Loe raamatut: «Пчевак»

1. Пчёлы.

Очень давно.

Я родился там, где убили известного поэта Лермонтова. Но талант умершего мне почему-то нисколько не передался. Я получился самым обыкновенным жителем планеты, заурядным, если хотите. Мои родители разбились в автокатастрофе, когда мне едва исполнилось восемь лет. И меня, понятное дело, мгновенно определили в типичный детский дом. Там я научился стоять за себя, мстить и гадить, то есть жить в социуме, в коллективе. И конечно же, неплохо намастырился воровать.

Каждый, читающий эти строки, наверняка со мной согласится, что любовь родителей никто и ничем заменить не в состоянии. Поэтому детдомовские дети росли «недолюбленными», и от недостатка доброты и заботы, зачастую походили на маленьких бездушных роботов. Трогательные создания, как оставленные цветы после праздника: когда-то они были кому-то нужны, а потом забыты и заброшены. Являлись плодом чьей-то любви, а потом оказались вычеркнуты или даже выкинуты из семейной жизни. Как пробитое колесо, валяющееся у дороги. Когда-то оно верно и исправно крутилось, служило своему хозяину, было нужным. А потом пришло в негодность из-за крошечного гвоздя – и всё, его заменили на другое, запасное. И бросили на обочине. А сами уехали. С таким грузом в душе, с осознанием брошенности было очень нелегко смириться и остаться нормальным. Особенно, в казённых стенах. Зато тем ребятишкам, у кого умерли родители, было даже в какой-то мере легче и они выходили из стен нашего приюта с менее искореженной психикой. Во всём был виноват злой рок, а не предавшие близкие. Хоть в этом им микроскопически, так сказать «повезло». Такие дети оставались чуточку человечнее, их сердца были не выхолощены, они реже становились озлобленными на весь мир.

Изредка случалось, что некоторых самых юных экземпляров усыновляли приёмные родители, но детьми старше двух-трёх лет «приёмщики» интересовались мало. И в самом этом факте снова неприкрыто проглядывал общечеловеческий цинизм и расчётливость – никто не хотел возиться с чуть подросшим ребёнком, возможно помнящим своих настоящих родных.

– Они бы канючили и требовали своих прежних родителей, зачем с ними сюськаться? – здраво рассуждала тридцатилетняя блондинка вслух, идя по коридорам нашего учреждения. Она не скрывала свой прагматизм, она не стеснялась, что ребятишки её услышат, ей было плевать. Она шла, как в приют для брошенных собак. На высоких каблуках и в макияже.

" Детдомовские", естественно, были лишены многих ценностных устоев, ими никто всерьёз не занимался, поэтому зачастую руководствовались простыми правилами выживания, проще говоря, инстинктами. А самым мощным инстинктом у нас был, конечно же, голод. И именно он толкал меня, как и моих товарищей, к воровству или обману.

Когда стукнуло семнадцать, я решил поступать в университет. Опять-таки пришлось выбирать: на менеджеров, юристов или врачей был большой конкурс, а на инженеров и экономистов требовалось много ума. А «рыпнуться» и «пролететь», не стать студентом и остаться без стипендии было бы смерти подобно. Из этого и пришлось исходить при выборе будущей профессии. Относительную уверенность в успешном поступлении сулили лишь два факультета – химический и биологический. Я заметил, что на первый из них подавали документы более красивые девицы, чем на биологический, и на это повёлся.

