Loe raamatut: «Дневник, написанный никем»
ВСТУПЛЕНИЕ ОТ ЛИЦА МИСТЕРА ПУТЕРА
А почему бы, собственно, не опубликовать мой дневник? Мне частенько попадались воспоминания людей, о которых я никогда прежде не слыхивал. И я не вижу причин (ну конечно, мне же не посчастливилось стать «кем-то», чтобы видеть), почему мой дневник тоже не может оказаться интересным. Эх, зря я не начал писать еще в молодости.
Чарльз Путер из Лорелз, Брикфилд Террас, Холлоуэй.
Глава 1
Итак, мы обустраиваемся в новом доме, и я сажусь за свой дневник. Нас немного беспокоят торговцы… и скребок для обуви… Заходит викарий и говорит мне кучу любезностей.
Лорелз
Всего неделю назад я и моя ангельская женушка Керри переехали в новый дом. Лорелз, Брикфилд Террас, Холлоуэй. Красивый дом в шесть комнат (не считая подвала) с террасой для завтрака. Перед домом палисад. Лестница из десяти ступеней ведет к парадной двери, которую, кстати говоря, мы держим запертой на цепочку. Каммингс, Гауинг и другие близкие друзья всегда пользуются маленькой боковой дверью, которая избавляет служанку от труда открывать парадную дверь, отвлекаясь от работы. За домом небольшой премилый сад, отделяющий дом от железной дороги. Надо сказать, вначале мы опасались, что нам будет мешать шум поездов, но владелец дома заверил, что со временем мы привыкнем и не будем его замечать. Он тут же снизил арендную плату на два фунта. Он оказался прав: мы уже не испытываем никаких неудобств, не считая треска, доносящегося из-за ограды из дальнего конца сада.
Люблю возвращаться домой после работы в Сити! Какой прок от дома, если ты там почти не бываешь? Мой девиз: «Дом, милый дом!». Вечера я всегда провожу дома. Наш старый друг Гауинг может заглянуть без предупреждения, равно как и Каммингс, который живет напротив. Мы с Каролиной всегда им рады. Однако, мы с Керри вполне способны проводить вечера и без друзей. Всегда находится какое-нибудь дело: тут вбить гвоздик, там поправить жалюзи, закрепить вентилятор или прибить задравшийся уголок ковра – то есть все то, что я могу делать, не вынимая изо рта курительной трубки. В это время Керри может снизойти до пришивания пуговицы, починки наволочки или поупражняться в исполнении гавота Сильвы на нашем новеньком фортепьяно, которое мы купили в рассрочку на три года у Коллард&Коллард (очень большими буквами), произведено В. Билксоном (маленькими буквами). А еще мы не нарадуемся на нашего сына Уилли, который работает в банке в Олдеме. Только хотелось бы видеть его почаще… Но вернемся к дневнику:
3 апреля
Торговцы не дают покоя. Пришлось пообещать Фармерсону, продавцу скобяных изделий, что я обязательно обращусь к нему, когда понадобятся гвозди или инструменты. Кстати, я вспомнил, что у нас нет ключа от спальни, да и звонком не мешало бы заняться… Звонок на террасе не работает, а когда звонят в парадную дверь, слышно только в комнате слуг. Как нелепо! Вот зашел мой дорогой друг Гауинг, но остаться не захотел из-за отвратительного запаха краски.
Наш дорогой друг Гауинг
4 апреля
Торговцы продолжают надоедать. Так как Керри нет дома, мне самому пришлось разбираться с Хорвином. Он оказался вполне вежливым мясником, который держит маленький чистенький магазинчик неподалеку. Я заказал на пробу баранью лопатку на завтра. Керри познакомилась с молочником Борсетом и заказала у него фунт свежего сливочного масла, полтора фунта соли да яиц на шиллинг. Вечером неожиданно зашел Каммингс, чтобы похвастаться пенковой трубкой1, которую выиграл в лотерею в Сити. Он предупредил, что с ней нужно обращаться аккуратнее, потому что можно испортить цвет, если брать ее влажными руками. Он также не пожелал остаться, сказав, что не очень любит запах краски. На выходе он споткнулся о скребок для обуви. Надо бы убрать этот скребок, иначе им начистят мою физиономию… Вообще-то я нечасто шучу.
