Loe raamatut: «ЛИМБ»

Пролог

Старая железная дорога рассекает напополам густой лес. Изгибается, виляет между высокими тёмно-зелёными елями и соснами, которым нет конца и края. Мелькают в окне потрескавшиеся, мокрые деревянные шпалы. Несмотря на сильный ливень и шквалистый ветер, машинист разгоняет поезд так быстро, как может. Ему передали, что в первом купе рожает женщина.

До ближайшего города с больницей часа полтора езды – успеют ли? Нужно успеть. Проводница шепнула, что муж роженицы – военный и служит в КГБ. Они едут из Владивостока до самой Москвы, и вот, спустя почти трое суток дороги, начались роды. Говорят, что на пару недель раньше положенного срока. Больше ничего машинист не знает и знать не хочет. Поезд трясётся, его мотает на скорости. Думать некогда, приходится следить за дорогой.

В первом купе тихо и темно, штора задвинута. Молодая женщина, держась за округлый живот, сгибается вперёд и закрывает глаза. Её дыхание такое же неспокойное и прерывистое, как бушующий, треплющий кроны деревьев ветер. Боль разрывает тело подобно вспышкам молний, которые полосуют за окном тяжёлое небо. Внутри всё сотрясается словно от раскатов грома. Кажется, начинается настоящий ураган.

Майор в тёмно-сером кителе нервно мнёт в руках чёрную фуражку. Он не знает, как помочь жене. Не следовало брать её с собой в долгую поездку, но и оставить одну в Москве было нельзя. Он обещал, что не спустит с неё глаз ни на минуту.

Схватки усиливаются, буря тоже. Поезд, летящий стрелой, вдруг резко тормозит. Рельсы свистят, падают с полок чемоданы. Состав замирает посреди дикого леса. На дороге что-то случилось.

– Только этого ещё не хватало! – бормочет мужчина в форме.

Заглядывает проводница. Интересуется состоянием роженицы, вздыхает озадачено. Потом объясняет: на пути упало дерево, дальше не проехать. Убрать его своими силами не получится, вызвали аварийный вертолёт, но погода сейчас нелётная, а надолго ли ураган – неизвестно. Придётся выбирать: или оставаться в поезде до конца ненастья, только принимать роды здесь некому, ведь среди пассажиров нет ни одного врача…

– Или? – голос будущего отца натянут как струна.

– Или идти через лес до ближайшего села. Это, конечно, не город, но там есть местный лекарь. То есть, шаман…

Роженица всхлипывает, ей больно, а теперь ещё и страшно.

– Вы в своём уме?! – строго спрашивает мужчина. – Шаман?!

– Да, бурятский. Боюсь, на большее рассчитывать не приходится. Один молодой человек, едущий до Улан-Удэ, согласился показать вам дорогу. На вашем месте я бы поторопилась, пока он не передумал…

Путь к селу похож на девять кругов ада. Ледяной ветер воет и сбивает с ног. Дорожки нет, даже тропинки. Ноги тонут по щиколотку в болотистой жиже. Ветки елей цепляют за одежду. Держа над супругой своё чёрное пальто, мужчина укрывает её от крупных капель дождя, падающих с деревьев, и ведёт – полубессознательную – за раскосым пареньком.

Минут сорок – и чаща расступается. Вдали появляется небольшая деревенька. Из леса все трое выходят вовремя – прямо за их спиной с треском ломается и падает ещё одно могучее дерево.

На горизонте блещут молнии. Женщина то и дело спотыкается и валится с ног. Всё как в тумане. В ветхую хижину шамана – у самого подножья холма – её вносят уже на руках. Старый смуглолицый лекарь, увидев их на пороге, хмурится и говорит пару фраз своей жене на местном языке. Морщинистая старушка качает головой и уходит в закуток-кухоньку, завешенную ширмой. Гремит алюминиевая посуда, из одной плошки в другую переливается вода.

Шаман машет руками на двух мужчин, торопливо теснит их к выходу, что-то напутственно вещая. Его слов майор не понимает, но общий смысл ясен – смотреть на роды им не разрешат. Нужно искать приют в одном из домиков по соседству.

