Скучный попаданец, или 500 лет назад

–Простите, люди, что вывалил все это на вас одним разом – хрипло, с неловкостью сказал Николай Федорович – для нас-то это уже история… прошлое далекое… каждый ребенок знает. А для вас будущее…

–Что же, старче – с трудом расцепив зубы, через некоторое время ответил ему князь – ты сдержал свое слово, рассказал нам все, как мы сами тебя и просили… Некого винить… Думал я, что беды мои (и наши) велики, однако ж теперь вижу, что глуп был и себялюбив, узнав, что готовится народу русскому… и в самое ближнее время к тому ж… Давайте укладываться, хоть и вряд ли засну я сегодня…

Во время их диалога народ более-менее пришел в себя. Закончил молитву Ефим и встал с колен, скользнул в другую комнату Егор, успокоились Семен и Гридя. Вытер лицо Федор. Снова ссутулился Никодимыч, с опаской и даже удивлением – как это он? – убрав руку с плеча князя.

–Пойдемте, что ли, покажу, кому где постелено – сказал он.

В глубине дома оказалось несколько небольших комнат. Первым разместили князя, затем показали комнатку Седову. Там тоже стояла лучина на подставке, и была очень широкая лавка с накинутой на нее (видимо, из овчины) постелью. Отдельно было такое же одеяло.

–Завтра уж, после бани, перины и прочее достанем – будто бы извиняясь, сказал старик.

Николай Федорович молча кивнул, стянул с себя свитер, кроссовки со штанами, и, завалившись в термобелье под покрывало, дунул на лучину, уже не глядя, как будут устраиваться остальные. Не прошло и пары минут, как усталость от этого дня накрыла его, и он буквально вырубился.

Сперва князю Ивану, действительно, не спалось. Он лежал с открытыми глазами, стараясь не беспокоить ногу (действие той зеленой… таблетки из будущего кончилось, и рана начала ныть), и смотрел в темноту. Мысли его при этом были хаотичными. Тьмы и тьмы… миллионы погибших! А крымчакам на пятьдесят лет отлуп дадут, да. И Крым будет наш! И Польша! Но сколько народу… И главное, все через вот эти вот интриги, заговоры, как будто мы не можем по другому! Хотя… сам-то куда… всего четверо верных осталось. А Москва, значит, всех возьмет… да на самом-то деле это и так уже ясно, просто он не хотел до конца верить… и земли, огромные земли на восходе… и что-то еще за океаном. Надо будет спросить у старца, что за земли, как там все. Хотя, какая ему-то разница, что там за земли. Своих-то земель нет, и не будет, это теперь ясно.

Вообще, от тех объемов движений людей и событий, о которых поведал старец, захватывало дух. Причем, было совершенно ясно, что он не врет и не вещает – князю доводилось читать и слышать о неких старинных пророчествах, они всегда были очень размыты, неясны и полны непонятных образных сравнений. В рассказе старца была четкость общего повествования, стройность и обоснованность событий, мелочи, которые нельзя было придумать (и состыковать друг с другом). То есть, человек рассказывал о том, что он точно знал, что УЖЕ БЫЛО. И все это вместе рисовало настолько явную картину будущего, что дух, действительно, захватывало. На этих мечтаниях князь и не заметил, как уснул.

