Loe raamatut: «Философские притчи и мысли о важном», lehekülg 11

Часть 2

Любой выбор человека правильный. Не важно, хороший он или плохой, потому что всегда будут люди, для кого он либо тот, либо другой. Поэтому, делая выбор, главное не думать, что он тебе не подходит.

Он наклонился к её кровати и прошептал:

– Нельзя, приняв волевое решение, дав себе слово быть жёсткой и целеустремлённой, проявлять жалость и сострадание к окружающему миру. Вы нарушаете свою же гармонию. Мы с вами столько работали вместе, столько встречались и обсуждали, как устроен этот мир. Как сильные и беспринципные люди управляют серой массой вежливых, интеллигентных, честных и принципиальных голодранцев. Вы поймали волну успеха, вышли на достойный Вас уровень. Так зачем же делать шаг назад и предавать свой новый мир? Зачем нарушать баланс и разъедать себя мыслями совести о правильности и неправильности вашей жизни, если Вы сами её выбрали? Зачем Вы себя убиваете этой борьбой, когда достаточно просто вернуться на путь своего слова, и всё снова станет как прежде?

И снова его шёпот перешёл в шипение. Слова проникали в самые скрытые глубины личности Елены, выжигая в ней любое сопротивление, сметая сомнения в правильности его слов.

Но как только его речь закончилась, безволие её тела исчезло, и в него снова вернулись все сомнения и противоречия, что в ней разбудила её совесть. Маленькое забитое существо, которое, казалось, навсегда покинуло храм её души. И после его слов оно сразу ринулось в атаку:

– Вы зло. Ваши уста всегда полны сладкой для уха, но не для души сказки. Зачем Вы пришли? Поиграть в спасателя? Зачем вам моя жизнь? Я не верю, что вами движет сделать благо для меня.

Он резко поднялся и начал мерить комнату шагами.

– Вы правы в одном. Для меня не может быть благом спасать Вашу жизнь ради Вас. У меня свои интересы. Но я не понимаю, зачем Вы так желаете смерти? Вы не боитесь, что мы снова встретимся?

– Вряд ли Вы сами в это верите.

– Не зарекайтесь, моя дорогая. Вы мне нужны, потому что я строил на Вас планы. Уберите вашего внутреннего советчика. Он мешает нам говорить без эмоций. Поймите, после смерти нет ничего хорошего. Главная прелесть – в жизни. Почему Вы решили, что жить, пусть даже по моим правилам, – это плохо? Уверяю Вас, это лучше, чем смерть. Гораздо, гораздо лучше.

Вы познакомились со своей соседкой? – столь резкая смена разговора, сбила Елену с толку, и она на автомате ответила:

– Немного.

– Очень оптимистичная особа. Верит, что будет жить и процветать, не так ли?

– Не Вам решать, так или нет.

– Не мне, потому что уже всё решено. Её мама – очень проницательная и умная женщина, – когда-то давно поняла соль жизни. И очень грамотно добавляла эту соль во все блюда жизни на протяжении лет двадцати. Но вот беда, оказалась слишком впечатлительная. Папины сказки ей в душу запали. Придумала себе какого-то мальчишку по имени Справедливость и решила, что он её кара небесная за грехи в мире нашем бренном. Редкостная форма воображаемой идиотии. А в основе всё то же. Слова и ещё раз слова.

* * *

Она судья. Федеральный судья. Жила – в ус не дула. Но подобно Вам в какой-то момент решила задаться вопросом: «А правильно ли я делаю, а не накажет ли меня за это кто-нибудь?»

Его голос изменился до противного, лицо стало кривляться, изображая сомневающуюся женщину.

– Итог плачевный. Баланс сил жизни нарушен: почти двадцать лет, что она жила, забыв о совести, зашатались, руша все основы. Но она слишком срослась с беспринципностью. Её сложно ранить. Даже в день смерти дочери она делала свою работу, ту, что стала той самой константой её безнаказанности. Но при этом боялась. Внутренне кричала и боялась, что с неё за это спросят.