Экзаменационные баллы у меня были так себе, но я прошёл. И вскорости был зачислен, стал настоящим студентом-первокурсником! Но, в отличие от большинства моих сверстников, оставался всё таким же недолюбленным и безродным. Ах да, ещё голодным, голодным и голодным! Крошечная стипендия не давала никаких шансов на достойное существование. И тут, конечно же, мне вновь пригодились навыки, отработанные в детском доме. Ведь надеяться пустому желудку, кроме как на своего хозяина, было просто не на кого. Естественно, я воровал. Тащил макароны из кипящей кастрюли соседки, и обжигая всё внутри, судорожно заглатывал пищу. Быстрей, быстрей, торопил себя. Крал яйца из холодильника в общей кухне, а чтобы не вычислили, в мгновение ока выпивал их содержимое, а затем размельчал скорлупу в руке и спускал компрометирующие улики в раковину. К слову сказать, вся процедура занимала от силы секунд пять-шесть. И по самым скромным подсчётам за все годы учёбы я приблизительно украл пару тысяч яиц. А присвоив, например, банку с каким-нибудь домашним соленьем и опустошив её, экстренно засовывал стеклянную тару в старую тряпку и разбивал на мелкие осколки, чтобы вынести из общежития и не попасться. Также ловко ваш покорный слуга умел отрезать пару крыльев у жарящегося цыплёнка или выудить говядину из приготовленного, конечно же, чужого борща. Время от времени соседи по проживанию объединялись в попытках выяснить, куда постоянно пропадает еда и изловить виновного. Скорее всего, даже следили за мной. Тогда действительно приходилось очень туго, и я был вынужден частично питаться в столовой. Изредка приходилось что-то покупать из продуктов домой и даже нарочно долго их готовить. Чтобы все запомнили, что у меня бывают свои продукты. Блюда эти, естественно, были просты и скудны, чаще всего получалось варганить суп из щучьих хребтов, или вываривать по пять часов кряду недорого купленные на рынке кости. Они от этого размягчались, и их становилось возможным угрызть. Не думаю, что сильно удивлю вас, если напишу, что картошку я тоже старался не покупать. В конце концов, всегда хватало безруких чуваков в общежитии, оставляющих толстую кожуру при очистке картофеля. Оставалось лишь доделать их работу – и собственные супы становились вполне себе съедобными. К сожалению, случались времена, когда я сильно поиздержался, тогда всё было вовсе хреново, приходилось даже доедать за голубями. То есть надо было часами торчать в парке на лавочке и ждать момента, как только добрая старушка или малыш, вдоволь нашвыряются кусками хлеба и отвернутся, соберутся уходить. Скорее всего, они оставшийся, самый большой кусок бросят напоследок. Тогда нужно мчаться разгонять воркующих голубей и вырывать у них еду, чтоб не оголодать самому. Восемь-десять таких забегов, и , можно сказать, слегка перекусил хлебушком. А если на земле снег или лужи – так и запил заодно! А ещё в тёплое время года вместо свиданий под клёнами или походов в кино с девушками я был вынужден часами шляться по парковым зонам, идя на звуки музыки или запах шашлыка. Пока разомлевшие гуляки балагурили в веселых компаниях, выпивали и хвастались акустикой своих напомаженных автомобилей, я в буквальном смысле «под шумок» переполовинивал их недюжинные запасы, привезённые с собой. Отдыхающие вели себя на природе по-хозяйски безалаберно, раскидывали сумки с провизией и выпивкой повсюду на лужайке. Кто ж им виноват? Зато, можно было потом несколько дней спокойно учиться и работать над курсовыми без аккомпанемента, то бишь урчащего голодного желудка…

Предвижу, что читая всё это, совестливый читатель будет представлять меня совершенным беспринципным лентяем.( Ведь мог же, скажете, подрабатывать, чтоб иметь средства себе на пропитание.) В общем, даже преступником. Но это не так! Во-первых, сферой посягательств являлись исключительно продукты питания. Я никогда и ни у кого не украл и копейки!!! Во-вторых, подрабатывать и параллельно учиться только теоретически хорошо, на самом деле всё окончилось бы наплевательским отношением к учёбе, так всегда бывает. Первые заработки у молодёжи, как подмечено веками, очень быстро вытесняют страсть к обучению. А мне во что бы то ни стало, надо было в будущем стать профессионалом. Иначе, зачем вообще учиться чему-либо? Вот и приходилось влачить жалкое существование, живя на стипендию. Впрочем, когда появлялась хоть маленькая лазейка для зарабатывания денег, я был тут как тут. Вагоны разгружать ночью – пожалуйста! Автозаправку подметать – пожалуйста! Ядовитую амброзию по полям вручную рвать и сдавать для уничтожения – и это согласен!

