Loe raamatut: «Поток алмазов. Мелодия смерти»

Font:

Поток алмазов

Введение

Дорога в Алебиленд пролегает среди кустарника, вьется сквозь леса и болота, пересекает густые заросли и ведет через густозаросшие холмы; это едва заметная тропинка. Громадная река, протекающая здесь, не имеет ни одного притока, и путь в Алебиленд совершенно скрыт. Здесь обитают дикие племена, имеющие странные обычаи и у которых необыкновенные кудесники занимают почетное место. Через эту-то страну и течет «поток алмазов».

В одно октябрьское утро в эту ужасную страну прибыла на каботажном судне экспедиция из четырех человек, имея на борту носильщиков и тяжелый груз разного рода припасов.

Один из них, начальник экспедиции, был очень видный человек; он был средних лет, высокого роста, широкоплечий, с веселым и приветливым лицом.

Другой был также большого роста, но грузный, с обрюзгшим лицом, не скрывавший, что не собирается принимать дальнейшего участия в экспедиции, и в то время как другие были заняты снаряжением в поход, он убивал время, куря огромные сигары и проклиная климат.

За несколько дней до выступления он отвел в сторону начальника и сказал:

– Итак, Сеттон, это предприятие мне стоило огромных денег, и потерять их из-за какой-нибудь вашей глупости я не собираюсь – я говорю вам это прямо в лицо, так что вы не имеете основания обижаться. После того как вы откроете алмазную россыпь, вы должны вернуться с образчиками, но для этого прежде всего должны на месте предпринимать точные измерения. Где находится «поток», я точно не знаю. Вы ведь получили план, который нам дал португалец…

Другой перебил его, нервно и отрывисто смеясь:

– Конечно, это не в португальских владениях!

– Ради бога, Сеттон, – вспылил толстяк, – выкиньте эту глупость из головы! Я вам сотни раз повторял, что о португальских владениях не может быть и речи. «Поток» находится на британской земле…

– Вы знаете, что Министерство колоний…

– Я знаю все, – перебил его другой грубо, – я знаю, что Министерство колоний издало запрет, и я знаю, что это ужасная местность и вам придется пробиваться с крайним напряжением… впрочем… вот! – Он вынул из кармана плоскую круглую коробку и открыл ее. – Воспользуйтесь этим компасом, когда вы наткнетесь на первую горную цепь. У вас ведь есть еще другие компасы?

– У меня их два, – удивленно ответил тот, которого назвали Сеттоном.

– Дайте их мне.

– Но…

– Дайте их мне, дорогой мой, – повторил раздраженно толстяк.

Начальник экспедиции удалился, пожимая плечами. Через несколько минут он возвратился с двумя компасами. Толстяк отобрал их у него и дал взамен свой. Начальник открыл его.

Компас был очень красивый, но в нем отсутствовала стрелка, и когда его вращали, приходила в движение вся шкала.

Это поразило начальника, и он недоверчиво сказал:

– Странно; вы уверены в том, что компас выверен? Север должен находиться как раз над флагштоком правительственного здания, – не далее как вчера я это установил с этого же самого места…

– Ерунда! – громко перебил его другой. – Ерунда – этот компас выверен! Не думаете же вы в самом деле, что я вас хочу ввести в заблуждение, истратив на это предприятие столько денег?

Утром, когда экспедиция должна была тронуться в путь и носильщики уже взвалили на плечи груз, вдруг появился прокаленный знойным солнцем джентльмен невысокого роста с коротким хлыстом в руке. Он сдвинул со лба белый шлем и лаконично представился:

– Сандерс, наместник британского правительства. Я только что вернулся из недр страны; очень сожалею, что я раньше не прибыл. Вы направляетесь в кустарник?

– Да.

– Алмазы, не так ли?

Сеттон утвердительно кивнул головой.

– Вы на своем пути встретите чертовски много препятствий, самых примитивных препятствий. Мужчины из Алеби вступят с вами в бой, а народ племени отаки вас непременно разорвет на куски… – Он остановился, задумчиво помахивая хлыстом. – Избегайте столкновений, – сказал он, – я бы не желал, чтобы в порученной мне области происходили вооруженные конфликты, и держитесь подальше от португальской границы.

Начальник экспедиции Сеттон улыбнулся.

– Постараемся избегать и далеко обходить эту священную границу – Министерство колоний просмотрело и одобрило маршрут.

Наместник утвердительно кивнул и серьезно взглянул на Сеттона.

– Желаю счастья! – сказал он.

На другой день на рассвете экспедиция потянулась в путь и исчезла в лесах по ту сторону реки Исисси.