5

В первые секунды после пробуждения Седов еще думал, что он дома. Он не любил мягкие кровати, и дома у него был довольно жесткий матрас, примерно как сейчас. Однако ощущения от надетого термобелья и запахи овчины тут же напомнили ему, где он находится. Открыв глаза и разглядев в слабо освещенной комнатке бревенчатые стены, он окончательно проснулся и стал неторопливо одеваться. Температура в доме заметно упала, однако из дверного проема ощутимо поступало тепло (и доносились некие приятные запахи). Проходя мимо кухни, где Машка возилась у плиты, а Егор – с дровами для печки, Седов сказал им «доброе утро», и, не желая отвлекать, прошел дальше. В ответ ему раздалось нестройное бурчание, видимо, о том же. Посетив чуланчик, Николай Федорович умылся из рукомойника. Воду на утро греть, видимо, было не принято, и она ощутимо бодрила. И в проходной горнице, и в сенях было довольно светло, так как узкие окна с убранными сегодня ставнями все-таки давали приличное количество света через мутную пленку (видимо, тот самый бычий пузырь?), которой были затянуты. Услышав с улицы голоса, Седов вышел на крыльцо. Видно было, что солнце встало недавно. Небо было почти ясным, было безветренно, еще держался морозец, в общем, похоже было, что погода будет как вчера. Князь сидел на табуретке тут же, на крыльце, вытянув раненую ногу, а бояре разминались во дворе. Нет, они не рубились на саблях или на палицах, а делали что-то типа зарядки или спортивной разминки времен Седова. Тут же ходил занимающийся чем-то по хозяйству Никодимыч. Николай Федорович поздоровался со всеми, принял ответное здравствование и стал оглядывать не рассмотренный вчера в потемках двор. По правой стороне его машина почти упиралась в сарай с широкими воротами. За ним шло почти такое же строение, от которого пахло животными, видимо, лошадь и корова стояли там. Дальше уходили за стену дома такие же сараи. Все они были на полтора этажа, с высокой, односкатной наружу крышей. Скорее всего, на этих вторых этажах лежало сено. По левой стороне строений было поменьше. Первым от ворот стоял сруб непонятного предназначения, за ним явная баня, а дальше приличные дровяники. С учетом того, что трубы на крыше бани не было, топилась она, скорее всего, по черному, хотя дверь в нее сейчас была закрыта. Приглядевшись, Седов увидел несколько волоковых окошечек на верхних венцах банного сруба, из которых тянуло еле заметным дымом. Дымом, кстати, во дворе ощутимо пахло.

–Княже – сказал Седов – я понимаю, что в этих делах вы гораздо опытнее меня, но… Нас не найдут по дыму? Или по его запаху? Нам бы в дозор кого выставить или на вышку какую влезть, осмотреться…

Князь, с интересом посмотрев на Николая Федоровича, сказал одобрительно:

–Не рассказал бы ты, старче, чем там, у себя, занимался, я бы как Гридя – подумал, что служба твоя была из военных или тайных. Печку хозяева затопили еще затемно, а как она разогрелась, так дыма и не видно. Баня тож. По запаху могли бы, да ветра сегодня нет. Гридя с утра, как рассвело, пробежался по вчерашней дороге, никого, новых следов тоже нет. Ну, а насчет вышки…

–А на вышку тогда же, как рассвело, слазил Егорша – сказал подошедший Никодимыч – больших дымов нигде нет. Самое ближнее от нас Коробьино, в той стороне тоже ничего необычного.

–Так что уж не знаю сколько, но сколько-то времени у нас точно есть. В бане попариться дадут – с усмешкой сказал князь.

–А вот, насчет бани. Как нога, княже? Тебе нужно сделать перевязку, и в любом случае сильно париться тебе пока нежелательно бы. Мыться можно, но потом надо будет мазь обновить.

–Нога почти не болит, помогло твое лекарство, старче. Париться сильно я и не собирался, конечно, так уж, к слову.

–До бани еще часа три – сказал всем, в том числе подошедшим боярам, Никодимыч – так что самое время перекусить, что бог послал. А для твоей повозки, старец Николай, я место освободил в сарае, надо бы ее туда закатить. С глаз прибрать, и вообще…

–Чего уж там, Никодимыч, в одних летах мы, зови меня Николаем. А машину давай загоним, это быстро.

Спустившись с крыльца, Седов открыл машину и сел за руль. Тем временем Никодимыч распахнул ворота сарая. Он оказался приличным и по ширине, и в глубину. Там, в глубине, стояла телега, по стенкам была развешана различная утварь, видимо, относящаяся к упряжи. По крайней мере хомут и разные вожжи Седов узнал. Тем временем бояре, больше всего сейчас напоминающие пацанов, как-то не заметно переместились поближе к машине. Николай Федорович усмехнулся сам себе, завел машину, и, опустив кнопкой стекло на правой дверке, сказал:

–Садитесь! Как вчера, не прокачу, но в сарай отвезу. И ты, Никодимыч, давай, на переднее сиденье.

