Loe raamatut: «Химера»

Пролог

Вокруг возвышается стеной густой лес – старый, могучий и суровый. Деревья встают на пути, словно исполинские стражи. Мелькают перед глазами игольчатые лапы елей. Корни дубов, вздымаясь из-под земли, хватают за босые ноги, ветки дикой малины иссякают шипами руки. Худой мальчишка-подросток – наголо бритый, одетый в одни только льняные штаны – мчится сквозь чащу, на ходу раздвигая в стороны острые кусты.

Кровоточат и вздуваются ожогами на его коже огненные стигматы. На нём давно уже нет живого места, всё тело испещрено рыжими как ржавчина магическими символами: они горят и в центрах ладоней, и на венах запястий, и между ключицами, и чуть ниже лопаток. На пояснице, на копчике, слева у сердца. На лбу, обоих висках, на темечке и под затылком. Но хуже всего та, что на правом боку под рёбрами – в том месте, где распятого Христа пронзили копьём…

Жаркая боль застилает глаза. Слёзы, текущие по щекам, смешиваются с кровью и становятся красными. Живот прокалывает спазм, но времени отдышаться нет – всего несколько секунд промедления, и его догонят.

Далеко позади, за километрами леса, полыхает разъярённым огнём старый монастырь. Поднимается в небо плотными клубами белёсо-сизый едкий дым. Дрожат на ветру чад и пепел. Каменная часть монастыря устоит, но деревянные купола и кельи полностью уничтожит пламя. Пути обратно нет. Крики, хаос и мракобесье надолго поселятся в доме Бога. Многие годы хмурые монахи в чёрных рясах будут преследовать лишь одну цель – отомстить. Если им удастся поймать поджигателя, то его жизнь в священных стенах превратится в настоящий ад…

Шум шагов за спиной сменяется стуком подкованных копыт. Дело плохо – значит, конюшня сгорела не полностью, и несколько лошадей уцелело. Как бы резво мальчишка не бежал, теперь они быстро его настигнут.

Устало выдохнув, затворник останавливается у широкого старого дуба. Закрывает глаза, и всё погружается в темноту. Окровавленная, обожжённая ладонь ложится на шершавую кору в том месте, где ствол усеивает россыпь жёлтых древесных грибов. От его прикосновения по трутовикам проходит дрожь, раскрываются на их поверхности красноватые щели – десятки крошечных ртов жадно пьют кровь путника. Бегут тонкими струнками вниз к корням дуба алые пульсирующие сосуды. Сердце мальчика теперь бьётся в каждой трещинке коры, в каждом ответвлении корня глубоко под толщей земли.

Природа умеет говорить. Всё здесь связано между собой. Нужно только правильно попросить – открыться ей и не жалеть взамен ничего, даже собственной плоти. В беспроглядной тьме перед глазами проступает карта леса с высоты птичьего полёта. Извиваются заросшие мхом тропки, зияют чёрными пятнами овраги, возвышаются залитые солнцем холмы. Впереди деревья сгущаются, вставая сплошной стеной, там не пройти и даже не пролететь. Тупик.

Мальчик сжимает руку в кулак. Стискивает зубы, на миг бледнеет в нерешительности и вдруг резко поворачивает наперерез дорожке, прямо в колючие дебри. Была не была!

Кроны деревьев смыкаются над головой. Ветви облепихи царапают лицо, ели хватают лапами, терновник впивается иглами в босые пятки. Топот лошадей приближается, но это уже не важно, ведь влажный мох всё сильнее хлюпает под ногами. Почва становится мягкой и вязкой, сначала тонут лишь стопы, но вот уже и щиколотки погружаются в трясину, стоит только чуть замешкаться.

У кромки непроходимого болота мальчик замирает как вкопанный, собираясь с духом. Идти дальше нельзя. Шаг вперёд – верная смерть. Хватит ли у него сил, чтобы ещё один, последний раз взлететь?..

– Стой! – рычит где-то очень далеко грубый мужской голос. Моложавый лейтенант в чёрной форме трясёт за локоть крепкого майора в камуфляже. – Поворачиваем обратно! Левее – и сразу в чащу! Там кочки и дороги нет, но лес не густой. Пять минут, и будем на месте!

