провожал мою маму в Америку для заключения партнерского контракта с реальной фирмой Converse, можно было ли поверить, что она владела таинственной красотой, как и чиновник из китайской провинции обладал другого рода тайной, или осязаемая красота матери была лишь обманчивой иллюзией Гарри?

На этот вопрос Гарри не получил ответа. Потому что моя мама не вернулась.

Впрочем, как и Мира.

Теперь сложно поверить, что обе дорогие мне женщины, обладали неземной красотой, когда их великолепие превратилось в прах.

Самолет начало трясти. Хотя его и до этого неплохо кидало, как байдарку, в горной реке. Но теперь, когда поток сознания прекратился, я вдруг очнулся. Чувствуя себя опустошенным, я подумал, что момент смерти наконец-то настал. Неужели я умру. Вокруг себя, я заметил панику в глазах рядом сидящих пассажиров, и усмехнулся. Жаль, что я один желаю смерти, а погибнут сотни. Не успел я прокрутить последний монолог в голове, как вдруг я услышал знакомый аромат ромовой ванили. Кусок черной бархатной ткани мелькнул в глазах, и полетел дальше по салону. Черт бы ее побрал, кто ей разрешил во время посадки передвигаться по салону? Куда смотрит стюардесса? Почему замолчал пилот? Я укусил собственный кулак. Что со мной? Откуда столько ненужных вопросов? Откуда такая резкая раздражительность?

Я набрал полные легкие воздуха и закрыл глаза.

Внутри меня начал просыпаться животный инстинкт. Этот запах всегда предвещал ненасытное ощущение жизни, перед смертью.

Я вышел из самолета, и увидел через высокое окно аэропорта пустыню. Бледную и одинокую. Флаг с орлом развивался на флагштоке. Кто-то поприветствовал меня на ломанном русском. Я кивнул в сторону и пошел вдоль длинного коридора.

Вместе с другими пассажирами я прошел в багажное отделение. И получив свой чемодан, обернулся к выходу, как вдруг меня окликнул человек.

– Ян.

Я замер.

Откуда он знает мое первое имя?

– Русская полиция Египта, – передо мной появился высокий, хорошо сложенный парень лет двадцати семи. И протянул загорелую, почти шоколадную, руку.

Я пожал, поглядывая по сторонам, щурился от яркого солнца.

– Николаус.

Я поднял глаза на него.

– Я стесняюсь своего русского имени. Поэтому решил, что так…

– Будет лучше, – оборвал я его. Поэтому ты решил покопаться в моей картотеке, и нашел мое свидетельство о рождении?

– Верно, – он рассмеялся.

– И зачем это тебе?

– То, что произошло в Хугарде связано с людьми, которых можно отличить, лишь окликнув их.

Я кивнул головой. Хотя ничего не понял.

– Тогда зови меня Ян.

– Окей, – он нагнулся, чтобы взять мой чемодан.

– Нелегкий. Что ты туда нагрузил?

– Прошлое.

Николаус усмехнулся.

– Обожаю равнодушные шутки.

– Разве такие шутки вообще существует в природе? – я полез во внутренний карман за зажигалкой.

– Не знаю. Но судя, потому что ты есть. Значит, существуют и шутки.

– У тебя есть сигарета?

Николаус отпустил чемодан, и похлопал себя по карманам хлопковых брюк.

– Вот, – он протянул открытую пачку Мальборо.

– Последняя?

– Я все равно бросаю.

– Тогда мы сработаемся. Хотя, я не уверен, что смогу окончательно отказаться от курева.

На выходе нас ждал рабочий микроавтобус черного цвета.

Николаус кинул мой чемодан в багажник и пригласил сесть в машину.

Через полчаса, мы ехали по гладкому асфальту. Дорога тянулась, как змея, растянувшаяся на горячем песке.

– Короче тебя вызвали, потому что ребята русские.

– Только поэтому?

– Ну, еще говорят у тебя экстрасенсорные способности.

– Чего? – я выпучил глаза на Николауса.

– Говорят, у тебя хорошо развита интуиция.

– Обоняние.

– А, вот оно что.

– Давай рассказывай, что произошло?

