Loe raamatut: «Песни фей»
ПЕСНИ ФЕЙ
1
Тоска летней ночи бессонной,
всегда суетливая мысль
играется с тьмой заоконной,
близка, приближается высь.
По звездам гуляющий ветер
сдувает пылинки, и в них –
то образ таинственно светел,
то призрак раздумий моих.
***
Какие-то летние силы –
зеленое их естество –
берут мою душу, унылы
сны беглые дня моего.
2
Ночь начиналась –
и шелестом легким, как щебетом птичьим,
сад оглашался, и в звуках какое-то слышалось слово.
Нет,
быть такого не может,
чтоб в этом текучем, дрожащем
гомоне, шуме был смысл,
языка хоть какого глаголы.
Что же, я ночь напролет
запишу чего,
вздрогну,
расслышу
имя свое…
Кто зовет меня?
Я отзываюсь.
3
Здравствуй, друг горемычный, сделай милость,
на крыльцо выйди, дай хоть мы посмотрим,
кто такой заявился в наши дебри
не тревожить – унять свои тревоги.
Нам пугаться друг друга – нет, не стоит.
4
Терн растет в моем саду,
разрастается, забор
подпирает – ягод жду,
не пускаю под топор.
Поросль юная берёт
всю вкруг землю, зеленит
воздух, по ветру метет,
листьями день-ночь шумит.
Вяжут ягоды хоть плюнь,
сколько видел, сколько ждал,
май прошел, мелькнул июнь,
за июлем щедрый встал
урожай – не обобрать.
Непривычные к трудам
руки медлят ношу брать,
скользить, лазать по ветвям.
***
Три корзины под столом.
Исподнизу сок. Летят
осы, крыльями с трудом
слипшимися шевелят.
***
Достается сахар, труд
начинается благой –
гнать из этих синих груд
огнь-напиток голубой.
5
Каплю надо нам выпить – и благое
опьянение сердце умиляет,
и не так уж мы злы, мудры, несносны.
Только пенье назойливее станет,
только ты, с кем веселие все наше,
с каждой каплей нас лучше понимаешь.
6
Что-то мало пьется мне,
хилая рука дрожит,
рюмкой плещет – дух в огне
жидком мне не ворожит.
Тяжелеет голова,
глупые ночь снятся сны,
память никнет, чуть жива,
образы так неясны…
7
Скучно – и ещё скучней,
если выпить, много пить;
старой книгою верней
сердце мне развеселить.
Всё коплю, коплю добро
сладких вин и горьких ряд
водок – смотрятся пестро,
собственным огнем горят.
Не дай Бог, чтоб час пришёл
вас откупорить, беду
несусветную залить.
Я запас мечу на стол,
я гостей незваных жду –
с ними пить, и только пить.
8
Достаются тазы, и сахар льётся
долгим белым потоком, и краснеют
его горы от низу постепенно –
будет, будет нам варево густое.
Банки ставятся с тяжестью благою
в шкаф стенной, и битком на кухне полки.
9
На огне кипит, шипит
чайник, лишнее тепло
с водой плЮет, свист свистит,
выдыхает тяжело.
Разной сохлою травой
сыплю в кружку – не слаба
горечь: терпкий дух, живой
вышибает пот со лба.
10
Напои чаем нас с вареньем новым,
еще тёплым и пенки неси с кухни,
блюдце с горкой – щебечем мы, хлопочем
над едою, над сладким забываем
и породу свою, и что опасны.
11
И все леса – лес.
Длинными гуляю,
запутанными тропами
хожу,
грибов и ягод я не собираю –
бездельничаю,
мыслю,
существую.
А то, что лесом называть привык, –
простая небольшая роща
рядом
с заброшенным колхозным полем,
между
дач,
дорог автомобильных
и железных.
Везде пакеты мусора,
окурки,
и голоса слышны,
и шум моторов,
везде цивилизация – такая,
как здесь устроили,
как мы привыкли здесь.
Но все леса – лес.
Трогаю стволы,
топчу их хвою,
трудное дыханье
свободнее становится,
и я
почти что заблудился
и по солнцу
обратный путь отыскиваю.
Вышел
к чужой деревне.
Леший здешних мест
так водит,
круги вертит;
так свободнее
блуждать,
куда не помнить –
роща малая
лишь так,
крутя дороги, может стать
суровым, настоящим, русским лесом.