Наш дорогой друг Каммингс
5 апреля
Принесли две бараньи лопатки – оказывается, Керри заказала вторую у другого мясника, не предупредив меня. Пришел Гауинг и тоже споткнулся о скребок на входе. ПРОСТО НЕОБХОДИМО убрать его.
6 апреля
На завтрак были ужасные яйца. Я отослал их назад Борсету с наилучшими пожеланиями. Он может больше не рассчитывать на заказ. Я не нашел зонт и был вынужден идти без него несмотря на проливной дождь. Сара сказала, что, в коридоре она нашла чью-то трость, и, скорее всего, мистер Гауинг взял вчера мой зонт по ошибке. Вечером я услышал, как внизу в коридоре кто-то громко разговаривает со служанкой. Я спустился посмотреть кто это, и с удивлением узнал молочника Борсета, пьяного и агрессивно настроенного. Увидев меня, Борсет сказал, что скорее повесится, чем еще раз будет иметь дело с клерками из Сити – такая игра не стоит свеч. Я сдержанно заметил, что городской клерк вполне может быть джентльменом. Он ответил, что рад это слышать, и спросил, где я встречал таковых, потому что ему они не попадались. Он ушел, хлопнув дверью с такой силой, что окно над входом чуть не разлетелось вдребезги. Я слышал, как он споткнулся о скребок для обуви, и порадовался, что не успел убрать его. После его ухода мне в голову пришла прекрасная идея, как можно было парировать его нападки. Приберегу этот вариант для следующего раза.
7 апреля
Так как была суббота, я надеялся вернуться домой пораньше, чтобы уладить кое-какие дела. Но на работе не было двух начальников по причине болезни, и мне не удалось попасть домой раньше семи. На пороге я увидел Борсета. Уже трижды за день он приходил, чтобы извиниться за вчерашнее поведение. Он сказал, что у него не получилось отгулять банковские каникулы в прошлый понедельник, и он перенес их на вчерашний день. Он умолял принять его извинения и фунт свежего сливочного масла. Как оказалось, он вполне нормальный парень. Я заказал ему свежих яиц и попросил, чтобы на этот раз они были действительно свежими. Боюсь, придется заменить коврики на ступеньках, так как старые не полностью покрывают незакрашенные участки. Керри предложила просто подкрасить ступеньки. Посмотрим, удастся ли в понедельник найти краску подходящего оттенка (темный шоколад).
8 апреля, воскресенье
Из церкви мы вернулись домой вместе с викарием. Я отправил Керри вперед, чтобы она открыла парадную дверь, которой мы пользуемся разве что в особых случаях. У жены ничего не получилось, и после моих попыток потянуть время все же пришлось вести викария (к сожалению, я не запомнил его имени) к боковой двери. Он зацепился о скребок для обуви и порвал низ брюк. Досаднее всего то, что Керри не могла зашить ему брюки – ведь было воскресенье. После обеда я вздремнул, потом отправился на прогулку по саду и нашел красивый уголок для посадки кресс-салата и редиса. Вечером я снова пошел в церковь и вернулся вновь в сопровождении викария. Керри заметила, что на нем были те же брюки, но уже зашитые. Он хочет, чтобы я занялся сбором пожертвований. Думаю, это почетно.
Глава 2
Торговцы и скребок для обуви продолжают причинять беспокойство. Гауинг уже надоел своими жалобами насчет запаха краски. Я отпустил одну из самых удачных шуток в моей жизни. «Прелести садоводства». Мистер Стиллбрук, Гауинг, Каммингс и я немного друг друга не поняли. Сара выставила меня идиотом перед Каммингсом.
