Loe raamatut: «На Онатару. Книга 2. Летопись небесного пловца»

Font:

* * *

…Аррен увидел, как драконы парят и кружатся в восходящих потоках воздуха, и сердце его забилось от восторга, разделяя с ними наслаждение жизнью, но радость эта была сродни боли.
В полете драконов ощущалась смертоносная сила. В основе их великолепия лежали невероятная мощь, абсолютная непредсказуемость и острота ума. Ибо это были мыслящие существа, наделенные речью и древней мудростью: в рисунке их полета чувствовалась жесткая осмысленная согласованность.
Аррен не произнес ни слова, но в голову ему пришла мысль: «Мне все равно, что случится потом, после того, как я видел парящих на утреннем ветру драконов».
Урсула Ле Гуин.
На последнем берегу¹

Потому что так надо

Никола молчал, разглядывая стены кабинета Вяза. Собраться с мыслями никак не получалось.

Теперь вдобавок сигнал – и снова, хоть и косвенно, вина на человеке и змее. Опять. Будто история повторялась на иной лад: другая душа и прежнее змеиное сердце открыли вместе еще один проход, навлекший беду. Ничем не лучше злополучного Окна в иномирской Чаще… Был же в этой небесной преграде смысл, пусть и не ясный им. А что, если она являлась укрытием, а не препятствием?

Не зря же так непросто оказалось сломить этот барьер. С другой стороны – ну правда, не оставаться же им до скончания времен в той проклятой клетке? Что бы там ни ждало за ее пределами…

– Никола? – окликнул Вяз. – Слышишь меня? Ты уж точно ни в чем не виноват, ведь действовал по нашей указке.

Никола глубоко вдохнул – в носу защекотало от знакомого запаха пыльной сухой древесины – и ответил:

– Слышу.

– Может, в сигнале и нет ничего опасного. Что, если нам хотят помочь?

– И поэтому чинят препятствия на нашем пути? Хотели бы помочь – пустили бы дальше, а не воровали у нас столько времени и сил.

Никола ощутил, как Ама в эту секунду согласно взметнул крылья. Они оба ужасно устали, преодолевая барьер.

Вяз наблюдал за воспитанником даже с некоторым любопытством: Никола впервые в жизни осмеливался с ним спорить.

– В твою голову не приходила мысль, что создать сферу и посылать нам сигнал могут совершенно разные… хм, ну пусть будут существа?

– …И тогда мы невольно окажемся втянутыми в конфликт, о котором не имеем ни малейшего представления? – Никола пожал плечами. – Да, об этом тоже успел подумать. Не одни только иномирцы на Корабле способны это делать.

Вяз изогнул бровь.

– И, кажется, не один только Ама умеет демонстрировать миру пару острых клыков.

От своего глупого выпада и слов Вяза сделалось жутко стыдно. Никола никогда раньше не разговаривал с ним подобным образом.

– Извините. Я не хотел грубить. – Он и правда ни капли не хотел.

Но биение в груди чужого – незримого и неосязаемого – змеиного сердца порой путало Николины мысли и слова. Правда, и сам Ама не слишком любил оскаливаться на тех, кто был им дорог. Просто очень уж случившееся было жутким и непонятным. И в змеиной, и в человеческой голове творилась полная неразбериха.

– Все в порядке. Обретенная тобой сила заключается не только в том, чтобы крыльями махать, – Вяз улыбнулся. – И тебе еще предстоит пройти долгий путь, чтобы научиться ею управлять.

– Вроде того. Но вы ведь поможете мне разобраться, да? – снова сорвалось с губ прежде, чем Никола успел обдумать этот вопрос.

Мысли за языком не поспевали, а полет оказался порой и страшно одиноким делом. Человеческое сердце забилось быстрее.

– Конечно. Мы все, – Вяз вновь улыбнулся. – А теперь послушай меня внимательно. И я, и Ель, и Ой считаем, что не стоит лететь дальше, пока не поймем природу сигнала и что он нам несет. Ель способен удерживать Корабль на одном месте, но если Ама решит рваться вперед…

Никола прикрыл на миг глаза. Прислушался к себе и к змею.