– В участке Хугарды сидит один из семьи Достоевских.

– Прям родственник?

– Ага.

Я выпрямился. Достоевский много чему научил меня. Все его теории практические. А персонажи настолько живые, что порой бывает страшно смотреть в зеркало и видеть там жалкое ничтожество, пресмыкающегося перед своими страстями. Да, пожалуй, у Достоевского был куда лучше развит нюх, на вонь человеческих пороков.

Николаус припарковал машину в тени. И кинув на меня косой взгляд, спросил:

– А ты как относишься ко лжи?

– Как и все, – я пожал плечами, не понимая, к чему он клонит. И открыл дверь.

Николаус задержал на мне взгляд, желая услышать развернутый ответ.

Я вздохнул.

– Я, как и все, считаю, что ложь это плохо, но прибегаю к ней. Иначе говоря, правда бы потеряла свой блеск.

– В комнате допроса сидит старший брат. Я не верю ни единому его слову. Мы обыскали все комнаты, но никаких следов насилия или намеков, что что-то произошло, нет. Говорят, братья сильно повздорили, до исчезновения. Старший брат сидит в одежде младшего, говорит, что эта фланелевая рубашка прилипла к его коже. Срослась, как однажды они с братом.

Николаус пикнул сигнализацию.

– А запах?

– Что запах?

– Я могу осмотреть квартиру?

– У нас нет разрешения на обыск. Этот парень сам пришел в участок. И ему повезло, что я русский. Я его выслушал. Потом он по-дружески пригласил меня домой. Мне пришлось претвориться, что я гей. И я сказал, что могу прийти только со своим другом. Так мы провернули обыск.

– Похвально.

Дверь в участок открылась, и я увидел темнокожих египтян. Каждый поздоровался со мной и что-то сказал на ломанном русском. Отдав почтение, я прошел дальше.

Небольшое помещение, напичканное кондиционерами. Даже в октябре месяце сплит-система имела колоссальный спрос.

– Твое кресло, – Николаус указал на компьютерный стул.

Я оглядел бледную комнату. И почувствовал, как ужасно хочу вернуться домой.

Завтра вечером меня ждал самолет, из Каира. Я планировал посетить пирамиды, и с чистой совестью улететь обратно.

Перед тем как мне предложили командировку, начальник отдела убийств, сказал, что меня вызывают в качестве сцепляющего железнодорожника звенья поездов. Дело простое, но сложное тем, что произошло в Египте. Полиция здесь не особо грамотная. Преступности почти нет. Страна, где 80% мусульман – признак трезвой нации. Это означает отсутствие русского мордобоя, измен в пьяном угаре, и хулиганки. Никаких сцен ревности, и убийств на этой почве. В этой стране женщины не позволяют себе никаких вольностей.

– Может, сразу перейдем к делу? – я посмотрел в мутное окно и застыл.

– Чего увидел?

В окружении песчаников, среди крутых спусков, было нечто похожее на маленький остров, где, как на ладони стояли трехэтажные дома. А посередине белое здание. А перед ним небольшая аллея сфинксов.

– Она не настоящая, – пояснил Николаус. Эта аллея построена недавно и скорее всего ее снесут. Правительство настаивает на истории. А эта аллея послужит новым источником дохода. Туристы будут приезжать сюда, в надежде, увидеть культуру Древнего Египта. Но ведь это обман. Кстати, ее построили братья. Один из них, после окончания решил, что это нехорошо. И предложил снести архитектуру. А потом исчез. Провалился, сквозь песок. Предлагаю посетить это место. Пусть оно искусственное, но передает тайны прошлого. Я бы сказал, не отличишь от оригинала. Гляди, так бы братья докопались до истины, как построили египтяне пирамиды, без цемента. А расстояние между камнями такое узкое, что даже невозможно просунуть лезвие.

– Интересно. Но… Не хочу портить восприятие. Издалека все вещи выглядят более грациозно. Когда смотришь на картину впритык, видишь только мазню. Вообще человек способен всем наслаждаться только на расстоянии. Особенно в любви. Как только отношение перерастают в желание быть 24 часа сутки вместе, тут же начинаются упреки, кто кого не любит.