Женщина устало приваливается к стене. В хижине горит огонь, старушка приносит ей плед, и она, наконец, согревается. Глаза сами собой закрываются, тело падает в вязкое небытие, только изредка его выгибает от волн нарастающей боли. С каждой схваткой гром гремит всё отчётливее, а хозяева всё сильнее тревожатся.

– Феникс или змий? – спрашивает вдруг шаман.

Она совсем его не понимает – хлопает светлыми ресницами и молчит. Сев напротив, лекарь смотрит на неё в упор:

– Феникс или… дракон? – повторяет он, глядя исподлобья.

Вопрос снова остаётся без ответа. Жена шамана, вздыхая, подносит роженице в широкой глиняной чашке какой-то дымящийся, горячий напиток.

Отхлебнув, та кривится и прикрывает рот:

– Горько! – отталкивает кружку, едва не разливая содержимое. Шаман ругается. Сначала на своём диалекте, потом с трудом переходит на русский:

– «Бессмертное крыло», собранное на рассвете, помогает раскрыться вратам миров! – он снова подставляет ей под нос чашку с отваром.

– Не надо, я не буду! Слишком горько!

– Пей! – волком рычит дед. Глаза в узких щёлочках век сверкают красным – огонь из очага отражается в них так ярко, что становится страшно. – Пей! Всех нас погубишь!

По лицу молодой женщины текут слёзы. Губы сводит, пальцы, сжимающие кружку, дрожат. Обжигающий яд, глоток за глотком, стекает по горлу, дурманит голову и вяжет желудок. Схватки усиливаются. Вернее, наступает одна сплошная схватка, без перерывов и надежды на отдых.

– Работай, дева, – приговаривает шаман, отвернувшись. Теперь он кажется спокойным и совсем не обращает внимания на то, что ветер снаружи вот-вот сорвёт с домика хлипкую крышу. – Работай. Быстрее родишь – быстрее всё это закончится…

Тем временем, майор, прикрывшись от непогоды шинелью, стучался в двери окрестных хижин в поисках «гонца». Ему срочно нужно было отправить телеграмму в Москву. Желающих пускаться в путь в столь нелёгкий час не находилось. Одежда мокла, отчаяние нарастало. Наконец, в одной из избушек хмурая бурятка согласилась послать на почту своего младшего сына. Не просто так, разумеется. Попросила большую сумму денег и, вдобавок, «штурманские» наручные часы.

Взамен у хозяев нашёлся маленький, неровно оборванный листок коричневой бумаги и обломок уголька, которым в селе писали вместо карандаша.

«Жена рожает, – вывел военный трясущейся рукой. – Кажется, у нас всё получилось. Свяжусь с вами позже. Если останемся в живых».

На обратной стороне он написал номер телефона, чьи-то имя и фамилию.

Сын бурятки затянул потуже короткую куртку, сел на пегого коня и, согнувшись, стремглав поскакал в город – сквозь ветер, гром и стену проливного дождя.

Спустя несколько часов, когда он вернётся в село с ответным посланием за пазухой, ураган уже закончится. Потеплеет. Яркое солнце осветит груды разрушенных деревенских избушек и сараев. Только одна-единственная хижина шамана в тот день устоит перед безжалостной стихией, остальные дома окажутся полностью уничтоженными. Некоторые жители спрячутся в погребах, некоторые разбегутся, некоторые погибнут под завалами. Паренёк будет долго искать среди руин того самого столичного военного, но найдёт в итоге лишь его бесхозную фуражку под упавшим забором.

Он тихо заглянет в дом колдуна, увидит там спящую роженицу, а на груди у неё – мирно сопящего новорожденного мальчика с пуповиной, перевязанной верблюжьей шерстью. Шаман и его бабка тоже уснут у потухшего очага, и тревожить их он не решится.

Выйдет – и так и останется стоять посреди залитой солнечным светом дороги, держа в руках короткую телеграмму.

На мятом жёлтом листке бумаги будет блёклыми буквами напечатан ответ, пришедший из Москвы:

«Феникс или змей?»

