Loe raamatut: «Путь К Океану»

Font:

Доменико Шалла

ПУТЬ К ОКЕАНУ

1

Синопсис

Этот роман, где фантастико-метафизический элемент искусно переплетается с повседневностью, нанизан на сюжетную нить с исчезновением героя, - правда это или иллюзия? - он рождается на грани невероятного из одного приключения во время поиска нужного пути, как в прямом, так и в переносном смысле: из путешествия, которое Доменико и его подруга Габриэлла, свободные и любознательные души, с рюкзаками за плечами и огромной любовью к природе, совершают, двигаясь вдоль трекингового маршрута длиной около 900 километров. Цель: сам Путь Св. Иакова, а потом - Океан у подножия мыса Финистерре с остановкой в Сантьяго де Компостела. Под палящим солнцем, пронизывающим ветром и хлещущим дождём два человека, решившие прожить собственную жизнь в полную мощь, не останавливаясь ни перед чем, движутся вперёд, топча ногами траву и камни, засушливые и топкие тропы, асфальтированные улицы, пересекающие города и страны. Они переживают непохожие между собой ситуации и встречают различных людей, и в круговороте встреч вместе становятся с каждым шагом мудрее. Видения, фантазии - что это: воспоминания прошлых жизней?

Издание 2021

Автор: Доменико Шалла

Перевод с итальянского: А. И. Клименко

www.camminandoversoloceano.it

camminandoversoloceano.blogspot.it

С большой привязанностью к Габриэлле,

моему большому другу и попутчице

Одни факты, описанные здесь, произошли «наяву»;

другие являются плодом моей фантазии.

“Иди и придерживайся своего ритма

И никогда не сбавляй этот темп.

Вот правильная линия,

Согласно моему скромному убеждению!”

– Это был дьявол, – вынес приговор отец Ксавьер, оборачиваясь в мою сторону после нескольких секунд молчания со взглядом, устремлённым в окно. – Он всегда пытается погубить прекрасные вещи – точно так же, как было с вашим Путешествием к Атлантическому Океану, Ричардо.

Я припомнил то дерево демонической формы, которое встретилось на пути между Сен-Жан-Пье-де-Пор и приютом Ориссон: хоть и ненадолго, но оно меня взволновало.

Отец Ксавьер сидел рядом со мной, держал мои руки в своих и продолжал:

– Он завидует. Завидует тому энтузиазму, той вере, что я прочёл в глазах у вас со Стефанией, когда вы недавно прибыли сюда, в Ронсесвальес, хотя рискну назвать эту веру мирской. Хорошо помню, это был второй день вашего Путешествия. Эх! Стефания, Стефания, та бедная и невезучая девушка, кто знает, где она сейчас, вплоть до недавнего времени вы были вместе, а теперь...

Он встал и вернулся к окну.

– Сейчас более, чем когда-либо, для того, чтобы преодолеть эти ужасные моменты, тебе, сын мой, необходима именно твоя вера, – он вздохнул, удерживая на мне кроткий, исполненный любви взгляд. – Прими её в крепкие объятия и руководствуйся ею, только это ты и можешь сделать; от всей души надеюсь, что мир и покой вновь пустят ростки в твоём сердце.

В соседней комнате мы услышали шаги, и отец Ксавьер, открыв деревянную дверцу, позвал Ахима, который через пару мгновений к нам присоединился. Преподобный попросил меня и парня-араба ненадолго предаться вместе с ним размышлениям, потом преклонил колени перед Богородицей. И, внимая пению пастухов, когда те в чудесную ночь направлялись к пещере, начал молиться: «Пресвятая Дева, охрани наши жизни...» Постепенно тон его голоса стихал, пока не слился с тишиной. Ахим, напротив, внял призыву муэдзина и преклонил колени по направлению к Мекке, припадая лицом к земле и протягивая руки вперёд; он продекламировал по-арабски какие-то стихи из Корана, среди которых я разобрал только слово «Аллах»; всё же мало-помалу и его голос ослаб. Я с глубоким вздохом принял позу лотоса, и произнося «Ом», вскоре почувствовал себя окутанным состоянием благополучия; я видел себя колыхающимся на волнах Мироздания среди тысяч красок, в то время как арфа задавала мотив небесной мелодии, а в ней угадывалось «Адажио Альбинони». Так, я постиг объятие Жизни и прочёл наизусть пару строк, написанных мною несколько лет тому назад: «Редеют тени, покидая душу. Я наполняюсь Светом. И живу». Погрузился в тишину и я.

