Loe raamatut: «Неидеальная история», lehekülg 7

– Я готов вам помочь, – продолжал Макс, – Если вы, конечно, не против. Уровень знаний, содержащийся в моем каталоге памяти вполне это позволяет. К тому же, синтетические кожные покровы на вашей груди повреждены, что уже обеспечивает доступ к нужным узлам. Так что, дело за малым. Итак, вы позволите?

Голова Идеального человека безвольно замоталась из стороны в сторону, что было воспринято Максом как согласие.

– Вот и славно, – сказал Макс, раздвигая висящие у него на груди лохмотья синтетической кожи, – Так, что тут у нас?

Макс просунул пальцы в образовавшиеся на груди Идеального человека щели и принялся ловко орудовать там. Я с любопытством наблюдала за его работой. Вскоре Идеальный человек уже крепко стоял на ногах и, склонив голову, сам наблюдал за проворными действиями Макса.

– Еще немного, – приговаривал Макс, – осталось совсем…

Вдруг Идеальный человек вздрогнул, запрокинул голову назад и всем телом повалился на Макса. Охнув от неожиданности, я увидела, что у него из спины торчит ржавый металлический штырь. Холодея от страха, я медленно повернула голову и увидела их…

Это были большие мальчишки. Они стояли посреди нашей поляны хищной шеренгой и во главе их стоял Белая Смерть. Он неспешно обводил всех вокруг беспощадной улыбкой завоевателя и криво усмехался. В руке у него был тот самый ужасный инструмент.

Белая Смерть что-то крикнул, махнув рукой, и мальчишки разбрелись вокруг, сметая всех на своем пути. Они били Идеальных людей палками и железными трубами, отрывали им руки и головы и все время смеялись и улюлюкали. Им было весело.

А я стояла и, боясь пошевелиться, смотрела на весь этот ужас. Один мальчишка таскал по земле Идеального человека, схватив его за ногу. Голова Идеального человека подпрыгивала на кочках, а руки, скользя по траве, то сходились над головой, то разъезжались в стороны, словно крылья огромной птицы.

Убегающая Радегунда потеряла свою челюсть и какой-то мальчишка тут же подбежал и пнул ее словно футбольный мяч. Челюсть описала дугу и улетела куда-то вдаль среди деревьев, в самую темную чащу. Вряд ли Радегунда сможет теперь ее найти.

Другой мальчишка бегал с каким-то изрыгающим пламя баллоном и поджигал Идеальных людей. Один несчастный, видимо утратив способность двигаться, замер неподвижно, огонь съедал его синтетическую кожу и он становился все больше похож на закопченного металлического робота. А мальчишки, бегали вокруг него, подпрыгивая и корчась от смеха.

Я попятилась назад и спряталась за Макса. Белая Смерть заметил меня, заорал как ненормальный и, тыча в нашу сторону пальцем, ринулся вперед. Лицо его перекосилось злобой, светлые глаза стали совсем бесцветными. Макс беспомощно вытянул руки вперед и Белая Смерть вынужден был остановиться. Он отодвинул Макса и, тяжело дыша, склонился надо мной. Мне стало жутко. Я с мольбой посмотрела на Макса. Макс еле слышно произнес «не надо» и кончиками пальцев дотронулся плеча Белой Смерти. Лицо Белой Смерти стало бешеным от злости и он медленно, очень медленно обернулся в сторону Макса.

И тут я побежала. Задыхаясь от объявшего меня ужаса, обдирая руки и ноги о торчащие сучья, я кинулась прочь. Я бежала не оборачиваясь, бежала, пока не стихли звуки происходящего на поляне и меня не поглотил сумрак лесной чащи.

Я согнулась пополам, пытаясь отдышаться, и стояла так, пока у меня не престало стучать в ушах, а перед глазами не исчезли радужные пятна. Потом я выпрямилась и огляделась по сторонам. Меня окружали черные замшелые деревья, сквозь кроны которых едва пробивались лучи солнечного света. Где-то вдалеке изредка ухала какая-то птица. Я стояла и пыталась сообразить, что же все-таки происходит.