– А если эта архитектура связана как-то с исчезновением?

– С исчезновением связан либо отчаянный уход от дел, либо эгоистический рассудок достиг предела. Есть такое мнение, что бы мы ни делали, везде присутствует гордость. А если один из братьев преследовал цель остаться известным, то другой просто хотел нажиться на туризме.

Я тяжело вздохнул. Это мне напомнило второй раз о Мире. Наша любовь – это ее желание уйти от меня. Мой эгоцентричный характер не мог примириться с тем, что она мне нужна больше, чем я ей. Я доставал ее своими истериками, пока она, не отчаявшись, решилась на необдуманный поступок.

– Но убил ни тот, кто хотел нажиться на туризме.

– Что? Ты же сказал, что он исчез, – я спросил, чувствуя, как мое тело перенеслось на много лет назад.

– Я же сказал, что не верю ему.

– Почему ты до сих пор не назвал их имена?

– Космос и Джек.

– Ты же сказал они русские.

– Они так себя называют.

– Черт бы их …побрал.

«Они себя так называют». Он не сказал, что ИХ так называют. Они. Я поменял себе имя, потому что не в состоянии вынести, когда меня кто-то из девушек мило окликнет: Януш. В сердце тут же происходит короткое замыкание. Хочется курить, дышать гадким дымом. Мира, почему ты ушла? Ты ведь знала, что ты мне нужна больше, разве мы не могли поменяться с тобой местами?

– Это очень интересное дело. Говорят, что ты все раскроешь до завтра. Главное для тебя это человек, который как-то связан с запахами преступления.

– Я постараюсь.

Мы вышли из кабинета, и направились в комнату допроса.

Меня всегда привлекало нечто не доступное, не понятное разуму. Меня тянуло в сторону, всегда взглянуть, что происходит рядом. Потому что, то, что происходило со мной, навевало скуку. И однажды, ища приключение заскучавшему уму, я вдруг встретился с ней взглядом. Ложь. Вот что вывело меня из душевной комы. Она врала, что счастлива. Что у нее впереди успешная карьера маркетолога, что она почти окончила художественный роман. А ее будущий бой-френд без пяти минут, как большая шишка в правительстве Москвы. Но только вот она легла со мной в постель, тем же вечером. Упершись лицом в подушку, она схватила меня за руку, и приказала не останавливаться. Этот секс был бы похож на наказание, чем на романтическое соитие двух случайно отчаявшихся. Я натянул джинсы и вышел из комнаты, съемного загородного дома, где проводили вечеринку, в честь окончания рабочего месяца айтишники.

Так мы начали встречаться. Все ее поклонники боготворили. А я застегнул ширинку, в самый разгар страсти. Наверное, это Миру задело. И она решила добиться меня. Она подсела на обычный крючок. Который я не планировал закидывать. Ее хотели все. А я хотел забраться не туда, куда вели меня мужские инстинкты, и многообещающее наслаждение. А в голову, куда никто не собирался заглядывать, по причине отсутствия интереса к ней самой. Я хотел помочь Мире выбраться из психологической западни. Из ее навеянных иллюзий, что все прекрасно. Ведь она действительно была в шаге от классной жизни, но выбирая не тех людей, она губила себя. Заглянув ей в глаза, я увидел судьбу моей матери. Переход из одних рук в другие, пока красоту не съел возраст, и только я и Гарри видели великолепие, которого по факту уже не существовало. На момент отношений с Гарри, моя мама брала поведением, походкой и голосом. Все, что тогда осталось от ее красоты – это высокая самооценка, которая проявлялась в ее личности, и тем самым это одурманивало Гари. Она вела себя как пантера, но была уже обычной кошкой. Я не хотел, чтобы Мира потратила свою жизнь на дебила, чтобы в конце жизни найти достойного человека, но ничего ему ни дать взамен, кроме остатков, в виде опавших лепестков с красивой розы.

