Loe raamatut: «Пальма в снегу»

Пролог

Погляди – что за рыжие пятна в реке,-

Зло решило порядок в стране навести.

Рукоятки мечей холодеют в руке,

И отчаянье бьется, как птица, в виске,

И заходится сердце от ненависти!

В.С. Высоцкий

Клинок с тихим шелестом покинул ножны. Мачете легло в руку тяжело и неуклюже по сравнению с привычной шпагой, но выбирать не приходится. Увидев оружие, инспектор ГИБДД, с радостным вожделением направлявшийся в сторону моей неправильно припаркованной машины, замялся в нерешительности. Не суетитесь, товарищ инспектор, мне нужны не вы, мне нужны они. А они только сейчас заметили мое приближение и начали медленно разворачиваться. Бесполезные ножны отброшены на мокрый асфальт. Питерское небо хмурится на нас свинцовыми тучами, моросит мелкий дождь. Толстый голубь на лепном фронтоне прижимается к стене, прячась под козырек от капель, падающих с неба.

Пять метров – их руки зашарили по карманам в поисках ножей и кастетов… Три метра – один струсил и, развернувшись на полусогнутых, бросился наутек… Два метра – En Garde! Выпад – удар, назад в восьмую, шаг-выпад – укол, кровь…

Mar

Caribe

, Сюрвейер

Нелепо, смешно, безрассудно,

Безумно – волшебно!

Ни толку, ни проку,

Ни в лад, невпопад совершенно!

Ю. Михайлов

– What’s your name?

– Grace.

– A beautiful name for a beautiful girl!

– Do you say this to everyone?

– No, only to those, who are really beautiful, as you are!¹

В ответ милая, солнечная улыбка и озорные огоньки в глубине темных, миндалевидных глаз. Она, в голубых джинсах и легкой белой блузке, я – в рабочем комбинезоне цвета хаки, а над нами, высокое, ослепительно яркое тропическое небо. Воздух горячий и влажный, как в бане, вот только пахнет не березовым веником, а испарениями грязной портовой воды. Так пахнет здешняя зима. За бортом январь 2006 года, на борту, как ни странно, тоже.

Мы стояли на полубаке² фидерного контейнеровоза³ и ждали, когда ее коллега, морской сюрвейер, закончит осмотр судового крана и спустится к нам на палубу. Я работал в то время старшим помощником капитана в довольно крупной и известной немецкой судоходной компании. Наше судно бегало в Карибском регионе, базовым портом был Кингстон, Ямайка. Именно в этом порту проходила процедура передачи судна в тайм-чартер (аренду, по-береговому), которая включала в себя осмотр его технического состояния специально обученными инспекторами – морскими сюрвейерами. Мне, по должности, выпало сопровождать их по открытым палубам и грузовым помещениям судна. К обязанности этой я отнесся с удовольствием, так как одним из экспертов оказалась юная очаровательная девушка. Меня не покидало ощущение нереальности происходящего, глядя, как она поднимается по вертикальному трапу в башню грузового крана, не смог не отметить длину стройных ног, когда она грациозно перешагнула через релинг⁴. От предложения помощи в преодолении этой преграды леди демонстративно отказалась, тогда я счел это следствием тлетворного американского влияния. Вполне естественно, что прощаясь на трапе, я попросил у нее номер телефона, уверяя, что он совершенно необходим для дальнейшего успешного сотрудничества в деле освидетельствования судов. Госпожа инспектор отнеслась снисходительно к моей невинной хитрости, и клочок бумаги с заветным номером оказался у меня в кармане.

– Вы что, будете с ней встречаться? – с недоумение спросил вахтенный матрос.

– А почему нет? – Действительно, почему? Мой брак распался два года назад, с бывшей женой жили в разных городах, и после всех дрязг (расходились очень некрасиво) хотелось чего-то светлого и настоящего. Хотя, если честно, в тот момент я совершенно не задумывался, чем закончится эта затея. Было вполне естественное влечение к молодой красивой девушке, а экзотическая национальность и темный цвет кожи меня нисколько не смущали в силу космополитизма, вообще свойственного профессии моряка. Впрочем, о любых планах, связанных с Ямайкой можно было забыть на ближайшие полтора месяца, так как наш новый маршрут представлял собой круговые рейсы между Венесуэлой, Арубой, Кюрасао, Флоридой и Джорджией (не путать с Грузией) и не предполагал заходов на Остров регги и канабиса.