Неделю спустя толстяк плыл уже в Англию.

Проходили месяцы, но экспедиция не возвращалась; не поступало также никаких сведений о ней ни через курьера, ни в миссионерских отчетах.

Прошел год, и все еще не было никаких известий.

По ту сторону моря люди зашевелились и заволновались; к наместнику стали поступать телеграммы, письма, должностные депеши, настаивавшие на розысках пропавшей экспедиции белых, задавшихся целью отыскать алмазный «поток». Сандерс фон Бофаби только качал головой.

Каким способом производить розыски? В других местностях можно было бы на маленьком быстроходном пароходике по дюжине речушек проникнуть в незатронутые европейским влиянием области, в особенности если из-за борта выглядывает толстое дуло пушки; но Алебиленд скрывалось в кустарнике. Для исследования такой полосы требовалось вооруженное войско, а войско стоит денег… Наместник только качал головой.

Тем не менее он тайком отправил в кустарник двух шпионов – двух испытанных, ловких охотников.

Три месяца они отсутствовали, а когда возвратились, то один вел другого.

– Дикари из Алебиленда поймали его и выкололи глаза, – объяснил спокойно проводник, – а в ночь, когда он должен был быть сожжен, я убил стражу и унес его в кустарник.

Сандерс стоял перед своей одноэтажной дачей в зеленом свете луны и смотрел с волнением на новую жертву.

– Имеете вы какие-либо сведения о белых? – спросил он наконец проводника.

– Что ты видел, Мессамби? – обратился тот на туземном языке к ослепленному.

– Кости, – простонал слепой, – кости я видел. Они распяли белых людей на площади перед домом предводителя, и ни одного не осталось в живых, так рассказывали мужчины.

– Так я и предполагал, – ответил Сандерс серьезно и послал в Англию донесение.

Проходили месяцы, наступил сезон дождей, затем время года, когда все зазеленело и зацвело. Сандерс проявлял усиленную деятельность, как ему и подобало в качестве представителя правительства в Центрально-Западной Африке, в стране, где сонная болезнь и племенные особенности увеличивали постоянно процент смертности.

Долг его призвал отправиться в кустарник, чтобы положить конец тайному искусству кудесника. Он проделал шестьдесят миль по запутанным тропинкам, ведущим в Алебиленд, и воздвиг свой трибунал в местечке по названию М’Сага. С ним было двадцать человек, иначе он безнаказанно не проник бы так далеко в глубь страны. Он сидел в крытой соломой хижине кудесника и принужден был выслушивать самые невероятные истории о волшебных силах и формулах, об истребляющих болезнях, являющихся следствием ужаснейшего фокуса-покуса, который там процветал от захода луны до восхода солнца.

Кудесник был стар, но Сандерс не питал никакого уважения к сединам.

– Совершенно ясно, что ты плохой человек, – сказал он, – и…

– Господин! – перебил его жалобщик, туземец, чье тело от болезни и пережитого ужаса было совершенно истощено. – Господин, он плохой человек.

– Замолчи, – приказал Сандерс.

– Он занимается чертовским колдовством при помощи крови белых людей, – крикнул туземец, когда два солдата по знаку наместника его схватили. – Он держит в лесу белого человека в плену.

– А!

Сандерс насторожился. Он знал туземцев лучше, чем кто-либо; он мог раскрыть ложь, и он мог, что еще труднее, раскрыть правду. Он подозвал из враждебно настроенной группы жертву кудесника.

– Что ты тут рассказываешь про белых? – спросил он.

Кудесник злобно что-то прошептал, и жалобщик струсил и умолк.

– Продолжай, – сказал Сандерс.

– Он говорит…

– Дальше!

Туземец весь дрожал.

– В лесу находится белый человек – он пришел с «потока алмазов», этот старик нашел его и принес в хижину, ему нужна его кровь для колдовства.

Туземец шел впереди по лесной тропинке, за ним шагал Сандерс и связанный по рукам кудесник, окруженный шестью солдатами.

В двух милях от деревни находилась хижина. Слоновая трава вокруг нее была так высока, что хижину было еле видно. Крыша давно сгнила, а в середине провалилась. Сандерс вошел в хижину и увидел там лежащего на полу человека, прикованного за ногу к тяжелой колоде. Вид его был ужасен: одежда разорвана, волосы и борода не стрижены, а на руках виднелась масса маленьких полузаживших ранок от ножа кудесника, добывавшего у него кровь. Он производил впечатление безумного, тихо смеялся и разговаривал сам с собой.

Солдаты вынесли его и осторожно положили на землю.

– Гм, – промычал Сандерс и покачал головой.