– Николаус, – в двери кабинета появилась коротко-стриженная девушка с рыжими, как обожженный песок волосами. В руках у нее были какие-то документы. – Николаус, – повторила она, видя, что на нее никто не отреагировал. На самом деле, как только она вошла, я почувствовал ее спиной. Открыв дверь, она открыла доступ к запаху ее кожи. Я легонько откинулся на спинку кресла и повел носом, как Рокфор из мультика, стараясь себя сдерживать. В уголке моих пепельно-серых глаз я увидел носок ее черного каблука и перетянутую бинтом ногу. Хм… аромат у нее прозрачный, на первый взгляд кажется простым. Но если прислушаться, понимаешь, что ее нельзя приручить, она ловко вывернется из крепких рук. Аромат передается чаще, чем у обычной девушки – повышенный пульс? Капнув утром на запястье, она даже не подозревала, что это многое мне может рассказать. Она каждое утро умирает на рассвете, в холодной постели от одиночества. Потому что боится простить. Интересно, за что он ее ударил? Как она подвернула ногу? И почему она сменила чувственный шлейфовый аромат на легкий аромат полевого цветка? Ведь темперамент она не изменила.

– Мне сколько раз еще нужно повторить? – она наклонилась спортивной грудью к столу Николауса и, поймав мой взгляд, резко выпрямилась.

Я невинно улыбнулся.

– Около участка русские блогеры. Не знаю, как они пронюхали об исчезновении, но решили, что можно оттянуть с отдыхом и завалиться к нам в участок. Они хотят снять ролик, об исчезновении русского в Египте.

– Это Ян, – спокойно сказал Николаус и, улыбнувшись голубыми глазами, поправил черные вспотевшие волосы на лбу. По всей видимости, он хотел успокоить ее и, не зная как, решил перевести внимание на меня.

– Вера, – она не сразу протянула мне тонкое запястье, украшенное серебряной цепочкой.

Я, привстав, пожал ей руку.

– Скажи им, что никаких серьезных происшествий здесь не произошло. И мы, русская полиция в Египте, храним покой русских.

Николаус немного заерзал на стуле. Разумеется, он не хотел встречаться с блогерами, или куда хуже журналистами. Его волновала конфедициальность. В первую очередь он отвечал за поступки своей страны, а уж потом думал о Египте. Но тут проблема объединяла страны. Никто не хотел выставлять свои пороки на свет.

– Блогеры утверждают, что они дальние родственники пропавшего.

– Ну, так пусть подождут Джека, когда мы его отпустим.

– А мы его задержали?

– Нет, – Николаус покачал головой. – Но мне кажется…

– Думаю, пора перекусить? – прервал я Николауса. – Пока, скажи этим блогерам, что все в порядке, что полиция расспрашивает подозреваемых. А Джек просто помогает следствию, – когда я говорил, я все время смотрел Вере в ее зеленые глаза, цвета высохшей на солнце травы, и думал: когда, когда именно выяснит Николаус, что его привлекает то, что он презирает в девушках: вечно холодное, эгоистичное, нечто непосильное, неподдающегося его контролю. Ложь. Красота. Сексуальность. Превосходство. Ведь именно поэтому он применил силу к Вере. Захотел подчинить дикую кошку?

Все чего Николаус не понимает, я понимаю с помощью ароматических элементов, которые описывают полностью человека. Любой парфюм передает уникальный запах кожи, а уж потом попадает под общие стандарты слушания. Но в первую очередь парфюм выдает женщин. Их страхи. Их желания. Их намерения. И их стервозный характер. Разбираясь в эмоциональном поле, можно добиться одобрения любой девушки. Она, возможно, будет казаться чем-то недосягаемым для других, но не для меня. Этому я научился не сразу, больше интуитивно. Я начал задумываться: как я мог зацепить Миру? Потому что я знал, что она чувствовала и что хотела? Но как я это узнал?

– Хорошо, – сказала Вера, и вышла, забыв бумаги на столе.

А Николаус не окликнул ее специально, чтобы она потом вернулась?

– На самом деле я выпил бы кофе в компании Джека.

– Согласен, – Николаус привстал с кресла и направился к выходу.

Новый кабинет, в котором я оказался, был узким и серым. Ближе к потолку имелось два небольших окна. Сквозь мутные стекла пробирались горячие лучи дневного солнца, косо падая на другой конец стены. Получается, мы сидели за столом, как будто в холодной тени.