– Почему мы меняем маршрут, что-то случилось? – на заднем сиденье худощавая женщина в берете потуже утягивает кожаным поясом серый плащ.

– Не успеем его перехватить! – рявкает в ответ штурман. Он нервничает, и воздух над его плечами раскалён так, что плывёт волнами. – Надо срезать!

«Нива» болотного цвета визжит покрышками и разворачивается прямо посреди широкого шоссе. Кажется, гости из города точно так же торопятся – несутся сквозь лес по бездорожью, не жалея шин, чтобы через пару километров снова выскочить на асфальтовую дорогу.

Парнишке, истекающему кровью, тоже нужно преодолеть всего-то пару километров. За спиной с треском раскрываются крылья. Серебристые перья искривлены и обломаны, будто их погрыз лютый зверь. Сил почти нет, но он делает рывок – и взмывает в воздух за секунду до того, как его настигают всадники в тёмных одеждах. Крики и ржание сменяются голодным плеском болота. Рвётся ряска. Монахи и лошади, не успев вовремя остановиться, уходят под плотную толщу воды.

Небо над головами утопленников разрезано напополам кривым дымящимся огненным следом, словно падает с другой стороны леса подбитый полыхающий самолёт. Крылья ломаются, осыпаются перья. Сжавшись в комок, юноша бессильно вспахивает спиной землю и выкатывается на проезжую часть.

Ревут тормоза «нивы», но машина, на полном ходу летящая из чащи на дорогу, не успевает остановиться. Глухой стук о капот – и падшего ангела откидывает в кусты, как тряпичную куклу.

Хлопают дверцы, водитель и двое пассажиров выбегают из автомобиля. Женщина в плаще кидается к подростку. Упав перед ним на колени, придерживает его голову и всматривается в разбитое лицо. Он даже не стонет – сил нет. Все кости переломаны, кожа покрыта одним сплошным ожогом, потухший взгляд затягивает мутная белая поволока. И только чистая синева её голубых глаз неожиданно вдохновляет его.

– Ты моя мама? – хрипит он в бреду. – Ты заберёшь меня в рай?..

– Нет, – улыбается она ему в ответ, – в АД. Но не бойся, там тебе будет лучше…

Майор устало взъерошивает короткие седые волосы, вздыхает и достаёт папиросу. Хлопает себя по карманам в поисках спичек – кажется, он впопыхах их забыл. Штурман в чёрном шагает к нему, помогая закурить. Для этого молодому лейтенанту не нужны ни спички, ни зажигалка – огонь вырывается прямо из его большого пальца.

– Разве можно так бездумно ставить печати?! – тихо возмущается женщина в сером, склоняясь над теряющим сознание юношей. Её рука медленно перемещается по воздуху над его сжавшимся в комок тощим телом. – Чёртовы инквизиторы!.. Хорошо хоть, что символы нанесены хной. Через пару месяцев сотрутся…

– Ну что, едем? – ворочая сигарету во рту, прерывает её майор.

Женщина кладёт ладонь на лоб мальчику:

– Подожди. Я немного его полечу.

Её голубые глаза ярко вспыхивают, делаясь медово-жёлтыми, зрачки вытягиваются в узкие щёлочки, как у кошки.

Тепло проникает под кожу, боль утихает. Становится спокойно. Веки сами собой опускаются, и мальчик засыпает.

Глава 1. Ступай легко

– Ника, ну что же вы так волнуетесь? – сидя напротив меня за столом, Чернов покрутил в пальцах красную ручку. – Расслабьтесь. У нас ведь сейчас всего лишь зачёт, а не экзамен.

На зачёте он показательно называл всех студентов на «вы», и это было похоже на новую форму унижения.

Его лицо выглядело совершенно по-обычному, без малейшего намёка на недавнюю страшную травму. Волосы как всегда аккуратно собраны в хвост. Новый иссиня-чёрный приталенный костюм с воротником-стойкой – ещё более строгий и мрачный, чем обычно. Из-под рукава, помимо уже привычной серебряной «византийской» цепи, выглядывает браслет из чёрного камня с бусиной дзи.

И всё же, несмотря на идеальный внешний облик, я никак не могла забыть глазастые печати, рассеянные по всему его телу. Его рога, хвост, руки со звериными когтями. Змеиное шипение, с которым длинный язык вырывается изо рта, зияющего трещиной во лбу. Что это было? Галлюцинация? Предвидение будущего? Где в таком случае заканчивается явь и начинается вымысел?