– Я постараюсь его убедить.

– Надеюсь, получится.

– Я могу идти? – Никола всматривался в спокойное, чуть отрешенное лицо Вяза.

Что-то неуловимо изменилось. Будто стоило сломать одну сферу, и тут же выстроилась новая – между Николой и иномирцами. Или упрочнилась та, что и так существовала все эти годы?

Или он просто вновь терзает себя ненужными сомнениями.

Эти мысли хотелось стряхнуть с себя, как противного жука. Пусть бы они и правда оказались надуманными тревогами. Пусть лучше Вяз как прежде отчитывает за неудачи в учебе, подбадривает после ссор с другими иномирцами, мягко наставляет… Да что угодно, пусть только не отдаляется. Никакое змеиное сердце того не стоит.

От этой мысли Ама вновь недовольно взмахнул крыльями. Никола тяжело вздохнул. Им обоим действительно еще очень многому придется научиться.

– Задумался? – спросил Вяз. – Я уже трижды повторил, что больше не буду тебя задерживать.

– Да, извините… Просто Ама… он – как бы сказать точнее? – пытается вклиниться в разговор.

– Это я уже понял. Иди к Лавру, вам точно есть что обсудить.

– Да уж.

Вяз посмотрел на него с внезапным сочувствием.

– Это большие и трудные перемены, Никола. Тем важнее среди них сберечь то хорошее, что было раньше, правда?

* * *

Никола брел по коридору, глядя под ноги и сцепив руки за спиной, – манера, невольно подсмотренная и перенятая у кого-то из книжных героев. Он силился вспомнить хотя бы название произведения, но в голове раз за разом всплывала только иллюстрация к тексту: сгорбленный человек в черном плаще бредет по слякотной осенней улице…

Никола едва не врезался во что-то, от неожиданности не удержал равновесия и чуть не упал.

– Да, приятель, непросто тебе, должно быть, приходится в полете, – ухмыляющийся Лавр подхватил его за плечи и не дал свалиться на пол.

– Я задумался, – смущенно пробубнил под нос Никола.

– Ну хоть что-то не меняется в эти непростые времена, – вторил Лавр недавним словам Вяза.

Элоиза, вившаяся вокруг, захихикала в кулак.

Действительно, кое-что точно не менялось.

– Отец отменил сегодня занятия: корабль будто с ума сошел, одни версии лучше других… Пока моя любимая та, по которой сигнал подстроил ты, чтобы нас запутать и развернуть обратно к Земле.

– Ну естественно, как же иначе.

– Хочешь, пойдем к остальным? Или лучше останемся в комнатах?

Никола задумался на секунду. Одна его часть мечтала сейчас укрыться где-нибудь с Лавром и Элоизой и не слышать подобных бредней из каждого угла. Вторая – пока не очень знакомая – рвалась доказать, какая же все это немыслимая чушь. Ну, или жаждала хотя бы преодолеть собственную слабость.

Если уж чему и успел научить его Ама, так это тому, что на страхе далеко точно не улетишь.

– Пойдем. Послушаю, что ли, вдруг мне какая-нибудь версия еще больше понравится?

Но узнать о себе что-то новое не вышло. Стоило только Николе к кому-нибудь приблизиться, голоса сразу же стихали до шепота.

– По-прежнему герой дня, – сказал Лавр, устраиваясь поудобнее прямо на полу в излюбленном углу Николы. – Садись, раз уж пришли.

Он достал из кармана толстую, ярко разукрашенную колоду и начал сдавать на троих.

Никола сел рядом. Он испытал смешанные чувства, увидев карты в руках Лавра, – эти были абсолютно иными и не несли ни малейшей угрозы. Но воспоминание о темно-алой карте, зажатой в руке Элоизы, по-прежнему вызывало смутную тревогу, хотя все уже было позади.

