Loe raamatut: «Макиавелли»

Действующие лица

МАКИАВЕЛЛИ

СИРО

КОЛЬФУЧЧИ/ПАЛАЧ

ЛИГУРИО

ВЕДЬМА

КЛИЦИЯ/МУЗА

ЛУКРЕЦИЯ

МАРИЕТТА

Место действия

Кабинет Макиавелли на семейной загородной вилле в Сан-Кашано, в десяти милях от Флоренции, подвал, спальня жены Кольфуччи с балконом, подземная темница во Флоренции, деревья на заднем плане, что-то еще, одна декорация, представляющая все эти места. В кабинете стол и стул справа на авансцене. Лестницы справа и слева ведут на платформу, которая и есть спальня Лукреции и балкон. Под балконом, по центру – темница с двумя дыбами, занавешенная рубашками на веревках и спрятанная большую часть пьесы. Эта одежда в тени в первой картине пьесы, Ведьма убирает ее во второй, открывая ту часть сцены, которая станет темницей. Слева на авансцене стол и стулья. На столе шахматная доска с фигурами. У лестниц скамьи. Под лестницами полки с книгами. Актеры могут уходить и приходить в любом месте сцены, так что действие идет непрерывно.

Время действия

Начало 1500-х.

Картина 1

(Поют птицы. Роща деревьев около загородной виллы Макиавелли в Сан-Кашано, в десяти милях от Флоренции. Макиавелли, высокий, чернявый, сухопарый, его слуга Сиро ниже ростом и полноватый, оба смотрят на деревья, которые растут где-то за залом. В кронах шумит ветер).

МАКИАВЕЛЛИ. Я хочу срубить эти деревья.

СИРО. Какие, господин?

МАКИАВЕЛЛИ. Ту рощу. Сруби их.

СИРО. Все?

МАКИАВЕЛЛИ. Да, все.

СИРО. Вы хотите, чтобы я срубил все эти деревья?

МАКИАВЕЛЛИ. Разве я сказал что-то другое?

СИРО. Там очень много деревьев, господин.

МАКИАВЕЛЛИ. Значит, будет много дров. Часть сожжем зимой. А остальное продадим.

СИРО. Да, господин, конечно, как скажете, только…

МАКИАВЕЛЛИ. Что? Что, только? Ты не способен срубить несколько деревьев?

СИРО. Способен, господин, просто…

МАКИАВЕЛЛИ. Что? Что теперь?

СИРО. И как мне рубить эти деревья?

МАКИАВЕЛЛИ. Топором, ты знаешь, что такое топор, правда?

СИРО. Я знаю, но у меня его нет.

МАКИАВЕЛЛИ. Так возьми в хлеву.

СИРО. В хлеву?

МАКИАВЕЛЛИ. Да. Топор в хлеву. Дорогу ты найдешь, правда?

СИРО. Да. Я бывал в хлеву. Мне не нравится туда заходить, но я там бывал. Я хочу сказать, животные. И от них запах.

МАКИАВЕЛЛИ. Разумеется, запах. Это хлев. Да ты и сам пахнешь не так, чтобы очень.

СИРО. Извините, господин. С той поры, как мы переехали в деревню, я сбит с толку. Самому себе напоминаю вытащенную из воды рыбу.

МАКИАВЕЛЛИ. Не ты один.

СИРО. Не можем мы вернуться во Флоренцию, господин? Так куда как приятнее.

МАКИАВЕЛЛИ. Не можем. Пока. Когда я в последний раз появился во Флоренции, меня бросили в темницу и едва не убили. Мы не можем вернуться, пока меня не позовут.

СИРО. Но вы самый умный во Флоренции. Все так говорят. Даже люди, которые хотели вас убить.

МАКИАВЕЛЛИ. Если я такой умный, то должен найти способ вернуть нас в город, но пока нам надо есть, нам нужно тепло, поэтому я хочу, чтобы ты пошел в хлев, взял топор и срубил эти деревья.

СИРО. В одиночку, господин?

МАКИАВЕЛЛИ. Если в одиночку не справишься, захвати с собой пару крестьян, чтобы помогли тебе. А что тут такого? Физический труд только пойдет тебе на пользу.