– Ника, – снова позвал он. Голос добрый и приторно-заботливый, как будто говорит с маленьким ребёнком, но я знаю, что это притворство. – Вам нужно расслабиться. В таком состоянии вы не сможете выполнить даже самое простое задание.

– Простите, – выдавила из себя я. – Вы правы. Я лучше приду на пересдачу.

– Сидеть!

Не успев толком подняться, я плюхнулась обратно. Глаза снова вернулись к билету. Я с трудом перечитала его текст. Действительно, всё просто: нарисовать карту сельской местности по стихотворению о природе Тютчева. Все сельские местности немного похожи, можно даже ткнуть пальцем в воздух и угадать, но я же феникс. Я бы её увидела и зарисовала по-честному в мельчайших подробностях… если бы только меня так не трясло.

– У вас двенадцать спиралей, это задание для вас должно быть элементарным, – подлил Чернов масла в огонь. – Что случилось?

Студенты, глядя на нас, притихли. В аудитории висела мёртвая тишина. От страха и бессилия хотелось плакать, я закусила губу. Понаблюдав за мной ещё минуту или две, Чернов откинул ручку:

– Я понял. Задание снимается, – он отобрал у меня бланк. На стол лёг другой листок – мятый и затёртый, исписанный синими чернилами, с неровным краем – будто вырванный из тетради. Чернов слегка расправил его пальцами, пододвигая ко мне. – Вот вам новая задача. Это стихи Ворожеевой, которые она написала за неделю до своего исчезновения. Просканируйте, где она сейчас находится и что с ней.

В зале заахали. Ко мне же, наконец, вернулся голос:

– Откуда это у вас?! – выдохнула я.

– Меньше вопросов, – решительно осёк меня экзаменатор. – Это ваш профиль. Красный оргон. Работайте.

– Я никогда так не пробовала, но…

Он был прав. Именно это меня и тревожило. Мысли об исчезновении Ворожеевой на новогоднем балу не давали мне покоя с того самого дня и вплоть до начала зимней сессии. Что этот изверг с ней сделал? Украл, поцарапав своими хищными когтями, или всё же убил?! Возможно, если я хорошо настроюсь, то и впрямь смогу это узнать. Он-то, конечно, в меня не верит, а просто дразнит. Издевается. Ну, ничего, сейчас посмотрим, кто кого.

Я набрала побольше воздуха в лёгкие и задержала дыхание. Лист со стихами вспыхнул ярко-голубым сиянием, и я прыгнула туда как в чистую лазурную воду далёкого океана. Глаза закрылись, рука, зависшая над столом, опустилась. Я медленно ощупывала истёртую бумагу, и ощущения на кончиках пальцев с головокружительной скоростью уносили меня куда-то будто бы на край света или в другой мир…

Шершавый листок вдруг стал гладким и пушистым. Осторожно коснувшись его ещё несколько раз, я поняла, что это уже вовсе не бумага, а чьи-то глянцевые пышные… перья?! Я встрепенулась. Ого! Передо мной, расставив в стороны крылья, сидит на толстой ветви тропического дерева огромная райская птица. Пёстрой окраской из зелёных, жёлтых и розовых полос она напоминает попугая, но клюв более вытянутый и мощный, скорее орлиный, а глаза – ярко-фиолетовые.

Ослепительное солнце светит прямо в лицо. Его лучики, словно живые, аккуратно скользят по коже, лаская её своим теплом. Я отворачиваюсь, иду босиком по горячему пляжу, и мелкие белые песчинки согревают мои стопы. Со стороны океана дует нежный ветерок. Обдает меня прохладой и наполняет лёгкие бодрящей свежестью. Куда это я попала?! Не иначе как в рай…

В глубине острова возвышается тропический лес – пальмы с раскидистыми кронами увешаны сочными плодами. Отовсюду доносится пение птиц. Мне вдруг становится так радостно, что хочется петь вместе с ними! Танцевать, скользя босыми ногами по этой чудесной земле. Кажется, будто после долгих лет скитаний я, наконец-то, дома!..

