Loe raamatut: «Как тебя забыть за 15 дней»

Font:

Дизайнер обложки Виолетта Ревазовна Читая

ISBN 978-5-4498-5181-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Я посвящаю эту небольшую книгу своей милой девчушке, в честь наших отношений, которые не смогли увенчаться успехом. Некоторое из того, о чем я буду писать, не должно было быть здесь, ты уж извини меня за это, просто по-другому я не смог.

Я не хочу тебя вернуть. Не хочу. И не хочу, чтобы этот текст каким-то образом задел тебя и обидел настолько, что ты не сможешь меня простить. Я хочу всего лишь отдать должное этим отношениям, хочу высвободить свои мысли, эмоции, мне от них стало слишком тяжело.

День за днем, главу за главой, страницу за страницей, я буду выжигать тебя из своей памяти, вырывать все то, что стало мне родным. Буду пытаться не жалеть о том, что мне приходится это делать. Я знаю, что нам обоим было плохо, и не раз. И эти строки говорят о том, что я готов все окончательно разрушить, убавить свою чувствительность к этому до бесчувственности.

Эта книга будет холодной, как огонь, и жаркой, как лед. Когда будет нужно, чтобы она тебя согрела, она тебя еще больше обложит льдом, а когда ты захочешь, чтобы она тебя остудила, она обожжет.

Это будет очень честная и правдивая книга, где я предстану пред тобой, хотя бы один раз полностью открытым, не скрывая ни малейший факт, ни самое незначительное событие, ни одну самую быструю, короткую и плохую мысль.

Ты не смогла не уйти, а я не смог не написать об этом.

Я тебя простил, и ты меня прости, ладно?

День первый

Мне кажется, что это будет мой самый тяжелый текст.

Я не мог писать первые несколько дней. Признаюсь честно – не было сил. Сколько я думал о том, что произошло, почему все повторилось, почему ты решила уйти, почему я такой неисправимый и невыносимый – сложно себе представить. Меня терзали всякие разные мысли, от плохих, до очень плохих. И когда я чувствовал, что мне становится невыносимо больно, я, не глядя на время, шел спать. Мне немного повезло, что у меня график на работе скользящий, и такая возможность впасть в спячку предоставлялась регулярно.

Знаешь, я стал больше ссориться по пустякам со всеми. И больше всего молчал. Молчал, копил все в себе, как пороховая бочка, был готов взорваться в любой момент, и даже взрывался. К счастью, у меня хватило сил собираться и идти дальше.

Я ехал по этим брестским улочкам, смотрел на красивые светящиеся вывески на зданиях, наблюдал за людьми, спешащими, по всей видимости, домой, и вел непринужденную беседу. Надо сказать, этот парень водит свое авто очень умело, я так точно не смогу. Но так же умело построить диалог не получалось. Все говоришь о посредственном и том, что никакого отношения не имеет к тому, что у меня происходит внутри: о каких-то машинах и железяках к ним, в коих я не разбираюсь даже на чуть-чуть, о работе в Польше, о матушке-России и как в ней жить – обо всем, что никоим образом не касалось бы личных отношений.

Эта холодная и унылая зима, практически без снега пришедшая в этот город, не добавляла никакой пикантности или чего-то такого, чтобы я мог пострадать со вкусом. Знаешь, раньше меня куда больше заботило то, что люди обо мне подумают, что они скажут, как я буду выглядеть в их глазах и как мне поправить свое положение. Я хотел не дружить и быть другом – это мое любимое. Звучит более правдиво, чем странно, на самом-то деле. Наверное, если до этих строк доберется кто-то из моего временного окружения за все эти годы, особенно из числа парней, то со мной перестанут даже здороваться. Люди у нас такие, тебе ли не знать. И мне сейчас совершенно неважно, пусть от меня отвернутся хоть все, потому что я сам закрылся, сам спрятался, не хочу никого к себе подпускать близко. И отчасти в этом виновата ты, конечно.