Джек был рослым. Крепким в теле и резким во взгляде. А загорелое лицо казалось ужасно измученным. Готов побиться головой о стену, он сейчас думал о себе. О том, как ему тяжело без брата. О том, что пострадавший именно он. Что жалеть нужно его. А брат? Он сбежал. Где-то сейчас загорает, и не думает, что его кто-то ищет.

Руки Джека неспокойно лежали на окрашенном в цвет неба столе. Рядом с ним стоял стакан с водой. Когда я вошел и поприветствовал его, он сначала обнял стакан руками, чтобы немного вытереть потные ладони о стекло. А потом протянул мне руку.

Затем вошел Николаус с кофе и сендвичами.

– Ты из России? – резкий взгляд стал мягким. Джек, как-то наклонил лицо, что теперь его глаза смотрели в деревянный пол, и он казался беззащитным.

«Ты». Он обратился ко мне как другу.

– Да, я русский. Я… – , я вдруг запнулся. Я забыл, что меня здесь Николаус представляет по моему первому имени, которое я не хочу вспоминать. – Януш, – тяжело выговорил я. Я работаю в отделе убийств. Мне кажется ваша ссора с братом обычный вздор. Но так, как меня вызвали, имея на это теоретические подозрения об исчезновении, я здесь. Хотя мне кажется, ваш брат, просто сбежал, чтобы вас помучить. Но, тем не менее, я выдвигаю неподкрепленный факт о спланированном похищении. Причина, ваше добровольное появление в участке. Чтобы открыть дело, нужно указать суть проблемы. Если же ваш брат просто отдыхает на другом конце Египта, то это уже не по нашей части.

– Помучить говорите…, – Джек поднял глаза, и я услышал обиду в голосе. – Да я не сплю уже, который день.

Его взгляд тоже говорил об обиде. Джек догадался, что с моим появлением он главный подозреваемый.

– Ладно, давайте начнем с того: почему вдруг Космос исчез?

Я подтянул к себе остывшую чашку с кофе и надкусил сэндвич. Джек начал, как на исповеди. Опустив глаза, заговорил рассеяно, но потом его голос выровнялся. Первые слова дались тяжело по причине, что они с братом были не делимы. Всегда были вместе и никогда не ссорились. И тут вдруг, Каин поднял руку на Авеля.

Речь потекла спокойно. Космос вернул руки на стол и даже немного начал ими жестикулировать, находя в воздухе нужное слово. Может быть, он уже успел отрепетировать рассказ и поэтому выглядел чересчур правдоподобно. Язык жестов, казалось бы, полностью был на его стороне и не выдавал сомнений в том, о чем повествует Джек. Но все же я не специалист по языку тела и не разбираюсь во лжи также хорошо, как Пол Экман, автор бестселлера по психологии «Теория лжи». У меня свое оружие – нос. Я аккуратно наклоняюсь через стол, чтобы взять еще один невкусный сэндвич, и попадаю в воздушное поле, окружающее Джека. Я слышу неприятный запах пота. Судя по крепким рукам Джека, и выделению в зоне подмышек, он занимается серфингом, постоянно в море и поэтому не использует дезодорант. Или он потеет, потому что чего-то не договаривает?

В характеристике о братьях, я узнал, что Космос и Джек являются гражданами России и работают над новым приложением в сфере IT-технологий. И чтобы попасть в Google, они изменили имена, объяснив это тем, что так проще пройти отбор. Так как их приложение разработано для защиты от пиратства и копирования чужих идей, они придумали себе прозвища и поменяли данные своих паспортов.

Оба не женаты. Оба мечтают о профессиональном росте, а в свободное время занимаются архитектурой и виндсерфингом. Это такой же вид серфинга, как и обычный, только спортсмен стоит на доске и держит в руке парус. Из-за сильных ветров в Хугарде виндсерфинг очень популярен в этой части Египта.