Меня встречают девы, одетые в разноцветные свободные сарафаны, украшенные райскими бутонами. Только лишь моё платье – торжественно-белое, но это ненадолго. Девушки весело смеются и кружат вокруг меня в танце. Играючи, они надевают мне на шею сияющее перламутром ожерелье из ракушек на длинной нитке и застёгивают на запястьях браслеты из светло-розовых камней. Их ласковые руки гладят меня по волосам, проворно заплетают волнистые пряди в тонкие косички, украшая их пёстрыми лентами.

Сестрицы скручивают для меня венок из белых лилий, и самая старшая из них, длинноволосая брюнетка в небесно-голубом платье, возлагает его на мою голову. Рыжая девушка подаёт мне половинку большого кокоса, наполненного мутноватым соком. Тонкие сильные пальцы ложатся на мой затылок, и плод повелительно подносят к моим губам, заставляя отпить жидкость. Я покорно делаю несколько глотков. Карамельно-солоноватая кокосовая вода расслабляет и согревает моё тело, унося прочь все страдания и тревоги человеческого мира. Меня охватывают восторг и трепет, бегут по спине бесчисленные мурашки, мышцы наполняет томительный огонь.

– Ступай легко, сестра. Отец ждёт тебя!

Девы расходятся в стороны, опустив головы в почтительном поклоне. Океан за спиной возбуждённо шумит, накатывая пенистыми волнами на прибрежный песок. Всё внутри меня сладко дрожит и сжимается. Где же Он? Стою, смущённо потупив взор и замерев, только сердечко нетерпеливо колотится в ушах. Жду безропотно, смиренно – и вот, наконец, я вознаграждена. Увидев Его прекрасную фигуру в светлых, белоснежных одеждах, я не могу сдержаться от переполняющего меня трепета и с ликующим стоном падаю на колени. По щекам радостно текут слёзы.

Неспешным, уверенным шагом, исполненным силы и достоинства, Он подходит ко мне. Лик Его полностью скрыт под сияющей золотом маской. Вверх и в стороны от озарённого лица устремляются блестящие остроконечные лучи, образуя гигантскую корону, и яркий солнечный свет искрится на их изогнутых, тонких лезвиях. Застывшая, бесстрастная гримаса на жёлтом металле делает образ Светлоликого одновременно и притягательным, и волнующим, но больше всего меня будоражат Его глаза. Два глубоких, чёрных провала на гладкой, зеркальной поверхности маски кажутся мне бездонными кратерами, и сколько ни стараюсь, я не могу разглядеть того, что таит в себе эта тьма.

Колышется белый шёлковый балахон, Отец касается моего лица. Он проводит ладонью по моей щеке, приглаживает большим пальцем бровь, запускает руку в мои косы. Кожа у него горячая и чуть шершавая. Я зажмуриваюсь, едва слышно постанывая в ответ на Его прикосновения. Мне кажется, что всё вокруг погрузилось в тишину, и даже сёстры мои боятся дышать, а океан – шуметь, проникнувшись важностью момента. Продолжая удерживать мои волосы, Он сжимает руку в кулак, повелительно притягивает меня к себе, и я тихо вскрикиваю. Словно огромный солнечный зайчик, мелькает сияющее лезвие. Боль уходит так же неожиданно, как пришла. В одной руке у Светлоликого нож, а в другой – несколько срезанных у меня косичек.

Его кулак торжественно поднимается в воздух, демонстрируя отсечённый трофей моим сёстрам.

– Слава Великому Отцу! – гулко гудит в ответ на этот жест стройный хор девичьих голосов.

Одна из сестёр идёт к нам, с почтением подавая большую золотую чашу. Светлоликий подносит к ней руку, разжимает пальцы и держит ладонь над граалем, наблюдая, как мои косы падают на дно. И вот уже Он снова обращается ко мне. Бездонные пропасти на золотой маске как будто бы видят меня насквозь, бесцеремонно и могущественно разглядывая мою обнажённую душу. Властные пальцы берут меня за запястье, выворачивают руку ладонью вверх, удерживают её за тыльную сторону, чуть сжимая.