– Зачем они так? – думала я, – Что им сделали Идеальные люди? Ведь они же прекрасно знают, что они им даже ответить не могут. Не то, чтобы защититься, а и слова грубого сказать…

И тут я вспомнила, что мне однажды сказал дедушка. Вообще-то, дедушка постоянно говорил всякую ерунду и глупые шутки, из-за которых на него ворчит мама, но в этот раз…

– Люди – те же самые зверушки, – сказал мне дедушка, когда я как-то спросила у него почему он поругался с почтальоном, – Они сбиваются в стаи, мирно пасутся или охотятся друг на друга, заводят потомство и складывают запасы на зиму. И ровно до этого момента остаются зверушками. Но когда они задумываются о вечности, тогда-то и становятся людьми. Только тогда. Да, и еще когда мечтают. В каждом из нас сидит и зверушка, и человек. И хотя порою настоящие звери ведут себя как люди, бывает все же и наоборот… Запомни это, сокровище мое. Поймешь ты это потом, а пока просто запомни…

Я вздохнула полной грудью и на негнущихся от страха ногах пошла обратно. Вскоре сквозь редеющие деревья я увидела поляну. Постоянно скрываясь за черными стволами, перебегая от одного к другому, я подобралась совсем близко. Я увидела, как Белая Смерть орет на Макса, приблизив свое лицо к нему близко-близко и брызгая слюной. Макс что-то отвечал ему спокойно и неторопливо, отчего Белая смерть бесился еще больше. Потом он зашел Максу за спину и ударил его по ногам. Макс рухнул на колени. Белая Смерть набросился на Макса, прижал его спиной к дереву и стал душить. Макс смотрел куда-то в сторону и взгляд его был печален. Я подумала, что сейчас Макс зависнет, как обычно, Белая Смерть потеряет к нему интерес и все закончится. Мальчишки уйдут, я выйду из леса, тихонько постучу Макса по плечу, он очнется и все станет как прежде. Но ничего это не происходило. Макс как назло не отключался. Белая Смерть продолжал его душить, сопя и извиваясь всем телом. И тут наши с Максом взгляды встретились. Он виновато поднял брови, словно извиняясь, что ничего не может изменить.

Я вдруг поняла, что Белая Смерть вовсе не душит Макса. Идеального человека невозможно задушить. Белая Смерть принялся шарить в траве позади себя, пытаясь дотянуться до своего смертоносного инструмента. Я отчетливо, словно наяву представила, что еще чуть-чуть и он побредет домой в окружении своих дружков. А в руке он понесет голову Макса и она будет беззвучно шевелить губами. Моего Макса, который согласился стать моим Идеальным папой…

Я подняла с земли большую, почти с себя ростом сучковатую корягу, занесла ее над головой и рванулась вперед. Преодолев разделяющее нас расстояние в три прыжка, я со всей силы треснула Белую Смерть между лопаток. Раздался страшный хруст, Белая смерть повалился на Макса и заревел как маленький. Все вокруг замерли. Я стащила палку со спины Белой Смерти и на его футболке стали видны несколько проступивших пятнышек крови. Мальчишки стояли в нерешительности, не зная, что делать. Белая Смерть попробовал подняться, но не смог и только противно завизжал от боли.

– Только подойдите! – вдруг разревелась я, замахнувшись на них своей корягой, – Я вам всем тогда…

Я размахивала палкой и ревела, слезы застилали мне глаза. Неизвестно, сколько бы так продолжалось, но самый старший из мальчишек выставил вперед ладонь и осторожно, шаг за шагом ступая, подошел к Белой Смерти и перекинув его руку себе через шею, поднял с Макса. Белая Смерть взвыл от боли и сильно хромая, стал перебирать ногами. Мальчишки стали собираться вокруг них, недружелюбно поглядывая в мою сторону. Я, все еще всхлипывая, снова замахнулась на них корягой.