Глава 1. Карты незнакомых городов

– Мам, кто приходил?

С утра, выйдя на кухню, я вытащила из холодильника молоко, а из ящика – мюсли, и села за стол. Сегодня я опять всю ночь летала во сне, а после таких снов мне всегда дико хочется есть.

– Никто не приходил, а что?

– Точно?..

Готова поспорить, сквозь сон я слышала, как хлопнула входная дверь!

– Ну… Только почтальон зашёл, принёс заказное письмо.

Вздохнув, папа оторвал взгляд от окна и тоже сел завтракать. Я, наоборот, вытянулась и выглянула на улицу, чтобы прикинуть, что сегодня надеть. На следующей неделе уже сентябрь, а погода по-прежнему тёплая, как в середине лета.

Щурясь от яркого солнца, отражающегося во всех возможных стёклах, я наблюдала за тем, как отъезжала от нашего дома чёрная тонированная «волга». Подумать только, кто-то ещё на них ездит! В последний раз я видела такую в музее. И ещё у дяди Ромы – давнего друга родителей, военного из ФСБ. Но сейчас у него что-то совсем нет времени к нам заезжать. Наверное, на Лубянке много работы…

– А что за письмо? – спросила я с опозданием.

– А письмо, дочка, тебе, – натянуто проговорила мама, переглянувшись с отцом. – На учёбу тебя приглашают. В Ленинград.

Чашка с мюсли опрокинулась. Молоко тонкой струйкой побежало по столу.

– В Санкт-Петербург, – мрачно поправил папа, бросая в лужу кипу салфеток.

– Мам, подожди, – лепетала я. – Какой Ленинград, какой Санкт-Петербург?! А как же Ветеринарная Академия?.. Ну, я же поступила, всё в порядке…

– Ника, Ветеринарная Академия отменяется. Тебя взяли в институт. Очень хороший. Ленинградский. Документы уже там.

– Что?! Вы что, тайком отправили туда мои документы?! Ну мама! Это… это же подло! Да чтобы вы знали… мне через полгода исполнится восемнадцать, и я всё равно оттуда переведусь! Понятно?!

– Дочь, успокойся, мы тут ничего не решали.

– Не решали мы, как же, – буркнул папа. – Говорил тебе, надо было сразу ей всё рассказать, а не вот так в последний день!

– Что значит в последний?!

Мама бросила на него укорительный взгляд, и только тут я поняла, что эти двое всё субботнее утро ссорились, пока я спала.

– Ну ладно, – вздохнула я примирительно. – Что там хотя бы за институт, как называется?

– ЛИМБ, – с готовностью ответила мама. – Очень старый, красивый. Тебе там понравится. Да и город какой замечательный!..

– ЛИМБ… – я покрутила в руках стакан с яблочным соком, который подсунул мне, вместо тарелки с мюсли, папа. – Это как расшифровывается?

– Ленинградский Институт Моделирования… Моделирования… Последнюю букву забыла. Саш, ты не помнишь?

– Неа, – папа пожал плечами. – Бизнеса, может быть?

– Может и бизнеса, – притворно беззаботно заключила мама. – Вот приедешь туда – и узнаешь.

– Но кем я хотя бы буду?

– Там тебе всё объяснят.

– Что значит «там объяснят»?! Вы же на какой-то особый факультет мои документы отправляли, а не просто в пустоту!..

– Особый. Именно что особый…

– Никушка, скажи, – папа вдруг сменил тему, – а тебе до сих пор снятся эти сны?

Я поёжилась. Ну началось! Надеюсь, это хотя бы правда институт, а не какая-нибудь коррекционная школа для подростков «со странностями», как у меня.

Родителей с самого детства почему-то очень пугали мои сны. Сны, между тем, совершенно обычные. Без чудовищ, ведьм и монстров, даже не кошмары. Я не предвижу во сне будущее, не хожу в потусторонние миры, не продаю душу дьяволу. Просто время от времени мне снится, что я летаю высоко в небе где-то далеко-далеко от дома, и места эти выглядят очень реалистично – будто я путешествую наяву.

