Loe raamatut: «Слабым здесь не место. Охота»
Пролог
…Мы всегда считали земли Низиногорья, что лежат севернее реки Рубежной, безжизненными, и на сей, как казалось, бесспорный факт имелась веская причина.
Я говорю о молитве безликих жрецов, которая была прервана и изменена первыми пророками Единых богов. Они не позволили обрушить с небес нескончаемые потоки дождя, отведя удар от наших предков. И я возношу хвалу им за подобное деяние.
Однако цена оказалась непомерно высока.
Низиногорье приняло на себя всю сокрушающую силу молитвы, и земли те сковали морозы и вечные снега. Нескончаемые мили белого хлада похоронили жизнь, лишив ее самой возможности на возрождение. Эпохами люди сторонились этого края, боясь приближаться к намоленному лесу, где бушевали вечные бураны.
Однако если в далеком прошлом снег не прекращался ни на мгновенье, сейчас молитва будто стала ослабевать. Ее ярость и рев утихали, словно ВсеОтец и Мать желали избавить те земли от порчи безликих жрецов.
Мы не могли упустить такой возможности, и едва выпал шанс, наше государство отправило меня за границу реки Рубежной с целью изучения мест, некогда охваченных проклятьем молитвы.
И вот, стоя по колено в снегу, продвинувшись в лес с верными делу людьми на несколько миль вглубь, я готов заявить, что Низиногорье больше, а может, и никогда до этого, не было безжизненным.
И власть в этих краях, без всяких сомнений, человеку не принадлежит.
Отрывок из исторического исследовательского труда «Сквозь снег к открытию Истины»за авторством Бускуиды из касты Сабуэск1217 з. н.н.
1367 з. н.н. Изрытая долина (Изрытый котел)
– Я бы поклялся ВсеОтцом нашим, да какой толк? Этот проходимец вместе со своей женушкой давно покинул нас.
На реплику, за которую в столице могли бросить гнить в подвалы храма Единобожия, здесь никто просто не обратил внимания. Отчасти потому, что присутствующие были в чем-то согласны с услышанным или же плевать хотели на происходящее вокруг.
Они не мешали хозяину очага и дальше вести свою полупьяную проповедь.
– Эти края кишат всякой нечестью, которая преспокойно нас пожирает, а нам и дела нет. Сидим и ждем смиренно, пока те трапезничают плотью наших близких. Безнаказанно рыщут твари по лесам и горным хребтам в поисках человечины. Гнусные хладные упыри, обезумевшие свирепые волколаки, дикие промерзшие гниющие псы да богопротивные молельщицы, не забывшие слов безликих жрецов.
– Кончай треп, Хэстер, – прервал хозяина очага один из пьяных завсегдатаев, который не трезвел даже в самый крепкий мороз. – Ты каждый раз начинаешь эту песню, едва здесь собирается достаточно зевак.
– Зря смеешься, молокосос мелкий. Переживи хотя бы один кровавый лун за пределами очага – и тогда посмотрим, сможешь ли ты чего ответить на мою мудрость.
– Мудрость? – спросил другой мужик, заливаясь смехом, одновременно пытаясь оттереть с одежды остатки той еды, что только что не смог удержать внутри своего желудка. – Ты просто травишь нас этими байками, выпрашивая лишний металл.
– Предупредить я вас пытаюсь, но ваше слабоумие куда сильнее.
– Скорее дело в том пойле, что ты гонишь.
Шутка была оценена по достоинству, и очаг залился грубым смехом.
– Там, за Неупокоенными горами, что кишат мертвецами прошлых лет, на многие мили раскинулся Нетронутый котел – земли нечестивых. Или, хотите сказать, зря у перевалов крепости возвели?
– К северу, на востоке, есть такая. Крепость Керента, – показалось, у Хэстера нашелся единомышленник, но лишь на первый взгляд. – Слышал, там давно никого не видели со стороны Нетронутого котла. Местная стража мрет либо от скуки, либо от болячек. Те даже перестали помогать местным. Только беспокоятся за два рудника по соседству.
– Видишь, Хэстер, не так все страшно.