СИРО. Дело не в том, что я не хочу срубить для вас эти деревья, господин. Но эта роща…

МАКИАВЕЛЛИ. Да? И что в ней особенного?

СИРО. Я уверен, что кто-то говорил в харчевне, как-то вечером, что давным-давно тут рос священный лес, и эта конкретная роща – все, что от него осталось.

МАКИАВЕЛЛИ. Священный лес?

СИРО. Да, господин.

МАКИАВЕЛЛИ. И какое божество его охраняет?

СИРО. Не знаю, господин. Но очень древнее. Мясник говорит, что на эти деревья наложено заклятье. Не то, чтобы на сами деревья, но на любого, кто их срубит.

МАКИАВЕЛЛИ. Ты добрый христианин, Сиро?

СИРО. Разумеется, господин. То есть, в рамках разумного.

МАКИАВЕЛЛИ. Ты не язычник, не еретик, так?

СИРО. Нет, господин. Боже упаси, господин.

МАКИАВЕЛЛИ. То есть, ты не поклоняешься дьяволу или другой нечисти?

СИРО. Нет, господин. Никогда в жизни, никогда не поклонялся дьяволу. Клянусь ягодицами моей сестры. И, как я понимаю, вы видели ягодицы моей сестры. Впрочем, вы видели чуть ли не все ягодицы. Я про женщин.

МАКИАВЕЛЛИ. Я говорю не про ягодицы твоей сестры. Если ты добрый христианин, тогда не должны тебя волновать все эти байки о заклятье.

СИРО. Я-то в них не верю, господин. Но знаете, в мире есть много такого, чего мы полностью не понимаем, и я не хочу оскорблять чувства местных крестьян. Или деревья.

МАКИАВЕЛЛИ. Ты не хочешь оскорблять эти деревья?

СИРО. Да, господин.

МАКИАВЕЛЛИ. Что ж, допустим. Но знаешь, что-то мне очень хочется выпороть тебя? Как, по-твоему, желание избежать порки – достаточно веский повод забыть про чувства деревьев?

СИРО. Да, господин.

МАКИАВЕЛЛИ. Тогда пойди и найди тех, кто поможет тебе срубить эти деревья, все до последнего. Ты меня понял?

СИРО (поворачивается, чтобы уйти). Да, господин.

МАКИАВЕЛЛИ. Но сначала накорми кур.

СИРО (останавливается, поворачивается к Макивавелли). Прямо сейчас, господин?

МАКИАВЕЛЛИ. Да, прямо сейчас. Что с тобой? Не можешь даже накормить кур?

СИРО. По правде говоря, господин, кур я немного боюсь.

МАКИАВЕЛЛИ. Ты боишься кур?

СИРО. В мою защиту могу только сказать, что они – очень агрессивные куры. Я думаю, они пытаются меня убить.

МАКИАВЕЛЛИ. Куры пытаются тебя убить?

СИРО. Нисколько в этом не сомневаюсь, господин. Как только я вхожу в курятник, они сразу бегут ко мне.

МАКИАВЕЛЛИ. Разумеется, они бегут к тебе, идиот. Они голодные.

СИРО. Об этом и речь, господин. Я боюсь, что они меня съедят.

МАКИАВЕЛЛИ. Куры тебя съедят только в том случае, если я тебе задушу и перемолю в куриную еду. Я так и сделаю, если ты сейчас же не накормишь кур, а потом не найдешь людей, которые помогут тебе срубить те деревья.

СИРО. Просто жалко рубить такие красивые деревья. Учитывая, что мы скоро вернемся во Флоренцию.

МАКИАВЕЛЛИ. Едва ли мы сумеем вернуться туда до зимы. И будь уверен, здесь мне нравится не больше твоего.

СИРО. Но зимой здесь холодно, господин.

МАКИАВЕЛЛИ. И будет еще холоднее, если не удастся затопить камин. Так что бери топор и сруби эти чертовы деревья, пока твой толстый зад не удостоился нескольких крепких пинков. В чем вообще проблема?

СИРО. Вы действительно злы на эти деревья, господин.