На самом деле я хотел начать писать еще вчера, но не смог. У меня совершенно не осталось на это времени. Все мое дневное время занимает университет, а вечером мне хочется просто отдохнуть, снять напряжение в мозгах просмотрами каких-нибудь бесполезных телепередач и неумелой готовкой макарон. Я бы и не смотрел этот телевизор, наверное, но в этой тесной квартирке больше ничего нет, чем можно было бы заняться, интернета нет, то есть. Даже жутко осознавать, что теперь и у меня понятие «есть все» помещается лишь в наличие безлимитного интернета. Я тебе не раз говорил о том, что люди с появлением и глобальным распространением прогресса деградируют. Человек в принципе теряет все, что он умеет, все навыки, все знания, за него думает и решает интернет и поисковые системы. Человек стал заниматься рутинной работой, ну или любой другой, не приносящей пользы на самом-то деле, только лишь для того, чтобы обогатить корпорации и позволить им выделять каждому человеку скудное жалованье, привязывающее его навеки к этой работе. Но ты не стала бы выслушивать это «нравоучения», как ты их называла, сейчас, это я понимаю. У тебя другой мир, другие стремления, другие приоритеты. Ты не раз говорила, что мы совершенно из разных миров. Знаешь, я до сих пор этого так и не понял, потому что не вижу никакого другого мира. Для меня он по-прежнему один, огромный, неизведанный, таинственный, но все же он один, и люди в нем живут по давно известному сценарию.

Я в какие-то моменты стал скучать по твоему пению, которое меня часто раздражало. Я с большим огорчением осознал тот факт, что ты оставила свой след везде. О чем бы я ни подумал, куда бы я ни глянул, практически везде есть частичка тебя. Знаешь, если бы у нас было все хорошо, это можно было бы счесть за действительно стоящий комплимент, но при сегодняшнем раскладе, когда ты ушла, это как дополнительный камень на шее.

Тобой пахнут другие девушки. Они проходят мимо или стоят в коридорах, и я улавливаю этот запах. Он мне нравится. Он всегда мне нравился. Со стороны, наверное, можно не понять того, что я инстинктивно на какое-то незначительное расстояние сближаюсь с предполагаемой тобой в лице другой девушки. Поворачиваю вслед за девушкой свой нос, втягиваю этот пока что еще родной и любимый запах и говорю себе: похоже на тебя, очень похоже.

Я помню, что ты постоянно ревновала к тому, что я осматриваю других девушек с головы до ног, и более всего задерживаюсь на их ягодицах. Я так и не смог тебе объяснить, что тяжело не смотреть на то, что перед твоим носом вываливают. Да и природа мужская такая, к сожалению. Но что я понял: то, что входит в мой внутренний мир, что видят мои глаза, что познает мое осознание, не может меня характеризовать, как личность. Меня может характеризовать только то, как я на это реагирую и что делаю с этим приходящим дальше. Я не хочу этих девушек. Я не думаю о том, что мне хотелось бы с ними чего-нибудь попробовать в сексе только из-за того, что у них маняще-красивые ягодицы. Оценивать – оцениваю, но не более того. К счастью, сейчас холодно, девушки ходят примерно, как кочаны капусты. Ты знаешь, что я очень негативно отношусь к тому, что девушки оголяются. Мне это не нравится по соображениям нравственности. А то, что я мужчина, нормальный мужчина, и мне нравится женское тело – так что в этом плохого? Что плохого в том, что я не с отклонениями, как те, которые принадлежат к нетрадиционной ориентации? Я так тебе и не смог объяснить. И когда говорил тебе о том, что ты не уверена в себе, я ошибался. Это было не так уж и важно в этом вопросе. Был другой факт, более значимый и важный – ты была не уверена во мне! Я не знаю, почему я упускал это из виду. Хотя, может быть потому, что я ничего не мог с этим поделать. Человека, постоянно ищущего повод для недоверия, невозможно «законсервировать», заставить его всецело мне поверить и сохранить это свойство.