В детстве я рисовала карты незнакомых городов. Просыпаясь, тут же хваталась за ручку и так увлекалась, что иногда опаздывала в школу. Но даже если я и приходила на уроки вовремя, то в такие дни мне было вовсе не до учёбы. Картами были зарисованы задние страницы всех тетрадок. Улочки, дома, изгибы дорог, скверы, магазины, фабрики и больницы ложились на бумагу и разрастались до масштаба огромных муравейников.

Однажды папа забрал у меня эти рисунки. Сравнил с настоящими картами России, которые покупал ещё в юности, путешествуя автостопом. Долго крутил то оригинал, то урисованные клетчатые листы. Вздыхал. Чесал макушку. Потом заложил мои художества между разворотами определённых страниц реальных городов, кивнул мне растерянно и ушёл на кухню «совещаться» с мамой.

Позже родители водили меня сначала к детским психологам, а следом – ко всяким гадалкам, бабкам-знахаркам и колдуньям. Наверное, боялись сглазов и порч – не зря же моя комната с самого младенчества увешана какими-то сомнительными амулетами из верблюжьей шерсти, а верблюжью нитку меня до сих пор заставляют носить на левой руке, когда выхожу на улицу.

Увы, ни психологи, ни магические заговоры за столько лет так и не помогли. Сны до сих пор приходят ко мне с завидной регулярностью – каждые новолуние и полнолуние. Причём, теперь я не просто путешествую, а ищу «красную материю», но об этом родителям и подавно лучше не знать. Я вообще решила утаивать от них подробности и многого не рассказываю. Например, что летаю я не в своём теле. Точнее, во сне у меня совсем нет тела – моё существо представляет из себя одно сплошное огромное крыло, сотканное не то из дыма, не то из чёрных острых лезвий вместо перьев. И питается это нечто без головы и туловища красным светом, исходящим от людей.

Красный свет излучают не все люди, а только те, кто замыслил что-то нехорошее. Я «охочусь» на квартирных воров, грабителей-карманников, маньяков, насильников, торговцев запрещённым товаром – и прочую нечисть, которая выходит на улицы с наступлением темноты. Если в городе есть хотя бы один такой человек, я замечу его тут же и за доли секунды перенесусь к нему.

Почти всегда в эти моменты несостоявшиеся злодеи видят мою тень, их лицо искривляется, руки начинают дрожать. Преступление отменяется, они в ужасе убегают, а я съедаю красную материю, которая от них остаётся, и на утро чувствую себя бодрее, чем обычно. Но иногда встречаются «слепые», они до последнего не замечают моё приближение, и тогда чёрное крыло накидывается на них, разрывая на части. Длинные острые перья-ножи рассекают кожу, мышцы и кости. Льётся кровь. Громкий крик сотрясает комнату и будит меня. Я просыпаюсь голодной, разбитой и совершенно вымотанной. Как сегодня.

Выживают ли эти люди после встречи с той, другой мной? Я не знаю, да и, в конце концов, какая разница. Это же всего лишь сны…

– Нет, пап. Мне больше ничего такого не снится, – я посмотрела на него искоса. Проглотит он мою наглую ложь или нет? Кажется, этим утром я не кричала, а значит, есть шанс.

– Понятно, – папа отхлебнул от своей кружки с кофе. – А верблюжью нить носишь?

Смотрите-ка, прокатило. Но второй раз подряд лучше не рисковать.

– Вчера забыла надеть, – честно призналась я. – Да вы не волнуйтесь, я уже большая, никто меня не сглазит. А в этот ваш дурацкий институт-моделирования-неизвестно-чего я, так и быть, поеду с ниткой.

– Как раз хотел тебя попросить… – осторожно проговорил папа. – Когда будешь собираться в Питер… оставь верблюжью нить дома.

* * *

«Сапсан» бодро бежал по рельсам. На информационном табло горело неизменное «220 км/ч». Половину дороги мы уже проехали. Ещё половина – и я приеду в город на Неве.

