Loe raamatut: «Эпидемия»

Пролог
День поросенка

Сибирь. 287 километров от Красноярска. Спецобъект "Заслон-2". 29 декабря 2004 года. 9 часов 08 минут.

Предновогодний снег кружился мягкими пушистыми хлопьями и медленно оседал, окутывая огромные разлапистые ели в праздничный наряд. Между деревьями пролегла едва заметная, шириной в одну полосу, дорога, ведущая к въездным воротам.

Снаружи объект ограждал высокий забор из толстых бетонных плит. Никакой колючей проволоки, которая могла бы привлечь излишнее внимание – только миниатюрные камеры видеонаблюдения, укрепленные на опорных столбах с промежутками в сто – сто пятьдесят метров.

В наружном заборе были только одни ворота, но зато такие огромные, словно они закрывали целый город. Впрочем, это было не далеко от истины – на территории спецобъекта вполне мог бы разместиться мегаполис с миллионным населением.

От ворот дорога вела ко второму, внутреннему забору из ажурной сетки-рабицы, образовывавшему в плане почти идеальный круг диаметром три километра. Дорога прерывалась полосатым шлагбаумом, открывавшимся, по всей видимости, автоматически, потому что никакой будки рядом с ним не было.

В центре круга стояло невысокое здание, почти до самой крыши занесенное снегом. Его размеры волей-неволей наводили на мысль, что самое главное здесь спрятано под землей.

Маленький колесный трактор, бойко выпуская черный выхлоп, очищал от снега подъезд к спецобъекту. Только радостное тарахтение дизельного двигателя нарушало вязкую, застывшую тишину.

С высоты птичьего полета "Заслон-2" выглядел, как огромное безжизненное поле, покрытое идеально ровной и чистой простыней снега. Ни вышек, ни деревьев, ни следов, – только прямой луч дороги, ведущей от приземистого здания к воротам в бетонном заборе.

Серое мглистое утро постепенно прояснялось, готовясь уступить права такому же серому и наверняка не менее мглистому дню.

Казалось, само ВРЕМЯ, устав пробираться сквозь трескучий сибирский мороз, осело в глубокий сугроб и замерзло, превратившись в ледяную статую.

* * *

Однако суматоха, творившаяся внутри спецобъекта, не шла ни в какое сравнение с безмятежностью, царившей снаружи. Не удивительно; сегодня, 29 декабря, был, как любили здесь выражаться, "днем поросенка".

– Как именинник?

Мужчина, задавший вопрос, сам чем-то неуловимо напоминал поросенка. Невысокий, плотный, на затылке – редкая рыжая щетина, подстриженная "под машинку".

Несвежий белый халат был ему немного велик, и мужчина закатал рукава до локтей. Под мышками проступили влажные круги; в широком вырезе виднелся небрежно завязанный галстук очень рискованной расцветки – по крайней мере, ни в один приличный ресторан обладателя такого галстука ни за что бы не пустили.

– Все нормально, Валентин Алексеевич, – отозвался его собеседник – высокий черноволосый красавец, словно сошедший с экрана немого кино. – Прошло уже шесть часов, а он только похрюкивает.

– Похрюкивает, говоришь? – Валентин Алексеевич широко улыбнулся, и его уши, дрогнув, смешно устремились к затылку. – Интересно, что бы он сказал, если б знал, что его ожидает?

– А ничего бы не сказал, – преувеличенно весело отозвался красавец; но эта напускная веселость не могла скрыть напряжения в голосе. – Он бы, скорее всего, сам обмазался сметаной и прыгнул в духовку.

Низенький захихикал и ткнул высокого локтем в бок.

– Хорошо, что "Гринпис" тебя не слышит.

– Ох, Валентин Алексеевич… Еще лучше, что он нас не видит.

Мужчина с цветастым галстуком поднял глаза к потолку и помахал видеокамере.

– Ребята! Вы еще не вступили в общество охраны животных?

Он знал, что на центральном пульте четыре пары глаз круглосуточно наблюдают за всем, что происходит на объекте. Еще он знал, что старший смены охраны наверняка сочтет подобное обращение несколько фамильярным, но… Для Валентина Алексеевича Ильина, вирусолога с мировым именем, такая вольность была вполне позволительной.