Отец замирает, и моё сердце замирает вместе с ним, пропуская удар за ударом. Сияющее лезвие сверкает вновь. Я слышу, как восторженно ахают мои сёстры, а затем меня охватывает пронзительная, острая боль. Кажется, моя рука лопнула напополам, и внутри загорелось жгучее, безжалостное пламя. Перед глазами вспыхивает яркий свет, ослепляя и лишая зрения. Последнее, что я вижу – ручейки моей крови, стекающие в чашу по нашим с Господином сплетённым ладоням…

* * *

– Достаточно! – глубокий строгий голос словно облил меня ушатом ледяной воды, заставляя очнуться. – Выдох!

Я открыла рот и шумно вытолкнула из себя воздух, а дальше задышала быстро-быстро, как будто только что бежала кросс.

Чернов сидел напротив и держал меня за правую руку. По нашим пальцам, сцепленным в замок, стекала на парту ярко-алая кровь. Я ощущала его подключение. Он пророс в каждую мою венку, в каждый нерв, и привёл меня в чувство не столько громким приказом или физическим прикосновением, сколько силой своей воли.

Увидев, что я вернулась, бенефактор отпустил меня и откинулся на спинку кресла, а я безвольной тряпочкой упала на стол, едва успев положить перед собой здоровую руку – тело совсем не слушалось.

– Поднимайся, – холодно скомандовал Чернов. Понятно, притворство кончилось, и теперь сюсюкать он больше не собирается. Сочувствия от него я и не ждала, но всё равно сразу стало вдвойне больнее и обиднее.

А что если именно он, пока я была в трансе, и пустил мне кровь?! Это, конечно, не очень-то страшно, за последнее время я ранилась уже десяток раз, и всё быстро заживало – потерплю и сейчас. Куда сильнее меня тревожила испорченная причёска.

– Мои волосы… – простонала я, с трудом отлепляясь от парты. Хотелось умыться, но вместо этого я просто провела холодной ладонью по лицу, размазывая тушь. – Вы обрезали мне косы!

– У тебя их и не было, – безразлично напомнил Чернов.

Услышав его, я осеклась. И правда – я ведь никогда не заплетала косички. Да и Ворожеева тоже, и всё же ярко-каштановые волосы, тонущие в ритуальной чаше, явно принадлежали ей, а не мне.

Чернов подал мне руку, чтобы помочь встать со стула. Мотнув головой, я уцепилась за край стола и справилась сама. Повернулась к залу, растерянно ощупала причёску и к ужасу своему поняла, что, хоть кос у меня и нет, но передние пряди слева оторваны настолько, что едва прикрывают мочку уха.

В аудитории по-прежнему было тихо, как будто мы всё это время находились тут одни, и только тридцать пар неморгающих глаз внимательно смотрели на меня с побелевших лиц.

– «Это просто зачёт, чего вы боитесь», – вполголоса процитировал Яшка слова Чернова и добавил в ужасе. – Что же будет на экзамене?!

– Что с Ворожеевой?! – следом за ним очнулась Лизка. – Ты её видела? Она жива?!

Краем глаза я заметила, что Чернов наклонился над столом с ведомостями и красной ручкой вывел что-то у меня в зачётке.

– Держите, Антипова.

Кровь ударила мне в лицо. Распахнув корочку на нужной странице, я увидела в графе напротив «истории искусств» размашистую острую подпись и пометку:

«Зачтено».

Глава 2. Приехал безоружным

Сессия казалась бесконечной. Как будто бы Сыр несколько раз отматывал время назад, откидывая нас в прошлое, чтобы с помощью своих дежавю сдать все предметы на «отлично».

После экзаменов, выжатая как лимон, я уехала на зимние каникулы в Москву, но возвращение в родной дом не обрадовало. Даже наоборот – я вспомнила свою простую, совершенно обычную детскую жизнь, сравнила её с суетой всего лишь пяти месяцев студенчества и буквально завыла навзрыд, сознавая, что обратной дороги нет.

Мама с папой постоянно пытались меня растормошить и предлагали то погулять по Красной площади, то покататься на катке, то проехаться по торговым центрам и купить мне новой одежды, то сходить в парикмахерский салон, чтобы исправить испорченную на зачёте стрижку. Бесполезно. Всю первую неделю я провалялась в своей старой пижаме лицом в подушку, частенько забывая даже поесть или принять душ.

