Loe raamatut: «Дорога мертвеца. Руками гнева»

Font:

Дорога мертвеца

Посвящение

Первоначальная версия повести «Смерть на Западе» была опубликована в 10–13 выпусках сборника «Загробные истории» – как дань бульварным изданиям, в частности Weird Tales. Настоящая, значительно переработанная, версия – дань памяти не только бульварным журналам, но и комиксам, особенно скандально известной серии ЕС и ранним выпускам «Джоны Хекса», а более всего – фильмам ужасов категории Б, вроде «Проклятия мертвецов», «Билли Кид против Дракулы», «Джесси Джеймс встречает дочь Франкенштейна» и прочим.

Первая версия повести «Смерть на Западе» посвящалась Элу Маначино. Эту я посвящаю своему брату, Джону Лансдейлу, который не раз помог мне советом. Многие были к месту, другие, да простит он, – не очень.

В общем, Джон, это твоя книга. Надеюсь, она тебе понравится.

Настал час распроститься с телом,
сотворенным из плоти и крови.
Ибо суть его мимолетна и эфемерна.
Тибетская Книга мертвых

И не в силах были мы удержать Лазаря, кой содрогнулся и облаченный знамениями погибели немедля отправился прочь; и сама земля, принявшая мертвое тело его, теперь вернула его живым.
Никодим, стих 15:18 (Утерянная книга Библии)

От упырей и привидений,
От длинноногих порождений,
Что бродят ночью меж селений,
Избави нас, Господи.

Старинная шотландская молитва

Преподобный снова в седле

В детстве мне нравились комиксы и фильмы, но еще больше я любил читать и пересказывать книги. Со временем литература поглотила меня целиком, но я не забыл о детских увлечениях, сохранил любовь к комиксам и фильмам. Их влияние особенно заметно в моем раннем творчестве.

Комиксы покорили меня по причине полного пренебрежения жанром. Содержание могло быть любым: вестерны мешались с научной фантастикой, фэнтези с хоррором и даже с любовным романом. И, конечно, история, пусть и в сомнительном свете.

В общем, смешение жанров было главным достоинством. Я любил комиксы за пестроту и яркость.

Что касается фильмов, я смотрел их все. Мюзиклы, мелодрамы, детективы, драмы, комедии. но первенство оставалось за фильмами с привязкой к фантастике. Я был в восторге от фильмов ужасов студии «Юниверсал», не гнушаясь, впрочем, низкопробных поделок в духе Роджера Кормана.

Вся эта круговерть накрепко засела у меня в голове.

Пожалуй, самыми популярными в то время были вестерны. Удивительно, почему теперь их так мало. Телевизор был напичкан вестернами, как муравьями на сладкой патоке. Среди лучших были «Дымок из ствола», «Мэйврик», «Берем пушки – и в путь», «Сыромятная плеть», «Обоз», «Взять живым или мертвым» (со Стивом Маккуином), «Бонанза» и «Человек с Запада» (кажется, он назывался так – тот, что снял Сэм Пекинпа, с блестящим и незаслуженно забытым Брайаном Кифом). Из прочих, тоже весьма достойных, стоит вспомнить «Шайенна», «Сахарную Ногу», «Виргинца» и «Бронко» – то, что сразу приходит на ум из множества сериалов, которыми я засматривался. Еще был «Законник», сценарий для которого написал великий Ричард Мэтисон; «Ларами», «Истории техасских рейнджеров» и так далее. Понятно, к чему я веду, – вестернов в шестидесятые хватало.

Впоследствии появились великолепные эксцентричные вестерны, например, сериал «Дикий, дикий Запад» – в общем, шуточный, но захватывающий и вдумчивый. Диковинные вестерны, если угодно. Я был завзятым любителем жанра, но тут попалось нечто уникальное. Вместе с любимыми фильмами ужасов они засели в подсознании, чтобы дождаться своего часа.

Вестерны были и на большом экране, категории А и категории Б. Я пересмотрел их несметное число, ведь тогда не возбранялось пойти на субботний детский сеанс и потом остаться на следующие два фильма. Бывало, я целый день просиживал в кинотеатре. И нередко получалось, что все три фильма, которые я посмотрел, были вестернами. Тогда после проката ждать появления фильма по телевизору приходилось долго. Сейчас они появляются на телеэкране почти одновременно с выходом видеодисков и всего через несколько недель после премьеры в кино. Сложно к этому привыкнуть.