– Без сомнений, намоленный снег с ветром выдул остатки ваших мозгов. Вы забываете о крепости, что была разрушена много лун назад. Когда ее не стало, все твари, включая гниющих и костяников, пошли по незащищенному перевалу к нам. В Изрытый котел.
– Если бы от той крепости был толк, мы бы заметили псов. Что на это скажешь?
– Я вообще слышал, ее банды разрушили, которым они житья не давали.
– Ты сам-то помнишь ее название, раз так кричишь о ее важности? – вопрос относился напрямую к Хэстеру.
Прошла лишь пара часов, как взошел лун, окутав деревушку ночной пеленой, а местные уже с трудом соображали и несли пьяный бред, в чем все больше походили на старика.
– Ну так что, Хэстер?
Хозяин очага действительно не помнил. Самогон затуманил его разум, приговорив память к нелепым попыткам разобрать хлам собственных мыслей. Подобрать слова, борясь с резким запахом перегара, пота, дыма и мочи, оказалось сложно даже для владельца заведения.
Вопрос мог просто повиснуть в воздухе, если бы один из посетителей, сидевший за стойкой, не подсказал ответ, будто подумав вслух:
– Крепость Воющего Ущелья.
– Точно! – подхватил Хэстер, лишь бегло посмотрев на незнакомца, не спеша пьющего самогон. – Крепость Воющего Ущелья. И пусть она разрушена, но построили ее не просто так. Тамошние стражи не только не давали прохода гниющим, но и решали вопросы с волколаками, пусть и не гнушались брать с местных металл за работу.
– Это лишь твои пьяные бредни.
– Да россказни местных. Таких же болтунов, как и ты.
Хозяина вновь начали перекрикивать, попутно требуя еще выпивки и его дочь, всеми обожаемую толстуху, которая была готова на все за пару монет.
Спор продолжался еще какое-то время, а Хэстер, разгоряченный алкоголем, не собирался сдаваться.
– Как же слухи из Вольного котла? Что скажете? Тоже пьяные бредни? Люди пропадают там каждый день. Может быть, именно сейчас какой-нибудь упырь тащит в свою пещеру очередную бедняжку.
– Этот упырь, как ты говоришь, очередной бандит, а слухи, что ползут оттуда, распускают сами поселенцы, чтобы отвадить проходимцев.
– Да что я с вами спорю?! Вы, окромя как пить, жрать да срать, больше ничего не знаете. А Вольный котел – обитель нечестивых созданий.
– Сначала наши земли, теперь вольные. Проспись, Хэстер, и глянем, как ты запоешь поутру.
Он лишь сплюнул в бессилии что-либо доказать.
– Мне приходилось бывать в тех местах, – вновь заговорил незнакомец, ни к кому конкретно не обращаясь. – Псов, фуакоров и наофалгеа там хватает, вот только человек – зверь куда ужаснее.
Хэстер мог бы использовать незнакомца, чтобы продолжить спор, но что-то в этом мужике его пугало. Он не стал рисковать.
– Тебе чего? – с опаской спросил пьяный Хэстер, взглянув на мрачного посетителя.
– Еще стопку.
Хозяин очага выполнил просьбу, приняв в ответ медяк.
– Ждешь кого-то? Или просто не рискнул ночевать в лесу?
– Я по делу. – Тот опрокинул огненную смесь, не поморщившись, и жестом попросил повторить.
– Подкинь немного – и, может, смогу тебе подсобить.
– В этом нет необходимости.
Хэстер еще раз бросил косой взгляд на незнакомца и его меч, что вместе с небольшим топором висел на поясе, а вот щит, который сейчас стоял у стойки, хозяин и вовсе не приметил.
Выглядел путник подозрительно. Пусть оружием никого в котлах и не удивишь, но под потертым и не раз штопаным плащом можно было разглядеть легкий кожаный доспех или, возможно, простую походную куртку. На вид мужчине не могло быть больше сорока. Определить точнее мешала короткая черная борода и длинные грязные волосы, спадающие, но не достающие до плеч. Черты лица строгие, прямые. В потухших зеленых глазах, не скрываясь ни от кого, читалась отрешенность и отсутствие всякого желания к жизни.