Как говорится, «подвела под монастырь». Ближайшее окружение в полной мере ощутило на себе последствия потери гармонии мыслей и слов, приняло на себя разрушительную силу её укоров совести. Старшая дочь гибнет в аварии, а младшая лежит с Вами в палате, умирает от рака, но при этом думает, что жизнь проверяет её на прочность, а жизнерадостность, оптимизм и воля к победе вытащат её из этой передряги.

Да, моя дорогая Елена Александровна, у жизни есть и такое лицо. Вернее, у смерти. Отнимая чужую жизнь, убийца всегда рискует не только жизнью себя и жертвы. Он рискует всеми своими близкими. Потому что все связаны, каждый человек несёт в себя частичку этого мира, поддерживая либо его развитие, либо смерть. И если уж выбрал путь, то иди до конца, иначе эти связи приведут к тебе возмездие в лице твоих страхов.

Он повернул голову в сторону двери.

– Скоро к нам придут и, скорее всего, не дадут закончить наш разговор. Я встречался с Вашими детьми. Очень продвинутые пользователи Сети. Им будет нужна опека. Сильная опека, чтобы они выросли достойными людьми своего общества. Вы умрёте. Даже не знаю, кто их поддержит, кроме меня. На меня Вы всегда можете рассчитывать.

– Ах ты, грязн…

В этот момент в коридоре показались посетители. Седоволосая женщина шла в обнимку с Пациенткой номер один. Мать и дочь. Беспринципный убийца, съедаемый совестью, но тем не менее продолжающий играть свою роль, даже обнимая умирающую дочь.

От таких мыслей ей стало так противно, что она решила выместить гнев за слова о своей семье на чужую. Она встала и закричала:

– Как Вы смеете её обнимать и улыбаться? Как Вы можете приходить сюда и желать ей выздоровления, если это Вы её убили? Из-за Вас она здесь, из-за Вашей проклятой работы и гнилой сущности, что уже отдали в жертву одного своего ребёнка и готовы отдать второго, лишь бы не признавать, что всё это из-за Вас!

Пациентка номер один сделала шаг вперёд, инстинктивно закрывая мать от яростной атаки Пациентки номер два.

– Вы что себе позволяете! Как Вы со мной разговариваете!?

– Не лезь к ней, мам. Она уже ходячий труп. У неё, наверное, крыша поехала.

Людмила Васильевна Хрипунова замерла. Белые волосы на её голове, появившиеся после того злополучного заседания, где она потеряла сознание, встали дыбом от слов соседки по палате её дочери. У неё защемило грудь, и она медленно стала опускаться на пол, держась за дочь.

– Мама, что с тобой? Мама! Врача! Кто-нибудь. У неё инфаркт!

Судья уже не слышала её криков. Она протянула руку к маленькому мальчику с золотистыми волосами, что стоял напротив неё:

– Отпусти, – прошептала она. – Отпусти её.

Мальчик крутил в руках блестящий кулон. Имя «Алла» играло солнечными зайчиками в глазах Людмилы Васильевны.

– Она же ребёнок.

Слёзы катились из её глаз. Она зарыдала, не сдерживая слёз.

– Она же всего лишь ребёнок. Ты же забрал одну. Дай ей шанс стать другой.

Мальчик подошёл к ней. Положил руку на белые волосы, наклонился и прошептал:

– Смерть – это подарок, а не наказание. Твои долги теперь её ноша.

Суета в палате закрутила всех одновременно. Врач, медсестры, пациентки, ребёнок. Только человек в чёрном продолжал смотреть на Елену выжидательно.

Она молча склонила голову и кивнула.

Уголок губ тронулся в знак одобрения.

– Это правильный выбор. Всё можно купить, когда у тебя есть деньги, кроме здоровья. Выздоравливайте, моя дорогая.

Посмотрев на труп судьи, он сказал губами: «Хороший размен».