Один день из жизни старпома

Так идет за годом год,

И скоро жизнь пройдет,

В сотый раз маслом вниз

Упадет бутерброд…

В. Цой

Карибское море встретило нас свежим ветром и высокой волной, погода совершенно нормальная для января. Крещенских морозов на Карибах ожидать не приходится, но ветра дуют вполне зимние. Впрочем, именно зима считается там высоким туристическим сезоном, так как на суше преобладает сухая, умеренно жаркая погода, в отличие от лета с его ливнями и ураганами. В море сезонная разница температур (которая и так очень невелика) ощущается гораздо меньше, погода летом стоит преимущественно тихая и безветренная, а от ураганов, как правило, удается уклоняться. Лично у меня неизменные зимние 5-7 баллов вызывают гораздо больше отрицательных эмоций, не смотря на то, что контейнеровозы являются достаточно комфортными судами для штормовых условий, так как на них, путем правильной загрузки, почти всегда удается обеспечить плавную качку, в отличие, к примеру, от балкеров⁵ или танкеров.⁶

Утреннюю вахту с 04.00 до 08.00 не зря называют «собакой». Спать хочется жутко, худшее время с шести до семи. Потом лучи поднимающегося солнца возвращают бодрость и способность к созидательной деятельности. «Боже мой, вы каждый день встречаете восход над морем, это же так прекрасно!» – восклицают знакомые девушки. Да, красиво, спору нет, но так уж устроен человек, что насущные физические неудобства для него гораздо важнее отвлеченных красот. Если конечно мы говорим о длительном периоде времени, а не о краткосрочных впечатлениях. Так, например, все восхищаются Янтарной комнатой, но немногие согласятся в ней жить, учитывая отсутствие мягкой кровати и элементарных удобств.

– Hi, Chief! – приход кадета прервал череду размышлений о нелегкой судьбе старшего помощника. Ввиду определенных коньюктурных соображений наш судовладелец принял решение брать на плавательскую практику кадетов Карибского морского института, своеобразный откат правительству Ямайки. Поэтому на всех судах компании, работающих в этом регионе, катается по два ямайских практиканта: один на палубе, другой в машине. Полезность данной затеи для судовой деятельности весьма сомнительна, так как на зарплату двоих кадетов можно было бы нанять одного полноценного рядового члена экипажа, толку от которого было бы значительно больше, но – политика… Практиканты – ребятишки весьма своеобразные. Глядя на них, переполняет чувство гордости за нашу систему морского образования. Для тех, кто не знает, в нашей стране морских специалистов готовят учебные заведения закрытого типа (когда-то средние и высшие училища, сейчас – колледжи и академии), с организационно-строевыми отделами, нарядами, казармой и тому подобным, в общем, системой, аналогичной принятой в военных училищах. Как ни проклинали мы в свое время жизнь по воинским уставам, но она дала нам понимание и правильное отношение к вахтенной службе на судне, не говоря уже о том, что ни одному студенту не знакома та страсть к знаниям, которую испытывает курсант, стоя в наряде во время лекции. Ямайские студенты подобного понимания лишены напрочь, что, в сочетании с негритянским высокомерием, часто приводит к сложным, а иногда опасным и конфликтным ситуациям. При этом уровень знаний у большинства невероятно низкий. Наш Грэгори еще не самый худший случай, с ним, по крайней мере, не нужно заново проходить программу средней школы.

– Morning Gregory. Did you define gyro error last night?

– Yes Chief, I did.

– What star did you use?

– Sirius.

– Very good. What value did you get?

– Plus three point five degrees.

– That’s too much. Show me your calculations⁷.

В расчетах как будто все правильно. Зашел с другой стороны: рассчитал высоту Сириуса на момент наблюдения, она оказалась отрицательной.

– Как же ты, друг, определил пеленг на звезду, которая ниже горизонта?

– Не знаю…

– А почему ты решил, что это именно Сириус?

– Ну, она же была самая яркая…

– Помнишь, я показывал тебе рекомендации по поиску звезд в Брауновском альманахе?

– Да, Чиф, помню Чиф, в следующий раз я сделаю все правильно.

– Ладно, астроном, спокойной вахты, пошел я завтракать.

