Maht 611 lehekülgi
2013 aasta
Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию
Raamatust
В основу психотерапии посттравматических расстройств личности Дональд Калшед кладет идею о том, что душа живет между двумя мирами – материальным и духовным, а культура предоставляет личности мифопоэтическую матрицу, помогающую выжить после тяжелой травмы. Анализируя сходства и различия юнгианского и психоаналитического подходов к терапии, автор раскрывает тонкости психологической работы со сновидениями и телесными симптомами людей, переживших ранние травмы. Особое внимание уделяется проработке в терапии диссоциации и саморазрушительных тенденций, специфике переноса/контрпереноса и недостаточной символизации. Для иллюстрации своих выводов автор использует клинический материал и художественные образы, в том числе сказки.
С удовольствием прочитала книгу! Автор рассматривает тему травмы со всех сторон. Достаточно подробная теория, сразу подкрепленная различными образами, что свойственно юнгианцам. Мне запомнился анализ произведения про маленького принца, было интересно рассмотреть его с точки зрения этого подхода. Так же захватили размышления автора про жизнь и травму самого Карла Юнга.
Закончив читать, ощутила некую растерянность, книга большая и я долго ее читала, как то уже привыкла к ней)
потоясающая книга, хотя перевод местами хромает и видно, что переводчик просто использует кальку с английского и сам не понял переведенную фразу. Книга сложная, и более тонкий перевод, конечно, помог бы в ее понимании. Но и в этом виде однозначно стоит прочтения. Глубокая, содержательная, красивая книга о том, как при травме «системы защиты» спасают самое ценное, что есть в душе человека
Давно читал эту работу. Недавно обнаружил связь между годом вселения моей души, изолированной после или в момент травмы и годом начала второго этапа жизни, согласно нумерологическим расчетам. Препятствием первого этапа значилась длительная тяжелая болезнь, что походит на травму и диссоциацию энергии души от материального тела.
После чего сделал вывод, что травма входила в божий замысел. Осталось понять её причину. А – кармический долг, Б – миссия мирного воина Света. Склоняюсь к Б, т.к. мне неоднократно говорили что предназначен для Света, либо что карма чистая. К тому же есть все признаки т.н. человека-индиго, присутствуют признаки экстрасенсорных способностей, ощущение ведомости свыше, покровительства.
Книгу однозначно рекомендую. Как ключевой кусочек паззла(загадки).
Задумалась только, как же собрать в единое целое все важные мысли, полученные при чтении этой книги, как в углу экрана выскочило уведомление об очередном письме Бизнес Молодости под заголовком "Если ты давно ищешь способ выхода" - в голове тут же созрел ответный вопрос "а разве не ищем мы на самом деле способ входа?" - снова задумалась. Увы, мы часто пытаемся избежать или уйти от чего-то, не задумываясь, что на более раннем этапе вышли из состояния гармонии, целостности, баланса, продолжая находиться в которых даже не оказались бы теперь перед угрозой - никто не объяснил нам этого, увы... Конечно, существует как "мотивация к", так и "от", но практически всегда можно избежать формирования того, от чего придется уходить - опасности, столкновения со страхом, болью и стыдом, конечно. Всё, с чем мы сталкиваемся в этой жизни, - неслучайно, оно притягивается к нам закономерно - и кармой можно объяснить, и выборами, и, чаще всего, нашей личностной структурой: среди компонентов, иногда превратившихся во фрагменты, сложно перечислить всё. Однако, однозначно можно определить зависимость повторения ситуаций и ролей в жизни человека от его травматизации в детстве: обесценивание, нарциссизм или "мертвость" родителей, их неумение любить и принимать ребенка отдельной личностью - пока не будет проработано, а не вытеснено и отделено от собственного опыта, продолжит повторяться, однако.