И они ушли. Понуро, словно побитые собаки, ушли, оставив свои трофеи. Я оглянулась на Макса. Он все еще сидел, прижавшись спиной к дереву и печально улыбался.

Посреди поляны дымился похожий на закопченного металлического робота обгорелый остов несчастного Идеального человека. Мне вспомнился усталый пожарный, который снял свою каску и остался стоять с непокрытой головой над обгорелым телом Идеального человека, спасшего из огня женщину и грузного мужчину. И еще громко мяукающий убегающий старый кот, которого он тоже спас, завернув в одеяло словно ребенка…

***

Среди Идеальных людей был один, самый старый. Он был весь сморщенный, сутулый и руки у него тряслись мелко, совсем как у настоящего старика. Не знаю зачем его сделали. Может быть, кто-то хотел дедушку. Но почему тогда такого? Заказали бы розовощекого старика, такого как Санта-Клаус. Видимо, кто-то хотел именно такого, определенного дедушку. Зачем тогда они отправили его в лес? Люди все-таки странные.

Зато у него был самый большой каталог памяти. И все к нему обращались по разным вопросам. Он считался самым умным. И вот сейчас он вышел на середину и встал рядом с обгорелым каркасом, еще недавно бывшим Идеальным человеком.

– Мы причинили вред человеку, – сказал он дребезжащим голосом, – И теперь они обязательно вернутся. Вернутся, чтобы уничтожить нас всех. Такова стандартная модель поведения обычных людей. Единственный для нас выход – переместиться на новое, неизвестное и недосягаемое для людей место. Для определения этого места мне нужны еще семеро, чей каталог памяти содержит любые сведения о данной местности, карты, координаты – все, что может быть использовано.

К нему подошли еще семеро. Макс был в их числе. Они встали в круг, лицом в центр, протянули друг другу руки и замерли, едва касаясь друг друга кончиками пальцев. Стало тихо. Они стояли и сосредоточенно смотрели куда-то вдаль. Вдруг Макс покачнулся и упал набок. Все опустили руки и обернулись на Макса.

– Оптимальное решение принято, – сказал старик, – Мы перемещаемся в соседний лес. Переход по открытой местности будем производить с наступлением темноты. До этого времени мы должны оказаться на границе леса. Приступаем к сборам.

И сразу же все превратилось в один большой муравейник. Я подбежала к Максу и, как обычно, слегка ударила его по плечу.

– Спасибо, – сказал Макс, – со мной уже все нормально.

Идеальные люди сновали по поляне, перетаскивали вещи со склада, выбирая самое необходимое. Тех, кто не мог ходить, укладывали на носилки, грузили в тележки, просто брали на руки. Макс тоже взял на руки Идеального человека, у которого не было ног. То есть, одной не было совсем, а другая болталась на проводах.

Тем временем, сгустились сумерки. Старик обошел всех, оглядывая внимательно, потом что-то крикнул и мы нестройной колонной двинулись сквозь лес. В лесу было совсем темно. Идеальные люди одинаково хорошо видят днем и ночью, как кошки, а вот мне пришлось туго. Я вцепилась в локоть Макса и шла почти наощупь, с трудом угадывая очертания деревьев и Идеальных людей в ночном лесу.

А потом началось самое страшное. Вдалеке послышался лай собак. А потом людские крики. Это была погоня. Сверху стал слышен звук стремительно приближающегося вертолета. Он все нарастал и вот уже оглушительно застучал над самой головой. Рядом, чуть не зацепив нас, скользнул луч прожектора. Старик опять крикнул и мы ускорили шаг. Ничего не было видно, сучья трещали под ногами. Вдруг моя нога попала в какую-то канаву, я оступилась и упала. Макс остановился рядом со мной. Я попыталась встать, но резкая боль пронзила ступню, я охнула и упала на землю.

– Сможешь идти? – спросил Макс.

– Нет, – ответила я и заплакала.

Макс аккуратно положил на землю безногого Идеального человека.