9 апреля
Утро не задалось. Мясник, с которым мы решили больше никогда не связываться, пришел и бранился на чем свет стоит. Он начал оскорблять меня и заявил, что не хочет меня обслуживать. Я просто ответил: «Тогда зачем вы устроили этот скандал?». Он закричал во весь голос, так что было слышно всем соседям: «Тьфу ты! Да пошел ты! Вот черт! Да на что ты мне сдался вообще!».
Я захлопнул дверь, и в ту минуту, когда я намекал Керри, что вся эта постыдная сцена произошла исключительно по ее вине, раздался такой оглушительный удар в дверь, что она чуть не слетела с петель. Это был снова мерзавец-мясник, который сообщил, что поранил ногу о скребок для обуви и собирается немедленно подать на меня в суд. По дороге в город зашел к торговцу скобяными товарами Фармерсону и поручил ему переставить скребок и починить дверные звонки. Зачем беспокоить арендодателя такими пустяками?
Домой вернулся уставшим и взволнованным. Мистер Путли, маляр и декоратор, приславший как-то свою визитку, сказал, что не может подобрать краску для лестницы, так как оригинал содержит индийскую карминовую. Он полдня обзванивал склады в надежде достать нужный оттенок. В общем он предложил полностью перекрасить лестницу. Это будет стоить немного дороже; но если подбирать цвет, можно все испортить. А ему бы хотелось, чтобы он и мы остались довольны. Я согласился, но меня не покидало чувство, что меня просто «уболтали». Посадил немного кресс-салата и редиса. В девять лег спать.
10 апреля
Фармерсон зашел посмотреть скребок. Он кажется вполне цивилизованным человеком. Он сказал, что, как правило, не выполняет такие мелкие поручения сам, но сделает это для меня в виде исключения. Я поблагодарил его и уехал в город. Некоторые молодые клерки бесстыдно опаздывают на работу. Трем таким я сказал, что, если директор Перкапп узнает, их могут уволить.
Питт, семнадцатилетняя мартышка, которая проработала у нас всего шесть недель, сказал, чтобы я «не горячился». Я ответил, что имею честь работать в этой фирме вот уже двадцать лет, на что он нагло заявил, что «это и так заметно». Я смерил его возмущенным взглядом и сказал: «Я требую от вас уважения, сэр». А он в ответ: «Отлично. Вот и требуйте на здоровье». Я не стал больше спорить с ним. Невозможно спорить с такими людьми. Вечером зашел Гауинг и снова пожаловался на запах краски. Иногда Гауинг так утомляет своими замечаниями, порой не очень осторожными… Однажды Керри даже пришлось напоминать ему о своем присутствии.
11 апреля
Кресс-салат и редис пока не взошли. Сегодня был ужасный день. Я опоздал на автобус в Сити, который идет без четверти девять, так как остановился поговорить с сынишкой бакалейщика. Этот наглец уже во второй раз принес корзину с продуктами к парадной двери и оставил следы своих грязных ботинок на свежевымытой лестнице. Он сказал, что четверть часа кулаком долбил в боковую дверь. Понятно, что наша служанка Сара не могла услышать его, так как в это время убирала в спальнях наверху. Я спросил мальчика, почему он не позвонил в звонок, а он ответил, что дернул за шнурок и оторвал его.
Я опоздал в офис на полчаса впервые в жизни. В последнее время опаздывали многие клерки, и наш директор мистер Перкапп, к сожалению, выбрал именно это утро, чтобы подкараулить нарушителей. Кто-то узнал об этом заранее и предупредил остальных. В результате я был единственным опоздавшим. Баклинг – один из старших клерков – оказался славным малым и вступился за меня. Проходя мимо стола Питта, я услышал, как он сказал своему соседу: «Как бесстыдно опаздывают некоторые из наших старших клерков!» Разумеется, он имел в виду меня. Я промолчал, но пристально взглянул на него, что, к сожалению, лишь рассмешило обоих коллег. После я подумал, что было бы разумнее сделать вид, что я ничего не слышал. Вечером заглянул Каммингс, и мы поиграли в домино.