12
На прогулках неспешных, молчаливых
мы сопутствуем, знаемся с лесными –
одного тебя к ним пустить, мы знаем,
как опасно: привяжешься к ним, диким, –
нас забудешь, и сад твой опустеет.
13
На востоке сада тёрн.
Черноплодка да ирга
ждут по остальным по трём
краям ворона-врага.
Будет пир ему: моей
вместо плоти-крови – снедь
чистая – весь груз ветвей,
успевающий созреть.
14
Как ни делай запасы, а остатки –
недобор на ветвях, в траве завалы –
больше и тяжелей того, что в погреб
отнесли – не печалься: эта щедрость
к перелетным тебе еще зачтется.
15
А я б хотел не умереть – исчезнуть.
Чтоб не было ни памяти-следа,
ни места, что с цветами и крестом…
Свечу задуют – где огонь,
где беглый её свет? –
безвредно трогает ладонь
тот воздух, где их нет.
Рассеяться, как свет; как звук, заглохнуть;
пропасть, как слово-надпись на водах;
как та зола, какую ветер сдул:
взлетела – где она?
Пусть даже легкая печаль
сердцА не оскорбит,
в ночь летнюю меня не жаль,
в день зимний я забыт.
Никто меня не вспомнит – зримых нет
следов от бытия, небытия.
Нет сына, дома, дерева, могилы.
Условия не выполнены мною…
Исчез, а значит, в добрый час
я, может быть, вернусь
в тот мир, где никого из вас
я встретить не боюсь.
Смерть и бессмертье слишком тяжелы
для моей жизни – легкого испуга
и любопытства беглого.
16
Что, друг ситный, грустишь? Какие ласки
нам еще предстоят? Тебя щекочем
и не знаем ни устали, ни скуки,
время наше проходит презабавно.
Ты не знаешь, что к смерти эти ласки.
17
Скажи мое имя – и чудную власть
получишь, и силой натешишься всласть,
с врагом покуражишься, боли хлебнешь,
долги тем и этим сторицей вернешь.
Построишь чертоги над хлябью земной,
в морях голубых пронырнешь под волной,
в огне вспыхнешь, вздрогнешь, рассыплешься в прах –
старинный исчезнет, вдруг сбывшийся, страх.
И женскою слабостью и красотой
насытишься вдоволь, упьешься любой.
Что страсти людские? Их легкий язык
сполслова, насквозь понимать ты привык.
Иные познанья влекли и влекут:
смысл времени, как его токи текут,
создание мира и мира предел
ты мыслью проник, и ты дальше посмел.
Усталости в сердце нет, сроки ему
сбылись, миновали и сгинули в тьму.
***
Ты, лётом подлунным спеша над землей,
увидишь дом старый и старый сад свой
и книги увидишь, в них буквы прочтешь –
печальную повесть свою узнаешь?
***
Вот так бы и жил, не продавший души,
во тьме беспросветной, в треклятой глуши.
18
Загадаешь ли малое желанье –
мы исполним, а вдруг решишь уехать –
засвистим, застрекочем, в косы туго
заплетем стёжки, летние дорожки.
А зимой-то никто нас не покинет…
19
Будем веки вековать,
будем своды подпирать,
деревА стройны, красны:
мачтовый тяжолый лес
по верхам скребет небес,
звезды сваливает с них.
Глубоко зашли, сплелись
в жадных поисках воды
корни мощные – руды
златой, черной напились,
гномьи норы рыли и
норы глубоки, ничьи.
20
Позабудь свои беды и обиды.
Мы ведь тоже не просто так плутовки –
защитим, ты ведь наш теперь навеки,
не делимый ни с кем – к тебе не пустим
ни с оружьем, ни с умыслом враждебным,
ни с какими иными новостями.
21
Запасаюсь для зимы:
книги, книги – хлам, читать
среди белой хладной тьмы
да на краткость чтоб роптать.
Рано взялся их листать,
мучить зрение, пока
есть я, чтоб глаза ломать,
и жива твоя тоска.
22
Это что шелестит? – Вся наша свадьба
собирается, едет в чистом поле.
Как подскочат скорлупки на ухабах,
так тряхнет на сто верст вокруг окрестность,
полыхнет свадьба звездами – Телегой.
***
За осенним пирком честным толкутся
гости наши – заметишь, не заметишь