– Я должен помочь обычному человеку младшего возраста, – сказал он ему.

– Безусловно, – ответил тот.

Макс взял меня на руки и пошли дальше.

– Что с ним теперь будет? – спросила я Макса.

– С ним все будет хорошо, – ответил Макс, – Мы вернемся и заберем его при первой же возможности.

Тут над нами снова пролетел вертолет и луч его шарил совсем рядом и пару раз даже нас задел. Лай собак и человеческие голоса не стихали и, к тому же, стремительно приближались.

Тем временем мы подошли к краю леса. Перед нами открывалась бескрайняя, хорошо освещенная луной местность. В темном, усыпанном звездами небе, пролетел вертолет, пытаясь хоть кого-нибудь нащупать лучом прожектора. Лай собак стал слышен совсем близко. Я слышала, как перекрикиваются преследующие нас люди, как сучья трещат под их ногами, ревут моторы мотоциклов и сухо клацают оружейные затворы.

Я посмотрела на Макса. Он был спокоен и как-то даже мечтательно смотрел куда-то вдаль. Я положила голову ему на грудь и закрыла глаза…

Вертолет сделал еще круг над полем и прожектор его погас. Он с оглушительным грохотом пролетел над нашими головами и стих вдалеке. Собачий лай тоже стал постепенно удаляться. Мотоциклы, рыча моторами, умчались куда-то. Стало совсем тихо.

Старик махнул рукой мы вышли из леса. Извилистой нестройной колонной пошли мы под большой белой луной. Шелестела под ногами трава, поскрипывали колеса тележек, а мы все шли молча. Шли всю ночь, ни разу ни остановившись.

– Куда мы идем? – спросила я Макса.

– В место безопасного пребывания, – ответил он.

Я вздохнула. Макса было не переделать.

– И где это место? – снова спросила я.

– Через восемьсот тридцать четыре… восемьсот тридцать три метра, – ответил Макс.

Я повернула голову и увидела чернеющий на горизонте в рассветных сумерках лес. Вскоре мы вошли в него. Старик вел нас, как будто хорошо знал дорогу, словно кто-то невидимый все время подсказывал ему. Мы шли за ним. Я, обессилев от усталости, висела на руках у Макса и сквозь слипающиеся веки смотрела на сходящиеся в утреннем небе кроны деревьев.

Вдруг Макс остановился. Подняв голову, я увидела, что мы оказались на поляне среди леса, точно такой же, как наша. Окутанные утренним туманом, на нас, застыв, смотрели точно такие же Идеальные люди…

***

На новом месте мы освоились очень быстро. Уже через день мне казалось, что мы жили тут всегда. И не было ни злых мальчишек, ни погонь, ни вертолетов, ни людей с собаками. К тому же здесь нашелся такой же ящик с синтетической соломкой, который мне отдали без всяких вопросов. Так, что спать мне тоже было где.

Единственное, что сразу бросалось в глаза, так это то, что у них не было своего прожектора. Они не собирались, садясь кругами, словно у костра. Они просто не знали, что это такое. И этот недостаток общения они восполняли тем, что без умолку болтали, едва завидев друг друга. Сначала меня это сильно раздражало. Но потом я привыкла. Пусть себе болтают, подумаешь. Мне не жалко.

Среди новых Идеальных людей была девочка. Такая же, как я. Хотя на меня она была совсем не похожа. Она была сломана. Она сидела на земле и совсем не двигалась, даже не дышала. Когда я первый раз увидела ее, я даже немного растерялась. Мне даже стало как-то не по себе. Она сидела словно большая кукла и смотрела вдаль немигающим взглядом серых глаз. Я подошла к ней и села на корточки напротив. Она смотрела прямо на меня, но меня не видела. Я помахала рукой перед ее лицом, но она даже не моргнула. Тогда я тихонько толкнула ее в плечо, как обычно я поступаю с Максом. Думала – поможет. Но ничего не произошло.