Черноволосый, напротив, опустил голову и, почти не размыкая губ, тихо сказал:

– Они охраняют не животных. Они охраняют нас.

Вот с ним-то охрана режимного объекта точно не стала бы церемониться. Ассистент ведущего разработчика – невелика фигура. Он был неженат, а родители думали, что их сын трудится в "почтовом ящике" где-то под Арзамасом. К тому же – на спецобъекте был великолепный цех утилизации отработанного биологического материала; птиц, мышей, крыс, морских свинок, кроликов и свиней. Тело ассистента, вздумай он нарушить внутренний распорядок или, не дай Бог, ляпнуть что-то не то, без труда сошло бы за двух поросят.

Мужчины подошли к массивным бронированным дверям, и здесь их веселье сняло, как рукой.

Ильин приложил ладонь к сканирующему устройству; через несколько секунд кнопка лифта зажглась зеленым огоньком, показывая, что функция вызова стала активной.

Ильин вызвал лифт, и дверь полуметровой толщины медленно отпозлзла в сторону. Мужчины вошли в кабину, черноволосый нажал на кнопку с цифрой "4". Им надо было на четвертый подземный этаж, в святая святых спецобъекта. Лифт мягко дрогнул и поехал вниз.

На четвертом этаже дверь лифта открылась в длинный коридор, залитый ослепительно-ярким молочным светом. Коридор казался бесконечным; мужчины шли, а он все продолжался и продолжался.

Они шли около пяти минут, ощущая, что кто-то наблюдает за ними через объективы видеокамер. Наконец они уперлись в металлическую стену, блестевшую, как новая дешевая раковина.

Ильин стал в одном углу; ассистент – в другом. Они переглянулись и одновременно достали пластиковые карточки – магнитные ключи.

– Ну, с Богом! – сказал Ильин. Голос его звучал хрипло.

Черноволосый поморщился, словно хотел сказать, что едва ли Он одобрил бы их действия. Хотя… Как сказать. У Господа нет случайных тварей, равно как и случайных дел – просто Его пути неисповедимы.

Они вставили карточки в прорези считывающих устройств. Послышалось приглушенное гудение электродвигателей, и в десяти метрах позади них из пола показалась плита, двигавшаяся навстречу такой же, выехавшей из потолка.

Несколько секунд – и плиты сомкнулись точно посередине, отсекая мужчин от коридора и лифта. Эту преграду нельзя было разрушить даже прямым выстрелом из танковой пушки; плиты были сконструированы таким образом, что при любом сильном воздействии их намертво заклинивало, а приводы выходили из строя, навеки замуровывая четвертый подземный этаж.

Затем раздалось шипение; стена перед ними раздвинулась, и мужчины почувствовали легкий ветерок, взъерошивший волосы и неприятно холодивший затылок – давление за стеной было ниже, чем в коридоре.

Они быстро шагнули в узкую щель, разорвав паутину тонких голубоватых лучей. Двери за ними мгновенно закрылись.

Здесь работало только дежурное освещение; ассистент щелкнул тумблерами, и небольшое помещение озарилось таким же ярким светом, как и в коридоре.

– Ну что, Коля, – сказал Ильин. – Переоденемся? Для вечеринки?

Черноволосый Николай кивнул и направился к нише, утопленной в боковой стене.

Мужчины достали два скафандра из толстой резины, натянули их на себя и стали похожи на неопрятных космонавтов. Баллоны со сжатым воздухом матово поблескивали за спинами.

– О'кей! – сказал Ильин. – Заходим?

Они направились вглубь помещения и оказались у стеклянной двери, ведущей в переходный шлюз. Дверь открылась, повинуясь нажатию на кнопку в полу. Мужчины вошли в шлюз; чуткий пол, почувствовав неподвижную тяжесть людских тел, отдал команду о герметизации. Давление стало падать; складки на скафандрах расправились, толстая резина раздулась, и с потолка полилась дезинфицирующая жидкость.

Это длилось несколько минут; затем поток жидкости прекратился, и давление выровнялось. Противоположная дверь отъехала в сторону, и мужчины перешли в помещение центрального пульта.