Такие люди пугали.
Однако, даже несмотря на этот потрепанный вид, в нем нельзя было увидеть простолюдина. Было в незнакомце что-то от тех, кто живет южнее Рубежной в замках, окруженный десятками слуг. Или, быть может, он служил на кого-то из благородных домов и это оставило свой отпечаток.
Наверное, именно поэтому Хэстер принял его за солдата, наемника или даже глейдехина, который хочет напиться, лишь бы забыть прошлое, а судя по тем же глазам, повидал он немало.
Пьяный Хэстер решил не лезть и оставил незнакомца, лишь бы тот продолжал платить.
Спор в очаге окончательно затих, сменившись шумом, что, слившись воедино, напоминал гул нудного ветра на любом из известных перевалов. К сожалению для незнакомца, в этом обезличенном говоре местных он начинал слышать собственные мысли.
Тархельгас, недолго думая, опрокинул еще стопку, тут же заказав следующую, как всегда забыв про закуску. Несмотря на цель по предписанию, он продолжал пить, пусть и меньше обычного. Так ему хоть как-то удавалось заглушить боль.
К тому же самогон нисколько не притуплял его навыков.
Не проведя в Хэстеровом приюте и часа, он отмечал то, на что другой бы не обратил внимания. Это была добротная хижина с неплохо законопаченными щелями, что не давало ветру выдувать все тепло. Очаг в центре зала всегда пылал, пусть и слабым, огнем. Не до конца испорченная оленина вкупе с овощами, которые промерзли в подполье и наверняка погрызли крысы, все равно прельщала местных лесорубов в округе трех деревень. Пища получше многого, что мог предложить этот край. С грызунами, видимо, хотели разобраться с помощью трех здоровых котов, но от них на деле было больше шерсти в похлебке, чем пользы.
Также среди местной пьяни он разглядел двух сыновей Хэстера, что сидели без еды и выпивки, но в общей толпе. Те исполняли роль грубой силы, если дело доходило до драк. Именно так, и никак иначе, хозяину удавалось сберечь этот очаг от мелких банд и прочей дерзкой пьяни.
Не получилось спрятать от Тархельгаса и наличие еще одной дочки Хэстера. Если толстуха разносила еду и давала в пользование свою плоть, то младшая была укрыта от лишних глаз на кухне, где занималась стряпней.
О ее наличии говорило много вещей. И пятая резная пара статуэток Единых богов, и лишний стул в темном углу зала за столиком, где сидели братья, и то, что толстуха хоть и была не первой свежести, но вымазалась уже здесь, а не за готовкой. На то, что та могла стоять за стряпней и хоть как-то была знакома с подобным ремеслом, не было и намека.
К тому же Тархельгас пусть и на краткий миг, но заметил за приоткрывшейся дверью одинокую фигуру девочки не старше пятнадцати кровавых пар, что несла воду через задние коридоры.
Уже за то, что Хэстер не отдал ее плоть, чтобы привлечь новых посетителей и потешить старых, его можно было уважать. В котлах, да при нынешних зимах, так поступил бы не всякий отец.
Тархельгас вновь опрокинул стопку, собираясь следом подозвать Хэстера и повторить, когда дверь в очаг отворилась. В хижину пустили промозглый ветер со снегом, а уже потом зашли трое потрепанных котлом путников.
Местные, сначала удивившиеся появлению поздних посетителей, вновь занялись привычным для них делом. Тархельгас, как и остальные, взглядом окинув спутников лишь при их появлении, повернулся к ним спиной, держа в руках пустую стопку.
У входа троица принялась стряхивать с себя снег, после чего медленно зашагала к столику рядом со стойкой. Двое тут же развалились на скрипучих стульях, прежде покидав оружие на стол.
Третий встал рядом с Тархельгасом, окликнув Хэстера:
– Нам бы что пожрать да выпить. А после заночевать. В металле вопрос не встанет.
От мужика, только что пришедшего с мороза, несло холодом. Тархельгас ощутил его так же отчетливо, как и запах крови, что впитался в мех капюшона.
Он бросил взгляд на вновь прибывшего. Подобных ему в котлах тысячи. Если бы не три оторванных пальца на правой руке.