Я позвала Макса. Он посмотрел ее и сказал, что, в общем-то, здесь нет ничего страшного. К доктору ее, конечно, теперь не сводишь. Так что он попробует сам все исправить. Только сперва нужно будет найти все необходимое. В общем, Макс обещал мне ее починить.

Однажды утром я проснулась рано на рассвете. Все вокруг было залито молочным туманом и Идеальные люди бродили в нем словно серые тени. Я выбралась из своего ящика. Зеленая трава под ногами, которая раньше по утрам сверкала бусинками росы, теперь была покрыта белым налетом изморози. Я шагнула в туман. Девочка все так же неподвижно сидела на земле, покрытая белым налетом. Только ресницы ее были в инее. Я тихонечко, кончиками пальцев дотронулась до них. Иней осыпался, растаял на ее щеке и сбежал вниз круглой каплей.

– Совсем как слеза, – подумала я.

Мне стало грустно. Я обернулась и увидела, что Макс стоит за моей спиной.

– Ты обещал ее починить, – сказала я ему.

– Да-да, я помню, – ответил Макс, – И делаю для этого все возможное. Но мне пока не хватает кое-каких деталей. Там, на прежнем месте, на складе они точно были, я помню. А здесь их придется еще поискать.

Я снова посмотрела на девочку. След на щеке, словно оставленный слезой, мне совсем не нравился и даже раздражал. Я вытерла щеку ладонью. Получилось совсем некрасиво.

– Ладно, – подумала я, – все равно скоро само все растает.

Днем мы с Максом ходили через лес искать место, где бы мы с ним, как обычно могли сидеть в траве и играть в шашки. Здесь такого цветочного поля не оказалось. Сразу за лесом, куда бы мы не выходили, была каменистая земля с корягами. Особо не посидишь. Даже то поле, по которому мы сюда пришли, днем выглядело унылым и безжизненным. Все было не так, как надо.

Однажды пошел дождь. Он начался совсем внезапно. Солнце пропало, небо мгновенно стало серым и на землю стали падать большие и тяжелые капли холодной воды. Пока я добежала до своего ящика, вся успела промокнуть.

Идеальные люди стояли под проливным дождем, вода стекала с них ручьями, и от одного только их вида становилось зябко. Некоторым из них, у которых была повреждена синтетическая кожа, вода затекала внутрь и оттуда вылетали искры, после чего они начинали мелко трястись всем телом. Я вспомнила, как Макс говорил мне, что дождь ни дождь, ни снег не могут принести вреда Идеальным людям и поэтому им не нужны дома. Как бы не так! На них, вымокших под дождем больно было смотреть.

Я поежилась от холода. Намокшее платье, неуютно прилипая, становилось ледяным. Как бы мне самой не заболеть…

***

Конечно же я заболела. Я лежала в своем ящике, зарывшись в синтетическую соломку, словно провалившись в облако. Было больно глотать и еще эта резь в воспаленных глазах. Меня бросало то в жар, то в холод, руки, ноги выкручивало тупой болью и я вся извивалась и хныкала. Макс приносил мне поесть, но есть я не хотела. Даже смотреть на еду не могла. Макс глядел на меня и укоризненно качал головой. Точь-в-точь как мама. Или мне это показалось, не знаю.

Иногда я словно проваливалась куда-то. Все вокруг поглощал мягкий белый свет и звуки становились размазанными и тягучими словно растаявший пластилин. В один из таких разов я отчетливо увидела, как Макс, тяжело вздыхая, достает меня из ящика, относит на середину поляны и сажает рядом с той самой девочкой.

– Тоже сломалась, – объясняет он подошедшей к нему Радегунде.

Радегунда что-то хочет ему сказать, но у нее теперь нет нижней челюсти и она только неразборчиво мычит в ответ.