Чем дальше я уезжала от Москвы, тем увереннее и свободнее себя ощущала, тем шире раскрывались крылья у меня за спиной. И, почему-то, тем сильнее хотелось есть. Я уже уничтожила бутерброды, заботливо упакованные в дорогу мамой, и почти допила чай из термоса.

Может быть, я нервничаю?.. В Питер я ездила до этого только один раз с родителями, мне тогда было года три. Кажется, мы навещали какую-то нашу давнюю родственницу, тётю Беллу, но я уже ничего не помню – ни о ней, ни о поездке, ни о городе. Придётся узнавать всё заново.

Вообще удивительно, почему меня так легко отпустили за семьсот километров от дома одну, да ещё и без амулетов? В неизвестный институт, в общежитие – неужели совсем не боятся за единственную дочь?..

Я стиснула покрепче лямку рюкзака и, коснувшись затылком подголовника, закрыла глаза. Что ж, попробую решать проблемы по мере их поступления. Катастрофы пока не произошло. Да, я не буду учиться в ветакадемии, потому что меня срочно, буквально насильно отправляют в некий ЛИМБ, ничего толком не объяснив. Но, каким бы странным всё это ни было, не прыгать же с поезда. Вот приеду – и разберусь, что это за институт и что они там моделируют. А сейчас постараюсь расслабиться, насколько это возможно. Может даже подремлю…

Леса и равнины, мелькающие за окном, теперь раскинулись перед моим внутренним взором с другого ракурса. Сверху – будто я сижу не в мягком глубоком кресле «сапсана», а на крыше вагона. Ветер треплет мои тёмные волосы. Или не волосы?..

Поле зрения расширяется, картинка по бокам разрастается, словно я поднимаюсь над землёй. Вот мелкие синие озёра, блестящие на солнце. Вот крохотные деревеньки. На яблонях в садах уже зреют, наливаясь цветом, яблоки. Вот топчутся на большом пастбище пёстрые пятнистые коровы. А вот и шумная скоростная трасса бежит вверх, на север. Автомобили скользят по пыльному разогретому асфальту как по маслу, пытаясь догнать наш поезд. Мой взгляд тоже скользит вперёд. Несётся куда-то быстрее всех возможных транспортных средств. Там, вдали, маячит что-то алое, и оно манит меня. Я вся напрягаюсь, будто струна.

Неужели я наконец-то утолю голод! Где он, этот человек, излучающий красное свечение? Что бы он ни задумывал, я остановлю его!

А может и не остановлю. Ведь людей тут нет – ни одной живой души. Красная материя одиноко стелется по земле над кованными оградами и покосившимися крестами.

Становится холодно, и я замедляюсь. Моя чёрная тень беспокойно кружит над дорогой. Кто же догадался провести автомагистраль так близко к действующему кладбищу!

Едва заметный силуэт внезапно проявляется из ниоткуда прямо посреди трассы. Сейчас она пустынная – машин пока нет, потому что за пару километров отсюда горит запрещающим светом светофор. Но совсем скоро он переключится, и заждавшийся водитель на радостях разгонит что есть мочи своего стального коня, не подозревая об опасности. Дорога гладкая – самое то, чтобы погонять. Когда он примчится сюда, на спидометре будет уже 150 в час, если не больше. Увидев на пути призрака, он примет его за живого человека, испугается и резко затормозит. Вывернет руль, скатится на обочину и врежется в толстый фонарный столб с цветастым траурным венком. Кажется, этот случай здесь уже далеко не первый…

– Уйди!!! – кричу я.

Картинка крутится в «штопоре». Снижаюсь. Острые чёрные грани разбивают призрачный силуэт, на секунды он рушится, словно потрескавшееся зеркало, потом собирается вновь. И так несколько раз. Злюсь. Чувство голода становится нестерпимым.

Перья взъерошиваются, мутнеют, меняют форму. Теперь моё тело струится как дым от ладана. На миг вспыхивает огонь, будто кто-то чиркнул зажигалкой. Раздаётся шипение. Пламя, поглотив фантома вместе с красным сгустком его энергии, гаснет.