Я очень часто вспоминаю те дни, когда мы только-только познакомились. То время было хорошим, конечно, хоть я уже и чувствовал какой-то подвох в этих отношениях. Наверное, я понимал каким-то тайным чувством, что ни к чему хорошему это не приведет. Но, знаешь, я буду благодарен тебе за многие вещи, которые произошли со мной, благодаря тебе. И в очередной раз я обрасту новым, закаленным панцирем, как того требует жизнь. Снова обрасту им, чтобы в очередной раз доверчиво и слепо его снять.

Я обещал себе писать ровно пятнадцать дней, ни днем больше, ни днем меньше. Я не раскрою ни одной нашей тайны, которая могла бы хоть как-то отразиться на тебе, не беспокойся. Ты знаешь, как я отношусь к тому, что происходит между двумя людьми: это строжайшая и прекрасная тайна. Но нас уже нет, и ты меня предала. Мне почему-то очень часто вспоминается фраза: слово, данное предателю, ничего не стоит. Какой-то частью этой формулировки я точно воспользуюсь, потому что мне больно. Что-то личное выложить придется, увы.

Каждый день я вынужден испытывать что-то колющее и режущее внутри, что-то жгучее и ноющее, будто бы не заживающее, а прогрессирующее. И тебе, стало быть, тоже нелегко. Но кто в этом виноват? У нас все могло получиться. Но, как любят говорить, не сошлись характерами. А если быть еще более честным и точным: не любим мы любить. Не хотим и не умеем.

Когда я это опубликую, надеюсь, что мне будет совершенно не больно. Я на это отвел себе ровно пятнадцать дней.

День второй

Меня одолевает депрессия. Она намного сильнее, чем большинство из тех, которые я испытывал. Она никак себя не проявляла это время фактически, мне просто было больно, грустно и плохо. Сейчас же я чувствую нечто такое, что подкрадывается ко мне откуда-то изнутри, будто бы из яйца вот-вот вылупится цыпленок, разломав скорлупу. Для меня же разломать скорлупу – недопустимо. Если это произойдет, об этом я буду жалеть очень долго и очень много.

Я начинаю срываться по мелочам. Не могу спокойно сидеть в аудитории. На меня начинает давить общество, хотя оно меня, казалось бы, целенаправленно вообще не трогает. Меня выводит из себя то, что в аудитории люди садятся рядом и, не соблюдая дистанции, вымазывают мои джинсы или куртку ногами. Меня начинает злить, что они даже не извиняются, мол, это так и должно быть. Меня начинает напрягать шум в аудитории, когда я пытаюсь сосредоточиться на предмете, акцентировать все внимание на голосе преподавателя, но не могу этого сделать, потому что рядом, сзади или спереди сидят люди, которые не стесняются и не боятся разговаривать больше, чем шепотом. Их речь звучит вполголоса, преподаватель, полагаю, слышит это меньше, чем я, но ничего не говорит. Я не знаю, это слабохарактерность преподавателя или нет. Наверное, да. В любом случае, я ощущаю, как люди наглеют. Почему они не ведут себя так на тех дисциплинах, где их при всей аудитории так опустят морально за это наглое поведение, что им больше не захочется вообще открывать рот до обеда следующего дня?! Люди не чувствуют такт, они не ведут себя воспитанно, потому что воспитания у них нет. Люди понимают только язык силы и власти, они слушают и подчиняются, если на них оказывают давление. Если на них давление не оказывать, то они ведут себя естественно – как свиньи. Я, например, не позволяю себе во время лекции так разговаривать. Если я и хочу что-то сказать, то говорю шепотом, чтобы преподаватель не тратил время на замечание мне, чтобы я не краснел потом из-за того, что я невоспитанный, и чтобы я не мешал тем, кто пришел почерпнуть информацию и знания.

Всех не научишь. Хоть ты тресни. Тут бы хоть себя обучить… Нужно быть устойчивым и восприимчивым, только и всего – это единственный выход. Ну а сейчас у меня, кажется, нет вообще никаких сил, чтобы держать себя в руках. Если они и есть, то мне кажется, что они вот-вот закончатся.