12 апреля
Кресс-салат и редис еще не взошли. Когда я уходил, Фармерсон занимался скребком, а когда вернулся, застал за работой уже троих. Я спросил, что все это значило, а Фармерсон заявил, что повредил газовую трубу, когда проделывал новое отверстие для скребка. Еще он заметил, что это было самое неподходящее место для газовой трубы, и что люди, которые ее туда засунули, ничего не смыслили в этом деле. Я чувствовал, что его объяснения никак не снизят затрат, которые на меня ложатся.
Вечером после чая зашел Гауинг, и мы вышли покурить на террасу. Позже к нам присоединилась Керри, но ненадолго, так как надышалась дыма. Признаться, и для меня это было слишком, так как Гауинг угостил меня «зеленой» сигарой, как он ее называл. Его друг Шумах только что привез ее из Америки. Сигара не была зеленой, но, мне кажется, я был именно такого цвета. Выкурив чуть больше половины, вынужден был ретироваться под предлогом, что хочу попросить Сару принести стаканы.
Я обошел сад три или четыре раза, ощущая потребность в свежем воздухе. Когда я вернулся, Гауинг заметил, что я не курю, и предложил еще сигару, от которой я вежливо отказался. Гауинг начал фыркать в свойственной ему манере, и я поспешил заметить: «Ты больше не жалуешься на запах краски?». Он ответил: «Нет, не в этот раз; но знаешь, я отчетливо слышу запах древесного грибка». Я редко шучу, но сказал ему тогда: «Да ты сам пень трухлявый». Я хохотал без остановки, а Керри сказала, что надорвала живот от смеха. Я никогда не говорил таких забавных вещей. Я даже просыпался дважды за ночь и смеялся так, что тряслась кровать.
13 апреля
Странное совпадение: Керри зашла к какой-то даме пошить чехлы из английского ситца на стулья и диван для нашей гостиной, чтобы на солнце не выгорел зеленый репс, которым обита мебель. Я взглянул на даму и узнал в ней девушку, которая давным-давно работала у моей тетушки в Клэпэме. Как тесен мир!
14 апреля
Весь день я провел в саду. Утром я заглянул в книжный киоск и купил превосходную книжицу по садоводству в отличном состоянии и всего за пять пенсов. Раздобыл семена и посадил несколько однолетних теплолюбивых растений в солнечном, на мой взгляд, месте. Я придумал шутку и позвал Керри. Керри пришла немного недовольная, как мне показалось. Я сказал: «Я только что понял, что у нас дом гостиничного типа». Она спросила: «Это как?» Я сказал: «Посмотри на моих квартирантов». Керри спросила: «Это все, что ты хотел мне сказать?» Я ответил: «В любое другое время ты бы посмеялась над моей шуткой». Керри сказала: «Разумеется, но только в любое другое время, а не когда я занята работой по дому». Лестница выглядела очень мило. Зашел Гауинг и сказал, что лестница красивая, но теперь перила смотрятся плохо, и предложил покрасить и их, с чем абсолютно согласилась Керри. Я пошел к Путли, но, по счастью, его не оказалось дома, так что я мог спустить на тормозах покраску перил. Кстати говоря, это довольно забавно.
15 апреля, воскресенье
В три часа Каммингс и Гауинг позвали меня прогуляться по Хэмпстед и Финчли. Они привели с собой своего приятеля по имени Стиллбрук. Мы шли и болтали; все, кроме Стиллбрука, который плелся в нескольких ярдах позади, уставившись в землю и сбивая тростью траву.