Поражало полное отсутствие каких-либо острых углов в помещении; здесь не было ничего, обо что можно было бы порвать резину скафандра. Даже стулья имели плавные закругленные обводы и выглядели как декорация к фантастическому фильму.

Крупные кнопки на пульте далеко отстояли друг от друга – чтобы человеку в перчатках было удобно на них нажимать.

Ильин надавил на красную – включил дублирующую аудио- и видеозапись.

– Сегодня 29 декабря, 5 часов 08 минут по московскому времени, 9:08 – по местному, – начал Ильин. – Начинаем эксперимент по активации штамма А-Эр-Си – 66. Эксперимент проводят Ильин Валентин Алексеевич, личный номер 004128, и Кудрявцев Николай Владимирович, личный номер 012152. Для этого в лабораторном помещении объемом 100 кубических метров был распылен опытный образец штамма объемом два миллилитра, что соответствует объему мокроты, выделяемому при чихании среднестатистическим человеком. Концентрация вируса взята с расчетом минимально допустимой концентрации поражающего агента в условиях мегаполиса в безветренную погоду.

Распыление штамма произведено шесть часов назад, что соответствует удвоенному инкубационному периоду, однако клинических симптомов и вообще – каких-либо признаков заболевания у подопытного животного пока не наблюдается.

Можно предположить, что вирус циркулирует в крови животного, взятого для эксперимента. Его нейраминидаза находится пока в неактивной форме, что затрудняет проникновение вируса внутрь клетки.

Для активации предполагается посылать сигнал условленной частоты. Предельная выходная мощность сигнала ограничена 2 Ваттами, что в точности воспроизводит требования, предъявленные к разработчикам…

Ильин повернулся к ассистенту.

– Ну что, Коля? Я пошлю ему "валентинку"?

Говорить это не стоило; чуткие микрофоны ловили каждый звук, преобразуя его в цифровую форму, но Ильин не мог удержаться от немудреного каламбура. В конце концов, штамм А-Эр-Си – 66 был его произведением. Первая и пока единственная молекулярная форма, управляемая электромагнитным импульсом.

Николай кивнул.

Ильин сместился вправо и откинул прозрачный пластиковый колпак, скрывавший зеленую кнопку. Рука его не дрожала.

Передатчик, установленный в лабораторной комнате, надежно защищенной от всех видов электромагнитных волн, послал короткий повторяющийся сигнал.

– Теперь будем ждать, – сказал Ильин, поймав вопросительный взгляд ассистента.

Они сели рядом и стали ждать, уставившись на огромное, от пола до потолка, стекло, отделявшее их от лаборатории.

* * *

10 часов 35 минут. Один час двадцать семь минут спустя.

– Смотри-ка! – первым это заметил Ильин. – По-моему, началось!

Мужчины вскочили со стульев и подошли к стене. Прозрачная стеклянная преграда была вполне надежной, но, тем не менее, они не решались подойти к ней ближе, чем на метр.

– Что-то я ничего не вижу, – признался Николай. – Склеры нормальные, кожа цвет не изменила…

– Господи, да при чем здесь склеры? Ты смотри на поведение! Он уже не жрет свою баланду! Пятачок воротит!

– Да?

– Коля, поверь мне: ему не по себе. Неужели ты думаешь, что свинья без веской причины откажется от еды?!

– Ну-у-у…

Ильин махнул рукой и подошел к пульту.

– 10 часов 35 минут. Прошел один час и двадцать семь минут от момента начала эксперимента. Воздуха в баллонах пока достаточно, и я надеюсь, что этот хрюша околеет раньше, чем мы задохнемся… – он коротко рассмеялся и сменил интонацию. – Наблюдаем изменение поведенческих реакций подопытного животного – в частности, отказ от пищи.

Рука в резиновой перчатке потянулась к синей кнопке. Лампа под потолком лаборатории вспыхнула и погасла.

Нежно-розовый поросенок внезапно подпрыгнул, словно его ударило током. Он сделал три резких скачка и, уткнувшись в боковую стену лабораторной комнаты, упал. Затем он тяжело поднялся на ноги и стал дрожать – всем телом.

Это продолжалось недолго – около пятнадцати секунд, после чего поросенок, как ни в чем не бывало, подошел к бадье с баландой и принялся есть.