Усеянное звёздами небо только-только сменилось солнечным светом погожего дня, обычного для середины октября, когда я попрощался с отцом Ксавьером. Должен признать, что наша встреча улучшила моё самочувствие и подарила мне немного покоя. Я прошёлся, затем сел на скамейку на маленькой площади, прилегающей к Хостелу для пилигримов, где я планировал провести следующую ночь, чтобы завтра утром отправиться в Рим.

Помню вечер, когда я и Стефания – я звал её Сти – прибыли сюда; и особенно помню того испанца из Севильи, примкнувшего к группе французов: за день до этого я познакомился с ним в приюте Ориссон; помню голландца с женой и бельгийскую девушку – единственную, чьё имя я запомнил: Марин. Как раз на этой маленькой площади испанец громко обратился к нам: «Эй, итальянцы!» – и улыбнулся, сказав, что прибыл сюда уже давно, а потом показал свои ноги, обезображенные мозолями. Первые два дня мы болтали о Путешествии, и он пригласил поучаствовать в паломничестве, показывая место, откуда оно вскоре должно было начаться. О нём мы уже слышали из разговоров: все, кто ходил, расхваливали это паломничество, но только он один сумел разжечь любопытство и желание до такой степени, чтобы окончательно убедить нас в необходимости участия.

На секунду я уставился в небо, потом вздохнул и достал из рюкзака телефон, в котором хранились фотографии и заметки о Путешествии к Океану вместе со Сти. Я обратился к ним в поисках подсказки и, благодаря им, вновь пережил каждое мгновение.

Вместе,

по направлению к Океану

Исполненные любопытства и жаждущие природы, я и Сти приехали в Сен-Жан-Пье-де-Пор автобусом из Байонны с пересадкой на экспресс, прибывающий с парижского Монпарнаса. Многие собирались здесь, чтобы начать – пешком или на велосипеде – Путешествие к Атлантическому Океану. Маршрут достаточно прост и почти общедоступен. Этот маршрут, наследие ЮНЕСКО, хоть и появился в древности как путь религиозного паломничества, испокон веков начинался больше чем из простого любопытства: ради спорта, из любви к природе, по культурным соображениям и, как знать, даже по причинам, понятным лишь на подсознательном уровне. Столько людей решили преодолеть его полностью или частично, единожды или многократно, а кто-то повторил путь спустя время. Были такие, кто осуществил это в одиночку (очень эффективный опыт с точки зрения созерцательной), но в идеале лучше идти вдвоём, максимум – втроём. Нам при желании всегда можно было присоединиться к другим или в любой момент отделиться, при этом не чувствовать себя с кем-нибудь связанными. Автобус остановился на стоянке неподалёку от средневековых ворот. Мы въехали в страну вместе с другими пассажирами, как будто принадлежали к той же группе, но потом все понемногу рассеялись среди улочек. На фасадах домов и гостиниц Сти изучала цены за комнаты и ужин; эти цены почти всегда были написаны на грифельных дощечках цветными мелками. Обычно она размещалась в комнатах частных домов – альберге: это было более дешёвое решение. Альберге – это хостелы, обычно они бывают частными или муниципальными, в последних, как правило, есть только общие спальни. В центрах средней величины и в таких городах, как Памплона, столица Наварры, Бургос, Леон и в столице Галисии Сантьяго ещё встречались остали и пенсьоны, иначе говоря, скромные гостиницы; также там были роскошные отели. В один из скромных домиков мы и постучали, открыл человек среднего возраста; улыбнувшись и пригласив последовать за ним, он обратился к нам по-французски:

– Добро пожаловать! Я вас ждал, а ваша комната уже готова.