МАКИАВЕЛЛИ. Не зол я на эти деревья. Я злюсь на тебя, ленивого, глупого и совершенно бесполезного. Злюсь, что придется еще одну зиму провести в этой забытой Богом дыре. Злюсь, что меня, верно прослужившего городу столько лет, бросили в тюрьму, как обыкновенного преступника, растянули на дыбе, словно кусок теплого сыра, а потом отправили жить среди свиней, кур и людей, которые верят в волшебные рощи и наложенные на них заклятия. Я злюсь, потому что мне не осталось ничего другого, кроме как кормить этих чертовых кур. Я злюсь, потому что у меня была власть, и я ее потерял. И теперь в моей власти только одно – срубить эти чертовы деревья. Так и будет. Ты понял?

СИРО. Да, господин. Я понял, господин. И возможно, мы сможем избежать наложенного заклятья, если я извинюсь перед деревьями, прежде чем начну их рубить.

МАКИАВЕЛЛИ. Извинишься перед деревьями? Ты хочешь извиниться перед деревьями?

СИРО. Мясник сказал, что таков здешний обычай. На случай, если у каждого дерева есть душа.

МАКИАВЕЛЛИ. И ты думаешь, что деревья поймут тебя, когда ты будешь перед ними извиняться?

СИРО. В той же степени, в какой я понимаю деревья, господин.

МАКИАВЕЛЛИ. Хорошо. Здравого смысла в этом ничуть не меньше, чем во всем остальном, что сейчас происходит со мной. Иди. Приступай.

СИРО. Да, господин.

МАКИАВЕЛЛИ. Но сначала накорми кур.

СИРО. Да, господин.

МАКИАВЕЛЛИ. Постой.

СИРО. Да, господин?

МАКИАВЕЛЛИ. Что с моими рубашками?

СИРО. Вашими рубашками?

МАКИАВЕЛЛИ. Ты забрал мои рубашки у прачки?

СИРО. Нет, господин. Они все еще у нее.

МАКИАВЕЛЛИ. Прошла не одна неделя. У меня осталась одна чистая рубашка. Что она с ними делает? Ест?

СИРО. Не знаю, господин. Но мы не хотим сердить ее. Мясник говорит, что она – ведьма.

МАКИАВЕЛЛИ. Ведьма? Ты отдал все мои рубашки ведьме?

СИРО. Другой прачки я здесь не нашел, господин. На этой неделе заходил к ней трижды. Всякий раз она говорит – приходи завтра. И, честно говоря, господин, не нравится мне, как она на меня смотрит. Пугает сильнее кур.

МАКИАВЕЛЛИ. Ты боишься старухи. Ты боишься хлева. Ты боишься всего и вся, кроме меня.

СИРО. Нет, я боюсь и вас, господин. Если хотите, я сейчас же пойду к ней и…

МАКИАВЕЛЛИ. За рубашками я схожу сам. Ты кормишь кур и берешь топор. Ясно?

СИРО. Отлично, господин. Но будьте осторожны.

МАКИАВЕЛЛИ. Сиро, если ты сможешь управиться с курами-людоедами, то я как-нибудь разберусь со старухой-прачкой.

СИРО. Хорошо, господин. Но не смотрите ей в глаза. И не спускайтесь в ее подвал. Мясник говорит, что в ее подвале живет дьявол. (Сиро поворачивается, чтобы уйти).

МАКИАВЕЛЛИ. Сиро?

СИРО. Да, господин?

МАКИАВЕЛЛИ. Хлев там.

СИРО. Да, господин. Извините, господин. Без уличных указателей так трудно найти дорогу. (Уходит).

МАКИАВЕЛЛИ. Бояться кур. Извиняться перед деревьями. Не удивительно, что в Италии все наперекосяк. Суеверия и глупость. А теперь еще ведьма украла мои рубашки. Иногда мне хочется вернуться в пыточную камеру. (Поворачивается, чтобы уйти. Останавливается и смотрит на деревья). Вы такие красивые. Я знаю, каково это, когда тебя валят и рубят на куски. (Какие-то секунды стоит, погруженный в свои мысли, качает головой и уходит. Свет гаснет и ветер в кронах затихает под пение птиц).