– Долго будешь пялиться? – тот заметил интерес незнакомца.
– Кто тебя так? – Тархельгас поставил стопку, уже по возне за спиной слыша, как напряглись спутники за столом.
– Тебе какое дело?
– Никакое. – Он продолжал смотреть перед собой. – Только если ты не лишился своих пальчиков, грабя повозку близ Крайнего откатника семь ликов назад.
Незнакомец повернул голову, взглянув на мужика.
– Или ты не младший из Заокесов?
Тот было дернулся за мечом, забыв, что оставил его на столе, как вдруг Тархельгас вогнал кинжал ему в грудь, без особых проблем распоров грубую куртку и живую плоть. Два других спутника бросились на него следом, да так стремительно, что ему не удалось выхватить топор с пояса.
Первым напал старший из братьев.
Его меч пошел по широкой дуге сверху. Слишком грубо и слишком неуклюже, чтобы Тархельгас не смог от него увернуться.
Сталь просвистела мимо, застряв в деревянной стойке.
Нужная ошибка, чтобы человек, затеявший драку, снял с пояса одноручный топор, отвел в сторону выпад второго нападавшего и, заканчивая это же движение, прикончил старшего брата, вогнав лезвие чуть ниже шеи.
Скрежет сломанных костей, чавкающий звук рвущейся плоти мышц, а после струя крови, вырвавшаяся наружу.
Тархельгас даже не попытался вытащить топор, зная, насколько глубоко и прочно тот засел после такой силы удара. Он просто развернулся, обнажив меч, не собираясь вытирать окровавленное лицо.
– Ты не знаешь, с кем связался, – последний из троицы успел прийти в себя и сам пошел в атаку.
Однако все было в точности наоборот. Это они не имели понятия, что за охотник шел по их следу.
Первый удар. Направлен четко прямо. Колющий выпад. Он парировал его, отведя в сторону, породив звон заточенной стали.
Второй выпад. Снизу, уходящий вбок. Рубящий замах.
Пришлось выставить меч вперед и блокировать его. Затем перевести клинок, чтобы атаковать самому. Это позволило при верном повороте лезвия распороть предплечье нападавшему.
Имея все шансы закончить бой, Тархельгас собирался дать ему еще попытку.
Мечи столкнулись в третий раз. Затем в четвертый, и, резко отбив клинок противника в сторону, он обрушил на него последний удар.
Выверенный смертельный замах, несмотря на головокружение от выпитого.
Жертва упала к ногам Тархельгаса с глубокой раной на груди, но пока была жива.
В очаге повисла тишина, и он ощутил, как боль, что так долго пытался заглушить алкоголем, полностью ушла. Она, как и чувство вины, пропадала всякий раз, когда он забирал чью-то жизнь. Тархельгас наслаждался этим мгновением своего спокойствия.
Однако ему не позволили упиваться им вечно. Сыновья Хэстера поднялись, медленно обнажая мечи. Представление закончилось, и настал их черед вмешаться.
– Лучше сядьте, – бросил Тархельгас, хватая пока еще живую жертву.
Одного его вида хватило, чтобы остудить пыл парней.
Он протащил последнего из братьев, оставляя на полу кровавый след. Затем ногой перевернул стул и бросил его так, что тот свисал, выставив вперед голову. Стали доноситься стоны боли, мольбы о пощаде. Все присутствующие в очаге молчали.
Тархельгас навис над ним, но не торопился заканчивать начатое.
Сжимая в одной руке меч, второй он достал из кармана бумагу и раскрыл ее, не сильно заботясь о том, чтобы не перепачкать кровью.
– Согласно Пакту от 1279 зимы и Предписанию за номером 17.28.33, выданному на поимку и/или устранение Талы Руиды Заокеса, я, Тибурон Тархельгас, уполномочен столицей и всеми тремя долинами свершить правосудие, дабы предотвратить дальнейшие бесчинства указанного подданного государства Лагигард.
Он окинул взглядом очаг, выждав паузу, а потом, перехватив меч, в один удар отрубил голову Талы Руиды. Четкий, ровный срез, демонстрирующий его многолетний опыт в данном извращенном ритуале.