Мы застыли в удивлении: возможно, он ведёт себя так со всеми, но его манера нам понравилась. Дом взмывал вверх на три маленьких этажа, на которые можно было попасть с помощью деревянной винтовой лестницы, берущей начало у входа: на первом этаже находилась квартира хозяина, на втором – комнаты для гостей, на третьем - комната отдыха и столовая для завтраков. Владелец зарегистрировал наши имена в тетрадку, добавив:

– Чтобы добраться до Ронсесвальеса, у вас есть два варианта: по низине или по горной дороге. Первый маршрут не такой утомительный, зато более монотонный. Другой требует больше сил, особенно первые восемь километров вплоть до приюта Ориссон, зато он красивее. Нужно подняться где-то аж на 1400 метров и тогда можно любоваться панорамами, от которых захватывает дух. Местами вы, наверно, даже найдёте снежок.

– Думаю, что мы проголосуем именно за путь через гору. Что скажешь, Рич?

– Отлично, Сти. Надо посмотреть все прелести, какие здесь есть.

– Мудрое решение. Сможете добраться туда за два дня, сделав остановку в приюте; ну а если он будет переполнен, место для ночлега я вам всегда найду. Разве только что спать вам придётся вместе с другими тридцатью постояльцами на земле, – он улыбнулся. – Но даже это – Путешествие, фантастическое и полное приключений. На следующее утро вы сможете пройти ещё семнадцать километров до самого Ронсесвальеса.

На завтрак две восточные девушки приготовили нам поджаренные ломтики хлеба с джемом и налили тёплого молока; мы разрезали им свежих фруктов. Всё наше общение сводилось только к языку жестов и паре широких улыбок.

Перед тем, как выйти, я споткнулся, рискуя растянуться на лестнице, но Сти, что находилась за мной, к счастью, сумела ухватить меня за рюкзак. А после того, как удалось избежать опасности, владелец поставил печать, сельо, в наших паломнических паспортах, чтобы отметить начало этого прекрасного испытания, взял потом из пакетика две больших ракушки – символы Путешествия, хорошенько притянул их к рюкзакам и, положив одну руку на моё плечо, а другую – на плечо Сти, пожелал: «Буэн камино!» С этого момента данное восклицание мы услышим десятки раз. Радостное возбуждение переполняло нас, и мы тотчас отправились в путь.

Решив двигаться потихоньку, мы со Сти часто оставались одни: к нам подходили многие, обменивались парой слов – мы проходили мимо, и люди исчезали за горизонтом.

Нам встретились два итальянца; у одного из них, помоложе, были очки цвета фуксии, которые, конечно, не могли остаться незамеченными.

– Вам это всё ещё нравится? – обратился Человек В Очках шутливым тоном, повторяя фразу Сти.

Сти улыбнулась ему.

– Откуда будете? – спросил Человек Без Очков.

– Я из Сицилии, он из Кампании, – ответила Сти.

– Мы из Тосканы, я веду этого парня к Спасению, – продолжал Человек В Очках, смеясь и взглядом указывая на Человека Без Очков.

– Что ж, надеемся, у вас получается, – вмешался я.

– Надеюсь, до Сантьяго доберёмся, учитывая его возраст, – сказал Человек В Очках, похлопав товарища по плечу.

– Смейся, смейся! Определённо, это не я провёл год в спортивном зале для того, чтобы подготовиться к этому Путешествию, – защищался Человек Без Очков.

Мы все четверо громко рассмеялись, затем два симпатяги продолжили свой путь, в один голос попрощавшись с нами.