Ближе к пяти часам мы посовещались, и Гауинг предложил зайти в «Корову и Изгородь» на чашечку чая. Стиллбрук сказал, что не отказался бы от бренди с содовой. Я напомнил, что пабы открываются не раньше шести. Стиллбрук ответил: «Все в порядке, честные путники».
Мы пришли. Я попытался войти, но привратник спросил: «Откуда?». Я ответил: «Холлоуэй». Он немедленно выставил вперед руку и преградил мне путь. Я повернулся и увидел, как Стиллбрук в сопровождении Каммингса и Гауинга приближается ко входу. Я уже готов был посмеяться над ними. Привратник спросил: «Откуда?» И к моему удивлению и отвращению Стиллбрук ответил: «Блэкхет». Всех троих тут же впустили.
Гауинг крикнул мне: «Мы всего на минутку». Я прождал их почти час. Когда они, наконец, вышли, они были в превосходном расположении духа, и единственным, кто хоть как-то пытался извиниться, был мистер Стиллбрук, который сказал мне: «Было грубо с нашей стороны заставить вас ждать, но так уж вышло». Я шел домой молча, не хотел с ними разговаривать. Весь вечер я был мрачен, но решил ничего не рассказывать Керри о произошедшем.
Стиллбрук плетется сзади. Поднимаемся на холм
Спускаемся с холма
Почти пришли
16 апреля
После работы отправился в сад. Когда стемнело, я написал Каммингсу и Гауингу (как ни странно, они так и не зашли; наверное, им было стыдно) о вчерашнем происшествии в «Корове и Изгороди». Но потом я решил повременить с письмом.
17 апреля
Решил написать Гауингу и Каммингсу что-то вроде записок о прошедшем воскресении и предупредить их насчет мистера Стиллбрука. Потом подумал, что все уже в прошлом, порвал письма и решил не писать вовсе, а спокойно с ними поговорить. Ошарашен резким письмом от Каммингса, который сообщил, что они с Гауингом ждали объяснений относительно моего (заметьте, МОЕГО) странного поведения по дороге домой в воскресенье. И тогда я решился написать: «Мне казалось, что это я был оскорбленной стороной. Но я с легкостью прощаю вас, а вы, чувствующие себя оскорбленными, должны простить меня». Я дословно переписал текст в дневник, так как думаю, это одно из лучших и самых глубокомысленных писем, которые я когда-либо писал. Я отправил письмо, но в глубине души чувствовал, что извиняюсь за то, что был оскорблен.
18 апреля
Простуда. Вес день чихал на работе. Вечером мне стало совсем не по себе, и я послал Сару за бутылкой Кинахана. Заснул в кресле и проснулся весь дрожа. Меня испугал громкий стук в парадную дверь. Керри всполошилась. Так как Сары все еще не было, мне пришлось встать и открыть дверь. Это был всего лишь Каммингс. Я вспомнил, что сын бакалейщика опять сломал звонок на боковой двери. Каммингс сжал мою руку и сказал: «Я только что видел Гауинга. Все в порядке. Больше ни слова об этом». Не сомневаюсь, они оба под впечатлением от моих извинений.
Когда мы играли в домино на террасе, Каммингс сказал: «Кстати, хочешь вина или чего покрепче? Мой кузен Мертон занялся торговлей. У него отличный виски, четырехлетняя выдержка в бутылке4, по тридцать восемь шиллингов. Думаю, стоит запастись парой дюжин бутылочек». Я сказал, что мой подвал мал и уже набит до отказа. К моему ужасу именно в этот момент вошла Сара и, ставя на стол перед нами бутылку виски, завернутую в грязную газету, сказала: «Пожалуйста, сэр. Бакалейщик сказал, что Кинахан закончился, но вам должен понравиться этот по два шиллинга шесть пенсов за бутылку, два пенса сдачи. Да, и еще, если вам нужен шерри, у него есть по шиллингу и три пенса за бутылку, сухой, как орех!».