Я скучаю. Скучаю по хорошему отношению к себе, по тем мелочам, которые доставляли мне радость и чувство защищенности. Мне не хватает чувства того, что я нужен. Мне не хватает звонков, пусть и мимолетных, пусть это всего будет несколько минут за день, но это даст мне силы держать себя в руках. Каждому человеку нужен надежный тыл, и мой тыл – это ты. Вернее, это уже бездонная пустота.

Наблюдал за людьми, когда ехал в автобусе. Честное слово, это же какое-то поколение зомби! Куда ни глянь, если человек в районе шестнадцати-тридцати лет, он наверняка будет занят своим телефоном. Вокруг просто толпы, прикованных взглядом к экрану. Это похоже на инвалидность. Возникает чувство, что человек не может покинуть свое инвалидное кресло из-за немощности. Коммуникации уже управляют людьми. Их разум и сознание формируется в условиях этого жестокого зомбирования, где люди нужны лишь для того, чтобы содержать сильных мира сего. И от этого страдают не только они сами, от этого страдают и те, кто возле них находится, кто понимает, что к чему происходит. Множество людей, служащих этим бездушным коммуникациям, создают рынок труда. Таким образом, перераспределяется рыночная цена услуг и товаров. И даже тот человек, который понимает, что большинство вокруг – это ненужное, должен производить эти самые ненужные услуги, чтобы с помощью них обеспечить удовлетворение своих потребностей, зачастую и тех, которые мало чем отличаются от потребностей зомби. Потому что человек ломается. Человеку очень трудно быть не таким, как все. Если ты выбиваешься из колеи, то, при слабой силе воли и малых материальных возможностях, точно погибаешь. Разума недостаточно, нужна сила, нужно умение подстраиваться под любые обстоятельства, не отступая от своей идеологии. Нужно постоянно находить баланс между собой и окружающим миром, использовать его так, как тебе нужно. Это умеют немногие. Если это вызывает сомнение, зайдите в час пик в автобус или троллейбус. За полчаса здорового и полезного опыта, вы успеете заметить много вещей, если вы отложите телефон в карман и посмотрите на тех, кто вас окружает. Вам станет страшновато. Среди этих безобразно усталых и угрюмых лиц позитив найти получится лишь в бестолковых подростках. Наверняка в этом автобусе будет кем-то вонять. Кто-то не следит за собой, кто-то просто уже очень стар и мочится в штаны. И вам нужно это молча терпеть, потому что следующий автобус или троллейбус через полчаса, и пропусти вы этот, никуда не успеете. Но даже если вы возьмете на себя все риски опоздания, следующий рейс ничего не исправит. И последующий тоже. Никакой не исправит, везде все одно и то же. И мне жаль тех людей, кто мочится в штаны. Им и так достается от жизни. Но и вы рядом с ними счастливы быть не можете, по крайней мере, не умеете. Это если об этом думать, если это замечать. Пока вы озабочены только собой, и пока кто-то эту заботу использует в своих корыстных целях против вас самих же, эти мысли вам не откроются. Люди отрываются от действительности. Живя в грязи они даже не замечают грязь. И что сказать-то – свинья вообще не понимает, что она свинья. Ей комфортно, ей нормально, значит, и всем нормально. Более того, свинья даже не задумывается о том, что это может быть в принципе ненормальным. У многих людей нет таланта к определенным сферам деятельности, например, к преподаванию высшей математики или созданию сайтов. У гораздо большего же количества людей нет таланта к осознанию того, где они живут и что действительно происходит.

Многих людей не касается то, что я могу заметить. Да хотя бы потому, что они не ездят в автобусе или троллейбусе. Они если и окажутся в нем, то их совершенно не беспокоит все, что там происходит, поскольку они вернутся в свою красивую добротную квартиру, отделанную по последним инновациям. Многие не понимают этих безвкусных реалий жизни, потому что они не бедны и относительно подстрахованы на день завтрашний. Хоть это и очень ненадежно, но все же.