Тот период для меня был действительно сложным из-за предстоящей мне вскоре хирургической операции на жёлчный пузырь, и, прежде всего, по причине травли, которую я уже давно испытывал в компании «Лакондари» – сельскохозяйственном предприятии, где я работал; там они всерьёз хотели подвести меня под увольнение, потому что я был для них, как в горле кость (я сопротивлялся ногтями и зубами; на случай увольнения у меня не было другой альтернативы, однако я в ближайшее время надеялся найти решение: другую работу, выигрыш в лотерею или чтобы книги, которые я пишу, начали приносить доход). Этот уникальный опыт смог бы мне помочь. Сти мне посоветовала оторваться от того, чем я жил, и жить только тем, что касалось данной конкретной ситуации.

Когда мы прибыли в Ориссон, было холодно, погода стояла не вполне хорошая. Только-только прекратил накрапывать дождик. Поглощая обед, ветчину и поджаренные ломтики с мёдом, мы прикидывали, стоит ли продолжать путь до самого Ронсесвальеса или же остановиться здесь и отправиться в дорогу завтра утром. Одна путешественница лет пятидесяти, любезная и обворожительная, сообщила, что дорога отсюда займёт около пяти часов ходьбы, и кроме фонтанчика и изумительной природы мы ничего не найдём. Было почти три дня и, приняв во внимание тучи и темп движения, с которым нам бы пришлось идти не меньше пяти часов, мы решили стартовать завтра в более спокойном режиме.

Ужин был накрыт в каменной столовой, где в центре стоял большой стол из тёмного дерева, окружённый другими столиками поменьше того же качества, рассчитанными на четыре персоны. В глубине, на погасшей плите высилась медная кастрюля; на выступах и в нишах стен были сложены монеты, тогда как белый потолок сплошь был пересечён брусками из того же дерева, что и столы. Мне казалось, что я вернулся назад в прошлое. Владелица сказала, что мы можем сесть за один из маленьких столиков или, если захотим, вместе с другими путешественниками - за большой. Нам нравилась идея познакомиться с другими людьми, которые становились частью нашего опыта, поэтому я и Сти заняли место друг напротив друга за большим столом. По левую руку от меня был испанец из Севильи, по правую – Марин, голландец с женой и французы, занявшие весь остаток стола. Последние, рабочие на пенсии, старинные друзья, оживляли вечер популярными песнями, и какие-то из них мы знали по-итальянски. Они хотели, чтобы мы со Сти спели Bella ciao, но им не удалось нас убедить, хотя им и нравилась эта известная песня. В их намерения входило ежегодно преодолевать небольшую часть маршрута до тех пор, пока он не будет пройден до конца. Испанец посвятил Путешествие дочери и надеялся достичь Санто Доминго де ла Кальсада примерно за пятнадцать дней. Мы рассчитывали идти около недели, а затем продолжить путь на поезде или на автобусе до Финистерре. Марин, так же, как и испанец, совершала Путешествие одна и надеялась достичь Компостелы где-то за месяц. Между нами сразу же промелькнула искра, мы обменялись электронными адресами с обещаниями встретиться где-нибудь в Италии или в Бельгии. О голландце и его жене, напротив, мы так ничего и не узнали, в том числе, и о причине их нахождения здесь.

Скоро мы вернулись в комнату: ванная со стиральной машинкой, гладильная доска и две раскладушки, приставленные к стене, – такова была единственная возможность провести сегодняшнюю ночь. Сти заснула в мгновение ока, я же начал думать о Марин: как она красива, душой и телом, потом взял мобильник и послушал её голос, я записал его без её ведома:

– Максимум шесть месяцев в году – это время, когда необходимо немножко подзаработать, – живу с сестрой, в доме, доставшемся от тёти, а потом скитаюсь по миру. Люблю людей, природу и всё, что меня окружает. Ну да, я мотылёк. Развиваю случайную деятельность, зарабатываю, сколько нужно для скромной, но полной эмоций жизни. Думаешь, что я немного с «приветом», правда?