Кстати, и с вышеописанными моими маленькими кражами провианта всё было вовсе не ловко и безоблачно. Врать не буду, несколько раз за время учёбы я, само собой, попадался на поедании чужой пищи. Иногда меня лишь ругали, иногда били нещадно, стараясь выбить зубы, чтобы больше не ел. Бывало, просто прощали, списывая всё на детдомовское прошлое. Несколько раз жертвы воровства в общежитии, сговорившись, поступали со мной, как с настоящей крысой. Они подсыпали всякую гадость в еду, служащую приманкой, например, в колбасу и сами, естественно, её не трогали. Как правило, это было либо сильное слабительное, либо даже какой-нибудь яд. Впрочем, моё почти звериное чутьё было постоянно обострено и зачастую позволяло избегать таких ловушек. Но не всегда… Пару раз я чуть было не отправился к праотцам… В конце концов, либо я попадался с поличным, либо дурная слава потихоньку делала своё дело, так что люди переставали полностью доверять, подозревали, и мне трижды пришлось менять ВУЗ…

Короче говоря, отмучившись пять лет в разных университетах, я получил, наконец, квалификацию инженера-химика и, как говорится, «путёвку в жизнь».

Не буду длинно описывать, сколько раз и как жизнь опять меня пытылась вышвырнуть на обочину. Так сказать, оттолкнуть ножкой. Подальше. Закончились мучения с учёбой, начались мучения с работой. Никто не хотел брать "сырого" работника без опыта НИКУДА. Поэтому, я то устраивался в какой-нибудь цех лаборантом, то в школу преподавать, а параллельно опять и опять приходилось таскать мешки ночами. Или улицы мести. Или вахтёром подрабатывать. Платили крайне мало, на пропитание только и хватало. Слава богу, государство выделило комнатушку в общежитии. Но в целом ещё несколько лет после института я тупо не жил, а существовал. Скучно, бедно и бесперспективно.

2 года назад.

Я вполне быстро освоился в новой фирме. Это была более-менее известная организация, но по провинциальным меркам, как говорится, бренд. Её рекламу крутили даже по местному телевидению. Работников было не очень много – всего человек двадцать. Но зато действующее предприятие, где требовался настоящий химик. Смешивать всякие отравы для мышек и крыс, ловушки изготавливать липкие для насекомых, да подкормки разные для сада. Всё это уже была настоящая работа, прямо для меня, времени свободного не было ни минутки, но зато зарплата помогла мне вспомнить вкус мяса. И прекратить штопать носки. И купить, наконец, кошелёк.

Полгода назад.

Ничего не предвещало беды. Я уже давным-давно обжился в новом коллективе, дружил с начальством и рабочими. Я проводил опыты с имеющимися составами, травил мышек, ловил мух и комаров, придумывал улучшения и опробовал их. Если опыты были удачными, давал ценные указания и инструкции в цех, мастерам и работникам. В общем, фирма процветала, и в этом была несомненно и моя заслуга.

Вы удивитесь, я даже начал немного заниматься своей личной жизнью, несколько раз в месяц похаживал на свидания с одной интересной особой. Девушку звали Яной, и она владела крохотной кофейной лавкой. А ещё она обладала необычайной красотой. И можно сказать, я был практически влюблён.

С коллективом мне тоже невиданно повезло. Это были настоящие люди. С большой буквы, как говорили наши бабушки и дедушки. Я сдружился и с женским полом , и с мужским, и мог с гордостью сказать, что все без исключения были великолепными.