Ильин и ассистент переглянулись. Сквозь стекло скафандра Николай разглядел довольную улыбку шефа.

– Наблюдается период "черного пятна", – надиктовывал Ильин, – зафиксированный ранее в экспериментах с кроликами и морскими свинками. Девиация в привычном поведении, отказ от пищи, бурная единичная реакция на мощный световой раздражитель, проявление немотивированной мышечной активности, неконтролируемый тремор, после чего все приходит в норму, – он улыбнулся иезуитской улыбкой. – Правда, ненадолго. Диагноз: первичная вирусемия. Бурная репликация вируса и устойчивое персистирование продуктов распада клеток организма в крови. Через пятнадцать, самое позднее – двадцать минут ожидаем проявления вторичных признаков инфицирования.

Он хлопнул Николая по плечу и показал на стулья: мол, занимай места в партере. Где еще такое увидишь?

В этом он был прав. Нигде, кроме как на спецобъекте "Заслон-2", увидеть такое было невозможно. Управление смертоносным вирусом с помощью слабого сигнала фиксированной частоты – это что-то из области фантастики.

Либо – ежедневная реальность из работы фабрики по созданию бактериологического оружия, запрятанной в глухой сибирской тайге.

И то, и другое было пугающим. И величественным.

Россия, к тому времени почти потерявшая статус сверхдержавы, продолжала оставаться таковой – хотя бы потому, что на пути возможной агрессии стоял надежный заслон.

"Заслон-2".

* * *

10 часов 54 минуты. Один час сорок шесть минут от начала эксперимента.

– Ну вот, а теперь, кажется, и склеры… – удовлетворенно сказал Ильин.

Мужчины снова приблизились к стеклу.

Поросенок уже отошел от кормушки; она его больше не интересовала. Он уловил какое-то движение и увидел странных существ – за всю свою короткую жизнь ему не приходилось видеть ничего подобного. Поросенок громко завизжал, но не двинулся с места.

– Да, склеры… – согласился ассистент.

Глаза у поросенка выкатились из орбит и сделались алыми. Он несколько раз моргнул, и его белые пушистые ресницы окрасились кровью.

Ильин хлопнул в ладоши и вернулся к пульту.

– Так, теперь каждая минута пойдет под запись. А я уже вспотел, как мышь, и не прочь сходить в туалет. Ну да ладно, чем только не пожертвуешь ради торжества науки. Диктую… – он прочистил горло и начал.

– С момента появления первичных признаков прошло… девятнадцать минут. Это несколько быстрее, чем мы ожидали, но, думаю, все можно объяснить особенностями данного конкретного организма. Стенки кровеносных сосудов утратили свою целостность и стали свободно проницаемы для форменных элементов крови. Полагаю, нечто подобное происходит сейчас во всех внутренних органах животного – множественные кровоизлияния и массивный выход эритроцитов за пределы кровеносного русла. Термодатчики… – он бросил взгляд на электронные приборы, зелеными цифрами мерцавшие на пульте, – показывают увеличение температуры тела на одну целую и четыре десятых градуса.

Копытца поросенка разъехались на гладком полу; он чуть было не упал, но в последний момент дернулся и снова обрел равновесие. Этого небольшого толчка было достаточно, чтобы алая влага, скопившаяся в глазах животного, сорвалась с ресниц и потекла по морде двумя широкими дорожками.

– У-у-у, кровавые слезы, – сладострастно выдохнул Ильин. – Вот оно! Наконец-то!

В такие моменты Николай начинал по-настоящему бояться шефа; Ильину было глубоко наплевать на живых существ, над которыми он проводил эксперименты; казалось, ничего, кроме убийственных вирусов, его больше не интересовало.

– Так. Продолжаю дальше. Налицо минимальная утрата координации; видимо, это связано с кровоизлияниями в мозговые оболочки. На мой взгляд, уже в этот момент изменения в организме приняли необратимый характер… Надо будет подтвердить результатами вскрытия в последующих экспериментах.

Поросенок закинул голову набок и стал хрипеть. Из пятачка показались две вязкие красные нитки.

– Отлично, – сказал Ильин. – Видеозапись фиксирует время в автоматическом режиме, поэтому я больше отвлекаться на это не буду.