– …«Поток алмазов», – промолвило человеческое подобие, улыбаясь, – красивое название. Что? Кимберли? А! Что в сравнение с ним Кимберли? Ничто… Я до тех пор не верил, пока не увидал собственными глазами… Ложе реки усеяно алмазами, но ты его никогда бы не нашел, Лэмбер, с твоим планом и чертовским компасом… Я спрятал там инструменты и пропитание года на два…

Он засунул руку за разорванную рубаху и вытянул оттуда кусок бумаги.

Сандерс нагнулся чтобы взять бумагу, но тот опять поспешно спрятал ее.

– Нет, нет, нет, – прошептал он. – Ты у меня берешь кровь, это твоя профессия… я достаточно силен противостоять твоим пыткам… в один прекрасный день я уйду…

Минут через десять он впал в крепкий сон.

Сандерс нашел грязную бумажку и спрятал ее.

Он послал двоих людей к лодке, и те принесли две палатки, которые они раскинули вблизи хижины. Найденный человек был в таком ужасном состоянии, что Сандерс не решался его сейчас же отправить.

Ночью, когда весь лагерь спал и обе негритянки, которым Сандерс поручил охранять больного, храпели, тот проснулся. Бесшумно покинул он кровать и крадучись выполз наружу, где в ночной тиши на небе ярко сияли звезды.

Сандерс проснулся и нашел пустую хижину, а у берега крошечной лесной речушки, в ста метрах от лагеря, горсточку тряпья, которое когда-то было одеянием белого человека.

Рано утром кудесника привели на допрос. Он знал, какое его ожидало наказание, так как в доказательство его вины туземцы выкопали в лесу немало жертв его колдовства.

– Масса, – промолвил кудесник, когда он встретился с пристальным взглядом серых глаз, – я читаю смерть на твоем лице.

– Это правосудие Божье, – сказал Сандерс и приказал его повесить.

Глава I

Амбер сидел в своей камере в тюрьме Уэлборо и тихо насвистывал какую-то песенку, отбивая на полу ногами такт. Он пододвинул свой стул так близко к стене, что, опрокинувшись назад, мог на двух из трех ножек стула держать равновесие.

Его взгляд критически обвел маленькое помещение.

Миска и ложка, окрашенные согласно предписанию в темно-желтый тюремный цвет, лежали на полке; чистая постель была аккуратно прибрана… Он несколько раз кивнул головой и продолжал насвистывать.

Несколько влево над кроватью находилось небольшое оконце из крепкого стекла, неправильная структура которого пропускала, правда, дневной свет, но не давала возможности видеть внешний мир. На полке над кроватью лежали Библия, молитвенник и грязная библиотечная книжка.

Увидев эту книжку, он состроил гримасу; это был невероятно скучный рассказ одной необычайно скучной миссионерки, которая провела двадцать лет на севере Борнео, не заметив там ничего другого, кроме того, что там «ужасно жарко» и что тамошняя туземная прислуга могла при случае «причинить большие неприятности».

Амберу не везло с библиотечными книжками. Когда он пять лет тому назад впервые ознакомился с внутренностью тюрьмы его величества, он предполагал изучать политические науки и драму эллинов и, чтобы осуществить свою мечту, спросил соответствующую литературу. Ему дали элементарную греческую грамматику и швейцарского Робинзона, которые ему не могли принести никакой пользы. К счастью, срок его наказания кончился раньше, чем он ожидал; все же он увеселял себя переводом в стихах приключений добродетельного швейцарца на латинский язык.

В период своего заключения он составил обстоятельное прошение с просьбой разрешить ему изучать химию; но и в этом ему не повезло: ему было в этом отказано.

Амберу было теперь лет двадцать восемь или тридцать. Ростом он был несколько выше среднего, крепкого сложения, хотя и выглядел очень стройным. Это был красноватый блондин с серыми глазами, прямым носом и энергичным ртом и подбородком; когда он смеялся, виднелись два ряда безукоризненно белых зубов, а смеялся он охотно. Нижняя часть его лица была в настоящее время небрита, что портило его внешность, но тем не менее даже в некрасивом тюремном одеянии он производил впечатление образованного, приличного молодого человека.

Он услыхал звон ключей у двери и поднялся, ключ в дверях повернули два раза, и дверь отворилась.

– Номер семьдесят пять, – произнес повелительный голос, и он вышел из камеры в длинный коридор, где остановился.

Тюремщик, ключи которого висели на блестящей цепочке, указал на башмаки арестанта, стоявшие вычищенными перед дверью камеры.

– Надень их!

Амбер послушался, тюремщик стал наблюдать за ним.