– Держи, – Лавр протянул Николе его стопку. – Будем коротать время, как завещал нам Великий Змей. К слову сказать, теперь немного твой прапрапра – не знаю, сколько еще «пра», – прадед. Больше не отвертеться.

Никола подумал о своем земном дедушке: в памяти почти не сохранилось лица, лишь одно только ощущение от смешно щекотавших щеку усов, когда тот его целовал. Что-то подсказывало, что Великий Змей уж точно никого из своих детей особой лаской не баловал. Никола грустно улыбнулся.

Элоиза взяла свои карты и демонстративно отодвинулась как можно дальше.

– А то ты подглядываешь же. – Она показала язык.

Лавр хмыкнул.

– Да можно хоть сейчас карты перед собой выложить: ставлю мой клинок, наша доблестная змеиная душа все равно продует.

Никола быстро оценил выпавшую раздачу. Лавр был прав. Иномирские игры по-прежнему слишком запутанные и сложные, попробуй удержи в памяти. В этой колоде, к примеру, больше ста карт и ни одной повторяющейся. А правил – на маленькую книжку бы набралось.

Лавр уже выкладывал на полу замысловатую фигуру, часть рубашкой вверх, часть – картинкой, и у Николы почти сразу заболела голова от попыток вспомнить, зачем вообще это делается.

– Неважный из меня Великому Змею праправнук, что тут добавить, – кисло признал он.

Никола рассматривал одну из своих карт – усыпанную глянцевыми тяжелыми ягодами виноградную лозу в золотом обрамлении, – когда между ним и Элоизой примостился четвертый игрок. Сторонние разговоры вокруг стихли.

– Сдай и на меня, если еще не начали, – невозмутимо попросил знакомый голос.

Никола чуть карты не выронил.

– Нервный ты какой-то, – пробурчала Липа.

Лавр со спокойным видом протянул ей часть колоды, будто и правда не происходило ничего необычного. Никола сдержал порыв отодвинуться подальше, подобно Элоизе. На страхе, может, далеко и не улетишь, но жить-то хочется.

– Только на тебя? – решил уточнить Лавр. – А где верная свита?

Липа молча пожала плечами.

– Ну как скажешь. – Лавр одарил всех ослепительной улыбкой. – Начинаем?

Если Никола и прежде был неважным игроком, избегавшим подобных развлечений, то в этой партии дела его стали совсем плохи. Под конец даже Липа посмотрела на него с искренней жалостью.

– Может, нам тебе поддаться разочек, а? – с сочувствием поинтересовалась она. – А то с расстройства унесешь нас куда-нибудь на твоем змее…

– Как раз собирался. – Никола выложил перед собой оставшиеся карты и объявил: – Абсолютный, сокрушительный и несомненный проигрыш. Можно без оваций.

– Ну не совсем, – Лавр выложил свои карты поверх Липиных. – Тут кое-кто от тебя не слишком далеко ушел.

– Ты жульничал! – Липа воинственно скрестила руки на груди.

Никола невольно все-таки немного отодвинулся.

– А вот и нет! – Лавр оставался невозмутим. – Я просто хорошо играю. Не то что некоторые.

На его месте Никола побоялся бы сейчас злить Липу, тем более нападки были совершенно несправедливые. Даже Никола понимал, что она играла очень хорошо, просто не повезло. Но Лавра было не так легко пронять.

Последней шла очередь Элоизы. Никола заметил, как она еле сдерживала победную улыбку, подпрыгивая на месте. Карта с птицей в ярко-радужном оперении легла поверх остальных.

Лавр издал разочарованный стон. Липа довольно расхохоталась:

– Поделом! Может, хоть чуть-чуть спеси поубавится, – и заговорщически подмигнула Элоизе, та восторженно засмеялась.

Лавр бубнил себе под нос про женский заговор, собирая карты с пола. А Николе отчего-то сделалось очень хорошо на душе. Будто это и не Липа изводила его последние годы. Он улыбнулся.

– И ты туда же? – с наигранным разочарованием спросил Лавр, заметив эту улыбку. – Остался я один против целого мира…

Липа фыркнула.

– Очень мужественно и доблестно.