«Пожалуйста, сэр. Бакалейщик сказал, что Кинахан закончился, но вам должен понравиться этот по два шиллинга шесть пенсов»
Глава 3
Светская беседа с мистером Мертоном. Визит четы Джеймс из Саттона. Скучный вечер в театре «Танк». Эксперименты с эмалью. Я придумал еще одну отличную шутку, но Гауинг и Каммингс некстати обиделись. Покрасил ванну в красный цвет – неожиданный эффект.
19 апреля
Зашел Каммингс и привел своего друга Мертона, торговца спиртными напитками. Пришел Гауинг. Мистер Мертон немедленно освоился и поразил нас с Керри своей непринужденностью. Мы одобрили его поведение.
Он откинулся на спинку стула и сказал: «Принимайте меня таким, какой я есть». А я ответил: «Хорошо, а вы принимайте нас такими, какие мы есть. Мы скромные люди без претензий».
Он ответил: «Как же, вижу-вижу». Гауинг расхохотался, но Мертон заметил как истинный джентльмен: «Думаю, вы не совсем правильно поняли. Я хотел сказать, что наши очаровательные хозяева выше всех этих новомодных причуд и предпочитают простую и здоровую жизнь шатаниям по грошовым чаепитиям и жизни не по средствам».
Мне было приятно слышать такие справедливые замечания Мертона, и я закончил такими словами: «Откровенно говоря, мистер Мертон, мы не выходим в свет, потому что нам нет до него дела. Считаю бессмысленными все эти расходы на экипаж, белые перчатки и галстуки…»
Мертон сказал, обращаясь к своим друзьям: «Мой девиз: Мало, но честно! Кстати, это касается и вина. Лучше меньше, да лучше». Гауинг сказал: «Ага, а иногда дешево и вкусно, не так ли, старик?». Мертон продолжил и сказал, что относится ко мне как к другу, и уговорил меня на дюжину бутылок виски Локанбар по тридцать шесть шиллингов, так как я старый друг Гауинга, хотя сам Мертон заплатил за него гораздо больше.
Он записал заказ и сказал, чтобы я обращался к нему, когда надумаю пойти в театр, так как он вхож в любой театр Лондона.
20 апреля
Керри напомнила, что ее школьная подруга Энни Фуллерс (теперь миссис Джеймс) с мужем приезжают из Саттона на несколько дней, и что было бы неплохо сводить их в театр. Она попросила меня черкнуть пару строк мистеру Мертону, чтобы заказать четыре билета в Итальянскую оперу, Хеймаркет, Савой или Лицей. Я написал Мертону.
21 апреля
Получил ответ от Мертона, который сообщал, что очень занят и как раз сейчас не может достать билеты в Итальянскую оперу, Хеймаркет, Савой или Лицей, зато лучшее, что сейчас ставят в Лондоне, это «Коричневые кусты» в театре «Танк», Айлингтон. К письму прилагались четыре билета и счет за виски.
23 апреля
Мистер и миссис Джеймс (бывшая мисс Фуллерс) приехали к ужину, а после мы сразу отправились в «Танк». Мы доехали на автобусе до Кингз Кросс, там пересели на другой автобус до «Ангела». Всякий раз мистер Джеймс настаивал на том, чтобы заплатить за всех. Он сказал, что я и так купил на всех билеты.
Мы подъехали к театру. Довольно любопытно, что все пассажиры нашего автобуса, кроме одной старушки с корзиной, направились туда же. Я пошел вперед и предъявил билеты. Контролер посмотрел на них и позвал: «мистер Уиллоули! Что вы об этом думаете?». Подошел джентльмен и, рассматривая мои билеты, спросил: «Кто дал их вам?». Я возмущенно ответил: «Мистер Мертон, кто же еще». Он повторил: «Мертон? А кто это?». Я ответил довольно резко: «Следовало бы знать. Он хорошо известен в театральных кругах Лондона». Мне ответили: «Да что вы говорите! Возможно, но только не здесь. Эти билеты, на которых не проставлена дата, были выданы по распоряжению мистера Суинстеда, а теперь пошли по рукам». Пока я вел нелицеприятную беседу, Джеймс поднялся с дамами наверх и позвал: «Ну где же вы!». Я поднялся к ним, и очень вежливый распорядитель сказал: «Прошу вас, сюда, ложа H». Я спросил Джеймса: «Как тебе это удалось?». К моему ужасу, он ответил: «Да я просто заплатил».