* * *

Елена стояла и смотрела на катафалк. Пациентка номер один, она же Алла, так же, как и Елена, победила смерть. Врачи не могли объяснить этот феномен. В больнице их все похоронили. А они взяли и выжили всем назло.

Алла считала, что Елена виновата в смерти её матери, и фактически прокляла её в палате. Елена не винила и не осуждала. Она смотрела, как из катафалка выносят тело, как его опускают в могилу. Ей нужно было это видеть. Это был её диафильм, который она смотрела в своей голове каждый день в больнице.

В мире нет идеальных людей, нет правды, нет добра и зла. Человек – это один сплошной кусок плоти, жаждущий наслаждений. В нём нет места идеализму. Идеализм, а точнее цинизм, сейчас закапывали в ста метрах от неё. Это нужно просто принять. Есть правила игры, принимая которые можно жить весело и радостно. Нарушаешь правила, и тебя везут укрывать земляным одеялом.

Вместе с гробом она мысленно опускала в могилу свою совесть, свой идеализм, доброту и всё, что ещё может отвлекать и мешать брать от жизни всё. Она сделала свой выбор и не собиралась нести за него ответственность, потому что беспринципным людям ответственность не нужна.

Воздух шевелил её волосы. Чуть выше он превращался в ветер. Чуть дальше от места похорон он шевелил волосы другой девушки. Она сидела на лавочке за забором, за колючей проволокой и писала на земле одно слово: «Месть». Она выучила его на пятидесяти четырёх языках мира. Она знала, что, когда выйдет, она отомстит за свою несправедливо исковерканную жизнь. Только теперь вместо судьи, лишившей её свободы, перед её глазами стояла бизнесвумен Елена. Человек, отнявший у неё право на месть, не избежит самой мести.

Ветер связал невидимыми узами волосы двух женщин, находящихся в тысяче километров друг от друга. Их мысли пересеклись, одна уверенно сказала себе: «Жизнь без последствий», другая написала на земле: «За всё в мире нужно платить».

19. Мечта, рождённая в поту

Мечту не обязательно придумывать, иногда её можно подсмотреть у других в сториз.

Чей-то локоть упёрся в бок и начал давить в ребро. Игорь чуть подвинулся, чтобы ослабить давление, но для этого пришлось выгнуться в другую сторону. От этого потеряли устойчивость и удобство, что добавило напряжения в разных мышцах.

С учётом того, что маршрутка была забита под завязку, на улице было плюс тридцать семь, а кондиционер оставался техникой будущего для отечественного пазика, потоки пота со лба Игоря устремились с новой силой, разъедая глаза и предательски капая с кончика носа на ногу сидящему пассажиру.

Спасало от скандала то, что у него, точнее, неё, были безмятежно закрыты глаза. Она вполне себе сидела и вроде бы даже не замечала этой адской жары, отгородившись от внешнего мира несчастных, зажатых хуже селёдки в банке пассажиров своим одухотворённо безмятежным лицом.

Игорь пошевелил носом, повернул голову и постарался хоть немного оставить пота на своей руке, поскольку поток капель на ногу счастливой даме стал уже неприличным.

Хуже всего было то, что автобус не двигался, замерев вместе с другими машинами в смертельной пробке.

Внутренний голос саркастично периодически напоминал о том, что всегда есть другой путь и через мост можно перейти пешком. Но именно в такие минуты просветления Игорь дул на нос или вытирал потное лицо об руку.

Технически это выглядело так, словно он прятал лицо под лапу, как смешная собака, которую ругали за то, что она нашкодила, либо сопротивлялся совету чуть изощрённее и так посылал сам себя в порнонаправление.

В любом случае совет оставался в папке «игнор», а он продолжал стоять в ужасно неудобной позе с напряжёнными мышцами тела, потом, разъедающим глаза, и твёрдым убеждением, что он доедет до своей остановки, раз уж заплатил за проезд.

Через пять минут к мысленным проклятиям на отечественного автопроизводителя добавились новые:

Во-первых, на Санька за то, что он попросил подменить его на работе на два часа, что стало главной причиной, по которой он попал в пробку.

