Университетские записки

Глава 8. В дружеском общении

День рожденья группы

– А давайте мы отпразднуем день рожденья нашей группы!

Кто выступил с подобным предложением – я уже и не вспомню. Но всем эта идея понравилась. Самый младший в группе, Андрей, по прозвищу Малыш, тут же предложил собраться у него дома. Жил Малыш вместе с родителями в Зеленограде, городе-спутнике Москвы. Пятьдесят минут на электричке от Ленинградского вокзала. Не ближний свет – но никого это не смутило.

Накупили «Фанты», «Пепси», тортиков и в субботу после занятий отправились в Зеленоград. Вышли на платформе Крюково. Я сразу понял тогда, что она названа в честь той самой деревни, возле которой «погибал взвод» поздней осенью 1941 года. К востоку от железнодорожных путей всё было застроено современными многоэтажками. А вот с противоположной стороны за забором стояли маленькие деревянные домики – всё, что осталось от деревни Крюково.

Забавно было узнать, что в большей части Зеленограда адреса домов не связаны с улицами, а нумеруются по корпусам. Наш одногруппник жил в двадцатидвухэтажной башне, чей номер записывался четырёхзначным числом. Как пошутил Димыч, адрес Малыша состоял из двух городов (г. Москва, г. Зеленоград) и двух номеров (номер корпуса и номер квартиры). Если бы Андрей не был нашим провожатым, найти место сбора мы бы не смогли. Приезжим ориентироваться в Зеленограде тяжело! Понять, по каким принципам в этом городе-спутнике нумеровались дома, могут только местные обитатели.

Поднялись в квартиру нашего одногруппника. Оказалось, что отец Андрея в свободное время рисует – на стенах висели его картины. А ещё выяснилось, что родные Малыша часто ходят в туристические походы и очень любят играть в преферанс.

Все пришедшие разместились в большой комнате. Общего разговора сначала как-то не получалось, но вскоре кто-то предложил для знакомства каждому рассказывать о себе. А выбирать очерёдность решили при помощи пустой бутылки из-под «Пенси». Бутылку вращали на полу. На кого указывало её горлышко после остановки – тот и должен был говорить. Оказалось, что в нашей группе собрались люди из Москвы и Подмосковья, Ставрополя, Магнитогорска, Челябинска, Свердловска, Ульяновска, Тольятти, Чимкента, Петропавловска-Камчатского и Хабаровска. Рассказы были не слишком длинными – жизнь только начиналась, но зато каждый смог сказать несколько слов.

Кстати, тогда же мы услышали историю о том, как Малыш сдавал вступительные. Изначально он собирался идти в физтех. Андрей подал документы в МФТИ и даже сдал там один экзамен. Если я не ошибаюсь – устную физику. Заслушав ответ по билету, преподаватель неожиданно спросил у Малыша, является ли тот членом ВЛКСМ. Слегка ошарашенный Андрей честно ответил, что в комсомол не вступал по идейным соображениям. Тут уж экзаменатор, как говорится, закусил удила и принялся топить своего абитуриента. В итоге поставил четвёрку.

Полученная оценка Малыша не устроила – ему казалось, что его ответ заслуживает большего. И Андрей подал апелляцию. В апелляционной комиссии сидел тот же самый преподаватель, на которого Малыш собирался жаловаться. Разумеется, ничего наш друг не добился. После этого Андрей забрал документы из физтеха и подал их в МГУ. Он, как и я, успел во второй поток поступающих. Кстати, возможно, что Малыш стал единственным студентом нашего курса, кто поступал на ВМиК без паспорта. К тому моменту Андрей просто не успел ещё получить его и предъявлял в приёмную комиссию свидетельство о рождении.

С университетом Малыш оказался связан с самого раннего детства. Его родители жили в общежитии в главном здании МГУ, когда у них появился первенец. Нам даже показали любительские кинокадры о прогулке нашего будущего одногруппника по Ленинским горам вместе с его родителями.

Малыш, из-за того, что по паспорту считался москвичом (всё те же г. Москва, г. Зеленоград), общежитие не получил. Поэтому ему приходилось ежедневно тратить на дорогу в университет и обратно часа по четыре. Разумеется, такое положение дел не устраивало Андрея. В конце концов, он привёз в нашу комнату туристические двухслойные коврики из поролона и время от времени спал на них, постелив их прямо на пол в 104-й.