– Может, обратно на Николу переключишься? – предложил Лавр. – Один только вечер, а мне уже тошно.

– Еще мужественнее, слов нет.

– Язва.

– Ага.

Никола протянул Лавру свои карты. Повторной партии явно не намечалось.

– Ладно, – Липа встала. – Оставлю тебя страдать на руках преданного друга. Надеюсь, рана, нанесенная твоему самолюбию, не слишком глубока.

Лавр отрешенно смотрел вслед Липе и увязавшейся за ней Элоизе, продолжая тасовать карты.

– И что это было? – Никола почесал в затылке.

Из всего случившегося за последние дни условно миролюбивая Липа была едва ли не самым невероятным.

– Ну, ты, как всегда, проиграл, не понимаю, что тебя поразило, – Лавр с невозмутимым видом убрал колоду в нагрудный карман.

Никола привалился спиной к стене, ощущая, как металл холодит полоску шеи над воротником.

– Все ты понимаешь. Это из-за Амы, да?

Лавр задумался на секунду, прежде чем произнести:

– Думаю, что и да и нет. Не потому, что Липе хочется быть поближе к власть имущим. Она, конечно, действительно настоящая язва, да и заноза редкостная, к тому же сплетница и ведет себя порой как не самое разумное существо…

– Отправим тоже в копилочку брачных клятв.

Друг с сомнением посмотрел на Николу.

– …И однозначно плохо на тебя влияет, – закончил Лавр. – Но подлизой ее точно не назовешь.

– Тогда что? – Никола и сам не слишком верил в существование причин, из-за которых Липа может к нему расположиться.

– Ну, видишь ли, раньше было просто. Отец заступался за тебя, остальные не смели перечить, как бы им ни хотелось. С тех пор как пробудился Змей, все, скажем так, несколько усложнилось. Недоброжелателей у тебя тут по-прежнему выбирай не хочу. Но есть и те, кто решили окончательно признать в тебе его душу, – а значит, не только назвать своим, но и быть готовыми постоять за тебя. Я, отец, мама, Элоиза – само собой. Сина и Ветивер, как ни странно, хотя, думаю, тут больше дело в Сине. Ель, который, еще даже не зная про змея, показал отцу записи камер, хоть и виду особенно не подает. И вот…

– Липа? – Николе по-прежнему слабо верилось в ее доброжелательность, как и в принципе в существование такого раскола.

– Она в общем-то и тогда хотела помочь. Она одна, никто больше из ее неизменных спутников. Получилось, конечно, как это обычно у нее получается, но… Думаю, да, это уже провело некую черту между Липой и ее свитой. А теперь она подсела к нам на глазах у всего Купола… И эту черту не спрячешь. Нравится тебе это или нет.

Все равно в голове плохо укладывалось. Если бы Липа этим вечером наслала морок, будто у него жабры выросли и он задыхается без воды, – Никола бы с легкостью поверил. Но что она пошла наперекор своей братии… Он искоса посмотрел на задумчивого и непривычно печального Лавра.

Может, дело было и вовсе не в Николе.

– В любом случае иметь ее в союзниках точно лучше, чем во врагах, – добавил Лавр, вынырнув из своих мыслей.

– Потому что во врагах – это уже хуже некуда, – согласился Никола: ему за эти годы доставалось от нее сотни раз. – Ладно, я пойду. Ама зовет.

– Передавай привет, – Лавр ухмыльнулся.

* * *

Стены комнаты исчезли – да и не было вовсе в мире никогда никаких стен.

«Эта звездная ночь теперь не закончится, Ама, – Никола уже не боялся поднять голову и смотреть прямо. Светила были так близко. А пустота и темнота отныне и вовсе принадлежали ему. – Мы тут. Я и ты».

Ама изогнул изящную шею и поднял крылья, приготовившись нырнуть в этот простор, признать свою власть над ним.

Никола расправил плечи.

«Нет. Не сейчас. Послушай меня. Мы должны задержаться», – он теперь умел говорить на языке тишины.