Со слов Джека, Космос проснулся рано, до начала рассвета. Джек встретил брата около ванной комнаты. Они обменялись пару тройкой фраз. Космос объяснил, почему так рано встал. Во-первых, из-за того, что ветер выбивал окно в раме. А во-вторых, пока он дойдет до пляжа, выйдет солнце и он успеет прыгнуть на доску и поймать парусом воздушный поток. В-третьих, в последнее время Космос любил бывать в одиночестве.

Джек ждал брата на завтрак. Они обычно встречались в небольшом итальянском кафе, где им приносили отварные яйца с моцареллой и горячие тосты. Оба пили горячий американо без молока и сахара. А затем отправлялись к себе в номер разрабатывать идеи, или шли загорать на пляж.

Но в это утро Космос не вернулся с пляжа. Джек, глядя на время, решил сходить в номер, проверить брата. Обнаружив комнату пустой, он отправился к морю.

На золотистом песке под открытым солнцем лежали шорты Космоса и полотенце. Джек поднялся на причал и прошел по мосту до конца. Но Космоса нигде не было. Он его постарался позвать. Никого. Ветер кидал слова Джека, как камни об воду, и топил в соленой воде.

Джек решил обратиться в полицию.

Сначала полиция не хотела искать в воде тело, объясняя возможность, что Космос просто решил прогуляться вдоль берега. И пришлось потратить еще много времени, чтобы прочесать в округе все пляжи. Затем все-таки прибыла спасательная лодка и выгрузила двух водолазов.

Так продолжались поиски, пока не зашло солнце, и наступила непроглядная темнота. В Египте солнце заходит довольно рано. Около пяти-шести часов и любой город превращается в мистическую Долину Мертвых. Ночной ветер остужает горячий песок и, завывая, нагоняет неприятные воспоминания.

Вернувшись в номер с опустившимися руками, Джек налил себе полный стакан рома и до утра не проснулся.

– А что насчет ссоры?

Глаза Джека резко потупились. Он не мог понять, как я об этом догадался. Я знал еще одну старую мудрость, которую рассказал мне Гарри. «Когда люди недовольны друг другом их сердца отдаляются. Для того чтобы покрыть это расстояние и услышать друг друга, им приходится кричать. Чем сильнее они сердятся, тем громче кричат. Потому что их сердца находятся очень близко, и расстояние между ними совсем маленькое». Но что же братья? Мой мозг способен извлечь из окружающих ароматов больше информации, чем обычные люди. Торибоны – это феромоны, которые выделяются в случае опасности и свидетельствуют о страхе и тревоге. С их помощью родственники пострадавшего животного узнают об опасности, которую может таить место, где произошло нападение.

Вот этим и пахнет фланелевая рубашка Космоса. Ведь Джек пришел в его одежде. Ведь он ее надел, чтобы объяснить в первую очередь себе, что он сожалеет о ссоре с единоутробным братом и единственном родном человеке во всей Африке. Получается, братья начали кричать друг на друга, а дальше Джек чего-то испугался. По всей видимости, это не первый скандал. Так, как Космос полюбил одиночество. То есть перестал ценить время, проведенное с братом.

– Вы часто соперничали?

– В детстве да. А сейчас нет. – Он почесал затылок. – Но мы почему-то не можем поделить девушек.

– Так кто ударил первый?

По правде говоря, я не знал: была ли драка. Я просто пошел ва-банк.

Джек заерзал на скамейке.

– Наверное, я.

– То есть ты не помнишь?

– Это было ночью по выходу из бара. Я держал в руках полный бокал с пивом. Не знаю, как так вышло, скорее всего, я был сильно пьян. Мы начали говорить о девушке по имени Саша, и я ударил брата бокалом в лоб.

Я, почему-то сразу же подумал о Мире. Но тут же отмел воспоминания в сторону.

– Кровь на лбу?

– Да, я предложил поехать в больницу.

– И вы поехали?

– Да, мы вызвали такси, но… Космос не доверяет местной медицине. Я начал его умолять. Все-таки это другой континент и никто из нас двоих не знает, какую заразу можно занести через рану.

– Значит, вы поехали домой?

– Да. Мы немного еще начали ругаться. Космос сказал, что у меня не все в порядке с психикой. И он устал от моих истерик.