Все кинулись занимать места. С осторожностью, но без боязни на переднее сиденье сел Никодимыч. Поездка на десять метров вперед много времени ожидаемо не заняла, и Седов выключил движок. Бояре с шутками полезли с заднего сиденья наружу. Седов кратко, как вчера, рассказал Никодимычу про машину. Тот заметно удивился характеристикам, особенно скорости, но парни тут же подтвердили (в самых восторженных выражениях, конечно), как они вчера мало что не летели по дороге. Все потянулись в дом, а Николай Федорович достал из багажника аптечку, чтобы потом не ходить, но глянул в багажник другим взглядом и на секунду задумался.

У любого автомобилиста машина со временем начинает нести, скажем так, некоторое количество не вполне полезного груза. Мы уже не говорим про людей, которые на своих машинах занимаются бизнесом. Легковое авто любого, к примеру, наладчика компьютеров, обычно содержит приборов и запчастей на приличную сумму, ну, а уж про содержание машин у людей, занимающихся ремонтом домов, и говорить не приходится. Седов был человеком аккуратным, что распространялось и на автомобиль. Но у любого человека со временем начинают копиться не совсем нужные подарки, случайно приобретенные вещи и прочий… ну, не хлам и не мусор, но, скажем так, предметы, имеющие низкую полезность. Низкую – в 21 веке, безусловно. А в 16?…

В багажнике, кроме уже упомянутой аптечки, щетки-сметки, обязательных огнетушителя и аварийного треугольника, лежали фискарсовский топорик в пластиковом чехле и ноунейм лопатка, средняя по размерам между обычной штыковой и малой саперной. Если топорик был таким немного неожиданным подарком от коллег, то лопатку Седов покупал сам, соблазнившись именно ее малым размером. Родная пластиковая ручка долго не прожила, и он подобрал укороченную деревянную, хорошенько ее ошкурив и покрасив. Кроме этого, в боковых ящиках нашлись компрессор, свернутый буксировочный ремень, три-четыре куска проволоки (Николай Федорович пользовался ими, когда надо было привязать что-то к рейлингам на крыше), еще одна пластиковая полторашка и какие-то тряпки.

В бардачке была обнаружена копия ОСАГО, документы с с последнего ТО, пара старых газет, блокнот формата А5 с ручкой и атлас автомобильных дорог европейской части России, купленный Седовым еще в конце 90-х и переехавший с тех пор уже в третью машину. Такие атласы были широко распространены до эры навигаторов, да и при них не потеряли актуальность, и только с развитием смартфонов (и соответствующих программ в них) канули в небытие. По этому атласу Седов с женой, еще молодые, раза три-четыре ездили летом в дальнее Подмосковье на отдых и за грибами, а потом он просто лежал в бардачке. Однако сейчас Николай Федорович прихватил с собой блокнот и атлас, так как тогда в таких атласах, кроме непосредственно карт, на двух-трех первых листах печатали кое-что еще, что ему могло сейчас пригодиться. Рабочие перчатки с пупырышками, тряпка для протирки стекла в коробочке, салфетки – таково было содержание карманов на водительской двери.

Самые же «сокровища» содержались в центральном подлокотнике. Седов вывалил все на переднее сиденье и стал сортировать. Китайская зажигалка, мультитул из нержавейки с небольшими плоскогубцами и десятком инструментов, в карман. Два пластиковых брелка размером чуть больше пятирублевой монеты – типа компас и термометр, случайные сувениры – туда же. Раскладная туристическая ложковилка, тоже из нержавейки – с собой. Светодиодный фонарик – ну, пусть пока полежит. Еще там были старые солнечные очки, зарядка для телефона, несколько болтиков и шурупов различных размеров, какие-то пластиковые детальки и резиновые прокладки в полиэтиленовом пакетике, несколько кусочков тонкой медной проволоки, в общем, больше ничего полезного не нашлось. «Будь я классическим попаданцем куда-нибудь на остров, в джунгли или тайгу, стартовый набор бы вышел неплохой, жить в машине, и дом построить есть чем, и на первое время инструмент» – подумал Седов, закрывая машину. «А сейчас не более чем приятные мелочи, ничего жизненно важного. Хотя вот атлас оказался в тему, да».