Ама раздосадованно выкривил спину. Раньше Никола непременно упал бы и очнулся лежащим на полу с ушибленным затылком. Но только не теперь.

«Пожалуйста, – он чувствовал, как тесно сделалось крыльям за спиной. – Я прошу тебя».

«Если в мире исчезли стены, скажи, зачем же мы будем строить новые? Зачем тогда мы разрушили ту, прежнюю?» – Ама недоумевал. Он слишком долго спал. И ему невыносимо хотелось лететь.

Свет приблизился, стал белым, желтым, снова белым, распался на искры и исчез. Голова жутко закружилась, но Никола устоял.

«Потому что так нужно, Ама. Сейчас – именно так. Но мы еще полетим, обещаю!»

И снова род людской

Ель отложил справочник и потер переносицу. Он был сложен хрупче остальных иномирцев – худее, ниже ростом. Даже светлая чешуя казалась уязвимее, чем у других.

Но Вяз в последнее время смотрел на него едва ли не с опаской – столько в Еле обнаружилось твердости и выдержки. Они все эти годы чувствовались – уже в одном лишь том, как Ель справлялся со всеми проблемами среди бесконечного металла, – но теперь воспринимались Вязом абсолютно иначе.

– Если бы получилась ерунда – тогда еще можно было заподозрить ошибку. Но ясное и четкое предписание? – ответил Ель и поднял утомленный взгляд. Кажется, иначе он почти никогда и не смотрел. – Я понимаю, как сильно тебе хочется принять желаемое за действительное. Но нет. Послание в точности об этом. Я не сомневаюсь, что правильно расшифровал сигнал.

Вяз опустился в соседнее кресло.

– Спасибо, что в первую очередь рассказал именно мне.

Ель не повернул головы.

– Раньше я, может, и не поступил бы так. Но теперь с нами змей.

– Про камеры ты рассказал до змея.

Ель пожал плечами. Развивать дальше эту тему он явно не планировал.

– Значит, – Вяз слегка ударил по подлокотнику кресла, на него вдруг накатила невероятная усталость от того, что история, похоже, повторялась, – дело опять в человеческом детеныше? Те, кто строил сферу, – кем бы они ни были, – прознали каким-то образом, что на Корабле есть человек, и не пустят нас дальше, пока мы от него не избавимся?

– Получается, что так, – Ель кивнул. – Не знаю, откуда им это известно, но речь точно об одном-единственном человеке: мы, иномирцы, их не пугаем. Но ты бы в любом случае никогда такого не допустил, да? Со змеем или без него?

Вяз чуть помедлил с ответом и наконец сказал:

– Сейчас это уже не важно, правда? Что будет, если мы нарушим запрет из этого послания?

– Полагаю, в лучшем случае – новая сфера. Если я правильно понял. Десятки сфер. Сотни. Или они решатся атаковать – но это уже исключительно мои домыслы.

Вяз опустил подбородок на сцепленные пальцы. Что же такого было в этих людях, что слава о них летела дальше и быстрее их новейших кораблей? Петр точно ни о чем таком не знал. А о человечестве, получается, где-то в космосе все это время не просто догадывались, но и отчаянно сторонились его?

Что-то тут было не так.

Вяз повернулся к Елю, в эту секунду вновь сосредоточенно листавшему справочник. Мог ли это быть его способ по-своему расквитаться с человеком, посмевшим посягнуть на душу змея?

Вязу вспомнился день, когда Ель показал ему записи с камер. «Я все еще не переношу подлость и ложь». Больше, чем человеческий род, – и этого оказалось достаточно.

Нет, в эту сторону думать не хотелось. Да и куда как проще Елю пойти в Купол и объявить, что дело в Николе, – тогда уж точно человеческому мальчику было бы несдобровать.

– Ты можешь отправить им ответ? – спросил Вяз.

– Думаю, что да. Если я расшифровал сигнал и хотя бы примерно понимаю, откуда он… К слову, все же очень примерно: насколько далеко мы от потенциальной опасности, я не в силах определить. Но что ты хочешь сказать? Мы ведь не можем избавиться от Николы.