Нутро Тархельгаса вновь наполнило чувство спокойствия. Однако уже очень скоро боль вернется вновь, как делала это всегда.
Он убрал предписание на жертву и спрятал меч, прежде вытерев его об одежду обезглавленного.
Теперь все без исключения знали, что перед ними стоял охотник – человек, на которого котлы возложили право убивать любого, чье имя было вписано в предписание. Те же головорезы, но преследующие бандитов и насильников за еду и металл.
Однако далеко не все знали, что за охотник стоял перед ними.
Еще ни одну жертву, на которую выдали заказ, он не доставил живой. Те, кого он настигал, а настигал он их всегда, лишались головы. Поэтому в народе его называли Отрубателем Голов.
Тархельгас достал мешок, бросил туда свой трофей от Талы Руиды, затем подошел к телам двух братьев и по очереди вытащил из тел свой топор и кинжал. Их имен в предписании не было, а значит, ему не заплатят.
Охотник только сейчас попытался вытереть лицо, однако лишь размазал кровь, окончательно потеряв человеческий облик. Словно дух котла, явился он в мир живых за своими жертвами.
Убрав на место оружие, Тархельгас обратился к хозяину Хэстеру, положив на стол целый серебряник:
– Повесь этих троих в миле от своего очага согласно законам котлов. Так вы убережете свой дом от тех, кого так боитесь.
Хэстер, как и немногие из присутствующих, знал, кто в действительности стоит перед ним. Слышал пару леденящих кровь баек и даже иногда сам их рассказывал.
Хозяин каким-то чудом нашел в себе силы коротко кивнуть, лишь бы охотник не усомнился в том, что его воля будет исполнена.
Тархельгас не собирался задерживаться, и никто по глупости своей не осмелился остановить его.
Он молча подобрал щит с отчеканенным изображением кровавого луна, зажатого в волчьей пасти, пристроил за спиной и направился к выходу, накидывая капюшон. Перебросив мешок с отрубленной головой через плечо, Тархельгас отворил дверь и шагнул навстречу намоленному снегу и ветру.
Часть первая
Когда народ смешивает свой долг с долгом вообще, он погибает. Ничего не поражает так глубоко, как «безличный долг». Ничто так быстро не разрушает, как работа, мысль, чувство без внутренней необходимости, без глубокого личного выбора, без удовольствия, как автоматическое исполнение «долга».
Ницше
Глава первая
…Стоя здесь перед вами, я должен вновь акцентировать внимание на проблеме, о которой нельзя молчать.
Вы считаете Низиногорье неотъемлемой частью королевства Лагигард, но на деле это далеко от истины. Пусть через Пункты Надзора по Добыче они отправляют ресурсы и всячески пытаются следовать законам, установленным столицей, но это не больше чем притворство. Мы, сами того не подозревая, вскармливаем тех, кто обрушит устои нашей государственности.
Желая показать свое отличие от Королевства, что дает им право на существование, жители Низиногорья меж собой попирают любой из наших указов, делая все на их собственный манер и лад.
В бумагах, что перед вами, есть яркие примеры их непокорства и той угрозы, с которой столкнемся если не мы, так наши дети и внуки.
Неблагодарность жителей Низиногорья проявляется во всем. В действиях, в словах и в манере речи. Они переиначили на свой лад едва ли не все, что мы с вами считаем каноном и нерушимой истиной.
Лик ВсеОтца нашего, что поднимается каждое утро на востоке и садится на западе, они назвали СОЛ, что означает «свет, озаряющий лишенных». Лик Матери они опорочили, именуя ЛУН – ликом ушедшей надежды.
Каждую из долин назвали котлом, дабы усилить эффект своего бедственного положения, будто, согласно верованию безликих жрецов, уже отошли в мир иной и варятся в кипящих котлах своих грехов.
Дороги, с трудом проложенные в заснеженных лесах под нашим руководством, те назвали вырубками.
Зимы, что определяют смену года, нарекают кровавой парой. Один из четырнадцати периодов в году именуют полным луном.