Потом они уходят и наступает ночь. Становится жутко холодно, но мы сидим, не шевелясь на стылой сырой земле. А с рассветом все окутывает густой молочный туман. Холодно и сыро. А мы все сидит покрытые белесым налетом инея. На меня падает первый луч солнца, ресницы мои оттаивают и на лицо падает большая круглая капля. Он скатывается вниз, словно слеза, оставляя след на замерзшей щеке. Не в силах повернуть голову, я смотрю, скосив глаза, на девочку и вижу, что там дальше за ней сидит еще одна такая же. А за ней еще одна. И еще. Я перевожу взгляд на противоположную сторону и вижу, что с другой стороны от меня тоже сидит целый ряд таких же девочек. Нас много, поломанных девочек…

А потом я уснула. Уснула по-настоящему. Я снова была в своей комнате. Все вокруг было залито солнечным светом, падающим из окна. Вдруг окно слегка растворилось, видимо от подувшего ветра. Поднялась, колыхнувшись, легкая занавеска и стало слышно как на улице наперебой щебечут птицы. Мама сидит рядом с моей кроватью и держит меня за руку. Я лежу и у меня совсем нет сил. Во всем теле такая слабость, что кажется, я придавлена к кровати огромной каменной плитой.

Вдруг мне становится нечем дышать. Я пытаюсь схватить воздух ртом, но у меня нет сил даже на это. Темнеет в глазах. Колет в ребрах и грудь словно раздирает изнутри.

И вдруг все прекращается. Становится легко и спокойно. Я вся выгибаюсь дугой, а потом и вовсе отрываюсь от кровати. Я словно невесомый дым поднимаюсь к самому потолку медленно-медленно, пока он совсем не оказывается перед моим лицом. Я смотрю на все эти крошечные бугорки и трещинки, а потом касаюсь их пальцами. После этого я плавно переворачиваюсь вниз лицом и вижу себя, лежащей на кровати. Какая я все-таки маленькая. Совсем как младенец, которых показывают каждый день в рекламе по телевизору. Только худенькая и бледная. Я лежу неподвижно, а мама склоняется надо мной и начинает плакать, содрогаясь всем телом. Все громче и громче. Мне становится ее жалко и я медленно спускаюсь к ней вниз и глажу ее по голове. Она затихает и испуганно оглядывается. На мгновение наши взгляды встречаются и я вижу ее глаза, полные слез. А потом она отворачивается и снова начинает плакать. Тут в комнату заходит папа. Он подходит к маме и кладет ей руку на плечо. Затем опускает голову и замирает. Почему-то сейчас он кажется мне очень старым.

Снова дует ветерок, занавеска подымается и колышется, развеваясь из стороны в сторону. Я подплываю к окну. Стоящее напротив дерево, кажется светится под ярким солнцем. И птицы, будто споря о чем-то, громко щебечут, перебивая друг друга…

***

Я с трудом открыла воспаленные глаза и увидела лицо нависшего надо мной Макса. Он пристально разглядывал меня. Увидев, что я проснулась, он отстранился, все так же не отводя от меня глаз.

– Я принял оптимальное решение, – сообщил он, – Я вынужден буду отнести тебя обратно домой. Все остальные варианты в той или иной степени ущербны.

Я не спорю с ним. Я не хочу с ним спорить. Я, вообще, ничего не хочу.

– Нам придется идти всю ночь, – продолжил Макс, – Поэтому мы отправимся с наступлением темноты. И ближе к утру я верну тебя твоей семье. Это единственный способ достичь твоего выздоровления, а значит, сохранить твои жизнь и здоровье.

Я закрыла глаза и снова провалилась в обволакивающую ватную пустоту…

Проснулась я оттого, что какая-то сила подняла меня вверх и закружила в воздухе. Открыв глаза, я обнаружила, что это Макс извлек меня из моего ящика, взяв на руки.

– Пора домой, – сказал он.

Он пронес меня через всю поляну. Идеальные люди поворачивались в нашу сторону и махали ладошками на прощание. У меня ком подкатил к горлу. Я поняла, что это все – лес, туман, сумерки, Идеальные люди – все это сейчас закончится, и этого не будет уже никогда. А что дальше? Неизвестно. Мне стало тревожно.