– Нет, я вообще так не думаю; я сам почти такой, – ответил ей мой голос.

– Смотри-ка! Ты на верном пути, но есть некое «почти», которое тебе не нравится, так? ведь так?

– Ты права, Марин, права.

– Ты на правильной дороге - «почти», но ты не зашёл так далеко. Там, где я живу, меня считают с «приветом», не вполне нормальной. Но мне плевать! Знаешь, как же мне плевать?! Делаю, что хочу, и иду своей дорогой.

– И правильно делаешь, так и надо, но не каждый на это способен.

– К сожалению, имеется немало людей, которых возмущает тот факт, что я таким образом проживаю свою жизнь, думая обо всём, вместо того чтобы подыскать серьёзную работу и создать семью, но мне это неинтересно. Столько людей не могут понять, что я счастлива – и гораздо больше их. Тоска зелёная нападает, когда тебе говорят, что, мол, ты так себя ведёшь, потому что не хочешь брать на себя ответственность и потому что хочешь совершать поступки, какие в твоём возрасте уже никто не совершает, так как каждый поступок должен быть совершён в своё время. Я убеждена, что большинство из тех, кто говорит такое, в действительности сами не могут взять на себя ответственность, поскольку живут совершенно не так, как им хотелось бы, потому что у них нет мужества противостоять ни убеждениям других, ни риску остаться без гроша, ни страху остаться в одиночестве. Но если так, кто же тогда остаётся в одиночестве, как не тот, кто игнорирует свою душу? Кто и как устанавливает, когда надо брать на себя ответственность и когда надо совершать те или иные поступки? Мне кажется, что это всё относительно: только прислушиваясь к голосу своей души можно совершить поступки, правильные для нас самих. Вообрази на минуту, если такая, как я, возьмёт на себя ответственность за постоянную работу или семью – ты представляешь, какой конец её ждёт и что она потеряет? Скукотища какая, ну правда, скукотища!

Мы со Сти проснулись на пару мгновений на рассвете и прежде, чем снова заснуть, заметили, что небо освободилось от туч и наполнилось звёздами; к тому же, достаточно потеплело.

После завтрака, не зная наперёд, увидимся снова или нет, мы тепло попрощались с испанцем и голландцем и начали свой путь.

Природа раскрывала своё волшебство: долины, растительность, пение птиц, редкие островки ещё не растаявшего снега, беспрерывное гудение насекомых, аромат, принесённый сладким и свежим весенним ветерком. Временами пролетал какой-нибудь молодой орёл, мы тем временем наблюдали за червячками, которые, перепутавшись между собой, образовывали длинные палочки наподобие солодки. К этому добавлялись песни некоторых путешественников; по мере приближения, они становились всё более отчётливыми, пока не исчезали за горизонтом; это были песни радости на любой вкус: от Albachiara до My way, от La vie en rose до Time, на арабском, французском, английском, испанском и других языках, нам непонятных. В этом раю, однако, время от времени я испытывал страх, представляя больших птиц, пикирующих вниз на нас, и ядовитых змей, пресмыкающихся у наших ног. Я рассказал об этом Сти, она свела на нет мои опасения, посмеявшись надо мной:

– Это фантазии, Рич. У какого человеческого существа мужского пола их нет хотя бы парочки?

Вдали различили остановившихся под деревом трёх девушек, одетых в белое, которые с большой страстью напевали по-английски: «Идём, идём, направимся к дорогам бытия, к Пукилукьо, чтобы догнать тебя!»