Именно Малыш научил всю нашу компанию играть в преферанс. С его лёгкой руки расписать пульку на десять вечером перед сном стало доброй традицией обитателей нашей комнаты.

А ещё родители Андрея выписывали целую кучу перестроечных журналов: и «толстые» литературные, и молодёжные питерские. Нередко во время лекций можно было заметить, как Малыш читает каких-нибудь «Детей Арбата» или «Архипелаг ГУЛАГ», положив журнал на колени. Помнится, со «Сказкой о тройке» Стругацких я впервые ознакомился именно благодаря Андрею, который притащил на занятия большую картонную папку с распечатанным в вычислительном центре текстом на перфорированной бумаге. Мне удалось выпросить у него эту книгу и за две пары быстро-быстро её прочитать.

День рожденья нашей группы удался на славу. Мы провели несколько часов за дружеским общением и хоть немного узнали друг друга. Те, кто жил в общежитии, имели возможность углубить знакомство и другим способом.

Покер на спички и преферанс

Стоял обычный субботний вечер. Все занятия уже давно закончились. Серёжка Питалов уехал на денёк к родителям в Коломну, а Заозёрский, как обычно, скрылся в неизвестном направлении до воскресного вечера. В 104-й остались лишь мы с Валеркой Сидоровым.

И тут к нам в гости зашёл Димыч. Он жил в ФДС-7 сначала на втором, а потом на четвёртом этаже. Димыч привёл своих знакомых, наших однокурсников Костю и Андрея.

Костя – из той самой 115-й группы, что так развлекала Капустина. А ещё он, как и я, на физкультуре занимался в секции легкой атлетики. Так что у нас сразу же нашлись общие темы для разговоров.

У Кости в те годы была просто феноменальная память. Ему удалось не потерять способность к предельной концентрации внимания, которую я практически утратил уже к пятому или шестому классу школы. Благодаря этой способности Костя мог легко и быстро разбираться в самых сложных математических вопросах. Поэтому вскоре он получил заслуженное прозвище Матанист, которое, впрочем, ему не слишком нравилось.

Андрей учился в одной группе с Серёжкой Питаловым. На первом курсе он чуть ли не половину семестра ходил в зелёном вельветовом костюме. Благодаря этому факту, а так же из-за того, что Андрей пошёл в школу в шесть лет и был младше большинства своих однокурсников, он вскоре получил прозвище Зелёный.

Андрей отличался тогда невероятной общительностью и жизнерадостностью. Его любимым занятием на первом курсе были прогулки по разным комнатам в нашем общежитии. Бывало, зайдёт он к нам в 104-ю и начинает рассказывать про свои похождения:

– А ещё я заходил сегодня в 5** комнату. Там такие девчонки живут замечательные! И очень симпатичные! Они меня чаем с пирожными напоили и ещё в гости приглашали. Ну ладно, я дальше пойду! Надо к Мишелю будет зайти.

Благодаря Димычу, мы в тот вечер перезнакомились, а затем весь остаток дня и половину ночи провели за увлекательнейшим занятием, игрой в покер на спички. Кто не играл – тот не оценит. Очень азартная игра! Лучше неё может быть лишь настоящий покер на настоящие деньги, но бедным студентам такое не по карману. Да оно и к лучшему!

К полуночи я уже оставался практически без спичек. Приходилось время от времени проводить раздачу спичек из новых коробков, чтобы не вылететь окончательно из игры. А Костя с Андреем небрежно сгребали кучи из своих фантастических выигрышей!

Не смотря на всю азартность этой игры, в покер мы играли редко. Значительно чаще садились за преферанс. Так, на день Конституции, в связи с выходным, мои друзья решили расписать пулю на 50! Это благородное занятие длилось весь красный день календаря. Но первый блин оказался комом – слишком уж много времени пришлось провести за картами. Больше в подобные авантюры мы не ввязывались. Оказалось, что две пульки на 10 всё же лучше, чем одна на 20. При неудачном стечении обстоятельств можно отыграться в следующей игре, либо вовсе прекратить это занятие.