Удивительно, что в таком порядке единение Отца и Матери, дня и ночи они не изменили, оставив привычный слуху лик.
Пункты Надзора по Добыче они оскорбительно назвали откатниками, тем самым грубо намекая на нашу неспособность контролировать поток металлов и коррупцию, процветающую на местах.
И это лишь малая часть того, что жители долин изменили в угоду себе. Кто-то из вас скажет, что в простых переименованиях, приведенных мной, и примерах в бумагах перед вами нет ничего преступного, но не обманывайтесь собственной защищенностью. Лишь в одних этих словах прямой протест их недовольства неравенством, что через десятки зим перерастет в восстание.
Мало одних крепостей на перевалах да гарнизонов, защищающих шахты по добыче. Как и Пакта «Сдерживания Зимы» от 1279 з. н.н., что фактически узаконил резню между бандитами долин.
Необходимо четко обозначить наше присутствие в упомянутых землях путем усиления войск и строительства новых крепостей не только на перевалах, но и в самих долинах. Ведь так или иначе беззаконие, убийцы и страх от нечестивых созданий скоро будут направлены на нас.
Без принятия необходимых мер мы столкнемся с проблемой, ничем не уступающей Высшим на южных границах или Речным Королевствам с запада…
Отрывок из пятизимнего докладаАменаза из касты Сэтигас «О своенравности Низиногорья и опасности бесконтрольного сосуществования»перед Советом Благородных домовот 1309 з. н.н.
1
1367 з. н.н. Изрытый котел. Поселение Выгребная Яма
Небрежно, без лишних слов Тархельгас бросил пропитавшийся кровью льняной мешок с отрубленной головой на стол уполномоченному по предписаниям, которого в котлах называли просто заказчиком.
Седой мужик далеко за шестьдесят с разорванным лицом и отрубленной по плечо рукой медленно поднял голову, взглянув на вновь прибывшего, от которого в столь ранее утро уже разило едким перегаром и кровью.
– А, это вы, охотник Тархельгас.
Он вытащил мятые бумаги из-под мешка, отложил их в сторону, после чего с трудом принялся расшнуровывать содержимое доставленной посылки. С одной рукой это вызывало определенные осложнения.
– Как я полагаю, передо мной голова Талы Руиды Заокеса, – заказчик с легким недоверием, без отвращения, к которому давно привык, взглянул на посылку.
– Ты не ошибся. – Тархельгас положил рядом потрепанное предписание на устранение жертвы за номером 17.28.33.
– Тогда поселение Выгребная Яма благодарит вас за помощь в устранении данного гражданина. Натворил же ублюдок бед.
– Я не помогал, а работал. Лошади был нужен отдых, мне – деньги.
– Именно поэтому, – калека отсчитал четыре серебряника и пять десятков меди – цену человеческой жизни в котлах, – вы, как обычно, раздаете металл по очагам?
Тархельгас не смог не придать значения его осведомленности, однако не стал вдаваться в подробности, собираясь вскоре покинуть поселение.
– Я убиваю людей. Проблем и без того хватает, а желания обратить против себя еще и местных у меня нет.
Отчасти охотник сказал правду. И все же забыл упомянуть, что в очаге Хэстера он расплатился серебряником не за трупы, небольшой погром или необходимость вздернуть тела, а скорее за младшую дочь хозяина, которую оберегал отец.
– Простите мою забывчивость. – Старик отделил от общей кучи всю медь и сгреб к себе в ржавый короб у ног. – Столица издала новый указ. Полное жалование теперь идет за живого. Нынче все ратуют за правосудие с законниками. Так что, принося одни лишь головы, можно и самого себя загнать в могилу.
– Я не перестану убивать.
– И не только их.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Вы вышли из очага Хэстера два лика назад. Я ожидал вас как минимум ко вчерашнему восходу луна.
Даже без лошади, которую он оставил в Выгребной Яме, Тархельгас должен был добраться сюда гораздо раньше. Однако, оказавшись в поселке, преодолев столько лиг по морозу, пробиваясь через ветер и снег, охотник вновь напился, завалившись к девам плоти в очередной попытке забыться и убежать от голосов. И вот, заплатив очередной девице, лишь сидел, развалившись в драном кресле. Просто молчал, пялясь в одну точку, никак не реагируя на присутствие еще одного человека в комнате. Он просто не мог изменить покойной жене.