В контексте этой проблематики Дональд Калшед стал одним из ученых, которые попытались найти действительно эффективный способ исцеления от психологических травм детства. Мне кажется, этот вопрос даже сегодня, при наличии множества разных исследований, остается открытым и весьма актуальным - недаром буквально нередко в комментариях в психологических группах к постам ФБ с вопросами к специалистам часто мелькают фразы от таких же клиентов относительно их уверенности, что искалеченное детство нельзя исправить. Много объяснений можно этому найти: "не обращался, но осуждаю", попался шарлатан, воспитали/убедили (семья, значимое окружение) с такими убеждениями. Но, именно им, в первую очередь, наверное, и стоило бы прочесть труды Калшеда, который как никто другой правдиво и откровенно, но все же аккуратно, открывает глаза на то, чем может обернуться обыкновенная раздражительная материнская реакция на искреннее желание ребенка поделиться своей радостью, к примеру. Сам автор напоминает, что совсем не обязательно, что такие моменты способны стать триггером для возникновения травмы. Вот только, откуда любой из нас может знать, что именно в случае с его ребенком все пройдет незамеченным и не ранит малыша так. что он прекратит быть истинным собой, возможно навсегда, - такой уверенности быть просто не может, вот...
Во второй своей книге (кстати, я бы не стала уж очень сильно разделять ее с первой частью) "Травма и душа" Дональд концентрируется на существовании двух миров - внутреннего с переживаниями и внешнего с фактическими событиями. Вовсе не нужно иметь психиатрический диагноз, что попасть в первый - наоборот, именно он олицетворяет собой прислушивание к собственным чувствам, телу, осознанию как ты ощущаешь и переживаешь то, что происходит снаружи тебя в мире. Плохо, когда у человека происходит уход в какой-либо один из двух этих миров - крайности это всегда плохо. Получая психологическую травму в детстве, человек, поскольку ребенок еще не умеет справляться с тем, что вызывает боль, не обладает инструкцией и ресурсами для этого, нередко диссоциируется. Нет, это не та степень диссоциации, когда возникает множественная личность (в большинстве случаев, по крайней мере) - вовсе нет. Но это припрятывание той невинной детской части себя, так называемой, регрессировавшей, которая не смогла справиться с болью, которая испытывает стыд, ощущая себя заслужившей все издевательства, обесценивание, уничижение, непринятие и отталкивание, т.е. заслужившей случившийся ад. Что же остается, если доступ к изначальной, так сказать, личности у человека закрыт, что? Остаются прогрессировшие обломки от того, что родилось, - асбстрагировавшийся от этого опыта, часто перенявший роль обидчика, но при этом бессознательно жаждущий повторения травмирующей ситуациии, чтобы наконец выпустить на волю заключенную невинность, некто. Получается, с одной стороны в авангарде выступают защитные механизмы, которые ни в коем случае не позволяют окунуться в пережитую боль во избежание ада, а с другой такие же бессознательные силы постоянно толкают человека на повторение пройденного - данный диссонанс не только не позволяет личности быть настоящей собой, а и разрывает ее на две части даже при помощи нарушения связи между правым полушарием, отвечающим за метафоричность, чувственность, ощущения сомы и внутренних переживаний, и левым, позволяющим обработать опыт, осознать и проанализировать внешние воздействия, - вечное метание получается!
Рассматривая эту центральную идею диссоциации травмированной личности, Калшед старается охватить все возможные ее грани и интерпретации - он обращается к анализу сновидений, как базовому подходу в своей практической деятельности; активному воображению; сказкам "Маленький принц" Экзюпери (опять - как хорошо, что никогда не была особой фанаткой истории - Франц видит в ней инфантилизм и пуэрство, Дональд - сплошняком детали пути травмированного), "Девушка-безручка" Гримм, "Злой волк" Харпер, "Божественной комедии" Данте и индейской легенде "Малышка с обгоревшим лицом"; биографии К.Юнга, как человека в значительной степени повлиявшего на двумерное рассмотрение состояния травмированных благодаря подобному личному опыту; концепциям Винникота, Кохута, Тастин, Кляйн, Биона, Эдингера, Гротштейна, Симингтона и т.д., и т.п.