Не все уважают тех, кто проходит по этим тропам по какому бы то ни было поводу: некоторые верующие пели очень громко и пронзительно, держа себя так, как будто хотели сказать: «Здесь должен быть только я и такие, как я, твои мотивы не в счёт, а мои, напротив, ведут меня далеко». Наверно, в рай – кто его знает. Мы по-английски обсудили это неподобающее поведение с французским участником шествия и с группой швейцарских туристов; мы сошлись на том, что если не хотим, чтобы эта атмосфера мира и братства была потревожена, то единственное решение – держаться от таких путешественников как можно дальше: мы со Сти останавливались, давая им пройти, другие продолжали путь быстрым шагом так, чтобы оставить их позади. Среди туристов был также один незрячий: мы осознали его состояние, только когда он извлёк из рюкзака листки, исписанные шрифтом Брайля, и стал читать, водя пальцами. Нас поразила его самостоятельность, особенно, когда он проследовал – рука в руке – со своей девушкой: казалось, что её ведёт он.

Прошли ещё немного, когда к нам присоединился испанец; он улыбнулся, на мгновение задержал на нас властный взгляд и отправился дальше. Мы почувствовали в нём родственную душу, особенно Сти, и решили, что наверняка он личность особого рода.

Марин, напротив, догнала нас в том месте, где для продолжения пути следовало выйти на тропинку. Мы долго стояли там и действительно не могли найти знаков, способных указать маршрут Путешествия: жёлтая стрелка, иногда – красно-белая полоска. Марин указала на дорогу как раз перед нашими глазами, однако прежде мы не обратили на неё внимания. Мы рассмеялись, так как иногда сложнейшие, на первый взгляд, вещи на деле оказываются простейшими; они находятся под рукой, но мы их не видим, поглощённые чем-то другим. В данном случае к другому, очевидно, можно было причислить и окружающий нас рай, и лошадей невдалеке, свободно несущихся по лугам. Марин приблизилась к одной из них, ласково погладила её, обняла и шепнула пару слов по-французски. Глядя на ту естественность и нежность, с какой девушка сделала это, у меня и у Сти тоже появилось желание последовать её примеру.

Продолжали идти вместе. Мой взгляд снова встретился со взглядом Марин, исполненный чувства глубокой сопричастности, точь-в-точь как это было в приюте. Мы улыбнулись, моя рука медленно потянулась, чтобы погладить её волосы, а потом на короткий миг мы замерли рука в руке.

Разделились у фонтанчика: она возобновила свой путь, а мы, между тем, наоборот, остановились: Сти хотела подлечить мозоль, которая появилась у неё несколько часов назад на правой ноге. Она тщательно помыла руки и села; стала тампонировать амполью (другими словами, волдырь) ватой, пропитанной настойкой йода, потом продезинфицировала закреплённую в игле хлопчатобумажную нить. Проткнула оконечность пузыря, позволяя полупрозрачной жидкости вытечь, и протолкнула иглу вперёд, пока та не показалась с противоположной стороны пузыря. Присутствуя при этой сцене, я вздрогнул, хотя и знал, что не должно быть никакой боли, поскольку кожа мертва. Недалеко от нас опустилась птичка и стала внимательно рассматривать Сти. Моя попутчица отделила иголку от нитки и завязала два кончика, чтобы нитка не слезла; улыбнулась и объяснила пернатой крошке, что эта нитка должна на какое-то время остаться в таком положении, пока пузырь не просохнет. Два путешественника, юноша и мужчина под семьдесят, оба из Карпи попросили у Сти разрешения сделать фото, чтобы задокументировать проведённую операцию, и Сти не нашла в себе силы отказать; я здорово позабавился, наблюдая за происходящим под её грозными взглядами. Пока паломники возились со своими мобильниками, мы заметили у старика на рюкзаке надпись:

«Скоро начнутся мировые соревнования. Я поставлю в уши заглушки, чтобы не слышать выпуски теленовостей. Футбол коррумпирован, и у нас никогда не было Италии, уж тем более – в спорте. Объединение стало лишь оправданием для пьемонтцев, чтобы совершить в Королевстве Двух Сицилий великий грабёж и один из наиболее зверских геноцидов в истории».