В то время нам приходилось ждать.

Как вышло с одним вестерном под названием «Проклятие мертвецов».

В кино я его пропустил. Потом увидел в одной вечерней телепрограмме, и сюжет меня потряс. Вампир на Диком Западе.

О да!

Я пересматривал его раз за разом, и со временем очарование стерлось. Спецэффекты оставляли желать лучшего и портили впечатление. И в целом фильм нельзя было назвать шедевром. Зато в главной роли там снялся актер из сериала «Сыромятная плеть», и вампир в его исполнении был по-настоящему жутким. Хотя в нем было много от человека. Он пускал в ход и зубы, и револьвер, и вдобавок был влюблен. Фильм засел у меня в голове как заноза.

Были и другие диковинные вестерны, вроде «Джесси Джеймс встречает дочь Франкенштейна» или «Билли Кид против Дракулы».

Из комиксов я читал «Джону Хекса». Пусть не настолько наверченные, как мне потом вспоминалось, они точно были необычными, со странным героем.

Все мои пристрастия накапливались. Они крутились в темных закутках мозга, как крутится ухвативший добычу аллигатор, чтобы затянуть ее под воду.

Крутились без остановки.

И вот однажды, в конце семидесятых, я вновь увидел по телевизору «Проклятие живых мертвецов» и подумал: «Круто, но я мог бы сделать и лучше». Так родился замысел диковинного вестерна по моему сценарию.

Оставалась проблема: как найти на него покупателя. Ладно бы я написал хоть один, но я даже не имел представления, что это и как делается. Мне еще предстояло продать свой первый роман.

Когда накатил 1980-й, я сочинил роман под названием «Акт Любви»; написал пятьдесят страниц другого романа, впоследствии озаглавленного «Пронзающие ночь» (изначально он назывался «Ночь гоблинов»), и за пятнадцать дней написал «Смерть на Западе» – тот самый диковинный вестерн. Идеей для него стал фильм, который я хотел бы создать и увидеть. Он вышел по частям в нескольких выпусках Eldritch Tales.

Потом заговорили о возможности экранизации, и я за один присест написал полный сценарий, притом что так и не видел ни одного. Просто сел и переделал журнальную версию в сценарий.

Получилось неплохо.

Фильм так и не был снят, но сценарий отметили, что побудило меня заняться переработкой сценария в настоящую книгу, которая несколько отличается от первоначальной, «бульварной», версии. Я немного подправил сценарий, с течением времени он превратился в нечто вроде романа. Первый вариант вышел в издательстве «Пространство и время» с редакторскими правками – тьмой двоеточий и кое-где мое «сказал» поменяли на «пробормотал», «ответил» и так далее.

Я совсем не против двоеточий. Бывает, сам их использую. Но в тот раз с ними переборщили. Где смог, я их убрал, но время поджимало, поэтому значительное число осталось, вместе с парой «пробормотал». Редактора я не виню. Только себя. Плохо старался.

Никто не сможет прорычать или пробурчать фразу – попробуйте сами. Можно буркнуть или рыкнуть, даже, если на то пошло, пробормотать, но в целом так не годится. Это отвлекает от чтения. Не выношу, когда готовишь себя к тому, чтобы увидеть новую замену слову «сказал».

Он заметил.

Он ответил.

Он пробормотал.

Он рявкнул.

Он пробурчал.

Он приказал.

Он пропердел. (Шутка.)

И дальше в том же духе.

Еще хуже, когда простое и ясное «сказал» подменяют ярлыками вроде:

Он ответил с воодушевлением.

Он заявил со всей прямотой.

Он громко выдохнул.

Он негодующе проревел.

Р-р-р-р!

Да, я знаю. Такие приемы используют многие писатели, но не давите на мою любимую мозоль. Время от времени я могу смириться, но все равно ловлю себя на том, как промурлыкать, прокурлыкать, прореветь или извергнуть (последнее, правда, жесть) какую-то фразу. Получается черт-те что.

Когда автор пишет: «Она отозвалась с воодушевлением», – это литературный хлам. О воодушевлении героини должен говорить характер персонажей и сама сцена, а не ярлык в конце предложения. Потрудитесь соответствовать.