Кадет несет вахту за капитана. Третьего помощника на судне нет и номинально мастер должен стоять на мостике с 0800 до 1200 и с 2000 до 2400. После долгих мучительных капитанских раздумий и борьбы между ленью и осторожностью лень одержала верх – практиканта поставили на вахту, к великой радости последнего. Пока капитан колебался в принятии судьбоносного решения о реорганизации вахтенной службы, работал наш Гриня на палубе, сквозь зубы проклиная белого расиста боцмана, неиссякаемая фантазия которого изобретала все новые и новые издевательства над гордым и свободолюбивым жителем тропического острова. То заставит зачищать металлической щеткой ржавые места на палубе, то красить что-нибудь, а то (страшно представить) оттирать масляные пятна ветошью, смоченной в растворителе. Как хорошо, что на Ямайке нет белых! Но вот пришла награда за страдания, жизнь удалась, стремиться больше не к чему. Сейчас наверняка сидит в кресле и слушает музыку. Обычно капитан по утрам поднимается на мостик ради деловой переписки. Там находится терминал спутниковой системы связи, а, учитывая разницу во времени с Европой, все важные сообщения нужно отправить до десяти утра. Вполне естественно, что занимаясь столь важными делами, капитан не может видеть праздно прозябающего кадета и сочиняет ему всевозможные задания, чтобы, не смотря на сопротивление последнего, все-таки привить ему необходимые знания и навыки. Но сегодня воскресенье, почты нет, мастер не спешит покидать каюту, и ничто не тревожит блаженный покой ямайского юноши. Справедливости ради стоит заметить, что навигационная обстановка в Карибском море не представляет сложности даже для такого низко квалифицированного вахтенного, как наш студент. Проходящие мимо суда встречаются даже не каждый день, а встречу, требующую изменения курса для расхождения в безопасной дистанции, можно ожидать неделями.

Воскресный день касается только капитана и механиков. При современном уровне автоматизации вахту они не стоят и могут позволить себе выходной, если конечно нет срочных работ в машине. Для остальных членов экипажа выходных не существует: штурмана все так же стоят вахты, независимо от дня недели, матросы, во главе с боцманом, занимаются поддержанием технического состояния судна (им, правда, за работу в выходные и праздники начисляются сверхурочные), повар все так же готовит пищу на весь экипаж.

После завтрака самое время прогуляться по палубе, чтобы матросы не забывали, что недреманное око старпома всегда с ними. Согбенные спины слаженно работающей палубной команды – услада для глаз начальника службы, сиречь, старшего помощника. Матросы дружно красят направляющие крышек трюмов, боцман (осторожно, чтобы их не забрызгать) смывает грязь с главной палубы – благодать. Поднимаюсь на полубак, и настроение сразу портится: на свежеокрашенной в синий цвет палубе дорожка розовых следов. Ни дать ни взять, Сиддхартха⁸ оставил отпечатки своих лотосных стоп. Зову боцмана:

– Что за Будда здесь гулял?

– Почему Будда? – провожу короткий ликбез по индийской мифологии.

– Должно быть, Лешка Семгин, он с грунтом работал (краска для грунтовки красно-коричневая, но в сочетании с синим приобрела гламурный розовый цвет), как умудрился ботинки вымазать, не представляю.

– Гони просветленного сюда, пусть срочно все перекрашивает.

Как говорят, и смех и грех, но прозвище «Будда» с тех пор прочно приклеилось к Алексею. А он и вправду похож: толстый, благодушный, и даже пресловутая «шишка Будды» пробивается над переносицей. Раньше Леша работал судовым поваром, но в один прекрасный день решил податься в штурмана, поступил на заочное в мореходку и теперь осваивает премудрости работы на палубе. Как в случае с розовым следом, получается не все и не всегда, но парень старательный, рано или поздно своего добьется. Уже одно то, что, не смотря на значительный избыточный вес, он трудится наравне со всеми в тропической жаре, никогда не пытаясь увильнуть или уклониться от физических нагрузок, которые (я знаю) даются ему ох, как нелегко, заслуживает уважения. За первый месяц новообращенный матрос потерял пять килограмм веса и имеет все шансы к концу контракта приобрести фигуру, если не Аполлона, то хотя бы Шевчука.