Сам Игорь всегда спокойненько ездил на два часа раньше и никогда не переживал за пустые сиденья в маршрутке. В таком положении он не ездил уже очень давно. Потом к проклятию на Саньку добавилась молния на свою доброту и неумение отказывать людям.

«Он, сучонок, знал, что я не откажу, вот и подошёл сразу ко мне. Наверняка даже не спрашивал никого. Ну почему я такой мягкий?! Всем нужно угодить. Всем понравиться».

«Ну а как не помочь, – возразила внутренняя противозина, – подумают, что ты свинья неблагодарная, потом обратишься, когда нужно будет, и тебе тоже скажут нет. Людям нужно помогать. Ты молодец».

Игорь надул грудь колесом, пытаясь возразить сам себе. И тут понял, что кто-то под шумок спустил газообразование своего кишечника. От неожиданности Игорь закашлял. Тем более когда понял, что только что сделал полный вдох носом этого аромата переработанного яйца и сосисок. Почему-то именно эти картинки возникли у него, когда он понял, что только что вдохнул. Злость затмила его разум, и он уже был готов разразиться проклятиями в адрес анонимного шептунопускальщика, но выдохнул, так как заметил новый повод для раздражения: ряд машин рядом с маршруткой двигается, а они стоят. Все едут, а они стоят!

Такая несправедливость добавила в список проклятий тупого водилу, который, наверное, заснул.

С ощущением переработанных яиц и сосисок на своём обонянии Игорь стоял и думал, что это худший день в этом году. Но как говорилось в одной рекламе: за облаками всегда солнце.

Вот и небольшое движение вперёд. Проклятья сразу ослабли. Маршрутка снова замерла. А поток рядом даже не думал останавливаться.

Между тем складывалось ощущение, что кроме Игоря вонь никто в салоне не замечал. А она тем временем медленно, но верно выдавливала остатки терпения из нервной системы Игоря.

Моргая, вертя носом, стараясь дышать через раз, он вошёл в боевое состояние, чем-то похожее на медитативный транс. В нём он мысленно представлял, как врывается в кабину к водителю, берёт его за шкварник и начинает трясти с криком: «Ну что ты за тормоз? Что ты стоишь, придурок? Тебе хорошо? Ты сидишь! А мы там стоим! Сука! Ну поверни ты руль. Свою грёбаную баранку поверни-и-и-и!»

Немного успокоившись от такой картинки, он открыл глаза.

В это мгновение параллельный автобусу поток тоже остановился. Глаза Игоря упёрлись в стоящий напротив него автомобиль.

Такие машины он видел только в кино. Большой, красный, похожий на лимузин. Без крыши. Американский. За рулём сидела блондинка, беззаботно болтающая с сидящей рядом такой же, как она, блондинкой.

Для них жары не существовало. Так по крайней мере выглядело со стороны. Девушки были одеты так, словно сошли с американских плакатов кока-колы. Да и выглядели так же. Игорь скосил глаза влево салона автобуса. Все, как один, смотрели на красную машину и её пассажирок. Игорь физически почувствовал, как увеличился поток злости внутри салона.

«Я не один такой», – удовлетворённо подумал он.

Всем было завидно, все, кто стоял и потел, параллельно обмениваясь капельками пота с рядом стоящим соседом, дружно направили свою злость и зависть на свободный от их вынужденного положения стояния суперкар западной чудо-техники.

Три минуты нахождения в пробке зафиксировали две абсолютно противоположные формы восприятия пространства и времени со стороны гомо сапиенс. Одни радостно и счастливо подставляли свои лица солнышку, слушали музыку и, казалось, не представляли, что соседний мир может быть суров, адски тесен и невыносимо душен всего лишь в полутора метрах правее.

В этом мире время поджаривалось на сковородке, обильно посыпая себя перчиком злости, сдабривая солью раздражения и, конечно, обиды – куда без неё, – что две выглядящие как проститутки малолетки наслаждаются жизнью, а мы, честные труженики, варимся в адском котле несправедливости.