К деве плоти охотник так и не притронулся, но та, принимая его уже во второй раз за последнюю кровавую пару, отнеслась к нему с сочувствием и отчистила его плащ от крови и заштопала одежды, пока тот спал.
Поутру, когда он проснулся, на кровати лежали аккуратно сложенные вещи. Девы плоти уже не было.
Пока Тархельгас прогонял в памяти события последнего лика, старик-калека продолжал смотреть на него, ожидая объяснений.
– Чего ты хочешь?
– Ответов.
– Какого рода?
– По прибытии в Хэстеровский очаг вы обозначали себя и свое ремесло?
– Да. Сначала кинжалом, потом топором. Еще, насколько помню, был меч и отрубленная голова, – Тархельгас не шутил.
– Вы охотник, который должен действовать согласно соответствующему регламенту. Я говорю о печати. Она хотя бы еще при вас?
Тархельгас достал из кармана печать, бросив ее на стол. Позолоченный меч, пронзивший серебряный круг, символизирующий все земли котлов, глухо стукнулся о деревянный стол и тут же замер.
– Ты ведь знаешь, – старик забыл о любезности с охотником, – что могут быть проблемы. И я говорю не о том, что кто-то забывает пихать эту цацку под нос каждому встречному. Братья Заокесы. Только одно имя было в предписании.
– Они грабили и убивали вместе с Тал Рудой. К тому же напали первыми.
– А я слышал, у младшего не было оружия. Ты пырнул его без видимых причин.
– Не удивляюсь, как быстро доносчики успели настучать.
– Я мало работаю с тобой, но наслышан о твоих методах. Рано или поздно люди повыше моего начнут задавать вопросы.
– Тогда им понадобятся свидетели.
– Коих предостаточно.
– Тогда людям повыше твоего придется выслушать множество баек, в том числе и те, что сделали из меня духа котла. Столица любит подобные истории, но никто не воспринимает их всерьез, – спокойно ответил Тархельгас, позволив про себя усмехнуться наивности заказчика.
– Значит, ничто не ограничивает тебя в убийствах.
– Только предписание. – Он забрал свою печать со стола, спрятав в одном из карманов куртки.
Старик не хотел продолжать этот разговор. Охотника, стоящего перед ним, не могли сломить ни снега, ни банды, ни беснующиеся нечестивые создания. Куда калеке втолковывать ему, как поступать, предупреждая о последствиях. Котлы поглотят его рано или поздно.
Пора было заканчивать их встречу. Лишь бы их не стало больше.
Старик открыл книгу учета, сделав несколько пометок, медленно выводя буквы чернильным пером. Тут сказывалась не старость и даже не отрубленная рука с покалеченным глазом. Тот просто был мало знаком с письмом, как и все остальные жители котлов.
– Куда держит путь охотник Тибурон Тархельгас? – Он поднял перо над пожелтевшей бумагой. Хотел соблюсти нужные формальности. С учетом даже таких данных охотника все же можно разыскать, если тот, конечно, будет жив.
– Точно не знаю. – Он забрал со стола четыре серебряника. – Двинусь по вырубкам на восток, до Центрального котла. Возможно, загляну в крепость Близнецов.
– Тогда пути без снега тебе, охотник. – Старик закрыл книгу, не дав чернилам просохнуть. – Не знаю, интересно ли тебе, но, раз будешь проходить поселение Лихих Каида, задержись там. Поговаривают о разбое или грабеже. Пара смертей. Убитых вздернули прямо в доме.
– Тела выпотрошены нечистью? – Тархельгас впервые с момента появления в Выгребной Яме проявил интерес.
– Не знаю.
– Почему не сказал раньше?
– На учинивших разбой нет предписания. К тому же это произошло почти лун назад, а донос был только вчера. Кто его знает, что там произошло на самом деле.
Глупость местных не уставала поражать. Хотелось врезать заказчику, да только что это меняло? К тому же он потеряет время, продолжая этот бессмысленный разговор.