Я и Сти разом переглянулись, потом эти двое попрощались и продолжили путь, а у меня в голове зазвучал голос Анджело Мальякано из группы TerroMnia, что напевал La Tammurriata del Povero Brigante:

Матерь неба, и земли, и моря,

Вижу чужака, несёт он горе.

Прежде славны были земли эти –

Ныне гибнут старики и дети.

Что искал он? Кто его здесь звал?

Он – не брат, не правда, он нам лгал,

Он пришёл, толкая к мятежу –

Дал простор резне и грабежу.

Мы посидели ещё несколько минут в тишине, а потом Сти покрыла стерильной марлей всё, что лечила, вновь надела носки и туфли и встала на ноги. Птичка взлетела как раз тогда, когда мы возобновили путь на Ронсесвальес.

Скоро должно было начаться богослужение для паломников. Присутствующие погрузились в свои мысли, в воздухе витал лёгкий запах фимиама и царила тишина, пронизанная благоговением. Я различил вдалеке испанца, группу французов и Марин. Из деревянной двери по левую руку от меня вышли с песнопениями, четыре священника, одетых в белое, и проследовали до алтаря. Одним из них был отец Ксавьер, с которым мы недавно познакомились на улице. Мы с ним обменялись парой слов, и он попросил добавить его к себе в контакты на Фейсбуке.

Какой-то плохо одетый старик бросился на землю и закричал по-английски: «Спасибо тебе, Боже, спасибо за всё, что ты сделал для меня!» Священнослужители немного помолчали, потом один из них возобновил службу. Старик поднялся и занял место недалеко от испанца.

В конце всем присутствующим на разных языках было даровано благословение; во время богослужения их число мало-помалу увеличивалось, пока они не заполнили всю церковь.

Прежде, чем возобновить Путешествие, наше внимание привлекла группа парней, на вид неблагополучных: с их стороны послышалось полное презрения «перегринос!» Они посоветовали нам продолжать свой маршрут в направлении, которое, как мы сразу догадались, было полностью противоположным обозначенному на указателях. Раздражённые, мы пришли к выводу, что они самые настоящие придурки, и пошли по правильной дороге.

Верными, однако, оказались наставления крестьянина; остановив свой трактор, на котором тот недавно выехал со своего владения, расположенного чуть поодаль, он жестом указал то направление, какого следовало придерживаться.

Недолгое время мы двигались вдоль миловидных домиков, выйдя затем на сельскую тропинку, путляющую среди высоких деревьев с тонкими зеленоватыми стволами. Временами преграждали путь деревянные старомодные калитки они, впрочем, открывались легко.

К нам приблизился человек лет под шестьдесят и сказал, что добрался на мотоцикле из Брешии до Лурда, а своё Путешествие начал из Сен-Жана. Он нёс рюкзак весом в восемнадцать килограмм, притом, что оба наших в сумме не превышали двадцати; этот человек жаловался на жену, что она заставила его запихнуть бесполезные вещи, и взбодрился, когда мы предложили ему отослать что-то назад. Он намеревался совершить Путешествие за двадцать дней. Сказал, что спортсмен, и это подтверждали его физическая форма, его шаг и его манера держать трекинговые палки.

В Субири мы прогулялись по центру в поисках жилья и сразу же поняли, что этот городок больше тех деревень, что мы миновали раньше, и здесь не составит труда найти большие магазины, банки, торговые автоматы с напитками сигаретами и DVD-дисками.

На ужин остановились в «Дуксе»: в приятном баре-ресторане; большой экран на входе транслировал соревнование по футболу, и множество фанатов ликовали по поводу достойного сражения, которое только что завершилось. Навстречу вышла девушка и спросила, не хотим ли мы отужинать или заказать что-нибудь в баре. После этого она провела нас в задний зал. Там было несколько столиков, накрытых на четыре персоны и один – на десять, за большим сидел человек из Брешии с девятью другими путешественниками, которых мы до сих пор не встречали. Было жаль, что не можем к ним присоединиться, однако мы умудрились переброситься с ними парой-тройкой реплик перед тем, как сесть за наш стол.