Николай Федорович прошел в дом. Там горница оказалась уже прилично освещена солнцем – специально на южную сторону делали, сообразил он – и в ней уже собралась практически вся компания для завтрака. К завтраку нынче Мария подала два вида… ну, больше всего это напоминало лепешки. Одни из них были запечены с остатками вчерашнего мяса, другие были просто из теста, видимо, их предлагалось есть со сметаной и медом, которые также стояли на столе. Запивать подавали тот же взвар. Сгрузив принесенные вещи на лавку в углу, Седов присоединился к садящимся за стол. Короткую молитву прочитал Никодимыч, все перекрестились, Седов опять проигнорировал, спокойно встретив слегка удивленный взгляд хозяина дома и вопросительный – Ефима, негромко сказав ему – позже, это тоже долгий разговор. Позавтракали все практически молча и довольно быстро. После сбора посуды никто не стал расходиться, наоборот, все стали как-то вопросительно посматривать на Николая Федоровича и принесенные им книги.

–Ну, если князя нога не сильно беспокоит (нет, совсем не беспокоит – качнул головой князь Иван) и до бани время есть (часа два – подтвердил Никодимыч), то могу рассказать еще кое-что.

Все выразили самое горячее одобрение. По просьбе Седова пересели – сам он сел на самом освещенном месте стола по центру, а все разместились рядом с ним и напротив. Стол был не широкий, и для людей с нормальным зрением все должно было быть хорошо видно.

–Вот – сказал Николай Федорович, разворачивая атлас в центре стола. Перед зрителями развернулся знакомый каждому нашему современнику рисунок двух кругов, расчерченных сеткой параллелей и меридианов, раскрашенный в разные цвета – Это полная карта мира. Всего мира.

По комнате пронесся восхищенный вздох.

–Мир наш имеет форму неправильного шара, и больше всего похож на немного сплюснутую с верха и низа тыкву. Поэтому карта в виде двух кругов показывает два полушария: наше, восточное, и западное.

Седов взял ручку и стал показывать на карте, используя ее в качестве указки.

–Синим отмечены моря и океаны, зеленое, желтое и коричневое – суша. Самый большой континент, ну, кусок суши, это Евразия, где мы и находимся. Вот Европа, вот Азия. Мы сейчас примерно здесь, потом покажу подробнее. Еще в нашем полушарии находятся Африка, вот она, и Австралия, она у вас пока не открыта. А вот лет тридцать еще не прошло, как испанцы с португальцами открыли Америку. Их две, северная и южная, вот они. Там сейчас живут племена индейцев. У них там даже свои государства, богатая культура, жрецы, но… они еще не знают железа. Испанцы с португальцами (сначала, потом подтянется вся Европа) их безжалостно завоюют и ограбят – у них много золота. Кроме того, к ним завезут болезни, от которых там тоже вымрет немало народа. А в Северной Америке всех местных индейцев почти поголовно истребят, останется малое число. Но я отвлекся. На севере и на юге нашего земного шара постоянно морозы, снег и лед. На севере при этом земли нет, только северный ледовитый океан, с островами. На юге подо льдом – последний материк, Антарктида.