Тибурон направился к выходу.
– Учти, – тот окликнул охотника у дверей.
– Что еще, старик?
– Не забывай про осторожность. В соседних поселениях кто-то искал тебя.
– Снова головорезы с их местью. – Подобное уже не удивляло Тархельгаса. – Раз им нужен Отрубатель Голов, то скоро они лично с ним встретятся.
– Искали Рыцаря Воющего Ущелья.
Тархельгас почти отворил дверь. В живых осталось не так много, кто знал это прозвище. И они точно не станут искать с ним встречи.
– Это все равно не имеет значения.
– Я лишь сказал, что мне донесли.
Охотник потерял интерес к старику, разговору и Выгребной Яме. Голоса, что удалось подавить, вернулись вновь, но на сей раз у них появилась цель.
Оказавшись на улице, он накинул капюшон, ощущая все во сто крат сильнее, чем до того, как зашел в задние уполномоченного по предписаниям. Нелепое и бессмысленное существование, сменявшееся однообразными ликами, наполнилось смыслом.
Возможно, ему вновь удалось напасть на след нужной банды.
2
1349 з. н.н. Теламутский лес. Столица государства Лагигард
К концу периода жатвы столица напоминала землю обетованную. Тот самый Гахелаир, о котором ему приходилось читать в старинных трудах, когда удавалось найти время для любимого занятия.
Так вышло и сейчас. Закончив тренировки на порядок раньше, Тибурон Тархельгас, двадцати трех зим от роду, сидел в королевском парке, прогретом Ликом ВсеОтца, неспешно прочитывая трактат по натурфилософии за авторством Абу ар-Бакара, стараясь не упустить смысла, скрытого между строк.
После обязательных ежедневных занятий по фехтованию было что-то неземное в неторопливом чтении, когда тело еще помнило и гудело от напряжения изнурительной тренировки. К тому же место располагало своим умиротворяющим шелестом листьев, звонким плеском воды в фонтане и редким щебетом птиц, не говоря об укромности уголка, скрытого от лишних глаз небольшим лабиринтом живой изгороди.
Однако Тархельгас выбрал эту скамью именно в этом парке по иной причине.
Он ждал. Не был до конца уверен, но знал ее настолько, что не позволял себе сомневаться в ее появлении. И вот уже вскоре Тархельгас заметил девушку в бежевом прогулочном платье со своей прислугой и стражником из касты Роданга.
Повернувшись, она обратилась к своей скромной свите, после чего та удалилась, скрывшись за поворотом цветущей аллеи.
Девушка направилась к Тархельгасу.
Тот сразу встал, отложив книгу, не запомнив страницу, на которой читал. Поправил ремень с длинным кинжалом своей касты поверх двух туник, одним движением разгладил брюки и выпрямился, словно на параде, в ожидании гостьи.
У него было время насладиться ею, настолько красота пленила взор. Легкое платье под стать концу периода жатвы подчеркивало ее тонкий стан, яркие волосы цвета золота, казалось, вот-вот вспыхнут от лучей Лика ВсеОтца, а кудри, покачивающиеся в такт каждому шагу, завораживали. В ней он всегда видел нечто неземное, что не поддавалось описанию.
Девушка подошла и остановилась, взглянув на него своими яркими зелеными глазами, горящими жизнью, да так одновременно нежно и пронзительно, что он на какое-то время потерялся в своих мыслях.
Последовал поклон с его стороны. Правая ладонь раскрыта, прижата к сердцу, левая удерживает кинжал на рукояти.
– Принцесса Астисия из дома Бруджаис от касты Роданга. Я рад приветствовать вас пред Ликом ВсеОтца нашего.
– Тархельгас, я же просила. Столько раз. – Она сдерживала улыбку.
– Согласно Аревиктус Марено – кодексу двенадцати – я не могу выполнить вашу просьбу.
– Даже если я прикажу? – Девушка слегка склонила голову, наблюдая за его стараниями.
– Вы принцесса и можете отдавать мне прямые поручения лишь после двадцать первой зимы, когда вас возьмет в жены лучший представитель из каст. А пока я должен соблюдать предписанный этикет.