Не передать, насколько огромный камень упал у Вяза с души после этих слов.

– Надо хорошенько подумать. Давай начнем с того, что мы идем с миром, да? И еще. Не говори пока никому, ладно? – снова попросил Вяз и решил уточнить, хотя знал, что эти двое едва ли станут общаться по собственной воле: – В первую очередь – Николе.

Никто не заставлял

– Собирайся, звезда, мы уже опаздываем.

Никола с трудом разлепил глаза. Во время полета он вновь отключился, не добредя до кровати.

Он огляделся. Сон одолел его в излюбленном углу Купола, под вышитым гобеленом с оленятами. Он не помнил, как заснул и почему очутился именно тут. Кажется, они с Амой долго спорили, и Николе стоило труда уговорить его не лететь дальше… Несуществующие крылья за спиной томились странной тягостной усталостью.

Напротив стоял Лавр и протягивал Николе ладонь. Вид у друга был, как всегда, бодрый и собранный. Никола и позабыть уже успел, как прежде прятался здесь почти всегда в одиночку. Теперь такого счастья практически не случалось. И спокойнее на Корабле с пробуждения змея однозначно не стало.

– Идем. Ветивер три шкуры с нас спустит в гимнастическом зале, если через пять минут не появимся.

Никола оперся на руку друга, чувствуя жуткую слабость в затекших коленях. Он с тоской посмотрел на себя. На Лавре была удобная тренировочная одежда, в то время как рубашка Николы казалась малопригодной для упражнений и к тому же ужасно мятой. Следующий час в гимнастическом зале виделся ночным кошмаром.

– Знаешь, – Лавр замедлил шаг, подстраиваясь под все еще сонного Николу, – лучше не делать так.

– Как? – Никола на ходу пытался пальцами расчесать всклокоченные волосы.

– Засыпать в одиночку, не предупредив меня или отца, посреди Купола. Из соображений безопасности, только и всего.

Николе стало неловко.

– Я пока не очень умею это контролировать. Научусь.

– Да нет, – ответил Лавр. – Спи сколько хочешь, отец мне уже все уши прожужжал, как такие полеты выматывают. Честное слово, будто я намерен тебя гонять к Кедру грядки рыхлить… Дело не в этом. Просто, ну, может, будешь летать из моей комнаты, если уж не из своей, а? И засыпать, если что, там.

Он бросил меланхоличный взгляд на звезды, прежде чем покинуть Купол. Что-то в Лавре стало неуловимо иным, и эти перемены настораживали.

– Ага. Под присмотром, значит? – настроение у Николы сделалось хуже некуда. – Ладно. Как скажешь.

Впрочем, спальни на Корабле по-прежнему закрывались на замок исключительно изнутри. Николу ужасала эта манера, но иномирцы считали для себя оскорбительной одну только мысль о возможном воровстве. Некоторые складские помещения они тем не менее запирали, руководствуясь своей неведомой логикой.

– Ну ты же знаешь, мы с отцом те еще перестраховщики, да? – будто извиняясь, сказал Лавр. – Тебе разве не без разницы, где находиться, когда летаешь?

– Оказывается, есть разница, – Никола почесал подбородок. – У тебя в спальне побезопаснее будет.

– Вот о чем и речь, – Лавр беззаботно улыбнулся. – Значит, договорились? А теперь идем. Покажешь всем, что стать душой змея недостаточно, чтобы начать хоть чуть-чуть сносно фехтовать.

Ветивер опаздывал. Обычно в такие минуты молодые иномирцы начинали разминаться, не дожидаясь наставника, устраивали шуточные дуэли или приступали к упражнениям.

Сегодня же обстановка в зале была напряженной и очень недоброй. Никола с Лавром замерли на пороге. В центре всеобщего внимания оказалась Липа, вокруг которой выстроились остальные иномирцы. Выглядела она до странности потерянной и даже несчастной, непонимающе оглядывалась и шарила впереди себя руками, будто блуждала в темноте. Напротив нее стоял ухмылявшийся Дуб. Остальные иномирцы язвительно улыбались и тихонько посмеивались. Липа на ровном месте споткнулась и упала.