Если поначалу я сама замечала сходство многих симптомов травмированности, анализируемых автором в этой научной работе, с нарциссизмом, то в какой-то момент и Дональд Калшед начал обращаться к истории этой болезни, все больше подчеркивая этим единую природу формирования и наиболее частое проявление реакции на нее у людей. Не все раненные - нарциссы, но у каждого есть раздутые нарциссические черты. Ведь травма не однократна, как хотелось бы думать, - на протяжении всей жизни, пока не произойдет исцеление, она прокручивается не просто в ощущениях, проигрываясь в поведении самого человека и окружающих его людей, а и на уровне работы головного мозга. Страдание должно стать для клиента его личным переживанием - он должен осознать, что это часть его жизни, она должна иметь свое "место в сердце", после чего ему наконец удастся отпустить боль, оставив в прошлом и пойти в будущее с не только встроенными в историю пережитого событиями и чувствами, но и освобожденной половиной себя, умеющей любить и справляться с горем, быть спокойной и многомерно ощущать и внешнее и внутренне одновременно - себя и мир! А профилактикой детской травмы обязано быть умение любить детей и после того, как они становятся реальными людьми, открывая рот, обретая личное мнение, демонстрируя собственные потребности и поведение - любить их, не владея ими!
Она многослойная. Прочитала дважды, и точно вернусь к ней ещё. пробуждает мысли, которых другим способом,наверное,я бы никогда не узнала.
С позиции клинических понятий формируется адская пара инфантилизма и грандиозности, то есть, с одной стороны, потребности в зависимых отношениях, а с другой стороны, тиранического праведного гнева (если эти потребности остались неудовлетворенными). Такое состояние хорошо известно в психоаналитической литературе как пограничное личностное расстройство. Многие клиницисты, мыслящие в рамках теории объектных отношений, основываются на гипотезе, что центральное место при этом расстройстве занимает садомазохистская внутренняя диада (см.: Kernberg, 1975: 226–229; Masterson, 1976, 1981). Она вносит значительный вклад в трудности, возникающие в ходе психотерапии таких пациентов, которые могут одновременно быть высокомерно праведными и паразитически инфантильными.
Глава 5. Целостность и защиты от целостности У каждого есть свое кривое зеркало, в которое он смотрится, и кажется себе самому то огромным великаном, то крохотной малюткой, то необыкновенно толстым, то тощим как спичка… Тому, кто постиг, что судьбой можно управлять, откроется, что нет необходимости слепо следовать по колее, оставленной первыми впечатлениями в восприимчивой детской душе, что нет необходимости кроить себя и свою жизнь по лекалам первого жизненного опыта. Когда кривое зеркало разлетится вдребезги, появится возможность обрести цельность, и тогда ты сможешь познать радость. Anais Nin (цит. по: Speerstra, 2005: 508–509)
в психике людей, переживших травму, возникает своего рода вечный "двигатель диссоциации", бесконечно отталкивающий дезинтегрированные части психики друга от друга и тем самым являющийся фактором антицелостности, антиинтеграции в бессознательной психе. Эти защиты действуют автономно и запускаются страхом приближения к болезненным аффектам, угрожающим душе уничтожением, по сути, страхом "катастрофы, которая уже произошла"
Таким образом, роль Дита во внутреннем мире депрессивного человека – это атаки на связи между эмоциями и мыслями, то есть разрушение способности чувствовать и ограждение души диссоциативными барьерами. В этом процессе он соблазняет человека, пережившего травму, предлагая сделку – замену острого, болезненного страдания, ведущего к трансформации, на более терпимое, но непрекращающееся – хроническое, «вечное» страдание. (Человек в депрессии не осознает этой замены.) Мифологически это классическая фаустовская сделка с дьяволом, то есть отказ во внутреннем мире от творческой работы скорби – от процесса, который в конечном итоге выведет из депрессии к обновлению жизни. Это сделка с «богом», который превращает страдание в насилие.
... роль Дита во внутреннем мире депрессивного человека - это атаки на связи между эмоциями и мыслями, то есть разрушение способности чувствовать и ограждение души диссоциативными барьерами. В этом процессе он соблазняет человека, пережившего травму, предлагая сделку - замену острого, болезненного страдания, ведущего к трансформации, на более терпимое, но непрекращающееся - хроническое, "вечное" страдание. (Человек в депрессии не осознает этой замены.)
Arvustused, 6 arvustust6