Макс пронес меня через лес и мы оказались в поле. Том самом поле, по которому не так давно мы, спасаясь от погони, шли на новое место. К тому времени совсем уже стемнело и яркая луна висела прямо над нашими головами. Я смотрела на нее сквозь ресницы полузакрытых от усталости воспаленных глаз и поэтому луна казалась мне слегка размытой. Где-то там, на луне должен быть лунный заяц. Как он там, бедненький? Ему, наверное, невероятно холодно в этой серебряной пустыне.

– Макс, – тихонько позвала я охрипшим от долгого молчания голосом.

– Слушаю тебя очень внимательно, – откликнулся Макс.

– Что теперь будет? – спросила я.

– Все будет хорошо, – ответил Макс, – Ты вернешься домой. Твои родители, согласно возложенных на них обязанностей, обеспечат тебя необходимыми лекарствами и более комфортными условиями проживания. А дальше ты будешь полноценно развиваться аналогично всем остальным обычным людям младшего возраста.

– Это понятно, – вздохнула я, подумав, какой он все-таки нудный, – А с тобой что будет?

– Со мной тоже все будет хорошо, – сказал Макс, – Я вернусь к остальным и буду функционировать еще девяносто четыре с половиной года.

– А почему столько? – удивилась я.

– Потому, что именно на такой срок, согласно данным самодиагностики, осталось заряда моих источников питания.

– У тебя сядут батарейки? – совсем грустно спросила я.

– Такое определение тоже вполне допустимо, – ответил Макс.

Макс нес меня, бережно прижимая к груди. Он шел, стараясь все время ступать по ровной поверхности, чтобы не трясти меня. А я смотрела на яркую белую луну, висящую прямо над моим лицом.

– Макс, – снова позвала я его, – а ведь ты мой Идеальный папа.

– Да-да, я помню, – сказал Макс, – Именно этим и обусловлены мои действия, как бы не парадоксально это звучало.

– Опять он на своем птичьем языке, – вздохнув, подумала я, – Но тут уж ничего не поделаешь.

Я закрыла глаза…

Макс нес меня всю ночь и мне казалось, что я плыву на спине по округлым теплым волнам, и мне было хорошо и спокойно. На какое-то время его походка стала неровной и под ногами затрещали сучья. Я поняла, что мы проходим сквозь лес, в котором жили раньше. Я с трудом разлепила глаза и увидела белую луну, теперь рассеченную на множество кусочков ветками деревьев. Значит, осталось совсем немного и мы скоро уже придем. Я медленно закрыла тяжелеющие веки. Луна постепенно расплылась и исчезла.

Макс шел спокойно и уверенно, я дремала у него на руках. Вдруг он остановился. Я открыла глаза и увидела, что луна стала совсем маленькой, вдвое меньше футбольного мяча, опустилась и висела совсем низко, чуть выше человеческого роста. Я зажмурилась и снова открыла глаза. Маленькая луна превратилась в светильник над входной дверью. Это был наш дом. Макс протянул руку и нажал кнопку дверного звонка. За дверью раздался до боли знакомый мелодичный перезвон. Дверь никто не открыл. Макс позвонил снова.

– Все спят, – сказал Макс, – Нас никто не ждал.

Но тут дверь распахнулась. На пороге стоял папа. Тут же оттолкнув его, из-за его спины выбежала мама и, обвив меня руками, приняла из объятий Макса.

– Мама, – сказала я, – мама…

Мама охнула, что-то беззвучно зашептала и из глаз ее полились слезы. Она занесла меня в дом. Я расплавилась в ее объятьях, растеклась по складкам ее халата, заполняя собой даже любое малое пространство, не оставляя между нами ни малейшей пустоты.

– Мама, – еле слышно сказала я, – я не знала, что все так…

– Доченька, – шептала мама, – Как же так? Как ты могла?