Продолжительность контрактов в нашей компании составляет шесть месяцев. У рядовых членов экипажа до недавнего времени было девять. В ближайшем будущем обещают сократить до четырех, но только для старших офицеров, то есть капитана, старпома и стармеха. Скорей бы! Шесть месяцев – очень значительный период времени. Когда возвращаешься домой спустя полгода, возникает ощущение, что живешь в каком-то параллельном мире, что жизнь, обычная жизнь, которая не делится на вахты и погрузки, а состоит из общения с друзьями и близкими, встречь, свиданий, отношений с женщинами, рождений и смертей, радости от первых шагов твоего ребенка, первых произнесенных им слов, проходит мимо, стороной. Всегда завидовал скандинавским морякам, они никогда не сидят на судне больше полутора-двух месяцев. И уж тем более, никогда не понимал моряков, продлевающих свой контракт на год и дольше. Мне кажется, что после такого срока можно уже и не возвращаться. Все равно за это время для близких людей моряк становится виртуальным объектом, источником регулярных денежных поступлений, голосом в телефонной трубке. Да и они для него перестают быть реальными людьми, превращаясь в некий туманный образ. После такого долгого времени на судне, происходят определенные изменения в психике, человек становится не совсем адекватным, и это не всегда с понимание воспринимается близкими людьми, что вызывает беспричинные ссоры. Чтобы полностью восстановиться, моряку необходимо провести на берегу период времени не менее половины прошедшего контракта, но так долго сидеть дома ему никто не позволит. Деньги, регулярно пересылавшиеся домой, так же регулярно тратились, семья привыкла к определенному уровню жизни, не изменяя который, последнего баланса за контракт хватит месяца на два, не больше, а потом снова: «Море зовет!». Ситуация печальная, но достаточно обычная для рядовых членов экипажа, с их невысокими зарплатами. Некоторые смиряются с таким положением вещей, другие стараются получить диплом штурмана или механика или ищут работу на берегу. Вот и наш боцман подумывает о смене рода деятельности. Гриша – живое воплощение глобализации. По национальности он молдаванин, родился в Кишиневе, прекрасно говорит на родном языке. Гражданство у боцмана российское, при этом живет Григорий в Таллинне.

– Нет никакого смысла работать в море за такую зарплату. Те же деньги я могу заработать на стройке, – Стройка, это национальное. По прошлой специальности Гриша – школьный учитель, но русский язык нынче в Эстонии не в чести. – В отпуске поговорю с Агентством, если не добавят процентов двадцать, буду уходить.

– Согласен. Если на берегу можно заработать те же деньги, нет резона ходить в моря.

Эстония недавно вступила в Евросоюз, интересуюсь, насколько выросли цены и зарплаты. Сравниваем уровень жизни в Питере и Таллинне, получается похоже. Пожелав удачи с будущим трудоустройством, оставляю боцмана бороться со шлангом и направляюсь обратно в надстройку. Судно движется полным ходом, и пенный поток воды с тихим шелестом пробегает вдоль борта, размеренно поднимаясь и опускаясь в такт движения волн. Идем без груза, в балласте, поэтому наш надводный борт достаточно высокий для того, чтобы волны не заливали главную палубу. Основная опасность намокнуть исходит от боцмана. Помятуя о том, что моряк со шлангом страшней фашиста с автоматом, быстро удаляюсь на безопасное расстояние от Григория, который уже позабыл о моем существовании и самозабвенно поливает палубу забортной водой.

Капитан в грузовом офисе сидит за компьютером. Он настолько увлечен своим занятием, что не замечает моего появления.

– Доброе утро! – пытаюсь привлечь его внимание к своей скромной персоне

– Гутен морген, – не оборачиваясь, отвечает он.

– Опять ломаете? – вопрошаю шутливым тоном, про себя имея ввиду именно то, что говорю. Алексей Владимирович очень неплохо разбирается в системном администрировании и часто применяет эти знания с несомненной пользой для себя и окружающих. Но иногда он слишком увлекается процессом, забывая о том, что основная задача всех нововведений обеспечить спокойную и надежную работу системы, а не напичкать ее максимальным количеством последних версий различных утилит.

– Почему ломаю?! – обижается он – Я тут тебе твикер поставил и настроил. Как без него можно пользоваться виндой, не понимаю. Еще дисккипер и сисиклинер у тебя были совсем старые, ну и акронис⁹ тоже обновил. Бэкап-то¹⁰ давно делал?