Димыч старше меня на год. После школы он успел год поработать у себя в Ульяновске в каком-то научном учреждении. Поэтому он считал себя знатоком советской микроэлектроники, при каждом удобном или неудобном случае сыпал какими-то незнакомыми мне словами, чаще всего являвшимися профессиональным жаргоном. А ещё Димка очень любил перед нами изображать из себя умудрённого годами старика, уставшего от жизни. Но, впрочем, все мы к этому быстро привыкли и не обращали внимания на его причуды. Как говорят немцы, jeder hat seinen Vogel (дословный перевод – у каждого своя птичка).

Кстати, о птичках. На первом этаже ФДС-7 жил наш однокурсник Костя С., очень умный парень. В первом семестре им овладела идея-фикс. Она заключалась в том, что все существующие языки программирования никуда не годятся, поэтому Костя должен создать свой, новый язык, лишённый недостатков своих предшественников. И наш однокурсник рассказывал всем о своих планах, а также о том, как он собирается их реализовывать. Во втором семестре данная тема в разговорах больше не обсуждалась. Видимо, Костя С. несколько примирился с несовершенной действительностью и отказался от своего проекта.

Глава 9. А что у одноклассников?

Как-то осенью встретился я со своими одноклассниками, тоже учившимися в Москве. Само собой, разговор почти сразу пошёл о наших вузах. О том, чей институт лучше, где, как и чему учат, а также о том, чем отличаются студенты данного учебного заведения.

Андрей С. поступил в МАИ. Там было принято первокурсников сразу же отправлять на сельхозработы, убирать картофель в подмосковных совхозах. Вероятно, для того, чтобы сплотить коллектив. А может быть из-за того, что у первого курса программа несложная и нагонять будет не так тяжело.

Новоиспечённые маёвцы (ни в коем случае не называйте их маишниками – обидятся!) перезнакомились и сдружились на полевых работах. Андрей рассказывал:

– А ещё в нашей группе есть любер. Самый настоящий! Он действительно кучу времени проводил в качалке в девятом-десятом классах. Такой здоровяк! Но совершенно не тупой. Даже шутки понимает. Но его лучше не трогать. Себе дороже обойдётся. Знаете, у «ДДТ» песня есть, «Мама! Я любера люблю!»? Практически про него. Только вот насчёт Кобзона – это всё неправда. Ему другая музыка нравится.

Потом Андрей поведал о местном фольклоре. Помимо всего прочего, студенты его вуза сложили о себе весьма лестное четверостишие:

Два солдата из стройбата

Заменяют экскаватор

Два студента из МАИ

Заменяют целых три!

– А как у вас первокурсников называют? – не унимался Андрей. Мы признались, что не слышали никаких особенных прозвищ в свой адрес со стороны студентов старших курсов или преподавателей. Андрей же рассказал, что в МАИ принята следующая неофициальная система наименований:

первокурсники – козера,

второкурсники – оберкозера,

третьекурсники – студенты,

четверокурсники – пижоны,

пятикурсники – женатики.

Слушать рассказы Андрея было весьма забавно. Чувствовалось, что в авиационном институте существует целый пласт неформальных студенческих традиций. Ведь наш одноклассник, скорее всего, донёс до нас лишь малую толику местного фольклора.

Вовка с Валентином похвастаться подобным не смогли. Они лишь жаловались на бесчисленные «лабы» и на огромное количество «черчёбы» в своей «Бауманке». «Лабами» студенты МВТУ называли брошюрки со списком задач и заданий по каждому предмету, обязательных к решению в семестре. Без сдачи этих заданий нельзя было получить допуск к экзаменам. Поэтому студентам волей-неволей приходилось всё прорешать или, по крайней мере, списать. А за термином «черчёба» скрывались начертательная геометрия и черчение, вещи обязательные в инженерных вузах. Корпеть вечерами над листом ватмана, на котором потом злой преподаватель издевательски сделает пару отметок ручкой (а это значит, что нужно будет всё перечерчивать заново!) – не самое приятное времяпрепровождение!

Когда мои одноклассники узнали, что у нас на ВМиК нет ни черчения, ни «лабов», они восхищённо заметили:

– Да у вас там настоящий курорт! Нам бы такое!