Чем ближе к середине шара, тем теплее, и на самой середине – вот тут, экватор называется – круглый год очень жарко. Там или джунгли – очень густой, влажный, тропический лес – или пустыни – например, вот в Африке целый пояс, только пески. Чуть севернее и южнее погодный пояс называется тропики, примерно вот здесь и здесь. Самая лучшая погода, круглый год тепло, снега и вообще морозов нет, растет по два, а то и три урожая за год. Еще севернее и южнее – уже прохладнее. Дальше начинается примерно наш климат, ну, погода, с морозами, снегом и зимами. Еще одно отличие – на берегу моря или океана теплее, море набирает тепло летом и отдает зимой. Называется морской климат, вот тут, в Европе, например. В середине континентов климат континентальный, так и называется, летом может быть жара, а зимой холод. Ну, и еще севернее (и южнее тоже), там лесотундра и тундра. Снег по 9 месяцев в году, выживают только хвойные деревья, ну, и трава с кустами. В тундре нет даже деревьев, она как степь, трава и низкий кустарник. Коричневым отмечены горы, вот, недалеко от нас, Урал на востоке, Кавказ на юге. Есть горы и в Европе, и в Африке, и в Америках. Но самые высокие – вот, огромный массив, Тибет. Выше восьми километров… эээ… четырех тысяч саженей. Да, самое глубокое место в морях – примерно здесь, Марианская впадина, 11 тысяч метров, ну, пять с половиной тысяч саженей. Наши моря – вот, Черное, вот пролив в Средиземное. Вот Каспий, вот Арал. Здесь – Балтика, вот Финский залив, где Петербург будет. Ну и вот на севере Белое море, где Архангельск. А вообще, вот самый крупный океан, Тихий, вот Атлантический, вот Индийский. Сама Индия вот, кстати.

Седов открыл следующий разворот атласа, где была уже карта России на севере Евразийского материка.

–Вот, это Россия моего времени, видите?… В период расцвета Российская империя была еще больше. Вот тут, в Азии – весь Казахстан, и вот эти государства были ее частью. На Кавказе тоже. Украина, Белоруссия, Прибалтика, Финляндия. Москва здесь, мы рядом, вот Уральские горы, вот Казань, так что можете представить себе, во сколько раз выросла ее территория с вашего… ну, с этого времени, то есть.

От Николая Федоровича ждали чуда, причем желательно не такого страшного, как вчера. И он его дал. На словах «весь мир» все ахнули и уже не отрывали взглядов от кончика ручки, показывающего очередное место на карте, на которой открывались тайны мира, не известные пока никому. А при показе карты РФ и расстояния от Москвы до Казани в сравнении с остальной частью страны слушатели, являющиеся опытными воинами и управленцами, прекрасно представляющие себе, что такое проехать хотя бы пятьдесят верст, вообще впали в какой-то ступор, видимо, пока безуспешно пытаясь оценить масштабы и прикинуть размеры показанного им.

Видя, что народ загрузился, Седов прервался. Первым отмер Гридя:

–А как сделаны эти карты, старче? Точны ли они? То есть… ну…

–Понимаю – усмехнулся Николай Федорович – весь мир, шуточное ли дело. Любая карта – это как вид сверху, от летящей птицы. Если первые карты часто были неточными, так как люди отмечали расстояние по пройденному пути, а там какие дороги, то ли горы, то ли болота, то ли вообще море – а там куда ветер дует и куда течение ведет, то потом начали находиться ученые, желающие понять основы, как можно этих неточностей избежать. После того, как выяснили, что Земля круглая, и придумали компас – стало проще. Можно стало около любого, например, поворота реки брать засечку на север, и, вычисляя пройденное расстояние, довольно точно определяться на местности. Но это все-таки было сложно, особенно в горах и других мало проходимых местах. А вот когда человек смог подняться в воздух…

–Как?!!! – не выдержал уже Ефим.