Я стоял на пешеходном переходе и вдруг представил тот самый несчастный случай, когда кто-то, едущий по проспекту, не справляется с управлением и сбивает людей, как кегли. Или кто-то едет на большущем рабочем МАЗе, не справляется с управлением и лоб в лоб таранит ваш автомобиль, который после удара не будет подлежать восстановлению. Вместе с вами, разумеется. И что дальше? Вот сегодня ты здоровый и молодой, крепкий и безучастный, ветреный и позитивный. А завтра волей случая инвалид, и это в лучшем случае. Инвалид, который еще может здраво соображать. И что дальше? Сведется все к тому, что будет очень жаль тех бесцельно прожитых дней, когда еще был здоров и способен действовать. Нужно делать что-то стоящее, что-то такое, что останется после вас на память, и это что-то будет для души в первую очередь. Или найдите лекарство от рака. Или оно уже есть, как вы считаете, только его скрывают? Так найдите и обнародуйте. Сделайте полезное. Пусть о вас не будет знать полмира, пусть о вас будут знать немногие, но сделайте хоть что-то, кроме удовлетворения своего эго, безжалостно подпитывающегося рекламой и пропагандой крупных корпораций. Я не понимаю этого покорного рабского существования. Должны же люди прозревать, и когда-то это должно стать модным и популярным, или это только действует для чего-то нехорошего?

Впрочем, как ты думаешь, а чем я занимался в автобусе большую часть времени? Верно, тем же, что и эти зомби.

Это жутко. Сейчас даже информации полезной становится все меньше и меньше. Я о той информации, которая помогает человеку стать духовно богаче. Я вижу много талантливых людей, людей интеллектуально сложенных на высоком уровне, их способности превышают мои, но мне искренне жаль, что люди эти способности и не думают использовать во благо. Во благо себе хотя бы, в первую очередь.

Меня стал еще больше раздражать мат. Люди ругаются везде, везде, где они есть. Их не останавливает ничего. Никакие стены (они ведь тоже могут слышать) их не страшат, я понимаю, что при удивлении или расстройстве они и в храме начнут материться, хоть шепотом, но начнут. Меня злит, что я сейчас заболел и не могу быть полностью готовым к обороне. Меня со всех сторон пичкают этой матерщиной, это прочно оседает в голове, и порой нехорошие слова и у меня начинают вырываться. Я себя каждый раз останавливаю, напоминаю себе, что только что сделал то, за что корю остальных. Трудно противостоять обществу и его плохим повадкам, находясь львиную долю времени с ними.

Я начинаю любить одиночество. Я хочу общения, но не с такими людьми. Я хочу чего-то светлого. Я не готов им подавать пример, поскольку еще не окреп сам. Сейчас я сам нуждаюсь в реабилитации.

Ты бы снова выслушивала все то, что я пишу, в этой телефонной трубке, наверное, то и дело противясь этому. Представляю, насколько я тебя достал тем, что происходит у меня внутри. Веришь или нет, но я и сам устал от себя. Я устал от того, что я не твердый, как камень, устал от того, что часто надламываюсь и начинаю все сначала. Но точно знаю, что бороться я не перестану. Как тебе и обещал, буду меняться, крепчать, закаляться. Но не ради тебя, ради себя. Ради тебя я должен был делать то, что тебе доставляло бы радость, а это были уж совсем простые вещи – не грубить тебе и показывать свою… Любовь? Самое время задаваться вопросом, а была ли любовь вообще? А что было, если ее не было?

Но я не хочу об этом думать. Что-то было и все на этом. И этого было много, через край. Видишь, ты ушла, а я все никак не могу вычерпнуть то, что ты во мне оставила, все то, что нажито совместными трудом, горем, радостью и болью. Но у меня еще есть целых тринадцать дней, чтобы справиться с этим, чтобы забыть тебя, чтобы привести себя в порядок. А пока…

Я думаю о тебе. Много думаю. Мне тебя не хватает.

Tasuta katkend on lõppenud.