Ладно. Я поправил. Но если даже что-то упустил, проявите благосклонность. Я очень старался, чтобы книга сохранила первозданный вид: правки здесь минимальны, без переписывания заново.

Как бы там ни было, читается гладко и увлекательно, чем я горжусь.

Тираж был маленький, однако внимание привлек, и за прошедшие годы ко мне неоднократно обращались с предложением об экранизации. В итоге один французский продюсер приобрел его за хорошие деньги, но… фильм так и не сняли. Так что права на сценарий по-прежнему у меня.

Весьма прискорбно. Фильм был бы замечательный.

Ну, хоть книга удалась.

С течением времени меня не раз пытались раззадорить еще на одну книгу о Преподобном, но в ту пору достойный замысел не родился.

Лишь недавно появились мысли написать короткие рассказы о новых похождениях Преподобного – после событий, описанных в романе. Там он предстает более мрачным, циничным и расчетливым, чем прежде. Впрочем, в последнем рассказе под названием «Темные недра», который публикуется впервые, проявится и более светлая сторона.

Теперь вы держите в руках полный комплект историй о Проповеднике с револьвером, его странствиях на Западе и борьбе со злом. Возможно, появятся и другие – мне хотелось бы свести его еще с одним моим персонажем, Богом Лезвий, но пока судить об этом рано.

И последнее. Пока сочинял пару последних историй, я забыл имя Преподобного и взял его из наскоро написанного вестерна «Ночные летуны Техаса». Сам не заметил, если бы не один рецензент. То имя, Рейнс, почему-то засело у меня в голове, и я использовал его вместо настоящего имени Преподобного Мерсера. Не знаю, отчего так вышло. «Смерть на Западе» во всех отношениях лучше, чем «Ночные летуны Техаса», и все же то имя прицепилось, и я неосознанно поменял их местами. Это примечание для тех, кто прочитал все рассказы, кроме последнего, и задался вопросом, были ли Рейнс и Мерсер одним персонажем, ведь их сходство налицо.

Ответ – да.

Путаница вышла только с именами, и теперь, чтобы оправдать невинных или виновных, я снова поменял их местами. Так, как было задумано.

Надеюсь, чтение доставит вам столько же удовольствия, сколько я получил, занимаясь сочинительством. Эти истории – возврат к «бульварщине» и написаны для развлечения. Это не Книга Великих мыслей, а собрание старомодных, стремительных, захватывающих и брутальных сказаний.

Коль скоро вы читаете, – надеюсь, это именно то, что вы искали.

И, кто знает, возможно, приключения Преподобного продолжатся.

Мне хотелось бы верить.

Но – хватит!

Наслаждайтесь – и, как говаривали Рой Роджерс и Дэйл Иванс: «В добрый путь!»

Джо Р. Лансдейл (собственноручно)

Смерть на Западе

Пролог

I

Ночь. Узкая лесная дорога сворачивает влево, за частокол темных сосен. Проплывающие облака временами закрывают свет луны. Голос издалека доносится все яснее.

– Вы, проклятые, трусливые, длинноухие, бестолковые подобия мулов. Живей, упрямая скотина.

Из-за поворота выкатил громыхающий дилижанс, с фонарями, напоминавшими громадных светлячков, раскачивающимися по бокам кучерского сиденья. Ход дилижанса понемногу замедлился – и вот, под аккомпанемент проклятий, он замер посреди дороги, в окружении восточно-техасских сосен.

Кучер, Билл Нолан, обернулся единственным уцелевшим глазом к своему стрелку, Джейку Уилсону. Вторую глазницу, пробитую индейской стрелой, Нолану закрывала повязка.

– Ну, ради Христа, скорее, – сказал Нолан. – Мы опаздываем.

– Так не я заставил колесо слететь.

– На место ставить ты тоже не спешил. Давай уже, слезай и помочись.

Джейк спрыгнул с козел и направился в лес.

– Эй, куда поперся? – крикнул Нолан.

– С нами леди.

– Так тебе не в дилижансе ссать, чертов болван.

Джейк скрылся в чаще.

Из окна на правой стороне дилижанса высунулся щеголевато одетый юноша.