Да, есть у справедливости и такая оценка: она живёт и дружит с теми, у кого деньги, машины и всё в общем хорошо. Ну да речь не о ней.

По истечении трёх минут непрерывного наблюдения за двумя девицами Игорь мысленно пересел из жаркого салона автобуса к ним на сиденье. Он начал представлять себя с ними благодушным и довольным.

Как было бы хорошо сейчас с ними загорать и не переживать за жару. А ещё он мысленно представил себя уже без них. Вернее, он за рулём, а две девицы рядом. Они смеются над его анекдотами – он вообще мастер по рассказыванию анекдотов, – лёгкий ветерок обдувает его небритое лицо, он поворачивает голову и видит рядом автобус.

В нём, как сейчас, стоят все плотненько-плотненько друг к другу. Он смотрит на них, ловит их взгляды зависти и злости, говорит девочкам: «Лапули, посмотрите на этих несчастных, они вас сейчас ненавидят!»

И они поворачиваются, сверкают белоснежными улыбками и говорят:

– Мужчина, Вы меня залили своим потом! Безобразие какое-то. Вам что, больше некуда капать?

Это она зря сказала. Во-первых, она прервала волшебные секунды Гошиных мечтаний, во-вторых, она только что бросила искру на пороховую бочку мужского раздражения, которое, в отличие от неё, стояло, а не сидело и, к тому же, имело форму стояния в крайне неудобной позе.

– Что Вы говорите! Уж извините, что мой краник сломался и с него капает Вам на ногу. Никак не ожидал, что Вы под ним окажетесь.

Двусмысленность её слов и его ответа улыбнула окружающих, и все мгновенно забыли про блондинок, вытянув уши в предвкушении шоу. Дама оказалась не промах:

– Так Вы попробуйте сантехника вызвать, может, подтянет ваш трухлявый аппарат, а то Вы так везде со струйкой ходить будете!

Автобус прыснул лёгким смешком. Напалм злости и ненависти нашёл возможность трансформироваться и вышел в свет нервным смехом несчастных пассажиров. Игорь вспыхнул, но не отступил:

– Я-то свой краник сам ремонтирую, когда нужно, если хотите, можем поменяться местами и проверить, не прохудились ли ваши бидоны.

Тут уже всем стало понятно, что черта допустимого в жарком автобусе пройдена и впереди только война.

– Ах ты, хамло невоспитанное, ну держи в свой тузик.

И резко ударила его в пах.

В автобусе мгновенно появилось место. По крайней мере вокруг Игоря точно. Он смог согнуться и даже сделал шаг назад. Но нарушенное шаткое равновесие зажатых тел быстро вернулось на исходную, и волна криков: «Куда прёшь!», «Осторожней!», «Моя нога!», «Ай!», «Ой!», «Простите» выплеснулась на свет божий.

Двадцать секунд спустя раненный в краник Игорь вывалился скрюченным из автобуса, где с радостью вдохнул грудью свежий воздух. Он перешёл к бордюру, сел на корточки и начал тихонько выть, пытаясь вернуть спокойствие в свою святая святых зону комфорта.

Пять минут спустя он стоял и смотрел, как пробка медленно, но верно набирала обороты. Какой-то господин сверху закрыл учебник подлости, объявив перемену, и в мир сразу вернулась гармония и порядок. Только Игоря уже не было на этом празднике жизни. Он с учителем повторял невыученный урок.

Одно было хорошо. Он всё-таки шёл пешком по дороге и, в отличие от селёдок в бочке, действительно наслаждался погодой. Его лицо обдувал ветер, а в мыслях воцарилось спокойно-безмятежное состояние ни к чему не стремящегося человека.

Но неожиданно голос снова подал противный и скользкий типчик под названием «Его Высочество Недовольство»:

– Была бы у тебя машина, ничего этого бы не было. Что ты, машину себе не можешь позволить?

– Какая машина! У меня и прав-то нет.

