Tsitaadid raamatust «О всех созданиях – больших и малых»

верстия. Тут я оглянулся на мистера Дамблби

провел предварительное обследование. Это решающий момент для любого ветеринара, когда его призывают к телящейся корове. Еще несколько секунд – и я буду знать, надену ли я пиджак через пятнадцать минут, или мне предстоят часы и часы изнурительного труда.

секунды. – Сядьте ему на голову!.. Накиньте веревку на ту заднюю ногу и вытяните ее вперед! Подайте мне вон то ведро с водой! И побыстрее! Ошарашивающий переход! Секунду назад – благостная тишина и покой, а теперь работники заметались во всех направлениях, натыкаясь друг на друга, подстегиваемые воплями Зигфрида. Прошло тридцать лет, я все еще укладываю лошадей для Зигфрида, и он все еще говорит: «Джеймс! Он не ляжет!» Теперь я чаще всего ввожу внутривенно тиопентон, и он укладывает лошадь примерно за десять секунд. Казалось бы, у Зигфрида просто нет времени произнести свою реплику, но обычно он вставляет ее где-то между седьмой и десятой секундой. В то утро речь шла о рваной

Он бросил несколько кристаллов йода в стеклянную чашечку и капнул на них скипидаром

клуба для избранных. Я получил первый практический

эту страшную тень еще недавно столь великолепного животного. И тут вдруг Дик сказал негромко:

Нет, в учебниках ни слова не говорилось о том, как на ощупь отыскивать в темноте нужные веревки и инструменты, как обеспечивать асептику с помощью полуведра еле теплой воды. И о  камнях, впивающихся в грудь, – о них тоже не упоминалось. И о том, как мало-помалу немеют руки, как отказывает мышца за мышцей и перестают слушаться пальцы, сжатые в тесном пространстве. И нигде ни слова о нарастающей усталости, о щемящем ощущении безнадежности, о зарождающейся панике.

в котором изложил свое мнение о нем сочнейшим морским языком.

читались одинаковая обида и желание отстоять свои права.

И я понял, что у него не совсем получается принять свой исполненный терпения вид