Вовка рассказал об альтернативных способах расшифровки названия своего института. Первокурсники, замученные большим объёмом учебного материала, предлагали аббревиатуру МВТУ читать полностью, как Могила Вырытая Трудами Учёных или даже как Мы Вас Тут Угробим.

Костя, единственный из нашего класса, поступивший в военно-инженерное училище, поведал об особенностях военных вузов. Сразу же после вступительных экзаменов всех зачисленных в училище ждал месячный курс молодого бойца. Выпускников школ с утра до вечера гоняли, как сидоровых коз и вообще, держали их в ежовых рукавицах. Особенно лютовали взводные из числа отслуживших в армии курсантов.

Зато потом, с началом первого семестра, учёба всем показалась райскими кущами. При их казарменном размещении никаких проблем с посещаемостью не возникало. Взвод с утреннего построения отправлялся прямиком на лекции или семинары. Все конспекты во избежание утечки секретной информации после лекций сразу же изымались и выдавались только в специальных аудиториях в отведённое для подготовки время. После окончания самостоятельных занятий тетрадки с записями отбирались снова.

Разумеется, все военные прелести в виде караульной службы и дежурства по казарме никто курсантам не отменял. Здание училища было оборудовано системой теленаблюдения, поэтому, находясь на посту даже в самом глухом коридоре, не стоило расслабляться. Мало ли? Вдруг этот участок здания тоже просматривается из пультовой бдительным офицером? Поэтому курсанты обменивались друг с другом информацией о наличии «мёртвых зон», тех мест, где, находясь в карауле, можно было не попадать в поле зрения камер. Подремать там стоя, прислонившись к стене или даже книжечку почитать.

Костя рассказал самый популярный у них в училище анекдот.

Американцы раз за разом внедряют в училище своих шпионов. Первого отчислили за неуспеваемость – он слишком увлёкся налаживанием контактов с другими курсантами, быстро спился и сдавать экзамены, как все, не смог. Второй погорел на том, что не пил, слишком прилежно учился и бросался в глаза на фоне других курсантов. Третий оказался очень способным, смог найти баланс, позволявший не вылететь, и в то же время, не выделяться из общей массы. Этот шпион продержался почти все пять лет обучения. Но, когда он узнал, куда его распределят, то он сразу же сам сдался в КГБ.

А затем Вовка с Андреем начали спорить. Их любимой темой был вопрос: кто дал больше космонавтов стране: МАИ или МВТУ. Тут «Бауманка» вчистую проигрывала конкурирующему вузу. Зато её ректором был космонавт Елисеев, чем Вовка тут же похвалился. Но Андрей был неумолим:

– Елисеев? Как же, знаем! Он, когда летал в космос третий раз в апреле 1971 года, столкнулся с неполадками. Программу полёта сократили. Этот экипаж еле смог приземлиться на землю! Вот поэтому у него и фамилия такая, Елисеев – еле сели!

С Андреем спорить было тяжело. Вовке с Валентином оставалось только улыбнуться.

Глава 10. Дискретная математика

Третьей математической дисциплиной у нас на первом курсе являлась дискретная математика. Лекции по этому предмету читал Валерий Борисович Алексеев, тогда ещё доцент. Излагалось всё довольно близко к тексту избранных глав учебника Сергея Всеволодовича Яблонского «Введение в дискретную математику». Машина Тьюринга, основы алгебры логики, ДНФ и КНФ… Моя жена до сих пор любит вспоминать хорошо запомнившуюся ей самую звучную фразу из этого курса лекций: «Дизъюнкция дистрибутивна относительно конъюнкции¹». Звучит – как мощное заклинание на тайном магическом языке!

Однажды, прогуливаясь по шестому этажу нашего учебного корпуса, я наткнулся на стенгазету в холле напротив помещения кафедры математической кибернетики. Её по традиции делали третьекурсники, распределённые на эту кафедру.

Стенгазета просто искрилась юмором. К сожалению, в памяти кроме общего впечатления мало что осталось. Было упоминание о "Теории графов в трёх частях", с частью первой "Граф Монте-Кристо", частью второй "Графиня де Монсоро" и частью третьей "На графских развалинах". Ещё запомнились термин «бронемашина Тьюринга» из шуточного эссе, да два вопроса из весёлого кроссворда. Первый – двоичная собака (семь букв). Второй – машина, на которой Тьюринг ездил читать свои лекции (девять букв). Кто не догадался сразу – ответы в самом конце главы.