Я почувствовал, как стенки моего горла начали сужаться. А голубая вена на лбу зашевелилась маленькой гадюкой. Я постарался сморгнуть накатившие воспоминания, но образ Миры уже стоял перед глазами стеной. «Мира тоже уставала от моих истерик».

– Вас кто-нибудь видел?

Почему, когда я спрашивал, я верил в то, что их никто не видел, как и меня в тот день с Мирой.

– Скорее всего, нет. Я не припомню, чтобы кто-то из знакомых прошел мимо нас, когда мы выходили из машины.

– А допустить то, что вас можно было услышать?

Джек резко выпрямился.

– То есть, вы думаете, что я с братом дальше продолжил ссору?

– Один из проживающих в вашем отеле сосед, утверждает, что его разбудили крики. Это было ночью. Время, к сожалению, он не помнит. Но говорит, что это было между двумя и тремя часами ночи. Конкретно его поднял из постели звук борьбы на полу. Такое ощущение, что кто-то кинул шкаф в пол специально. Глядя на вашу комплекцию, легко можно предположить, что один из вас повалил другого, используя прием какого-либо из единоборств.

Джек улыбнулся. Но возможно, что он улыбнулся, потому что не ожидал, что я могу реально нанести угрозу его свободе? Или улыбка Джека отражала замешательство? А времени на раздумье не было. И он попытался выиграть несколько секунд.

– Как я уже говорил, мы перебрали с алкоголем. Космос просто не устоял на ногах.

– Из-за чего вы поссорились?

– Из-за девушки. Но по факту, это такая мелочь.

– Если бы женщины казались чем-то не особо важным в жизни мужчин, половина, а то и большая часть войн никогда бы не случилась. А сцен ревности, и желание показаться лучше всех свелись бы к нулю.

Я протянул руку к пустой чашке, и громко отпил горькие остатки. Люблю холодную горчинку нерастворенных зерен. Эта горечь, почему-то прогревает горло и дает возможность напомнить, что жизнь выглядит именно так. И не иначе. «Сердца, которые выжили в холод», так я называю людей, которые, как и я по какой-то причине еще находятся на земле.

Джек тоже схватился за стакан с водой. Он понял, что я хочу узнать продолжение истории.

Скрестив руки на груди, я подождал, пока кадык Джека остановится, и он вернет пустой стакан на место. План Джека был прост. Поглощая воду мелкими глотками, он сопоставлял разницу: рассказать самому или я все равно детали узнаю от соседа. Вот только, он не догадался, что никто их ссору не слышал. Я выдумал соседа. Хотя, правильно сказать: я слышал остатки адреналиновой схватки, на фланелевой рубашке. Именно этот запах навел меня на ход мыслей. И сопоставив то, что Николаус ничего странного не заметил в номере братьев. Я решил, что они продолжили толкаться в одной из комнат. И кто-то из братьев не выдержал. По логике вещей, это должен быть Каин, потому как Авель представляется в Библии положительным образом. Поэтому Николаус и вызвал меня. На месте преступления, кроме предчувствия и запаха ничего нет.

– Саша, девушка Космоса? – я решил помочь Джеку продолжить историю.

– Да, – глаза Джека стали мокрыми. Он попытался улыбнуться, но улыбка съехала с его лица. Он выпрямился. И почесал подбородок.

Я назвал имя обожаемого образа Джека вслух. Николаус сказал, что дело связано с именами. Не знаю, что он конкретно имел в виду. Но когда я слышу, что завтра в мой отдел придет новая секретарша по имени Мира, сердце перестает качать кровь. В глазах начинает сереть. Я путаюсь в словах, пытаясь сморгнуть накатившие слезы.

Или меня кто-то из старых подруг окликнет: Януш! Земля снова начинает кружиться, и я теряю под ногами пол. Я особый человек в отделе. Выживший на фронте любви солдат. Оглушенный предательством мальчишка, который способен унюхать запах лжи. У лжи нет запаха, но есть остатки видимой борьбы. Ложь, как ртуть закатывается в каждый уголок, пропитывая одежду и окружающий воздух. Единственная возможность скрыть ложь – сжечь все, что присутствовало при этом. А Джек накинул рубашку брата и явился добровольно в участок.