Счёт времени я тоже потеряла. Кажется, были выходные, а точнее – суббота – когда мама постучалась в мою комнату и сказала, что вечером они ждут в гости дядю Рому. Наверное, она намекала, что хорошо бы мне перед приёмом важной персоны приодеться и помыть голову или хотя бы помочь ей на кухне с готовкой, но я не сподвиглась ни на то, ни на другое. Заглянув ко мне дюжину раз, мама смирилась. И только в шесть, когда на улице уже стемнело, она предприняла ещё одну попытку, попросив меня сходить в ближайший магазин.

– Так неудобно получилось, – сконфуженно помяла фартук она. – Я всё-всё приготовила. Пять салатов, три гарнира, нарезки, соленья, апельсиновый пирог. Индейку поставила в духовку… А про хлеб забыла. Может, сбегаешь, доча?

Вздохнув, я влезла в потёртые джинсы, натянула куртку прямо на розовую пижамную кофту и, по-быстрому собрав растрёпанные волосы в гульку, спустилась в супермаркет. Благо он у нас в соседнем подъезде, и пройти тут два шага – не успею напугать своим помятым видом толпу народу.

Уже когда я выходила из предбанника магазина, зажав в руке хвостики двух упаковок хлеба – белого и бородинского – меня внезапно окликнул до боли знакомый сверх-позитивный голос:

– Ника, ух ты! Если не путаю, целых полгода прошло! Давненько не виделись!

Да уж, и с удовольствием не виделась бы с тобой ещё дольше, а лучше – никогда.

И как здесь не начать верить в закон подлости?! Я всегда, всю жизнь, даже за хлебом выходила прилично одетая, причём со старшей школы ещё и аккуратно накрашенная, а тут выбежала на пять минут, и вот – пожалуйста!..

Неровно отсечённая прядка волос выбилась из наспех скрученного пучка и упала мне на щёку. Втянув половину лица в ворот зимней куртки и спрятав руки в карманы, я обернулась. Передо мной стоял мой бывший. Ещё более модный и понтовый, чем раньше, с гигантским новеньким смартфоном в руке.

– Как ты поживаешь? – вытащив из уха беспроводной наушник, он положил его в чехол и с напыщенным сочувственным вздохом добавил. – Хотя, я и сам вижу, что неважно. Всё тоскуешь по мне?..

Надо было послать его ещё здесь и уйти, но от неожиданности я не успела сориентироваться, а его уже несло дальше:

– Ребята говорили, что ты после нашего расставания в депрессии, не выходишь из дома и даже бросила учёбу в ветакадемии, но я сначала им не поверил. А теперь сам всё вижу… Мне так совестно. Прости.

– Я… – от возмущения у меня не нашлось слов. Видит он! Тоже мне, экстрасенс нашёлся. – Да я не… Просто… я учусь в другом городе!..

– Хочешь, я посоветую тебе хорошего психотерапевта? – отодвинув со лба локон блестящих, по-мажорски загеленных тёмных волос, он ещё раз окинул взглядом мой прикид, две «корочки» хлеба, зажатые под мышкой, и снисходительно улыбнулся. – Не переживай, сейчас это всё успешно лечится. Подруга моей девушки после того, как её бросил парень, обращалась в клинику к одному толковому специалисту, и там ей очень быстро помогли…

– Послушай, – я почувствовала, что на глаза вот-вот навернутся предательские слёзы. – Какая тебе разница! Я не собираюсь оправдываться, да и вообще!..

Так, Ника, возьми себя в руки. Ещё не хватало расплакаться перед ним сейчас – ведь он не поймёт, что это от досады, а тоже запишет на свой счёт.

Но в носу уже недвусмысленно защипало, а к лицу прилила кровь. Я была готова провалиться в этот момент сквозь землю, а лучше – наоборот – взлететь высоко-высоко. Лопатки заныли, мышцы напряглись, позвоночник вытянулся в железную струну. Кажется, даже запахло дымом…

– Милая, как ты тут? – раздался вдруг за моей спиной глубокий бархатистый голос. Знакомый хвойный аромат, перемешиваясь со сладковатым цветочным благоуханием, вскружил голову и окунул в ощущение нереальности, будто я сплю. – Уже соскучилась по мне?