И вдруг – совсем рядом – визг тормозов. Чёрт! Изломанное дымящееся крыло устремляется вверх. В мгновенье взмываю над деревьями, словно меня дёрнули за невидимую леску.

Рёв мотора замолкает. Мощный автомобиль с рогатым бараном на блестящим логотипе останавливается в паре метров от того самого столба с венком. Водитель, отстегнувшись, выходит, чтобы осмотреться по сторонам. Задумчиво окидывает взглядом облезлые пики крестов на кладбище, потом поднимает глаза вверх, но меня он уже не видит – я слишком высоко.

Счастливчик вздыхает. Приваливается спиной к широкому капоту своей большой тачки, достаёт что-то из кармана. Щёлкает зажигалка – на этот раз настоящая – и в его пальцах начинает дымиться длинная сигарета.

Товарищ, ты серьёзно?! Я, между прочим, только что спасла тебе жизнь – а ты тут же её укорачиваешь порцией никотина. «Классно»! Можешь не благодарить…

Душный смолистый запах чувствуется даже на высоте в сотню метров. Моё дыхание перехватывает. Я делаю глубокий вдох и, неожиданно для самой себя, открываю глаза.

– Девушка, вы в порядке? – это легла на моё плечо рука проводницы в белой перчатке. – Вам приснился кошмар? Может быть, чаю?

Так, понятно, значит я опять во сне кричала.

– Лучше кофе, – выпалила я хрипло. – И сэндвич. Спасибо.

Глава 2. Дежавю

Выйдя из вокзала, я открыла ссылку с адресом института, которую папа отправил мне в мессенджер. Отметка на карте стояла прямо на здании Исаакиевского собора. Странно. Наверное это какая-то ошибка? Не может же вуз располагаться внутри достопримечательности?..

Пока я ждала уточнений, подошёл мой троллейбус, и я решила «прогуляться» по Невскому проспекту хотя бы так – глядя на него из окна. Чемодан у меня небольшой, но тяжёлый, его и в транспорт-то сложно поднять, не то, что тащить пешком несколько километров. Короче, я заняла свободное место в конце салона, притиснула саквояж к стенке и теперь глазела по сторонам, изучая Питер.

Череда магазинов, ресторанов и отелей сменилась мостом через Фонтанку с беспокойными бронзовыми конями. У меня мелькнула мысль, что четыре этих коня вполне могли бы символизировать четыре года бакалавриата, которые предстоят мне и моим однокурсникам. Сначала дикие – необузданные – скакуны, как и студенты, постепенно становятся всё более послушными, подкованными, а в глазах появляется искра понимания.

Снова вереница бутиков, небольшой парк, Казанский сквер, тонущий в нежных лучах «золотого» часа, и вот уже под нами опять река – теперь Мойка – а дальше удивительной красоты здания замелькали одно за другим, и я так засмотрелась, что не заметила, как троллейбус повернул. Ещё немного, и проехала бы нужную остановку!..

Место, рядом с которым стояла отметка на карте, находилось на противоположной стороне от основного входа в Исаакиевский собор. Мне пришлось несколько раз прогуляться туда-сюда, прежде чем взгляд различил каменные ступени, ведущие вниз, а за ними – тёмно-красную дубовую дверь.

Наверное, это какая-нибудь техническая подсобка, но может хоть там мне подскажут, по адресу я пришла или нет. Моя рука коснулась старой латунной ручки, и скрипучая створка отворилась, приглашая спуститься ещё на несколько ступеней ниже. Там, в помещении, кто-то был, я почувствовала его, но перешагнуть порог не решилась.

– Здравствуйте! – крикнула я в темноту дверного проёма. – Простите, пожалуйста, за беспокойство. Я ищу институт… ЛИМБ… вы не знаете, где он?

– Ты глаза-то разуй! – раздалось мне в ответ. Такой голос был у нашей консьержки, тёти Шуры, когда она с подозрительным прищуром допрашивала незнакомых гостей. – На табличку глянь! Что там написано?