Передние ноги поросенка подогнулись, и он упал на колени, уткнувшись мордой в пол. При этом он выпустил струю алой пузырящейся мочи.

– Более сильная утрата координации, – отметил Ильин и продолжал. – Почечный барьер разрушен. Убедительный результат. Я, право, не думал, что все произойдет настолько быстро. Видимо, вирулентность штамма превосходит все мыслимые ожидания. Правда, нужно отметить, что кожа по-прежнему не пропускает форменные элементы крови, но это – просто вопрос времени.

Еще полчаса все продолжалось точно так же, без резких качественных изменений. Через полчаса шкура несчастного животного покрылась мелкими капельками красной росы – словно поросенок потел кровью.

– Кажется, близится финал, – сказал Ильин. – Еще немного – и мы сможем снять эти проклятые презервативы.

Поросенок завалился набок и забил ногами, будто пытался убежать от своей незавидной участи. Его пасть раскрылась в неслышном за стеклом крике, и из нее полетели сгустки темной крови.

– Конвульсии, – произнес Ильин. – Николай, фиксируй момент смерти. Она, как всегда, приходит вовремя.

Поросенок сделал несколько последних судорожных движений и затих, вытянувшись во всю длину.

– Ну вот и все, – сказал Ильин.

Голос его дрожал – от возбуждения.

– Получилось! "Нобеля" нам, конечно, за это не дадут… А по-хорошему – следовало бы. Это же – прорыв!

Николай, за весь ход эксперимента едва обронивший пару слов, молча кивнул. Эта картина всегда его подавляла. Он и сейчас не знал, что ему делать – радоваться, что четыре года напряженной работы увенчались успехом или бояться, что человечество приобрело новый смертоносный вирус? В любом случае, ему все меньше и меньше нравилась своя работа.

– Удивительно, – разглагольствовал Ильин, – как свиньи похожи на людей…

– Скорее, люди – на свиней, – осторожно вставил Кудрявцев.

– Да… – Ильин махнул рукой. – Это одно и то же. Те же самые… только вид сбоку. Дай свиньям право голоса, они наверняка возмутятся, что их режут, пускают на сало, окорок или карбонад. И сами того не понимают, что для них это – наилучший выход. Так же и люди – все время брюзжат, жалуются на судьбу, но при этом забывают одну простую вещь… Всегда может быть хуже, чем есть.

– Очень оптимистичный взгляд на вещи.

Ильин довольно рассмеялся.

– А я вообще – оптимист. Мне нравится моя жизнь, и менять ее я не собираюсь.

– Да, я тоже, – согласился Кудрявцев. Правда, немного поспешно и совершенно неискренне. Желая сгладить неловкость, он спросил. – Когда будем вскрывать?

– А-а-а, – спохватился Ильин и снова нажал зеленую кнопку, отключающую сигнал.

Он посмотрел на неподвижное тело поросенка, лежавшее в луже крови.

– Думаю, где-нибудь через сутки. В мертвом теле какое-то время будет реплицироваться вирус, но уже в неактивной форме – сигнала-то нет. А те активные, что еще остались, убьем спецобработкой. Но – завтра! Все завтра. Сейчас – отдыхать. После обеда я должен сделать некоторые записи в журнале исследований, наметить новые направления, ну, и все такое прочее. Рутина. Сладкое оставим на потом. Согласен?

Николай криво улыбнулся. Даже если бы он был несогласен, это ничего бы не меняло. Ровным счетом ничего.

Мужчины зашли в переходный шлюз, выстояли положенное время под дождем дезинфектанта и вернулись обратно, в промежуточное помещение.

Сняли скафандры, вставили в считывающие устройства электронные ключи и оказались в коридоре. Как только двери за ними закрылись, плиты стали медленно расходиться.

Мужчины дождались, когда путь к лифту стал свободен, и двинулись вперед, сквозь безжалостный свет мощных ламп.

Эксперимент завершился. Самое главное было доказано: вирус будет действовать и на человека. Хромосомные наборы людей и свиней очень похожи. Стало быть, если А-Эр-Си – 66 убивает поросенка… В общем, помоги нам Бог!