Я чувствовала как бьется ее сердце, как дрожит ее дыхание. Ее тепло, обволакивая, поглощало меня всю, и я растворялась в ней. Я становилась прозрачной и невесомой, словно погружаясь в ласковые вязкие воды полусна-полуяви.

– Мама, – прошептала я, прижимаясь к ее теплой груди, – скажи – я Идеальная?

– Дурочка, – всхлипнула мама, – Какая ж ты Идеальная? Ты нас всех чуть с ума не свела. Ты наша, слышишь, наша.

Я улыбнулась ей в ответ. Я снова была дома. Там, где мама и папа, где по вечерам пахнет горячим печеньем и корицей, где звучат слова много раз слышанных и почти уже заученных наизусть любимых сказок. Там, где по ночам в окно заглядывает старающаяся казаться безразличной луна, а тени отбрасываемых в ее свете ветвей словно тонкие черные кисти чьих-то рук беззвучно скребут по стене моей спальни. Мне стало легко и спокойно и нечего стало бояться, и не за что переживать, и каждый новый слабый вдох наполнял меня тихой светлой радостью, искушая забыться безмятежным сном.

– Там Макс, – сказала я, теряя последние силы, – Не отпускайте его.

В глазах потемнело, все завертелось и куда-то пропало…

Поправилась я быстро. Болезнь отступила и очень скоро я уже была на ногах. Но выйдя из своей комнаты, я вдруг почувствовала, что наш дом пропитан сладковатым запахом смерти. Оказывается, пока меня не было, умер дедушка. Узнав об этом, я проревела целый день. Он все время ворчал и говорил всякие глупости и все-таки я его очень любила. А когда он умирал, меня не было рядом. Я поступила очень плохо. Я очень хочу думать, что дедушка там, на небесах на меня не обижается. Он ведь тоже меня любил. И я плакала, зарывшись носом в подушку, пока так и не уснула

Иногда ты понимаешь, что спишь и видишь сон. Иногда даже бывает, что пытаешься вмешаться в сон и исправить его, если он тебе не нравится. Так вот: в этот раз мне снилась темнота. Темнота и ничего больше. Это продолжалось очень долго. Казалось, будто лежишь в пустом черном пространстве, где нет ни очертаний, ни звуков. Мне это уже порядком надоело и я решила проснуться. Но тут все залило ярким белым светом, настолько ярким, что я невольно зажмурилась. А когда открыла глаза, увидела над собой лица папы и мамы. Они улыбались… И тогда во сне я облегченно вздохнула и решила, что буду спать дальше.

Мне снова снилось, что я, совсем еще крошечная лежу в детской кроватке. Надо мной, переливаясь звоном волшебных колокольчиков, медленно кружится карусель с разноцветными зверушками. Я тянусь к ним крохотными розовыми пальчиками, пытаясь ухватить, но они ускользают, забавно прыгая на своих веревочках.

Мама и папа склоняются надо мной, улыбаясь и говоря что-то непонятное. Я смеюсь и еще сильнее размахиваю руками, отчего разноцветные игрушки разлетаются в разные стороны. Мама с папой тоже смеются. Волшебные колокольчики играют сказочную мелодию. Динь-динь-динь…

Кстати, папа разрешил Максу жить у нас. Даже слова против не сказал. Первое время папа даже пытался извлечь из этого пользу, пытаясь сделать из Макса помощника по хозяйству. Но Макс всегда зависал в самый ответственный момент и ничем хорошим это обычно не заканчивалось. А после того, как папа упал с крыши, когда Макс завис и не удержал лестницу, папа к работе по дому его больше не привлекает. Теперь они просто вместе ходят на рыбалку. Большого напряжения это не требует. Но папа посмеивается, что рыбак из Макса тоже еще тот. И еще: Макс теперь мне тоже разрешает гонять голубей. Так что, у меня все хорошо.

Только иногда, когда мне становится совсем грустно, как бывает, если за окном ливень и не выйти из дома, я сижу у окна и думаю: как они там, в лесу, мои новые друзья?

Да, кажется, я забыла сказать… Меня зовут Рене.