–Двумя способами, Ефим – усмехнулся Седов – воздушные шары и самолеты. Воздушный шар – шар из ткани, особой формы, больше всего похожий на перевернутый горшок. Ткань использовали в основном шелковую, да еще промазывали смолами, чтобы воздух не пропускала. Под горловиной этого горшка сначала разводили костер, а потом стали вешать небольшую горелку, на спирту или очищенной нефти. Теплый воздух всегда поднимается вверх, поэтому такой шар, наполненный горячим воздухом, тоже поднимался вверх и мог поднять приличный дополнительный вес. Вывели формулу, ну, для расчета этого веса, но это уже потом. Сначала опытным путем определили. Человека, особенно небольшого, может поднять шар трех-четырех метров в диаметре… эээ… ну, пусть двух саженей. Так вот, если привязать этот шар канатом к земле, то он будет висеть, пока воздух не остынет, а если отпустить – полетит по ветру. С поднятого шара можно сделать точный рисунок местности, но использовали их, в основном, в военных целях – для отслеживания перемещений противника и корректировки огня пушек, а в научных – для исследований как раз таких труднодоступных лесов, джунглей, пустынь. Но этот путь был недолгим, так как научились строить самолеты. Вот с них-то и сделаны эти карты, например, вот как эта местность выглядела на карте в моем времени.

Седов быстро нашел нужный лист в атласе и показал всем.

–Вот озеро… вот тут сохранился старый сосновый лес… вот это дороги – на Рязань, на Москву, на Муром… вот наш поселок был… будет… тьфу, ну вы поняли. Примерно с километр отсюда, дальше по берегу озера и правее.

–Надо бы сходить, поглядеть – задумчиво сказал Семен, но его перебил Ефим:

–А что за самолеты-то, старче?! Сами летают? Как птицы?…

–Самолеты… – Седов подтянул к себе свой блокнот, вырвал из него лист, несколько раз сложил его знакомым любому мальчишке двадцатого века способом и показал Ефиму.

–Вот тебе, например, самолет. А вот так он летает – и, взмахнув рукой, отправил самолетик наискосок через всю горницу, по самому дальнему маршруту.

Самолет не подвел и полого спланировал, воткнувшись в стену в углу. Упал на пол, но тут же был подхвачен подскочившим Ефимом и принесен обратно за стол.

–Это, конечно, игрушка, Ефим – сказал Николай Федорович, улыбаясь – но это в то же время и модель, то есть маленький образец, примерно похожим на который являются настоящие самолеты, большие машины, которые могут достигать несколько десятков метров… эээ… ну, дели на два, саженей, в длину. Первые из них были маленькими, сажени две-три, и построены как птицы – крылья из реек, обтянутых тканью, хвост, корпус… Даже перья пытались приделывать. Потом путем множества проб и ошибок их конструкцию, ну, как что с чем должно соединяться, и внешний вид довели до нужного. Одновременно с этим разрабатывали двигатели, примерно как на моей машине. Первые модели были простыми, потом – все сложнее и сложнее. В моем времени самолетостроение – одна из самых сложных отраслей, как по расчетам, так по производству.

–Значит, только с двигателем летать можно… – сказал заметно погрустневший Ефим.

–В воздушных шарах нет двигателя, только теплый воздух. А еще можно летать на планерах, это небольшие легкие самолеты без двигателя. Вот такие, например – и Седов быстро набросал в блокноте дельтаплан – Три рейки, между ними ткань… тот же шелк… снизу небольшой каркас для подвески, тут вот ручка… человек на ремнях через грудь и пояс вот так подвешивается… Чтобы пролететь несколько десятков метров, просто с любого пологого пригорка разбежаться достаточно. Опытные планеристы ловят восходящие воздушные потоки (теплый воздух поднимается, помнишь?) и могут летать часами. Оно опасно, потому как если неправильно что сделаешь, упадешь и разобьешься, но двигателя тоже не надо.

Ефим ушел в себя, видимо, прикидывая, где он будет брать рейки и шелк. Примерно такой же вид был и у Егора, который в это время периодически выходил из горницы и через короткое время возвращался, пахнущий дымом. В этот раз он зашел как раз при полете самолетика.

Остальные, тоже впечатлившись перспективами полетов в воздухе, все-таки не отвлеклись от поднятой ранее темы.

–Так как, старче, с этих самолетов карты делают? – вернулся к разговору Семен.

–Сначала рисовали, так же, как с воздушных шаров. Но поскольку было это (начало постройки нормальных самолетов) чуть больше ста лет назад, а фотография тогда уже была изобретена, через некоторое время стали на специальные фотоаппараты сверху фотографировать землю. Ну, а потом уже на основании таких картинок делали карты.