* * *

16 мая 2005 года. 13:47.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. В ОДНОМ ЭКЗЕМПЛЯРЕ.

МИНИСТРУ ОБОРОНЫ РФ.

Настоящим докладываю, что силами сотрудников спецобъекта "Заслон-2" разработан штамм А-Эр-Си – 66, не имеющий аналогов в мире. Штамм предназначен для поражения живой силы возможного противника, но в большей степени – гражданского населения, а именно – городской его части.

Специфика поражающего агента такова, что штамм переходит в активную форму под действием электромагнитного импульса определенной частоты и мощности.

Распространение штамма происходит самым эффективным путем – воздушно-капельным. А-Эр-Си -66 является модифицированным вирусом гриппа, и вызываемые им симптомы весьма схожи с симптоматикой при гриппе, однако являются более выраженными и тяжелыми.

Заболеваемость – 100 %. Предполагаемая смертность – 96 %.

Профилактика – неспецифическая (противовирусные средства).

Вакцина – не разработана.

Наиболее действенное средство защиты (эффективность – 100 %) – прибор ЧИП-66. В настоящий момент имеются только опытные образцы прибора; прошу организовать производство силами предприятия "Радон".

Начальник спецобъекта "Заслон-2"

генерал-майор

Курмангалиев Э.К.

* * *

ДВАДЦАТОЕ СЕНТЯБРЯ.

ВЫБРОС.

20 сентября 2005 года. 06:27.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. МОЛНИЯ!

ПРЕЗИДЕНТУ РФ. (КОПИЯ – МИНИСТРУ ОБОРОНЫ РФ, НАЧАЛЬНИКУ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА МО И ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ФСБ РФ).

По неустановленным причинам на спецобъекте "Заслон-2" произошел неконтролируемый выброс БАВ (биологически активного вещества). Точное время выброса зафиксировать не удалось. За несколько часов ситуация приобрела угрожающий и необратимый характер.

Согласно директиве за № 00074 спецобъект "Заслон-2" был полностью блокирован и в дальнейшем подвергся РАДИКАЛЬНОЙ ИЗОЛЯЦИИ.

Начальник охраны режимных объектов

по Красноярскому краю

генерал-лейтенант ФСБ

Пыльников С.Ю.

* * *

20 сентября. Москва. Раннее утро.

Самолет прорезал густые облака, повисшие над столицей, и стал заходить на посадку. Стюардесса, сидевшая на откидном стульчике в начале салона, пристально вглядывалась в лицо высокого черноволосого мужчины, прильнувшего к иллюминатору.

Ее сильно беспокоило поведение этого пассажира – с того самого момента, как он поднялся на борт. Мужчина выглядел чем-то встревоженым. Сначала она подумала, что он просто боится летать; ну, боится и боится, мало ли таких?

Но мужчина, едва устроившись в кресле, сразу же нажал кнопку вызова.

– Да? – ярко накрашенные губы раздвинулись в профессиональной улыбке.

– Скажите, ВСЕ пассажиры обязаны отключать мобильные телефоны на время полета? – поинтересовался брюнет.

Стюардесса с сожалением покачала головой. "Ну вот, еще один безумный бизнесмен, не представляющий, как можно хоть минуту прожить без сотового".

– Да, все, – подтвердила она. – Боюсь, вам придется на какое-то время…

– Отлично! – перебил мужчина. И добавил, словно посвящал ее в страшную тайну. – У меня нет сотового. И вообще – я их ненавижу.

– А-а-а, – понимающе кивнула стюардесса. – Конечно. Я с вами согласна – порой от них больше вреда, чем пользы.

– Точно, – сказал мужчина и подмигнул ей, как сообщнице.

Она выдержала короткую паузу – "мол, не нужно ли вам чего-то еще?" – и отошла.

Вторая странность случилась, когда она стала разносить еду.

Мужчина протянул руку за стандартной порцией курицы с рисом. Протянул, но так и не взял.

– Интересно, – сказал он. – Но я совсем не хочу есть.

– Наверное, вы плотно позавтракали перед вылетом? – спросила стюардесса. Чем больше он раздражал ее, тем шире становилась улыбка.