– Эй, мистер, – сказал юноша. – Следите за выражениями. С нами леди.

Нолан обернулся и наклонился, оглядывая юношу. – Это я уже слышал, – сказал Нолан. – Так вот, мистер Игрок Пустозвон. Та леди рядом с тобой, Лулу Макгилл, всю задницу тебе начисто вылижет за четыре монетки.

Игрок разинул было рот, но, прежде чем сообразил, что ответить, женская рука втащила его в дилижанс, и в окне появилась хорошенькая рыжеволосая головка Лулу.

– Черт тебя возьми, Билл Нолан, – сказала Лулу. – Ты прекрасно знаешь, что такого я никогда не делала, ни за какие четыре монетки. И сейчас я леди.

– Ну, куда там.

Лулу пропала из виду, и на ее месте вновь возникла голова игрока.

– И она не единственная женщина в дилижансе, – уточнил он.

Изнутри донесся визгливый голос Лулу:

– Так ты не признаешь, что я сейчас леди, скотина?

– Тут еще и девочка, – продолжал игрок. – И если бы она не спала, тебе давно пришлось бы иметь со мной дело, мистер. Слышишь?

Рука Нолана быстро метнулась вниз и вернулась, сжимая древний кольт «Уолкер». Он целился в игрока.

– Я тебя слышу, – сказал Нолан. – Но говори шепотом, ладно? А то как бы не разбудить девочку, чтобы выказать тебе свое геройство. Я ведь твою тупую башку на кусочки разнесу, а нам это вроде ни к чему. Полезай назад и заткнись!

Голова игрока мигом скрылась из виду.

Внутри дилижанса он взял с сиденья свой котелок и надел его ровнее, чем обычно.

Сидящая напротив миловидная брюнетка Милли Джонсон молча смотрела на него. Девочка Миньон спала, положив голову ей на колени. Лулу, по соседству, прямо кипела от злости.

Он бросил на нее косой взгляд. От гнева ее лицо стало в один тон с волосами.

– Ну, ты у нас крутой, – сказала Лулу.

Игрок уставился себе под ноги.

Нолан спрятал кольт и засунул в рот сигару. Достав часы-луковицу, он щелчком открыл их. Чиркнул спичкой и посмотрел время. Вздохнув, убрал часы и глянул в направлении, куда удалился Джейк.

Там было тихо.

– Что бы ему не поссать на воле, как нормальному мужику, – сказал Нолан.

И закурил сигару.

Джейк стряхнул росу со своего бутона и стал застегивать штаны.

Развернувшись назад к дилижансу, он увидел свисающую с соседнего дерева веревку. Прежде ее вроде не было, но сейчас веревка отчетливо проступала в ярком лунном свете. Джейк шагнул ближе и потянул. Это была умело завязанная петля висельника. Кто-то здесь болтался, и, судя по крови на петле, подсохшей, но не запекшейся, совсем недавно. Может, вчера или прошлой ночью.

Он скользнул рукой по веревке и почувствовал жжение в ладони.

– Ах-х-х.

Отдернув руку, он пососал ранку.

Едва Джейк отступил в сторону, нечто вроде громадного паука скакнуло на веревку с соседней ветки и спустилось туда, где кровь впиталась в пеньку. Паучье отродье жадно присосалось к свежему пятну. Оно стало меняться. Раздувшись, свалилось с веревки, свернулось на земле клубком – и вновь изменилось. Когда трансформации завершились, оно быстро метнулось в лес.

Джейк ничего не заметил. Он продолжал идти, и, когда просвет уже замаячил в нескольких шагах и он практически вынырнул из леса на дорогу, выросшая как из-под земли тень заслонила ему дорогу.

Джейк раскрыл рот, чтобы крикнуть, но не успел.

Нолан зевнул.

Черт. Он едва не заснул. Или заснул.

Он отшвырнул потухший окурок, достал новую сигару и спички. Вытащил часы-луковицу, чиркнул спичку и поднес ее к циферблату посмотреть время.

Громадная ручища с ногтями, напоминавшими когти, схватила его, потушив спичку и раздавив часы и пальцы Нолана. Хруст исковерканных часов и пальцев был очень громким, а короткий вопль Нолана еще громче.

Потом настала очередь пассажиров.