Все это было довольно унизительно, и мне с трудом удавалось следить за сюжетом, но впереди меня ждало еще большее унижение. Когда я перегнулся через край ложи, мой галстук – маленькая черная бабочка на воротнике-стойке – упал в партер. Какой-то неуклюжий мужчина, не заметив, наступил на нее, посмотрел вниз, поднял мою бабочку и с отвращением швырнул под соседнее кресло. События с проходом в театр и галстуком заставили меня почувствовать себя жалким. Мистер Джеймс из Саттона был очень добр и сказал: «Не волнуйтесь, никто не заметит отсутствие бабочки под вашей бородой. Думаю, в этом и есть ее единственное преимущество». Замечание было безосновательно, так как Керри очень гордится моей бородой.
Весь остаток вечера мне пришлось держать подбородок опущенным, чтобы скрыть отсутствие бабочки. В итоге у меня заболела шея.
24 апреля
Я не сомкнул глаз. Меня одолевали мысли о том, что мистер Джеймс с женой приехал издалека, чтобы сходить в театр, а ему пришлось заплатить за ложу, потому что наш заказ был недействителен. Да и пьеса была ужасна. Я написал довольно сатирическое письмо Мертону, торговцу спиртными напитками, который дал нам те злосчастные билеты: «С учетом того, что нам все же пришлось заплатить за наши места, мы очень старались насладиться пьесой». Эта строчка показалась мне язвительной, и я спросил Керри, нужен ли мягкий знак в слове «насладиться», она ответила, что нет. После того, как я отправил письмо, я заглянул в словарь и понял, что мягкий знак все же был нужен. Я ужасно раздосадован.
Решил больше не терзать себя мыслями о Джеймсах, потому что, как сказала Керри: «Мы загладим свою вину – пригласим их из Саттона на следующей неделе поиграть в Безик2».
25 апреля
Бриквелл сказал, что его жена творит чудеса с новой эмалью Пинкфорд. Решил попробовать и купил две банки красной краски по дороге домой. Побыстрее попил чай и отправиться в сад, чтобы покрасить цветочные горшки. Я позвал Керри, которая сказала: «Ты просто генератор идей». Она признала, что цветочные горшки выглядели великолепно. Я поднялся наверх в комнату служанки и покрасил ее столик для умывания, вешалку для полотенца и комод. Мне кажется, получилось свежо, но, будучи образцом невежества среди представителей низшего класса, наша служанка Сара, взглянув на мою работу, не выразила никакого удовольствия, а просто заметила, что до покраски все и так было неплохо.
26 апреля
Купил еще красной эмали (по моему мнению, красный – лучший цвет) и покрасил ведерко для угля и корешок Шекспира – переплет совсем износился.
27 апреля
Выкрасил ванну в красный. Результат понравился. К сожалению, нельзя сказать того же о Керри. Мы даже толком не обсудили это. Она сказала, что мне следовало сначала посоветоваться с ней, и что она никогда не видела красных ванн. Я ответил: «Это всего лишь дело вкуса».
Покрасил столик для умывания в комнате прислуги
По счастью, дальнейшее обсуждение прервал голос: «Можно войти?». Это был всего лишь Каммингс, который сказал: «Ваша служанка открыла дверь и извинилась за то, что не сможет проводить меня в дом, так как выжимает носки». Я был рад видеть его и предложил сыграть в вист с «болваном». Ради смеха я добавил: «Ты можешь быть болваном». Каммингс ответил (как мне показалось, злобно): «Смешно, как всегда». Он также сказал, что не может остаться, что зашел, только чтобы занести мне номер Новостей для велосипедистов, который он уже прочитал.