Лавр подался вперед.

– Морок, – не веря себе, прошептал Никола. – Они наслали на нее морок.

Его тут же захлестнула волна ужаса и вины. Самого Николу жестокие иномирцы десятки раз подвергали самым страшным морокам – он покрывался язвами, истекал кровью, терял зрение, слух и способность двигаться… Все потому, что не умел справиться с этим, а Вяз или Лавр не всегда оказывались рядом. Но Липа была способна отвести от себя морок, просто, видимо, никак не могла ожидать ничего подобного. Да еще от кого – от Дуба, вернейшего из своих вечных приспешников.

«Это за то, что она вчера присоединилась к нам», – обреченно подумал Никола. Одна дурацкая партия, и в ряду изгоев прибыло. Лавр и Элоиза – дети Вяза, против них никто выступать не решится, да и Лавр кому угодно даст отпор. Но сам Никола, а теперь и Липа…

На душе стало совсем нехорошо. Он постоянно встречал эту иномирскую слепую жестокость – кровь Великого Змея, текшая в их жилах, была холодна, – но все равно продолжал ужасаться. Липа столько лет стояла во главе этой компании…

Словно подтверждая эти слова, она громко вскрикнула и отдернула руку от пола, будто тот был раскаленным. Узел у нее на затылке распался, длинные темные волосы скрыли лицо. Лавр, догадавшись о происходящем на миг раньше Николы, в один прыжок оказался в центре зала, между Липой и Дубом. В руке у него уже блестел клинок.

– Прекрати сейчас же, – очень спокойно, даже вежливо обратился он к Дубу, но Николе прекрасно был известен этот холодный тон и то, что обычно следует дальше.

– Защитничек подоспел. По всему Кораблю будешь ходить сирых и убогих подбирать? – И Дуб расхохотался, скосив взгляд на Николу.

Остальные иномирцы подхватили этот смех. Лавр не удостоил их вниманием. Загородив собой Липу, он резким движением прекратил морок, насланный Дубом, и двинулся к нему. Тот оборвал свой смех и с опаской посмотрел на клинок, который Лавр по-прежнему сжимал.

– Лавр, – хрипло попросила Липа у него из-за спины. – Пожалуйста. Не нужно.

Долгую секунду Лавр прожигал Дуба взглядом, не сулившим ничего хорошего. А потом развернулся и помог растрепанной Липе встать. И за руку, игнорируя издевательские взгляды, потащил ее к выходу.

– Идем, – бросил Лавр через плечо Николе. – Потом объясню отцу, что случилось.

Никола поспешил следом. Он предпочел бы получить десяток выговоров от Ветивера, чем остаться сейчас наедине с Дубом и другими иномирцами.

В своей комнате Лавр усадил по-прежнему безмолвную Липу на кровать, а сам встал напротив. Никола замер в дверях. Что-то подсказывало ему, что свидетелей собственных слез Липа может и убить. Но и остаться сейчас один он бы точно не решился.

– Зайди и закрой дверь на замок, пожалуйста, – не оборачиваясь, попросил Лавр.

Липа сидела, спрятав лицо за распущенными волосами. До Николы донеслись тихие всхлипы. Он, не зная, куда девать взгляд, бесшумно прокрался к письменному столу и сел. Тут хотя бы можно было сделать вид, что он заинтересован томом, который Лавр взял из библиотеки. Николу роскошью брать книги в свою комнату никогда не одаривали.

Книжка, впрочем, оказалась иномирскими детскими сказками. Видимо, Элоиза приставала к брату с просьбами почитать ей (хоть и сама уже прекрасно с этим справлялась) да и оставила тут.

Лавр по-прежнему стоял неподвижно, скрестив руки на груди.

– Принести тебе воды? – поинтересовался он.

– Я могу сама за себя постоять, – вместо ответа просипела Липа.