II

После, в самую глухую ночную пору, когда луна целиком скрылась за темными облаками, а звезды подернулись слепой пеленой, запоздалый дилижанс из Сильвертона прикатил в Мад-Крик с кучером, закутанным в пончо и в глубоко надвинутой шляпе.

Ни один пассажир не вышел из дилижанса. И его никто не встречал. Очевидцем прибытия, задержавшегося по меньшей мере на день, был лишь кучер.

Перепуганные лошади храпели и вращали глазами. Кучер освободил заржавленный тормозной рычаг и отпустил поводья, коснувшиеся земли легко, как пыль.

Он прошел к задней части дилижанса и открыл крышку багажного отделения. Длинный деревянный ларь углом выступал наружу. Кучер легко подхватил его на плечо. И, будто ларь весил не больше вязанки хвороста, бегом припустил вдоль улицы к конюшне. Маленькие, быстро опадающие песчаные вихри клубились за его сапогами.

Скрипнули и умолкли дверные петли. Тишину нарушали только фырканье запряженных в дилижанс лошадей и далекие раскаты грома за чернеющими лесистыми просторами Восточного Техаса.

Часть 1
Преподобный

И он не знает, что мертвецы там…
Книга Притчей Соломоновых, 9:18

Глава первая

(1)

Всадник спустился с предгорий: высокий, тощий проповедник в запыленной одежде, на буланой кобыле с гноящейся от долгой скачки и трения о седло спиной.

И человек, и лошадь по виду с трудом держались на ногах.

Всадник был в черном с ног до головы, за исключением пропыленной белой рубашки и блестящего серебристого военно-морского кольта 36-го калибра за черным кушаком. Как у многих, несущих слово Божие, его лицо было суровым и бесстрастным. Но за обликом сквозило нечто, едва ли подобающее служителю Господню. У него были холодные голубые глаза убийцы – глаза того, кому случалось хорошо разглядеть слона вблизи.

На свой лад он и был убийцей. Многие пали от грома его 36-го, и последнее, что им доводилось видеть, – темный густой дым из жерла сверкающего револьвера.

По убеждению Преподобного, каждый из них заслужил удар карающего меча, и то было по воле Божьей. А он, Джебидайя Мерсер, избран разящей дланью Господней. Или так, по крайней мере, выходило.

Джеб часто обращался к своей пастве так:

«Братия, я искореняю грех. Я праведная рука Господа нашего, и я искореняю грех». Иногда ему случалось усомниться в своей праведности. Но, взяв надежное правило гнать ненужные мысли, он заглушал их собственным пониманием Божьего промысла.

Едва занимался день, а Джеб уже медленно, утомленно держал путь в сторону Мад-Крика. Утро вспорхнуло дыханием прохладного ветра и симфонией птичьих голосов.

С вздымавшегося над городом бархатно-зеленого взгорья Джеб, точно святой столпник, глянул вниз – на простые дощатые строения, обрамленные густым лесом.

И перекати-полем закатилась привычная мысль: чертовски прекрасные угодья Восточного Техаса, долгожданный дом.

Надвинув на глаза широкополую шляпу, Преподобный направил буланую вниз, к Мад-Крику, ниве для семян его священной миссии.

(2)

Он въехал в город неторопливо, скорее как настороженный стрелок, чем праведный вестник Божий. Подъехав к конюшне, он спешился и оглядел вывеску, гласившую: «КОНЮШНЯ И КУЗНЯ ДЖО БОБА РАЙНА».

– Чего надо?

Отведя взгляд от вывески, он узрел перед собой голого по пояс паренька в мятой шляпе и вытянутых подтяжках, едва удерживающих шерстяные штаны. Вид у паренька был скучающе-угрюмый. – Если не слишком тебя побеспокою, то хотел бы почистить лошадь.

– Шесть монет. Вперед.

– Я прошу почистить, а не вымыть с мылом, мелкий ты жулик.

– Шесть монет, – протянул руку паренек.

Преподобный залез в карман и шлепком поместил монеты в протянутую ладонь.

– Как тебя звать, сынок? Чтобы знать наперед, кого здесь сторониться.

– Дэвид.

– По крайней мере, прекрасное библейское имя.

– Хрена прекрасное.

– Вовсе не прекрасное.