Стас это бывший десантник, сержант, спасший не одного молодого первогодка во всевозможных "горячих точках". Он был огромен, как скала, мудр и добр. И слово взаимовыручка являлось для него не пустым звуком. В свои тридцать он был уже правой рукой директора, эффективным менеджером и заместителем в одном флаконе, так сказать.

Михаил был мастером в цеху – моим непосредственным помощником. Работал чётко и безотказно. Производственные процессы он знал назубок, да и с рабочими находил общий язык легко. Любую поломку в станках находил за пять минут. Даром, что очкарик.

Менеджеров женского пола было трое – Алина, Татьяна и Ольга. На всех троих им было лет восемьдесят, а торговали они, как богини. Первая любила деньги, вторая детей, а третья была просто замужем. Соответственно, запроса на интересного мужчину, то бишь меня, у них не имелось, ну а я, из-за вышеуказанных причин, их как девушек не рассматривал. Если бы я был их матерью, то однозначно первую научил бы человечности, вторую – ожидать хоть немного самой любви, а не только одержимо мечтать о детях. Ну, а третьей бы предложил не так торопиться с браком. Всё-таки не в прошлом веке живём.

Пятница была как пятница. Я уже мысленно предвкушал, как двину на рыбалку с ночёвкой с субботы на воскресенье. Лето в нашей отрасли было "горячим сезоном", продажи росли и без работы мы не простаивали. Поэтому выкроить время на отдых и поосуществлять мечты было многократно приятнее.

Шеф появился на работе около одиннадцати и было видно, что он на взводе.

– Планёрка. У меня. Через пять минут, – изрёк он и хлопнул дверью.

Мы, сидевшие в кабинете инженеры и менеджеры, озадаченно переглянулись. Ну, на первый взгляд пахло головомойкой, но причин для этого решительно не имелось. Мы производили и продавали исключительно неплохо.

– Чего это он? – осторожно спросила Алина.

– Всё будет ровно, – успокоил всех Стас. – Видимо, новые планы нам в уши вотрёт и отпустит. Косяков, вроде на этой неделе не было. Делайте 120 на 80, не нагоняйте печаль и давление!

– Было б хорошо, если б так! – высказался я. Но червячок сомнений, что всё будет не так глянцево, никуда не пропадал.

Дверь распахнулась. На пороге опять стоял шеф. Мы молча покорно встали и поплелись в кабинет начальства. Директор торопливо занял своё шикарнейшее кресло и мы начали. Всё шло как обычно, все докладывали о своих победах и упущениях, только вот начальник явно был обуреваем собственными мыслями. Машинально выслушав всех, он неожиданно эмоционально завёл свой монолог :

Губернатор на днях дачу очередную достроил. С пасекой и баней. Пчёл завёл, понимаете! Олух понтовитый. Пчёл ему фермеры подогнали, так сказать, «за спасибо», а он их распугал, все поразлетелись кто куда. И в дом, и в баню позабились. Некоторые вообще к старым хозяевам удрали. Злючие. Я ж ему сразу наших липких лент подсунул, по дому развесил, чтоб всех жалящих изловить. И изловили наши ленты, слышите, всех изловили в домике!!!

Урааа! – вскрикнул Стас. – Мы лучшие!

А вот и хрен тебе! – заорал вдруг шеф. – Ежа в рот тебе! Покусали эти пчёлы долбанные всю морду губернаторскую ночью. Голова, как тыква теперь перезрелая, оранжевая и огромная. Глаза заплыли, еле видит он…

Жалко! – вскрикнула Ольга.

Не жалко! – закричал директор. А жопа! Жопа нам всем теперь! Кто ответит ?

А мы причём? – вступился за всех я. – Ленты же наши сработали, первых поймали, новые значит налетели..?

Да не новые, а те же с ленты нашей хвалёной оторвались и всем отомстили! Я тоже сначала думал, что не наш провал, а теперь выходит, что наш… И тыквоголовый всё это увидел.

Стало тихо. Только толстый живот обрюзгшего директора побулькивал после выпитого нарзана.