– Разве кто-то в этом сомневается? – Лавр пожал плечами. – Вон за той дверью можно умыться. И там есть зеркало.

Не поднимая головы, Липа поплелась в сторону, указанную Лавром. По пути она споткнулась о Николин стул, но Лавр успел ее подхватить.

– Спасибо, – прошипела она таким тоном, что Никола невольно втянул голову в плечи.

Когда за дверью зажурчала вода, Никола решился задать вопрос, на который, правда, уже знал ответ.

– Это из-за нас?

– А тебе лишь бы себя повиноватить, да? – Лавр опустился на прежнее место Липы. – Никто же ее не заставлял вчера к нам подсаживаться. Ель вон, по словам отца, тоже на твоей стороне, но сдерживается демонстрировать это всем подряд. Видимо, мозгов побольше.

– Не знаю, какой именно морок на нее наслали, но хорошо, что ты оказался рядом.

– Ну… – Лавр оборвал себя на полуслове, потому что шум воды затих.

Дверь открылась.

– Я видела, что едва держусь на самом краю обрыва. А под ним лава, и она поднимается выше и выше, – очень спокойно сказала Липа. – Вас там, к слову, отлично слышно.

– Извини, – сам не зная за что, попросил прощения Никола.

Липа даже головы в его сторону не повернула.

– И да, Лавр. Меня действительно никто не заставлял.

Никола искоса посмотрел на Липу. Она собрала волосы и умылась – на расшитой тренировочной рубашке остались следы водяных брызг. Вид у иномирки вновь был яростный и воинственный. Хотя, по мнению Николы, вчерашняя беззаботная улыбка шла ее красивым точеным чертам куда больше. Но он бы скорее умер на месте, чем произнес это когда-нибудь вслух.

– Я даже подумать не могла, – очень тихо добавила Липа, – что Дуб так со мной поступит.

– Ладно, теперь будешь в курсе, – Лавр уперся ладонями в колени. – Пойдем к отцу, объясним, что случилось и почему я сейчас сижу тут, а не делаю из Николы сито тренировочным мечом. К Ветиверу, конечно, уже не успеем, но потом занятия у Еля, я бы не стал пропускать.

– Нет, – отрезала Липа.

– Почему же? – Лавр повернулся к ней. – И что именно?

– Потому что Вяз обязательно расскажет моему отцу. А я не хочу, чтобы он переживал еще и из-за этого. Скажем, что сбежали, ну не знаю, разыграть очередную партию во что-нибудь? Все же видели нас вчера и теперь поверят. – Липа строго посмотрела на них двоих и не терпящим возражений тоном продолжила: – Ни сам Дуб, ни кто-то из его зубоскалов не поспешит признаться в своих подвигах. Нагоняй от Ветивера придется как-нибудь пережить. Вы меня поняли?

Липина привычка командовать уж точно никуда не делась.

– Как скажешь, золотце мое, – Лавр изобразил на лице деланые покорность и смирение.

Липа уперла руки в бока и грозно нахмурила брови.

– Пошли, – решил встрять Никола. Ему показалось, что этот разговор мог очень сильно затянуться. – Придем к Елю пораньше. Лавру все равно надо успеть списать заданное.

– И мне, – нехотя призналась Липа и посмотрела исподлобья на Николу: – Можно же?

В комнате, где Ель проводил занятие, Липа взяла стул и поднесла к столу, за которым уже сидели Лавр с Николой.

– Подвиньтесь, – без особой охоты попросила она.

Никола потихоньку привыкал не отшатываться от Липы. Сладил с Амой – уж найдет как-нибудь и с ней общий язык. Тем более что теперь ее воинственность адресована не ему.

Лавр сместил свой стул на угол, Никола придвинулся к нему. Потеснятся, ничего, невелика потеря.

– Вот и славно, – Лавр разложил письменные принадлежности. – Давай, Никола. Поведай нам о вселенском хаосе.

– Энтропи́я, Лавр. Так это правильно называется. Но суть ты, к слову, уловил.

1.Перевод Ирины Тогоевой.