Я отступила на шаг назад. Как же можно было не заметить! Слева от входа на мраморном сером указателе золотистыми буквами сияло выбитое: «Ленинградский Институт Моделирования Б…»

Дальше надпись обрывалась. Правый верхний гвоздик кто-то выломал, часть пятнистого камня отсутствовала, и табличка слегка накренилась вниз. Подумать только – оказывается, в культурном Питере тоже есть вандалы. Видимо, так я и не узнаю до последнего, что именно буду здесь моделировать…

– Значит, мне сюда, – тихо выдохнула я и зашла, затворив за собой дверь.

– Пропуск есть у тебя? – вахтёрша даже внешне походила на нашу тётю Шуру. Такие же кудрявые, сильно высветленные волосы и толстые аляповатые очки-кошки на пол-лица. Будка, в которой она сидела, подсвечивалась изнутри тусклым жёлтым светом, но дальше этой «сторожки» ничего не было видно. Коридор утопал во тьме.

– Пропуск?.. А, нет. Я новенькая.

– На курсы подготовительные не ходила, значит. Понятно, двоечница. Ла-адно, – тётка нехотя поднялась с насиженного места. – Пойдём, первый раз я тебя по своему пропуску проведу, а потом в деканате попроси выдать.

В слабом свете мелькнула белая карточка с блестящим круглым логотипом. Что там было изображено, я увидеть не успела. В темноте зажёгся зелёный огонёк, и охранница пихнула меня вперёд.

Я шагнула в бездну и тут же остановилась – так сильно вдруг заложило уши. Будто я лечу в самолёте, который набирает высоту, или в скоростном лифте, мчащим на вершину небоскрёба. Голова закружилась. Рука попыталась нащупать стену, чтобы придержаться, но стен не было. Ни слева, ни справа.

– Ну, ну, смелее, – недовольно буркнула бабка. – Шагай. Раз, два, три. Нечего тут в коридоре задерживаться. Вдохнула, выдохнула. Слюнки сглотнула – вот и всё. Ишь, сахарная!..

От страха я зажмурилась, а когда открыла глаза, то снова чуть не упала. Огромный холл был залит ярким тёплым светом. Солнечные лучи проходили сквозь высокий, полностью стеклянный купол собора и играли бликами на кованых перилах лестниц из жёлтого металла, на стенде с расписанием лекций, на корешках книг, стоящих сверху на стеллажах открытой библиотеки.

Хм. Я, конечно, не знаток архитектуры, но мне казалось, что снаружи купол всё-таки золотой, а не прозрачный. Как они добились такого эффекта?!..

Пока я стояла, задрав голову, «консьержка» исчезла. Обернувшись, я увидела за спиной две плотно закрытые железные створки, а перед ними – турникет с магнитным замком. Не приложив пропуск, отсюда не выйти, а пропуска у меня нет, поэтому придётся отправиться на поиски деканата.

Несмотря на неучебный день, в институте было полно студентов, преимущественно старшекурсников. В том, что это старшекурсники, я почти не сомневалась – слишком уж дерзкие и самоуверенные. Я растерянно катила мимо них свой чемодан, а они, хихикая, вполголоса переговаривались:

– Ооо, новобранцы повалили!

– Суровые, как и всегда!

– Ну, держитесь, ща они нам покажут!..

Вжав голову в плечи, я подошла к информационному стенду. Холл на карте института отыскался с трудом. Оказывается, сейчас я условно находилась на втором этаже. Был ещё первый этаж – тот, видимо, совсем в подвале. И третий – где и располагался нужный мне деканат.

Тащить чемодан по кованным винтовым лестницам – сомнительное удовольствие, поэтому для начала я решила немного передохнуть. Тем более возле прохода наверх очень кстати поставили автомат с газировкой. В прозрачных стеклянных бутылочках пузырились яркие напитки всех цветов радуги: сиренево-фиолетовые, небесно-синие, голубые как незабудки, изумрудно-зелёные, солнечно-жёлтые, апельсиновые и… красные. Как кровь. Нет, как красная материя, которую мне дважды за сегодня не удалось отведать.

Казалось, пузыриков в газировке больше, чем жидкости, но у меня от волнения так пересохло в горле, что я была согласна и на этот «кислородный коктейль».