Округлив глаза, я обернулась и почти нос к носу столкнулась с Черновым. В правой руке у него был огромный букет алых роз, а в левой – бутылка дорогого вина. В расстёгнутом нараспашку строгом тренче, классических брюках со стрелочками и начищенных до блеска туфлях бенефактор сейчас казался самым обычным человеком. Его неформальность выдавали разве что серьга с крестом в ухе и несколько металлических браслетов, скрывающих татуировки на запястьях.

Демонстрируя безукоризненную актёрскую игру, Чернов сощурился и ревниво спросил:

– Познакомишь меня с этим обаятельным юношей?

Бывший растерянно вытаращился на моего «спутника». Захлопнул поползшую вниз челюсть и переглянулся со мной с немым вопросом в глазах. Я и сама зависла, плохо понимая, что происходит. Не дождавшись ответа, бенефактор вручил мне тяжеленные цветы, приблизился и бережно провёл ладонью по моей щеке, зачёсывая неровно отрезанную прядку за ухо. Потом склонился, делая вид, что целует в шею, и так тихо, чтобы его могла услышать только я, проговорил сквозь зубы уже своим обычным, прохладным тоном:

– Букет для твоей матери, но можешь пока подержать.

– И…извините, – выдавил, наконец, мой горе-бойфренд. – Я всё понял. Не буду вас отвлекать.

– Это вы меня простите. Я мою Нику совсем… затискал. Не даю ни минуты отдыха, она даже позабыла про верных школьных друзей. Вы ведь её бывший… одноклассник?

– Я?.. Да. Можно и так сказать.

– Возможно, у вас будет время пообщаться летом, на встрече выпускников. А пока – не смею задерживать.

Кивнув, парень дрогнувшей рукой вытащил наушник из чехла, снова вставил в ухо и, приподняв плечи, направился туда, куда шёл пятью минутами раньше – в продуктовый отдел супермаркета.

– Ну и зачем вы это сделали?! – рявкнула я, когда бывший достаточно удалился, чтобы нас не услышать. – Что за цирк?! Я вас не просила!

– Это и в моих интересах тоже. Не хочу, чтобы этот тип снова присел на твою сердечную чакру и тянул из тебя энергию через ваши привязки. Мне с тобой ещё работать…

– Вы могли бы рассказать ему всё, как есть на самом деле!

– Слишком долго объяснять.

– Тогда активно подключились бы, как вы любите!

– Лень тратить на это оргон.

Лень ему, видите ли!

– Как вы вообще здесь оказались?! – возмущённо воскликнула я. – Вы что, за мной следите?!

Я хотела добавить вдогонку ещё что-нибудь колкое, чтобы его пристыдить, но в этот момент меня перебили:

– Ника-земляника! Маленькая моя! Как я рад тебя видеть! – из магазина выкатился низенький упитанный мужичок и по-отечески похлопал меня рукой по плечу. – Я тебя совсем крохотной запомнил, а ты уже у нас вот какая!..

– Здрассьте, дядь Ром, – пробормотала я, старательно убирая из голоса раздражение.

Охнув, он перехватил в руке доверху набитый пластиковый пакет – сквозь белёсый полиэтилен я разглядела три бутылки коньяка, мандарины, два прозрачных контейнера клубники, ананас, а сверху на всём этом – огромный торт. Кажется, вечер обещает быть долгим… Чернов молча забрал у генерал-полковника тяжёлую сумку, и тот с облегчением протёр карманным платком лоб.

– А это, Никушка, мой подчинённый. Лев Станиславович. Я сегодня попросил его подвезти меня к вам. В наше опасное время, сама знаешь, без телохранителя никуда…

Бенефактор устало закатил глаза. Казалось, этот приторный разговор вгонял его в скуку.

– Ну что, принцесса, пойдём, посмотрим как там твои мамка с папкой поживают. Ох, и давно же я у вас не был! Показывай дорогу!..

* * *

Родители встретили нас радостно и, похоже, совсем не удивились, что вместе с дядей Ромой на пороге нарисовался Чернов, галантно вручивший маме цветы, а папе – бутылку вина. Если они с самого начала знали, что гость будет не один, то почему ничего мне не сказали?! Я бы тогда хоть переоделась из розовой детской пижамы с котиком во что-то более приличное.

Снимая куртку, я залилась краской. Бенефактор, впрочем, на меня даже не взглянул.