Каммингс уже повернулся, чтобы выйти, как снова раздался звонок в дверь. Это Гауинг, который извинился за столь частые визиты и пригласил нас к себе! Я сказал: «Мне пришла в голову очень интересная мысль». «Что-то смешное, как обычно?», – спросил Каммингс. «Да, – ответил я, – Думаю, на этот раз даже ты это признаешь. Это касается вас обоих. Разве не забавно, что Гауинг приходит, когда Каммингс уходит, а Каммингс приходит, когда Гауинг уходит?»3. Керри, видимо, совершенно забыв о ванне, смеялась до упаду. Что касается меня, я корчился от смеха в своем кресле, пока оно не треснуло подо мной. Думаю, это была одна из лучших моих шуток.
А теперь вообразите мое изумление, когда я заметил, что Каммингс и Гауинг стоят молча и даже не улыбаются. После довольно неприятной паузы Каммингс, стоявший с открытым портсигаром, закрыл его и сказал: «Н-да, думаю, теперь мне действительно пора. Жаль, что я не понимаю твои шутки». Гауинг сказал, что не возражает против шуток, если они не грубые, но моему каламбуру не хватает тонкости. Каммингс добавил, что, если бы так пошутил кто-нибудь другой, он никогда больше не переступил бы порог его дома. Таким образом, на приятном вечере был поставлен крест. Однако хорошо, что они ушли, так как домработница перед этим доела остатки холодной свинины.
28 апреля
Новый молодой клерк Питт, который так нахально вел себя со мной на прошлой неделе, снова опоздал на работу. Я сказал ему, что обязан уведомить директора Перкаппа. К моему удивлению, Питт очень застенчиво и вежливо извинился. Я искренне порадовался такому обороту и сказал, что на этот раз не замечу его опоздание. Спустя час, проходя по кабинету, я получил в лицо комком бумаги. Я резко обернулся, но все клерки работали с непроницаемым видом. Я не богат, но заплатил бы полсоверена, чтобы узнать, попал ли в меня шарик случайно или нарочно. Я рано приехал домой и купил еще краски – на этот раз черной – и весь вечер подкрашивал каминную решетку, картинные рамы и старую пару ботинок, чтобы они выглядели как новые. Еще я покрасил забытую трость Гауинга, чтобы она смотрелась как из черного дерева.
29 Апреля, воскресенье
Проснулся с ужасной головной болью и ознобом. Керри с присущим ей упрямством утверждала, что это «малярные колики» – результат того, что последние несколько дней я постоянно дышал краской. Я твердо сказал, что гораздо лучше ее знаю, что со мной происходит. Я простудился. Решил принять горячую ванну, настолько горячую, насколько мог вытерпеть. Когда ванна наполнилась, понял, что могу свариться, но все же упрямо полез в нее. Очень горячо, но терпимо. Полежал спокойно некоторое время.
Я был похож на Марата, лежащего в ванне, из Музея мадам Тюссо
Подняв руку из воды, меня объял такой ужас, какого я не испытывал ни разу в жизни. Представьте мой шок, когда я увидел свою руку по локоть в крови. Моей первой мыслью было, что я повредил артерию, истекал кровью, и что когда меня найдут, я буду, как Марат, которого я видел в Музее мадам Тюссо. Моей второй мыслью было позвонить в колокольчик, но я вспомнил, что здесь нет колокольчика. Третья мысль подсказывала, что это была всего лишь красная эмаль, которая отошла из-за кипятка. Я вышел из ванны, пунцовый с головы до ног, как краснокожий индеец, изображение которого я видел в театре в Ист-Энде. Я решил ничего не говорить Керри, но попросить Фармерсона покрасить ванну в белый цвет в понедельник.