– Да, я очень плотно позавтракал, – сказал брюнет, шевеля пальцами в воздухе, но так и не решаясь взять тарелку. – Но – ВЧЕРА, понимаете? Вчера!

– Вы не будете есть?

Он некоторое время молчал, будто размышлял над трудноразрешимой проблемой.

– Скажите, а у вас нет ремантадина? А лучше – озельтамивира? Это… – он нетерпеливо пощелкал пальцами, – блокатор нейраминидазы… В аптеках он называется "Тамифлю"?

"О Боже! Такое название не то, что запомнить – выговорить невозможно!" – подумала стюардесса.

– Я посмотрю… Но не обещаю…

– Да, пожалуйста, посмотрите! – нервно воскликнул мужчина. Он даже повысил голос, и другие пассажиры стали настороженно озираться.

– Конечно, конечно, – девушка поняла, что пантомиму с курицей необходимо срочно заканчивать. Она поставила тарелку на тележку и покатила ее дальше между рядами кресел.

"Тамифлю" в аптечке, естественно, не оказалось, о чем она и сообщила странному брюнету.

– Плохо… – задумчиво сказал он. – Очень плохо…

Его глаза почему-то напомнили стюардессе глаза подопытного кролика – такие же пустые и бессмысленные. Было в них что-то еще, усиливавшее сходство именно с кроликом, но девушка не обратила на это внимания.

– Меня немного знобит, – сказал черноволосый. – Пожалуйста, принесите одеяло.

– Хорошо.

Салон первого класса был наполовину пуст, и стюардесса только порадовалась тому обстоятельству, что рядом с беспокойным брюнетом никто не сидит. Она принесла ему одеяло, и мужчина закутался в него, как в кокон, накрывшись с головой.

"Надеюсь, когда-нибудь примут закон, запрещающий сумасшедшим летать", – подумала стюардесса и занялась своими делами.

* * *

Самолет начал снижаться. Над дверью зажглось табло с надписью: "Не курить! Пристегните ремни!".

Стюардесса прошла по салону, проверяя, все ли пассажиры проснулись. Лайнер вылетел из Красноярска рано утром и устремился на запад, убегая от встающего из-за горизонта солнца, поэтому местное время вылета практически совпадало с московским временем прилета.

Тот самый брюнет… Он сидел, закутавшись в одеяло.

Девушка осторожно положила руку ему на плечо. Мужчина вздрогнул – так сильно, что она испугалась.

– Что? – воскликнул он, откидывая плед. Его покрасневшие глаза бешено вращались. "Не выспался", – решила стюардесса.

– Мы подлетаем. Пристегните, пожалуйста, ремень.

– Подлетаем? – мужчина рывком отбросил одеяло и вскочил с места.

– Сядьте, пожалуйста, и пристегните ремень, – настойчиво повторила стюардесса.

Ей очень не хотелось, чтобы во время посадки возник ненужный конфликт, но, похоже, дело шло именно к этому. "Придется вызывать второго пилота, чтобы он усмирил этого… идиота".

Мужчина отстранил стюардессу и достал с полки чемоданчик.

– Сядьте, пожалуйста, в кресло…

– Да отстаньте вы от меня! – вскричал черноволосый, но в кресло все же сел.

Он поставил чемоданчик на колени и положил на него руки.

– Зеркало… – глухо сказал он. – У вас есть зеркало?

– Что? – девушке вдруг захотелось оказаться как можно дальше от него. "Еще набросится… Поскорее бы приземлиться!".

Стюардесса отошла в начало салона, поближе к кабине пилотов, и села на откидной стульчик, лицом к пассажирам. Она пристально следила за поведением брюнета.

А тот вел себя очень странно. Он что-то тихо бормотал, затем ненадолго смолкал и прижимался лицом к иллюминатору.

Внезапно стюардесса почувствовала, как поведение самолета изменилось. Двигатели взревели, снова перейдя на повышенные обороты, самолет прекратил снижение, выровнял полет и стал крениться на правый борт.

"Почему мы прервали посадочную глиссаду? И зачем мы заходим на второй круг?". Девушка не удержалась и посмотрела в иллюминатор, словно могла там разглядеть причину внезапной перемены курса. На ее лице отразилась тревога.