–Долгая и тонкая работа, должно быть – заметил Федор, вглядываясь в раскрытый атлас – вона как все мелочи прочерчены, да надписи, да разными цветами.

–Нет, в моем времени, да и тогда, сто лет тому, это уже было очень быстро. Сейчас в Европе изобретают книгопечатание. Лет через 70 такой Иван Федоров напечатает первую книгу на русском языке. А выдумка там несложная. Из металла отливаются кубики, на одной стороне которых – перевернутая буква. Дальше человек на подставке, размером с будущий лист, складывает из этих кубиков слова, текст, какой надо. А дальше валиком намазывают эти буквы чернилами, прикладывают лист бумаги, другим валиком приглаживают – и готова страница. Повтори сто раз – вот тебе сто одинаковых страниц текста. И не надо переписывать, выводить, ошибок нет. Набери из букв другую страницу – вот тебе еще сто листов. Да хоть тысячу! Быстро догадаются придумать такие штуки, чтобы и текст сам смазывался, и лист сам переворачивался. А если на отдельном листе не буквы набрать, а картинку вырезать, да хоть по твердому дереву, то будет отпечаток рисунка. Хочешь – в одну краску, хочешь – в несколько по очереди, но тут уже надо аккуратно совмещать будет. Так вот, это начало самое, потом и станки эти печатные еще усложняться, и печатать будут тиражи… это сколько, значит, одинаковых книг за раз… многотысячные. Отдельно придумают, как хоть текст, хоть рисунок, скопировать, то есть повторить с одного образца сколько нужно раз. Вот тут уже и с фотографий карты и пойдут в дело.

Ефим потрясенно хлопал глазами, остальные тоже призадумались. Тем временем Седов открыл страницу атласа с издательской информацией, нашел нужную строчку, и, прижав к мелкому шрифту палец, показал всем:

–Вот – сто тысяч экземпляров.

Все посмотрели на цифру и снова потрясенно промолчали.

–Так что же – снова первым прервал общее молчание Ефим – у вас там все грамоту знают?!

–Все – ответил Николай Федорович. У нас обязательное всеобщее девятилетнее образование, но можно (совершенно бесплатно) учиться не 9, а 11 лет в школе, и еще потом в институте или университете, тоже бесплатно.

И через минуту, на фоне всеобщего ошеломленного молчания, добавил:

–Что-то я на вас много вывалил. А не пора ли нам в баню? А о людях, и вообще о жизни в наше время я позже расскажу, да и покажу.

Никодимыч перевел взгляд на Егора. Тот сказал:

–Должно быть, готово. Последний раз уж на всякий случай подкинул.

–Ну, иди гарь сгони, да оконца затыкай – ответил ему старик – А вы давайте готовьтесь, да прикинем. Думаю, надо нам поделиться на два захода. Князю париться нельзя, да и нам не след всем сразу, вдруг что… Так что пойдем по четверо. Сначала я, Ефим, Федор и…

–Давайте я – сказал Седов.

–Да! А пока Егорша снова на сосну слазит.

–Ну, я тогда еще раз по дороге прогуляюсь – добавил Гридя.

–Семен же при князе побудет – закончил расчет Никодимыч.

Семен кивнул, они с князем остались сидеть за столом. Остальные засуетились, кто за сменной одеждой, кто куда. Николаю Федоровичу спешить тоже было некуда, он пересел ближе к выходу и стал ждать. Тут к нему подошел закончивший распоряжаться Никодимыч и тихонько спросил:

–Николай, а что ты говорил про фото… графию? Это как?

–А, я же не у вас вчера ребятам показывал. Ефим! Где Ефим?

Из глубины дома вышел Ефим с небольшим узелком.

–Фото храма у тебя? Покажи Никодимычу.