– Черт, я так и сказал. А ты тут не по делу распинаешься.

– Я тебя только поправил. Говорить «хрена» не годится. Следует говорить «вовсе».

– Ну, ты и загнул.

– Как раз наоборот.

– По мне, ты вроде как проповедник, если бы не револьвер.

– Я и есть проповедник, мальчик. И зовусь Джебидайя Мерсер. Для тебя – Преподобный Мерсер. И, надеюсь, ты найдешь время почистить мою лошадь к завтрашнему дню?

Не успел паренек ответить, как в дверях конюшни появился здоровяк в широких штанах и кожаном фартуке, с застывшей на лице недоброжелательной миной. При его приближении паренек заметно напрягся.

– Что, мистер, малый заболтал вас до смерти? – сказал здоровяк.

– Мы договаривались о том, чтобы почистить мою лошадь. А вы, верно, хозяин?

– Точно. Джо Боб Райн. Так он запросил с вас, как положено, две монеты?

– Цена меня устроила.

Дэвид судорожно сглотнул и пристально посмотрел на Преподобного.

– Малый вроде своей мамаши, – сказал Джо Боб. – Мечтатель. Уважение приходится в него вколачивать. Не иначе, таким уродился. – Он повернулся к Дэвиду. – Живо, малый. Займись лошадью.

– Слушаю, сэр, – сказал Дэвид. И Преподобному: – Как ее зовут?

– Я просто зову ее лошадью. Не забудь, у нее разбита спина под седлом.

– Да, сэр, – ухмыльнулся Дэвид. И взялся расседлывать.

– Я хотел бы поместить ее у вас на время, – обратился Преподобный к Райну. – Это удобно?

– Расплатитесь, когда будете забирать.

Дэвид протянул Преподобному седельные сумки. – Подумал, вам пригодятся.

– Спасибо.

Дэвид кивнул, взял под уздцы лошадь и ушел.

– Где у вас лучше остановиться? – спросил Преподобный.

– А тут всего одно место, – указал вдоль улицы Райн. – Отель «Монтклер».

Преподобный кивнул, забросил на плечо сумки и зашагал в указанном направлении.

(3)

Потрепанное непогодой здание было украшено вывеской «ОТЕЛЬ МОНТКЛЕР». Шесть двойных окон с темно-синими занавесками выходили на улицу. Все они были открыты, утренний ветерок шелестел занавесками.

Уже начинало припекать. В августе в Восточном Техасе жара как у суки в течку – липкая, словно черная патока, и краткое облегчение дают только предрассветные часы да редкий ночной ветерок.

Достав пыльный носовой платок из внутреннего кармана сюртука, Преподобный вытер лицо, а потом, сняв шляпу, вытер черные густые, маслянистые волосы. Закончив, убрал платок, надел шляпу, размял затекшую от долгой скачки спину и зашел в отель.

За приемной стойкой прикорнул мужчина с брюхом, как у загнанной лошади. Пот каплями усеивал его лицо и сползал пыльными ручейками. Жужжащая муха попыталась приземлиться ему на нос, но не удержалась. Сделав повторный круг, она смогла отыскать насест на лбу толстяка.

Преподобный опустил ладонь на кнопку звонка.

Спящий вздрогнул и очнулся от дремоты, отмахнулся от надоедливой мухи. Он облизал потные губы.

– Джек Монтклер к вашим услугам, – сказал он.

– Мне нужен номер.

– Номера – наш бизнес. – Он развернул к постояльцу регистрационную книгу. – Только соблаговолите записаться.

Пока Преподобный осуществлял необходимую процедуру, Монтклер продолжал:

– Разморило меня. Жара… Э, шесть монет за ночь, чистое белье раз в три дня… Если задержитесь на столько.

– Я пробуду не меньше трех дней. Еда за отдельную плату?

– Так и было бы, но я не готовлю. Поесть можно в кафе. – С надеждой на обратное: – Поклажа?

Преподобный хлопнул по своим сумкам и отсчитал шесть монет на ладонь Монтклера.

– Премного благодарен, – сказал Монтклер. – Номер 13, вверх по лестнице и налево. Приятного отдыха.

Монтклер развернул к себе регистрационную книгу и, шевеля губами, прочел запись.