Семинарские занятия по дискретной математике вёл в нашей группе Владимир Анатольевич Захаров. Он тогда ещё был совсем молодым, черноволосым и худым ассистентом с маткиба.

Первый его семинар запомнился, как нечто яркое и театральное. В отличие от многих других семинаристов, Захаров не тратил время на разные глупости, типа зачитывания вслух списка студентов из учебного журнала. Каждая минута семинара использовалась с максимальной эффективностью. Владимир Анатольевич вошёл в кабинет со звонком, и начал рассказывать ещё даже не подойдя к доске. Говорил он очень чётко и образно, все практические задания решал изящно и красиво, с долей артистизма. Сразу становилось ясно, что дискретная математика – это его призвание.

Захаров объяснял и рассказывал практически без остановок. При этом, он, наверное, всё-таки следил за временем, потому что в тот момент, когда прозвенел звонок, Владимир Анатольевич чудесным образом оказался возле входной двери и вышел, договорив последнюю фразу: «Но об этом мы с вами узнаем после перерыва».

Разумеется, вторая половина семинара началась примерно так же. Звонок. Захаров вошёл и прямо на ходу продолжил прерванное изложение темы. Этот семинар оставил невероятное впечатление, как будто перед нами выступал лучший артист математического театра.

Время шло. Вторую половину семестра деканат решил украсить коллоквиумами по основным предметам. Слово коллоквиум оказалось новинкой для большинства – что это ещё за зверь?

Самые дотошные студенты полезли в словари. Оказалось, что в переводе с латинского языка слово коллоквиум означает разговор или беседу. Попутно выяснилось, что более знакомый всем термин симпозиум происходит от греческого «симпосий» – пиршество в Древней Греции, сопровождавшееся бурным весельем и обильными возлияниями. Остряки тут же стали в шутку просить преподавателей не проводить коллоквиум, а лучше устроить симпозиум. Те же комичности ситуации не принимали и советовали сконцентрировать внимание на подготовке, чтобы потом не пожалеть об упущенном времени в сессию.

Мне хорошо запомнился коллоквиум по дискретной математике. Проводился он почти так, как должен был бы происходить экзамен. Только обстановка не отличалось той мрачной серьёзностью, имеющей место лишь во время сессии. И не было обычного во время экзамена контроля, призванного предотвратить списывание.

Я подошёл к экзаменатору, вытянул билет и отправился готовиться. Разумеется, у меня были и конспекты лекций, свои и чужие, и учебник Яблонского, и даже задачник. Всё-таки не экзамен, а всего лишь коллоквиум. Написав ответ, я отправился вниз, к экзаменатору. Им оказался наш Владимир Анатольевич.

Рассказал Захарову всё по билету. Разумеется, сразу же получил дополнительные вопросы. Ведь у нас на ВМиК то, что студент смог сказать что-то по билету, не является достаточным условием того, что он не получит двойку. Нет. Ответ по билету является лишь прелюдией к экзамену, как таковому!

Дополнительные вопросы меня сразу же привели в состояние лёгкого замешательства. Вроде бы я и помнил что-то по этой теме, но сказать что-то конкретное у меня не получалось. Вздохнув, сказал Захарову:

– Владимир Анатольевич! Я не помню.

– А вы вспомните, пожалуйста!

Сразу запаниковав, я завопил:

– Владимир Анатольевич! Я не знаю этого!

– А вы узнайте! – и отправил меня обратно, готовиться.

Списав подчистую всё, что можно было, по вопросам экзаменатора, вернулся к Захарову. Он прекрасно видел весь «сеанс воспоминаний» и я совершенно не представлял, какая последует реакция с его стороны. Вдруг меня сейчас прилюдно обругают и влепят двойку?

Владимир Анатольевич ехидно посмотрел на меня, затем на текст моего ответа, и хитрым голосом произнёс:

– Ну что, вспомнили? – после чего даже не стал заслушивать, поставил пятёрку и отпустил на все четыре стороны.

Двоичная собака – бульдог (булева алгебра – двоичная алгебра), машина, на которой Тьюринг ездил читать свои лекции, – велосипед.