Ефим, несколько застеснявшись, ушел обратно и тут же вернулся, неся в руке календарик с храмом Василия Блаженного. Они подошли ближе к окошку и Седов пояснил:

–Вот, Никодим, это храм, который будет лет через пятьдесят построен в Москве, на Красной площади, в честь взятия Казани. Это – та самая фотография, не рисунок красками, а как бы отпечаток, как он на самом деле выглядит. Фотографировать можно все: хоть строения, хоть лес или там поле, хоть людей и животных. Фото делает отпечаток, как человек, который его фотографировал, в этот момент видел. То есть вода в реке бежать не будет, и листья на ветру шевелиться – тоже. Для съемки в движении у нас есть кино и видео. Это такие живые картинки, как в окно смотришь.

–А у тебя есть… кино? Нам ты не показывал! – естественно, не смог удержаться Ефим.

–Есть. Вот после бани и покажу – ответил Седов.

Тут как раз с небольшим тючком вышел Федор, который, кроме своих, отвечал еще за вещи князя, вернулся из бани и был отправлен на вышку Егор, собрался Гридя, в общем, все были готовы. Календарик Никодимыч после тщательного рассмотрения со вздохом положил к блокноту и атласу, лежащим перед остающимися в горнице Семеном и князем.

Пройдя через двор (стояла все такая же солнечная, безветренная погода с небольшим морозцем), первая четверка зашла в баню. Седов слышал про бани по черному, но никогда не видел, и осматривался с любопытством. Большой предбанник был сделан из такого же сруба, как и сама баня. Двери – и входная, и в баню – были привычно низенькими и обшитыми по косякам тряпками, типа мешковины, видимо, чтобы тепло не уходило. Вместо петель были прибиты полосы грубой, толстой кожи. Высота потолка в самом предбаннике была вполне нормальной. «Ну да, под себя же делали» – вспомнив рост Никодимыча, подумал Седов. В предбаннике у входа стояли две лавки, а по стенам были набиты колышки для одежды. Напротив входа, под таким же небольшим окошком, стоял стол, тоже с лавками, человек на десять. Света было маловато, и Никодимыч зажег светильник, наподобие вчерашнего, тоже восковой. Все стали раздеваться. Николай Федорович ожидаемо удивил народ трусами.

–Это самое нижнее белье, у нас все носят. Удобно, а вот видели бы вы, что там за сбруя у наших баб – и вот так, со смешками, шутками и прибаутками, все зашли уже в саму баню.

Ну, что сказать?… Седов ожидал, что будет теснее и грязнее, но нет, баня была и большая, и как бы не чище многих известных ему бань в современности. Посреди нее был очаг с большой кучей камней, от которых ощутимо тянуло жаром. С одной стороны вплотную к нему стоял огромный горшок (корчага – всплыло в памяти) с горячей водой. Холодная вода стояла у входа в двух приличного размера кадушках. Еще было несколько деревянных шаек, в двух из которых замачивались веники, а всю противоположную стену занимал двухступенчатый полок. Горела лучина. В ее слабом свете видно было, что копоть есть только на потолке и верхнем венце банного сруба. В четырех углах под потолком были те самые волоковые окошки, сейчас заткнутые обмотанными дерюгой чурбачками.

–Посидим – сказал Никодимыч, и все расселись на полке и начали потеть. Место было, можно было еще посадить двух-трех человек.

Николай Федорович любил баню (да что там, баню все любят, кто понимает). У него в деревне была аккуратная баня, небольшая, конечно. Там, разумеется, был и свет, и подача воды из дома, и экономичная печка из нержавейки, но вот это вот ощущение, когда ты сидишь в прогретой бане, а с тебя потихоньку стекает пот, грязь и все тревоги – оно совершенно не изменилось за пятьсот лет. Об этом он и сказал:

– Пятьсот лет прошло, а бани почти такие же остались. Печки только по белому у всех.

Минут пять ушло на сравнение бань, особенности топки и пара и другие важнейшие банные вопросы. Тем временем все хорошенько пропотели, и Никодимыч, приказав пригнуться, взялся за ковшик. Совсем немного плеснул, но камни были хороши, и волна пара прошлась ощутимая.