Картина 2

(Шаги Ведьмы, старой женщины, спускающейся по ступеням в подвал. Макиавелли следует за ней. Поначалу мы их не видим, потому что они скрыты от нас рубашками, развешенными на бельевой веревке от правой лестницы к центру. Она снимает рубашки сует себе под мышку, параллельно скатывает веревку в большой шар, при этом продолжая разговор с Макиавелли).

ВЕДЬМА. Я ждала тебя, господин. Мне дарована способность видеть будущее, время от времени, и я увидела в осколке синего стекла, который я храню специально для этой цели, что ко мне скоро заглянет высокий, худощавый мужчина.

МАКИАВЕЛЛИ. Я заглянул к тебе, потому что у меня закончились рубашки. Мой слуга начал приносить их тебе давно, и чистых у меня уже не осталось.

ВЕДЬМА (продолжая снимать рубашки). Но пришел ты, а не твой слуга.

МАКИАВЕЛЛИ. Я пришел, потому что всякий раз, когда я посылал его к тебе, он возвращался с глупой улыбкой и еще более глупой историей, но без рубашек. Мне нужны мои рубашки.

ВЕДЬМА. Твои рубашки старые. Сводить с них пятна трудно. Разные пятна. Твои рубашки чем только не запачканы. Но у меня есть рубашки, отличные рубашки, которые, думаю, тебя заинтересуют. Особенно тебе может понравиться одна рубашка.

МАКИАВЕЛЛИ. Вот, значит, в чем дело. Ты не отдавала мои рубашки, чтобы заманить меня сюда и продать новые.

ВЕДЬМА. Стираем мы в подвале. Заходи. Все хорошо.

МАКИАВЕЛЛИ (торопливо сбрасывает что-то с головы). Что за черт?

ВЕДЬМА. О пауках не волнуйся. Их укусы убивают крайне редко.

МАКИАВЕЛЛИ. Твой подвал напоминает ворота в ад.

ВЕДЬМА. Иногда, когда мы зажигает очаг, впечатление полное. И нам приходится поддерживать огонь чуть ли не все время, чтобы изгнать сырость.

МАКИАВЕЛЛИ. А зачем мы сматываешь бельевую веревку? Уходишь из прачек?

ВЕДЬМА. Одолжу нашему стражу закона. Им надо кого-то повесить. Я ее заговорила, так что она не оборвется.

МАКИАВЕЛЛИ. Много у тебя тут рубашек.

ВЕДЬМА. Рано или поздно я постираю рубашки всех. Особенно таких людей, как ты.

МАКИАВЕЛЛИ. Что значит, таких, как я?

ВЕДЬМА. Которые непроизвольно пачкают все, к чему прикасаются. Мы пришли. (Ведьма снимает последнюю рубашку с веревки, открывая молодую девушку, Клицию, одетую в одну лишь мужскую рубашку, которая стоит в центральной арке). Вот она. Моя самая прекрасная рубашка. Ее никогда не надевал мужчина. Давай. Подойди ближе. Можешь посмотреть, какая она.

МАКИАВЕЛЛИ. Ты хочешь продать мне рубашку, которая на этой девушке?

ВЕДЬМА. Я оставляю тебя одного. Примерь, если хочешь. Заплатишь после того как. (Ведьма поднимается по лестнице, унося огромный ворох рубашек и смотанную бельевую веревку).

МАКИАВЕЛЛИ. Постой. А как же другие мои рубашки?

ВЕДЬМА. Не беспокойся, господин. Я их постираю в ближайшие недели. Как только мне вернут бельевую веревку, забрав ее у палача. (Ведьма уходит. Макиавелли смотрит на Клицию, которая почесывает ногу голыми пальцами другой ноги).

МАКИАВЕЛЛИ. Тебе не холодно, в одной-то рубашке?

КЛИЦИЯ. Чем ближе ты к аду, тем теплее. Тебе нравится рубашка?

МАКИАВЕЛЛИ. Да, красивая.

КЛИЦИЯ. Хочешь примерить? Если да, так я ее сниму.

МАКИАВЕЛЛИ. Сколько тебе лет?