Когда мы, прогуливаясь, пересекали небольшую площадь, подошёл один тип, немного взведенный: то ли он был пьян, то ли не в себе; в руках он держал компакт-диск и, посматривая время от времени на этот диск, утверждал, что по профессии он аудио-чтец. Мы рассеянно улыбнулись ему и пошли дальше, высмотрев в отдалении рабочего из Берлина, знакомого по Ронсесвальесу. Одинокий и задумчивый, стоял он, прислонившись к ограде. Мы обменялись впечатлениями о прошедшем дне, потом попрощались с ним и двинулись по направлению к гостинице.

Растянувшись на спине и уставившись в потолок, я подумал о Марин; весь день мы её не встречали, и я обеспокоился, что не увижу её до самого Финистерре.

Мы отправились в дорогу. Этой ночью шёл сильный дождь, и я боялся, что он не прекратится и днём. Путешественников было немного, наверно, потому что мы сегодня позже вышли. Немного погодя мы проходили мимо маленькой фабрики. Фабрики не производят хорошего впечатления, но они тоже являются частью маршрута. Территории, которые мы сейчас пересекали, были не столь привлекательны, как прежние маршруты, и мы слегка приуныли: начали опасаться, что больше не увидим панорам, подобным тем, что встречались на первом отрезке Пиренейского пути.

Через очаровательный средневековый мост вошли в Ларрасоанью. Оставили в стороне церковь Святого Николая Чудотворца: она была закрыта, – и последовали вдоль по дороге налево. Здесь не было ни единой живой души – сложилось впечатление, что мы находимся в городе-призраке, а потому решили немедленно двигаться дальше.

Сев у подножия дерева поблизости от водопада, мы пообедали. К счастью, погода улучшилась, и мы предполагали, что спустя какое-то время потеплеет и станет ещё лучше. Перед тем, как вернуть шагу привычный темп, мы насладились картиной, наблюдая за стадом коров, а невдалеке на пастбище заметили идущих за пастухом овец.

Улицы Бурлады кишели людьми и были заполнены разного рода лотками. Пританцовывая, к нам приблизился дудочник, затем индийский скульптор показал деревянные и стеклянные статуэтки; и мы преисполнились новой порцией энтузиазма, зарядившись энергией, необходимой для дальнейшего пути.

В окрестностях моста Магдалены, ведущего на Памплону, человечек, широко улыбаясь, пожелал нам: «Буэн камино!»

Побродили по этому прекрасному городку, посидели недолго перед Дворцом регионального Парламента, а потом решили дойти до Сисура, местечка расположенного где-то в пяти километрах отсюда. А указания для дальнейшей дороги мы получили от регулировщика дорожного движения.

Сисур делится на две части: Сисур-Менор и Сисур-Майор. В Сисур-Меноре был хостел для пилигримов; мы вошли туда справиться о комнатах и встретили нашего испанского друга, который, присев на перегородку, рассматривал свои ноги, находившиеся от мозолей в плачевном состоянии. Сти, поймав его взгляд, засияла радостной улыбкой, а я, напротив, чуть не лопнул от смеха, присутствуя при этой комической сцене с ногами. Он объяснил, что не может даже поставить их на землю, но надеется, что завтра сумеет отправиться в путь. Пока он и Сти болтали, я спросил, почему же люди не пытаются предотвратить эти неудобства простыми предосторожностями и капелькой желания: было бы достаточно, помыв ноги, посыпать их тальком, надеть чистые носки и повторять эту операцию в течение дня каждый раз, как ноги начнут потеть: пот на самом деле – лучший союзник мозолей. Дальше, надо передвигаться шагом, соответствующим собственному физическому состоянию. Тем не менее, если мозоли всё-таки появились, следует лечить их своевременно, а не оставлять их в таком состоянии и не ограничиваться простым наклеиванием пластыря, как многие обычно делают из-за лени или потому, что считают, будто так правильно.