– Давно, и уже жалею об этом. – Замечаю я, с интересом ожидая, как капитан отреагирует на мой сарказм.

– Не волнуйся, я перед установкой создал ресторинг поинт¹¹, в случае чего, откатишь назад. – Все-таки знает за собой он этот грешок и к недоверию окружающих, похоже, привык.

– Как там народ, трудится? – Меняет тему мастер.

– А то! Куда ж они денутся с подводной лодки!

– Ладно, с выходом из Венесуэлы устроим им барбекю. Повара там предупреди заранее.

– Добро. Чем порадуете со своей стороны? Сколько пива-водки ставить в холодильник?

– По одной того и другого. Если кто еще захочет добавить от себя, я не возражаю, но чтобы с утра все были живы и здоровы, ты мои правила знаешь.

– Само собой.

Устраивать периодические праздники для экипажа с шашлыками и умеренным распитием спиртных напитков, хорошая давняя традиция. Наши капитаны называют действо иноземным словом «барбекю» по той причине, что когда-то все они работали старпомами и вторыми помощниками с капитанами иностранными (немцами, норвежцами, голландцами), у которых и переняли эту традицию. Кстати, капитаны, взращенные нашей системой, такие праздники не устраивают практически никогда. Происходит все это в море на продолжительном, спокойном переходе. Карибский регион вполне благоприятствует проведению такого рода мероприятий. Погода хорошая, интенсивность движения судов крайне низкая, расстояния достаточно большие.

Спешу огорчить повара, для него это не столько праздник, сколько морока.

– Угу, сделаем. – Насупившись, говорит поварешка. Кстати, называть судового повара коком считается дурным тоном, учитывая продвинутость нынешних поваров в знании английского и созвучие данного слова с названием срамной части тела. Поэтому зовут его поваром или на английский манер куком.

– Не расстраивайся Слава, дадим тебе в помощь матроса. Тебе грех жаловаться, а знаешь, как злые норги¹² издеваются над русскими поварами?

– Ну, расскажи.

– Работал я с капитаном Каем. Мужик в общем незлобный, народ не обижал, но к повару относился с особым пристрастием. Любил он по воскресеньям (и хорошо, что так, если бы каждый день, то повар бы повесился) съесть яичницу из двух яиц.

– Ну, и что в этом такого? Ваш повар не мог сделать яичницу?

– Ты бы тоже не смог. Слушай дальше. Яичница-глазунья. Желток, естественно, неповрежденный, белок идеально белый, без каких бы то ни было корочек, прожилок или пятен. Все бы еще ничего, но жарить ее нужно не на масле, а на специальном норвежском маргарине, который пригорает и дает черные пятнышки. Обычно, первые три забракованные порции съедал буфетчик…

– У вас буфетчик был? – С завистью перебивает повар.

– Да, пароходик был побольше этого, и готовить на семнадцать человек одному повару было тяжеловато. Когда в буфетчика яичница больше не лезла, еще пара порций отправлялась в помойку. Где-то после пятой попытки капитану надоедало привередничать, он съедал некондиционную, по его мнению, яичницу и недовольный уходил к себе, а у повара случался нервный срыв. Повар был хороший, готовил прилично и душой болел за качество своей работы. И так каждое воскресенье, а ты говоришь, барбекю.

– Да я же не жалуюсь. Надо, так надо.

– Вот то-то же! А то начнем бороться за белизну белка.

– Чем закончилась история? Повар задушил капитана ночью в постели?

– Да ничем. Периодически мастер, видя, что почти довел человека до суицида, заходил к нему на камбуз, извинялся, хлопал по плечу, а в следующее воскресенье все начиналось сначала.

– То есть, выходит, капитан все-таки понимал, что неправ?

– Думаю, это понимание посещало его периодически, глядя на душевные терзания повара. Человек он, как я уже говорил, был неплохой. Ладно, не буду тебе мешать, заканчивай обед.

– Да все уже готово. Хочешь, сейчас наложу.

– Ничего, полчаса как-нибудь дотерплю, поем вместе со всеми.