КЛИЦИЯ. Достаточно много, чтобы снять рубашку.

МАКИАВЕЛЛИ. Старуха заставляет тебя это делать?

КЛИЦИЯ. Делать что? Какая разница? Или тебе не нравится рубашка?

МАКИАВЕЛЛИ. Дело не в том, что мне не нравится рубашка.

КЛИЦИЯ. Так я ее снимаю?

МАКИАВЕЛЛИ. У тебя есть дом, дитя?

КЛИЦИЯ. Это мой дом.

МАКИАВЕЛЛИ. Она заставляет тебя демонстрировать рубашки мужчинам?

КЛИЦИЯ. Я делаю то, что хочу.

МАКИАВЕЛЛИ. Эта жуткая старуха не имеет права продавать тебя, как рубашку.

КЛИЦИЯ. Эта жуткая старуха – моя бабушка. И не суди ее. Она очень бедная и у нее не все дома.

МАКИАВЕЛЛИ. Не выглядишь ты ребенком, которого вырастили в подвале, заполненном грязным бельем других людей.

КЛИЦИЯ. Я не всегда здесь жила. Мои родители умерли, когда я была маленькой девочкой, а поскольку все думали, что моя бабушка сумасшедшая, или ведьма, или то и другое сразу, Кольфуччи взяли меня к себе. Первая жена была очень хорошей, но она умерла. Потом Кольфуччи женился на более молодой. Она меня невзлюбила.

МАКИАВЕЛЛИ. И выгнала из дома?

КЛИЦИЯ. Никто меня не выгонял. Я ушла сама.

МАКИАВЕЛЛИ. Ты ушла из дома богатого человека, чтобы жить в этой развалюхе с безумной бабушкой?

КЛИЦИЯ. Кольфуччи очень хорошо относился ко мне, пока я была ребенком, но едва мое тело начало обретать женские формы, принялся гоняться за мной по дому. Я выросла с его сыном, Каллимако. Застав нас целующимися, он отправил сына в университет. Следующим вечером загнал в угол в хлеву. Мне удалось вырваться, ударив его вилами в пах, и убежать к бабушке. Так хочешь ты примерить рубашку или нет?

МАКИАВЕЛЛИ. Ты наверняка скучаешь по той жизни, которую вела в доме Кольфуччи.

КЛИЦИЯ. Я вполне могу обойтись без похотливого старого козла, который не давал мне прохода. Но мне недостает кур.

МАКИАВЕЛЛИ. Кур? Тебе недостает кур?

КЛИЦИЯ. С детства я присматривала за курами. Очень их люблю.

МАКИАВЕЛЛИ. Так ты что-то знаешь о курах?

КЛИЦИЯ. Мы с курами очень близки.

МАКИАВЕЛЛИ. Я надеюсь, ты не такая глупая, как куры.

КЛИЦИЯ. Куры не глупые. Это чудовищная ложь. Куры очень умные. Просто относиться к ним надо с пониманием и уважением. Как к людям.

МАКИАВЕЛЛИ. Слушай, у меня к тебе предложение.

КЛИЦИЯ. То есть ты все-таки хочешь, чтобы я сняла рубашку?

МАКИАВЕЛЛИ. Не хотела бы ты переселиться в мой дом и приглядывать за моими курами?

КЛИЦИЯ. Во Флоренции это так называется?

МАКИАВЕЛЛИ. Мой слуга боится кур. Мне нужен человек, который будет за ними приглядывать. Платить много я не смогу, но у тебя будет маленький домик за виллой, и я обещаю не загонять тебя в угол в хлеву.

КЛИЦИЯ. То есть тебя это уже не интересует?

МАКИАВЕЛЛИ. Меня это очень даже интересует, и ты красивая девушка, но сейчас я хочу от тебя только одного: чтобы ты приглядывала за курами.

КЛИЦИЯ. Так ты не хочешь рубашку?

МАКИАВЕЛЛИ. Давай я куплю тебе эту рубашку. Я уверен, на тебе она смотрится гораздо лучше, чем на мне.

КЛИЦИЯ. Что ж, это хорошая рубашка, и я люблю кур. (Она смотрит на него и улыбается. Медленно гаснет свет).