Это длилось одно короткое мгновение. Мимические мышцы машинально сложились в дежурную улыбку, но черноволосый все уже понял. Стюардесса отвернулась от иллюминатора и наткнулась на его колючий немигающий взгляд.

– Все в порядке, – поспешно сказала она. – Ничего особенного…

Брюнет кивнул.

– Я вижу.

Он громко хлопнул ладонями по чемоданчику и с тоской закричал:

– Я же чувствовал, что все так и будет! Я чувствовал это!

* * *

20 сентября 2005 года. 06:29.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. МОЛНИЯ!

ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ФСБ РФ.

Вследстие неконтролируемого выброса БАВ (биологически активного вещества) и в соответствии с директивой за № 00074 спецобъект "Заслон-2" был подвергнут РАДИКАЛЬНОЙ ИЗОЛЯЦИИ. В настоящее время из сотрудников спецобъекта остался только Кудрявцев Н.В., личный номер 012152, находящийся в служебной командировке в г. Москва.

Вероятность инфицирования Кудрявцева Н.В. одним из видов БАВ очень высока.

Прошу принять безотлагательные меры по установлению места нахождения и последующей РАДИКАЛЬНОЙ ИЗОЛЯЦИИ указанного сотрудника – во избежание возможности возникновения крупномасштабной эпидемии.

Начальник охраны режимных объектов

по Красноярскому краю

генерал-лейтенант ФСБ

Пыльников С.Ю.

* * *

– Где он сейчас?

Седоволосый мужчина в элегантном костюме положил перед собой стопку стандартных листов формата А4 и, немного покопавшись в пластиковом стакане, выбрал самый острый карандаш.

– На борту.

– Когда посадка?

– Рейс уже должен был приземлиться, мы успели перехватить его в последние секунды. Командир корабля передал, что керосина совсем не осталось. Он может покружить над аэродромом еще несколько минут, не больше. Говорит, что ни о каком другом аэродроме не может быть и речи.

Седоволосый размашисто вывел на листе: "Времени нет".

– Передайте, пусть садится на самую дальнюю полосу. И чтобы ни в коем случае не приближался к зданию аэропорта. Сколько пассажиров на борту?

– Сорок шесть и двенадцать членов экипажа.

Седоволосый написал: "46 + 12".

– Этот… Кудрявцев. Он здесь в командировке?

– Так точно, товарищ генерал.

– С какой целью?

– Он должен был доставить усовершенствованный образец прибора ЧИП-66, чтобы передать его конструкторской группе "Радона".

– В Красноярске его провожали?

– До самого трапа. В Домодедово его тоже встречают, поэтому мы смогли так быстро отреагировать.

– Стало быть, пока никакой реальной опасности нет?

Референт пожал плечами.

– Можно предположить, что он является носителем неактивной формы вируса.

– И сейчас он активировался?

– Скорее всего.

Седоволосый обвел предыдущую запись жирной чертой. "46+12".

– А в Красноярске?

– От спецобъекта до взлетного поля его везли на машине в сопровождении двух сотрудников охраны. Все контакты установлены и находятся на обсервации в отдельных боксах военного госпиталя. Пока все трое: охранники и водитель, – здоровы.

– Значит, там все под контролем?

– Так точно.

– А здесь – все зависит от нас?

Седоволосый кивнул, сам отвечая на свой вопрос, и написал на листе – "Москва".

– Пусть самолет садится. Изолируйте его на самой дальней полосе. Установите карантин. Успокойте встречающих.

Седоволосый говорил и чертил на листе какие-то, одному ему понятные иероглифы: две палочки крест-накрест – самолет; параллельные горизонтальные прямые – взлетно-посадочная полоса; жирный крест и полумесяц – карантин.

– Естественно, подобный инцидент не может остаться без внимания прессы. Лучше опередить "четвертую власть". Приготовьтесь вбросить по нашим каналам какую-нибудь расплывчатую информацию, вроде "атипичной пневмонии".

– Слушаюсь. Разрешите идти? – референт боднул воздух.

– Идите.

Седоволосый еще раз осмотрел лист с записями, проверяя, не упустил ли он что-нибудь важное. Затем сунул лист в машинку для уничтожения бумаг. Острые ножи зажужжали, перемалывая бумагу в тонкую лапшу.