Перед уходом окинул камбуз критическим взглядом. Стеновые панели из нержавеющей стали сияют чистотой, подтеков жира на плите нет, палуба чистая, все аккуратно разложено-развешено, придраться не к чему. Спускаюсь в провизионку, там чуть похуже. Ставлю себе ментальную пометку, что пора бы подкрасить палубу. Зову повара, делаю несколько замечаний насчет чистоты и порядка, и с чувством выполненного долга поднимаюсь к себе в каюту. Не просто, значит, с поваром потрепался, а проверил санитарное состояние камбуза и провизионных кладовых.

После обеда, при отсутствии неотложных дел, время отдыха. Сегодня воскресенье, офисы закрыты, переписки нет, информацию по грузу никто не шлет. Поэтому, да здравствуют книжка и подушка! В 16:00 заступаю на вечернюю вахту. Сменившийся второй помощник не спешит уходить.

– Дим, как у вас в России с налогами для моряков? Вы их платите?

– У нас, по закону, человек, который в течение календарного года провел за пределами Родины более 183 суток, платит налоги только с доходов, полученных от российских компаний. В российских компаниях я не работаю уже давно, остается лишь следить за тем, чтобы не пересидеть на берегу. В крайнем случае, можно скататься на месяцок к вам на Украину.

– Понятно. У нас было то же самое, но недавно приняли закон, по которому, если у тебя есть на Украине семья, квартира или машина, значит, ты имеешь там «жизненные интересы» и должен платить налоги независимо от того, где ты находишься.

– Ха, умно! Новая власть ищет дополнительные источники доходов, чтобы была возможность вернуть американские деньги. Как отреагировал наш апологет оранжевой революции?

– Рабинович-то? Он мне об этом и рассказал. Возмущен до предела: «Какие сволочи! Мы за них, а они…»

– Поделом ему. А тебе могу только посочувствовать. Впрочем, есть вариант развестись, переписать квартиру и машину на жену…

– Ага! А потом вернуться из рейса и обнаружить под дверью свой чемодан с запиской: «Спасибо, милый».

– Ну, тогда плати налоги и спи спокойно.

Еще минут десять-пятнадцать болтаем о политике и бытовых сложностях. Так называемый морской треп по сути своей беспредметен и крайне неинформативен, но он помогает поддерживать психику в здоровом состоянии в условиях информационного вакуума и недостатка общения. Пересказываются истории, забавные и не очень, обсуждают футбол, женщин, автомобили. Предмет разговора в принципе не важен, но каждому человеку необходима возможность высказать свое мнение (пусть по самому незначительному поводу) и быть услышанным.

Вахта прошла тихо и скучно. Все-таки, воскресенье ощущается и в море. Почтовый терминал, который в будние дни с надоедливой регулярностью снабжает нас запросами и указаниями, сегодня молчит. Море тоже не преподносит сюрпризов: пенные валы однообразно катятся навстречу судну. Наш кораблик справляется с ними достаточно легко, без ударов и зарываний. Скорость подупала, палуба методично ходит вверх-вниз под действием килевой качки, но только и всего. В пределах дальности действия радара не видно ни одной цели. Пусто вокруг. Меня давно занимает вопрос: как находили свои жертвы знаменитые пираты Карибского моря. Не те, которые из одноименного фильма, а настоящие: Морган, Дрейк, Тич. Даже при нынешнем интенсивном судоходстве, в течение нескольких дней можно не увидеть ни одного судна. А ведь две-три сотни лет назад судов было в тысячи раз меньше, и не было ни радаров, ни автоматических идентификационных систем. А ведь находили, и не только при помощи агентурных данных, подстерегая на выходе из порта, но и в открытом море. Не зря знаменитым пиратским капитанам приписывали сверхъестественные способности. Нужно было обладать воистину нечеловеческим чутьем или невероятной удачей, чтобы обнаружить иголку, даже не в стогу сена, а посреди скошенного поля.

При такой напряженной навигационной обстановке четыре часа тупо смотреть вперед нет никакого смысла, поэтому сел за компьютер и занялся административно-бумажной работой, вполглаза поглядывая на экран радара. Раз в пятнадцать-двадцать минут отрываюсь от созерцания экранов и выхожу на крыло вдохнуть теплого влажного воздуха и убедиться в том, что горизонт чист, и мы одни на целом белом свете. Так пробегают четыре часа. В 20:00 сменяюсь, спускаюсь в свою каюту, двумя палубами ниже, с полчаса читаю какую-то муть и ложусь спать, ибо в четыре утра снова на вахту.