Приложив к окошку мобильный, я попыталась оплатить бутылочку, но бесконтактная оплата не работала. Я попробовала несколько раз и потом только увидела, что здесь нет сети. Навороченный новый мобильный – подарок папы на окончание школы – превратился в мёртвый кирпич. Может быть, что-то не в порядке с роумингом?..

Пришлось достать пластиковую карту, но и она не срабатывала. Как назло, пить захотелось только сильнее. Я тыкала в датчик чипом, крутила карту так и этак, потом вставила всеми возможными вариантами в приёмник, но автомат, надменно чихая, каждый раз выплёвывал её обратно мне в руку.

– Давай я куплю, – раздался вдруг голос сзади.

Долговязый растрёпанный парень отстранил меня в сторону. Отросшие волосы – русые, чуть оттеняющие зеленоватым – упали ему на лицо, когда он начал копаться в карманах джинсовки. Наконец, искомое нашлось – синяя карточка с золотистым логотипом. Точно такой же я видела у тётки на входе, только у неё пропуск был белым, а не цветным.

Держатель аппарата лязгнул, долгожданная бутылка шлёпнулась в окно выдачи и спустя секунду уже оказалась у меня в руке. Свинтив с неё острую металлическую крышку, которую нормальные люди поддевают открывалками, я разом осушила содержимое до дна.

– Глядите, что делает, – пялясь на меня издалека, подметил кто-то из старожилов.

– Я начинаю их побаиваться, – со смешком ответил ему дружок. – Мы на первом курсе красный оргон не пили…

– И что, неужели головка не закружится?!

О чём это они? Пришлось повертеть бутылку в руках, разглядывая надписи на этикетках. Никакой пометки о содержании алкоголя нет. Это даже не энергетик. Да и не может ничего такого продаваться в институте!

Я выкинула пустую склянку в стоящую рядом мусорку и повернулась к парню:

– Спасибо, – улыбнулась и протянула ему руку. – Будем знакомы. Меня зовут…

Поправив большую дорожную сумку на плече, он поднял свои желтоватые, медового цвета глаза:

– Я знаю. Тебя зовут Ника. Ты это уже говорила. И вообще, всё это уже было… – его чёрные зрачки сжались до маленьких точечек, а потом вытянулись в две узкие щёлочки, как у кота, смотрящего на яркий свет.

Я изумлённо замерла, рукопожатие так и не состоялось. По позвоночнику прогулялся холодок.

– Это называется дежавю… – проблеяла я слабо.

– Яшка! – вдруг раздалось за нашими спинами. – Вот ты где, гадина такая! Хорош народ пугать!

– Привет, Чародеева. Ты же знаешь, я не специально.

– Ох, глаза б мои тебя не видели! – крутанув на указательном пальце брелок с логотипом «ауди», девица надула пухлыми губами большой розовый пузырь из жвачки и пожала мою застывшую в воздухе руку. – Здорово, подруга! Мы с тобой однокурсники. И этот тип, увы, тоже с нами.

Приторно улыбнувшись, она поправила идеально прямые прядки рыжих волос, с одного бока мелированные сиреневым – в тон цветных контактных линз. Развернулась на высоченных каблуках, и, оставив после себя шлейф сладких, конфетных духов, поцокала вверх по лестнице.

– Это Лизка, – мрачно пояснил парень с жёлтыми глазами, теперь уже вполне себе человеческими. – Дочь местной «шишки». Мы учились вместе на подготовительных. То есть, я учился, а эта стерва только делала вид, потому что на самом деле она раньше уже была на первом курсе.

– Ещё одно… дежавю? – осторожно уточнила я.

– Ха, нет. Временные петли тут не при чём, – парень снова прислонил карточку к аппарату с газировкой. На этот раз наружу поехал уже синий напиток. – Её тупо оставили на второй год.

– Разве в вузах так можно? – я искренне удивилась.

– Вообще-то нельзя. Особенно в ЛИМБе. Но этой ведьме, – он злобно зыркнул ей вслед, – законы не писаны. А ты ведь в деканат? Пойдём, помогу тебе поднять чемодан.