– Преподобный Джебидайя Мерсер?

Преподобный обернулся:

– Да?

– Вы проповедник?

– Вот именно.

– Прежде не видал проповедника с револьвером.

– Теперь увидели.

– То есть человек, несущий мир и слово Божие, и…

– Разве было кем-то указано, что блюсти закон Господа надлежит лишь миролюбием? Дьявол приступает с мечом, и мечом же я отражаю его. Такова воля Господа, и я – его слуга.

– Без сомнения, но…

– Сомнения тут неуместны.

Монтклер заглянул в холодные голубые глаза под покрасневшими веками и содрогнулся.

– Да, сэр. И в мыслях не было соваться не в свое дело.

– Это вряд ли удалось бы.

Преподобный направился вверх по лестнице, Монтклер проводил его взглядом.

– Лицемерный ублюдок, – беззвучно прошептал он.

(4)

Наверху, в номере 13, Преподобный присел на продавленную кровать. Здесь рассчитывать на удобства не приходилось. Поднявшись, он прошел к умывальнику, снял шляпу, сполоснул лицо, затем вымыл руки. К рукам он был особенно придирчив, точно смывал одному ему видимые пятна. Тщательно вытерся и подошел к окну.

Раздвинув занавески, он оглядел улицу и ближайшие строения. Из кузни Райна долетал стук молотка, внизу скрипела несмазанными осями телега. Издалека, с окраины городка, едва слышный, доносилcя гомон цыплят и коров. Привычная деревенская идиллия.

Гул голосов на улице усиливался по мере появления все новых жителей.

Упряжка мулов проследовала по улице в сопровождении хозяина, направляясь в поля.

При виде мулов мысли Преподобного перенеслись на двадцать лет назад, когда он был сорванцом вроде Дэвида с конюшни Райна. Пареньком в комбинезоне, плетущимся за отцом-священником и упряжкой мулов, прокладывающих узкую борозду в большой мир.

Преподобный бросил на кровать седельные сумки. Снял сюртук, вытряхнул пыль и повесил на спинку стула. Присев на край кровати, он раскрыл одну сумку и достал обмотанный тканью сверток.

Распаковав бутыль виски, он положил пробку и ткань на стул. Затем вытянулся на кровати, подложив под голову подушку. Он принялся понемногу цедить виски и тут заметил на потолке паука. Тот пересекал комнату по белоснежной нити, соединявшейся в дальнем углу с другими, что сплетались в головоломную паутину мифических судеб.

Мускул на его правой щеке дрогнул.

Он перехватил бутыль левой рукой, правая – считай, помимо его воли, – молниеносно выхватила револьвер – и посланная пуля отправила паука в небытие.

(5)

Монтклер барабанил в дверь.

Штукатурка с потолка дождем осыпала бесстрастное лицо Преподобного.

Он поднялся и отворил дверь, убирая назад револьвер.

– Преподобный, вы целы? – спросил Монтклер.

Преподобный оперся о дверной косяк.

– Паук. Сатанинское порождение. Не выношу их.

– Паук? Подстрелили паука?

Преподобный кивнул.

Монтклер пододвинулся, заглядывая внутрь. Сквозь щель в занавесках солнце выстреливало лучи, и в них кружились оседающие частички штукатурки. Они походили на мелкий снег. Он перевел взгляд на дыру в потолке, которую обрамляли паучьи лапки. Пуля угодила в центр туловища здоровенного паука, а лапки остались приклеенными к потолку.

Прежде чем убрать голову, Монтклер успел заметить бутыль с виски рядом с кроватью.

– Попали в него, значит, – сказал Монтклер.

– Точно между глаз.

– Ну, вот что. Проповедник вы или нет, стрелять в моем отеле постояльцам не дозволено. У меня тут приличное заведение…

– Это сортир, о чем вы прекрасно знаете. Надо бы приплатить мне, раз я тут остановился.

Монтклер собрался было ответить, но, взглянув в лицо Преподобному, передумал.

Засунув руку в карман, Преподобный вытащил стопку смятых купюр.

– Доллар за паука. Пять за дыру.

– Но, сэр, не уверен…

– Очень приличный приз за паука, Монтклер, а мокнуть от дождя сквозь дыру моей голове.