– Вот, знакомься, – доброжелательно, но строгим, практически приказным тоном обратился к нему дядя Рома. – Это мои старые хорошие друзья. Сашка Антипов и его красавица жена, Настенька. А это…

Он кивнул им головой в сторону своего «телохранителя» и осёкся, словно забыв, как того зовут. Пользуясь замешательством, я прошмыгнула мимо них в свою комнату. Сквозь плотно закрытую дверь до меня донёсся голос бенефактора:

– Майор Чернов.

Что, простите?! Мне не послышалось?! Я выглянула через тоненькую щёлочку в коридор. Пожимая руку моему отцу, скрипач добавил:

– Следственный отдел Антикриминального Департамента ФСБ. Очень приятно, Александр Олегович.

От удивления я замерла со снятой пижамой в руках. Из ФСБ, из самого АДа?!

В следующую секунду меня осенило, и я аж похолодела. Разумеется, это всё ложь! Такого никак не может быть! И, конечно, Чернова здесь не ждали! Он просто взял и нагло загипнотизировал сначала дядю Рому, чтобы подобраться к моим родителям, а теперь и их самих! О боже, что же он задумал?!

По-быстрому застегнув лифчик и натянув футболку, я наспех причесалась и выбежала на кухню. Гости как раз рассаживались за стол, и я пулей кинулась к самозванцу, занимая соседний стул. Когда мама отвернулась, чтобы проверить в духовке горячее, я шепнула ему на ухо:

– Это подло!

– Что именно? – довольно равнодушно спросил он вслух.

– Можете делать со мной всё, что хотите! – продолжала шептать я. – Понимаю, я слишком много видела, поэтому вы не сжалитесь. Да и пусть – мне уже всё равно! Можете даже убить! Но родителей не трогайте, слышите?! Даже не подходите близко к моим маме и папе!!!

– Но салатов-то поесть можно? – хмыкнул Чернов.

Настойчиво вклинившись между нами, мама поставила на стол большую стеклянную миску с оливье.

– Скажите, Лев Станиславович, – вооружившись черпаком, она взялась гостеприимно наполнять его тарелку, – а как наша Ника… учится? Вы ей довольны?

Чернов отправил в рот вилку с горочкой салата, закусил бородинским хлебом и долго и тщательно жевал. Наверное, припоминал за это время все мои грехи, с трудом заставляя себя их «проглотить».

– Да, всё хорошо, – ответил, наконец, не вдаваясь в подробности, и поспешил перевести тему. – Анастасия Владимировна, вы прекрасно готовите.

Мама довольно залилась краской и принялась щедро подкладывать ему на тарелку другие вкусности.

Ну, всё понятно, её он уже очаровал – вот так, сходу – долго ли умеючи. И ведь сразу просёк, что похвалу в адрес своей стряпни мама ценит больше, чем комплименты её женской красоте.

– Восхитительное вино, Лев Станиславович! – подал голос папа, тоже неестественно радостный. – Замечательный выбор! Думаю, с него мы и начнём!

Покосившись на него недоверчиво, мама выставила на стол один за другим пять сверкающих пузатых бокалов. Глядите-ка, даже про меня в этот раз не забыла. Удивительно, но ещё летом она бы мне пить не позволила, а теперь, едва стукнуло восемнадцать – оказывается, сразу стало можно…

– Нет, нельзя, – вмешался Чернов, возвращая маме два бокала. – Ни Нике, ни мне. Благодарю. Возьмите.

– Ах да, у вас же в институте студентам… ни-ни. Не разрешают, – вспомнил папа. – А вы сами – почему же?..

– Он при исполнении, – весьма издевательски хохотнул дядя Рома. – Обойдётся. Настюх, а нам с Сашкой тащи стопки лучше!

Мама озадаченно охнула:

– Ну тогда и я не буду…

Папа так и завис со штопором в руках. А потом и вовсе отставил неоткрытую бутылку подальше:

– И впрямь, Ромка, давай сегодня сразу по-мужски.

В ход пошёл коньяк. Мама отвернулась, стараясь не смотреть в сторону папы и вообще всячески себя отвлечь от дружеской попойки. Кажется, ей уже заранее стало понятно, что вовремя эти двое не остановятся.