Две фразы внутри себя самому себе заключили перемирие. Однако топорик войны был вырыт, и безмятежное состояние покинуло душу Игоря. Вопрос про машину не исчез, а воткнулся своим острием в самую середину его внутреннего «я».

Он никогда не думал о машине, не хотел машину. Не видел в ней смысла. Всех своих коллег, мужиков грузчиков, кто хвастался покупкой в кредит очередного металлического корыта, просто называл понторезами.

И вот он сам неожиданно для себя в мыслях задался вопросом, почему же он не с ними. От внутреннего противоречия, что на словах он про машины одно говорит, а сейчас начал думать по-другому, ему стало не по себе. Он не захотел присоединяться к владельцам металлических корыт, высмеиваемых им за идиотское транжирство и ненужное приобретение. Тем более касательно тех, кто жил рядом.

Неужели он озадачился покупкой авто только из-за тех двух девиц? Или же причиной стал парник в маршрутке? Или всё вместе? Его сознание было не готово к анализу причинно-следственных связей, что привели к появлению чуждого желания.

Но ему неожиданно понравилась мысль, что он смаковал в маршрутке – они там, в жаре, а он снаружи с ветерком или, на худой конец, с кондиционером.

Наивность человека, работающего грузчиком в торговой компании за двадцать четыре тысячи рублей, ещё не была знакома с реальностью окружающей цены на железных коней. Поэтому, идя пешком через злополучный мост, он шёл и улыбался картинкам красивой жизни, что столь внезапно появились в его жизни.

Уже вечером реальность спустила его с небес сначала на землю, а потом и в подземелье. Посчитав, сколько нужно копить деньги, минимально есть и пить, он понял, что эта покупка займёт минимум два, а то и три года. И то, что он мог купить на эти деньги, никак не укладывалось в образ той машины, за рулём которой он сидел, пока представлял себя, стоя и потея, с упёртым в ребра чьим-то локтем в маршрутке, полной таких же, как и он, несчастных.

Более того, на эти деньги он мог купить только автомобиль, что он презрительно называл «корыто» и «груда металлолома», когда очередной его коллега хвастался своим приобретением, показывая на него пальцем в курилке.

Купить такую – встать в одну шеренгу с объектом своих насмешек. Уж лучше пусть будет всё как прежде. Однако волшебные лучики мечты уже пробились сквозь ненастную, серую погоду жизни Игоря, и то, что он увидел в их свете, теперь манило и не отпускало.

Из интереса он начал искать в интернете машину, на которой ехали две девицы. Найдя более-менее похожую, он ещё больше загрустил. Из-под земли света видно не было. Там, под землёй, он уже жил минимум пять лет: мало ел, мало пил, минимум тратил.

«Смени работу, старичок, – внутренний проныра и тут нарисовался. – Хватит горбатиться за эти копейки, найди работу, где платят в два раза больше, и через два года ты король мира. А если взглянуть шире, то можно устроиться на три работы со сменным графиком. И тогда сорок пять – пятьдесят пять тысяч, считай, уже твои. Представляешь, как на них можно развернуться?»

При мысли о такой зарплате на лицо Игоря снова вернулось благостное выражение счастливейшего на свете человека. Живя на свои двадцать четыре тысячи, он никогда, никогда не думал, что можно зарабатывать больше. Нет, он, конечно, знал, что есть люди, кто зарабатывал и по сто тысяч, но он не пускал в свою голову эти цифры. Он просто не понимал, зачем и для чего ему их пускать. И вот впервые он их представил. Можно сказать, почувствовал их хруст в своих карманах, и жизнь заискрила чудным цветом.

Сам того не понимая, Игорь уже вышел на тропинку, ведущую к концу радуги, чтобы отыскать горшочек с золотом. Конец его пути был ещё очень и очень далеко, но ему было это неважно. Мечта, что поселилась в его жизни благодаря столь странному стечению обстоятельств, светила ярко. Впереди виднелись только новые вершины, с которых открывались виды на жизнь, раньше казавшиеся историями чужих жизней.