– Верно, – сказал Монтклер, – но я содержу приличный отель, и полагается компенсация за… – Бери или проваливай, болтун.

Приняв вид оскорбленный, но не слишком, Монтклер протянул руку. Преподобный отсчитал обещанную сумму.

– Полагаю, Преподобный, это справедливо. Но не забывайте, вместе с жильем постояльцы платят за тишину и покой.

Преподобный отступил в комнату и взялся за дверь.

– Так дайте нам немного тишины и покоя. – И захлопнул дверь перед носом Монтклера.

Монтклер направился вниз, раздумывая о лучшем применении для полученных денег, чем ремонт потолка в номере 13.

(6)

Паук встретил гибель как воплощение его нескончаемого кошмара. Сон был настолько жутким, что он ненавидел время, когда солнце опускалось за горизонт и умирало во мраке, подпуская ночное забытье.

Там ждали обрывки исковерканных воспоминаний, призраками проносившиеся в глубинах его сознания. И самые жуткие были связаны с пауком – вернее, тварью в паучьем обличье. Тварь символизировала нечто – словно его пытались предупредить.

Уже год, как длился этот сон, и с каждым разом тьма давила мучительнее. Казалось, сон движет им и направляет к участи, которая ему предначертана. Или то были тени умирающей веры, готовые снова сплотиться в единую ложь?

Если в них что и таилось, от небес или преисподней, он до мозга костей чувствовал, что разгадка поджидала здесь. В Мад-Крике.

Он не знал причин. Бог, как видно, давно отвернулся от него. Если это его последний бой, то в решающий миг Бога не окажется рядом.

Лучше было об этом не думать. Он отхлебнул немного виски.

Взгляд его уперся в потолок.

– Почему ты меня оставил?

Минуту длилась тишина, затем его губы растянулись в мрачной ухмылке. Салютуя, он поднял бутыль.

– Этого ответа я и ждал.

И надолго приложился к своему жидкому аду.

(7)

Неторопливо, размеренно, истощая содержимое по мере того, как медленно угасало солнце, Преподобный прикладывался к бутыли, держа путь к темному берегу, где предстояло сесть в темную лодку из сна, выплывавшую каждый раз, стоило ему сомкнуть веки.

Бутыль опустела.

Покачнувшись, Преподобный сел в кровати, протянув руку к сумкам за следующей платой за переправу. Он взял другую бутыль, развязал ткань, выплюнул пробку и лег обратно. После трех глотков рука упала на край постели, и бутыль, выскользнув из пальцев, встала на полу – на краю горлышка застыли несколько капель.

Занавески в открытом окне колыхались, как распухшие синие языки.

Ветер был пропитан холодной дождевой сыростью. Пророкотал гром.

Преподобный погрузился в кошмар.

Лодка ждала, и Преподобный сел в нее. Под капюшоном черного плаща лодочника на миг мелькнул череп с пустыми глазницами. Забрав плату в шесть монет, лодочник шестом оттолкнулся от берега. Речная вода была темнее поноса Сатаны. Изредка на поверхность, как пробковые поплавки, всплывали белые лица с мертвыми глазами и, покачнувшись, уходили в черную глубину, не оставляя кругов. По реке из дерьма, без руля и ветрил.

С помощью шеста лодочник двигался все дальше по своеобразному Стиксу с берегами Восточного Техаса, и там, как живые картины, Преподобному представали сцены из его жизни.

В них не было ничего хорошего – только грязные помои, за исключением одной, одновременно благодати и проклятия.

Прямо на просторе, на всеобщем обозрении – в отличие от темной спальни его сестры, где все случилось, – они с сестрой совокуплялись, точно животные, сжимая друг дружку в потных объятиях. В его воспоминаниях та ночь всегда оставалась сладкой, бархатисто-мягкой, полной страсти и любви. Здесь же была только бесстыдная похоть. Малоприятное зрелище.

Он попытался обратиться к новому эпизоду представления, но не мог отвести взгляд. Прежде чем лодка достаточно отплыла, на сцене материализовался его отец, застукал их и проклял обоих. Затем он – молодой, – прихватив штаны, сиганул (тогда это было окно) назад и в сторону и побежал по берегу, пока его силуэт не почернел и не распался на части, вроде осколков закопченного стекла.