– К чему эта навязчивость в деле частного характера, мой дорогой Август? – спросил стоявший на коленях Амбер.

Тюремщик, которого звали вовсе не так, не отвечал. Прежде он донес бы на него за дерзость, но теперь сумасбродства этого образцового арестанта были общеизвестны, кроме того, он имел основание претендовать на более внимательное отношение, так как это был тот, кто спас тюремщика Бэйша от ярости лондонской черни. Это происшествие в свое время разыгралось перед тюрьмой графства Дэвиц; но тюремный мир настолько мал, что слава о нем – Амбере – быстро разнеслась повсюду.

Он сошел с тюремщиком вниз по стальной лестнице в большую галерею, затем по узкому мощеному проходу до двери кабинета начальника тюрьмы. Здесь он ждал несколько минут, и затем его впустили в святая святых.

За письменным столом сидел майор Блисс; это был загорелый мужчина с маленькими черными усиками и такими же волосами, поседевшими на висках.

Кивком головы он отпустил тюремщика.

– Номер семьдесят пятый, – сказал он коротко, – по приказанию Министерства внутренних дел вы завтра будете выпущены на свободу.

– Как прикажете, господин начальник, – ответил Амбер.

Мгновение начальник сидел молча, как бы погрузившись в свои мысли, и бесшумно барабанил пальцами по бювару на письменном столе.

– Что вы будете теперь делать? – спросил он внезапно.

Амбер улыбнулся.

– Буду продолжать свою преступную карьеру, – ответил он весело.

Начальник сморщил лоб и покачал головой.

– Я никак вас не могу понять… У нас есть друзья?

Снова веселая улыбка появилась на лице Амбера.

– Нет, господин начальник! – Амбер еще больше развеселился. – Никто не виновен в открытии моих способностей, лишь я сам.

Майор перелистал несколько дел, лежавших перед ним, прочел их и снова наморщил лоб.

– Десять проступков! – сказал он. – Человек с вашими способностями… Я хочу сказать, с вашими способностями вы бы могли…

– О нет, я бы не мог, – перебил его арестант, – судьи часто так думают, но это неправда. Еще не сказано, что искусный преступник достигнет в качестве архитектора колоссальных успехов или подделыватель чеков найдет свое счастье, сделавшись учредителем акционерного общества. Обыкновенного молодого интеллигентного человека, избравшего карьеру преступника, всегда постигнет успех, потому что он всегда будет иметь превосходство над своими слабоумными и тупыми коллегами по профессии.

Он сделал несколько шагов вперед и прислонился к письменному столу.

– Видите ли, господин начальник, вы меня еще помните с Сандхерста; вы были тогда в моих летах. Вам известно, что в материальном отношении я зависел от своего дяди, который неожиданно умер. Что мне оставалось делать, когда я очутился в Лондоне? Первую неделю шло очень хорошо, так как я имел десятифунтовую банкноту в кармане, на которую и мог жить; но через месяц я уже голодал. Тогда мне пришли на ум проделки пленных испанцев. Я стал спекулировать на страстях людей, жаждущих с малыми затратами составить огромные капиталы, – таким способом я легко добыл деньги.

Начальник покачал головой.

– С тех пор я занимался разного рода обманами, – продолжал лгать № 75.– Я проделывал самые невероятные фокусы. – Он улыбнулся, как бы вспоминая веселое приключение. – В игре нет ни одного трюка, который бы мне не был известен: в Лондоне не существует ни одного злодея, чью биографию я не мог бы написать, если бы того захотел. У меня на всем свете нет ни одного знакомого, ни одного родственника, о котором мне нужно бы было думать, и я вполне счастлив; и если вы говорите, что я десять раз сидел в тюрьме, то правильно было бы сказать: четырнадцать.

– Ты глупец, – сказал начальник и позвонил.

– Я ищущий приключений философ, – шутливо ответил № 75, когда вошел тюремщик, чтобы отвести его обратно в камеру…

Как раз перед тем как тюремный колокол возвещал заключенным, что настало время спать, тюремщик принес ему опрятный узелок с его одеждой.

– Просмотрите, номер семьдесят пять, и проверьте, все ли тут, – сказал он любезно.

Он вручил заключенному печатный лист.

– Стоит мучиться, – ответил Амбер, взяв бумагу. – Я верю вашей честности.

– Проверьте!

Амбер развернул узелок, вынул свою одежду, встряхнул ее и положил на кровать.

– Вы лучше, чем те там, в Уолтоне, сохраняете всю эту дрянь, – сказал он одобрительно, – костюм не помят, брюки сложены в складку… Эй, а где же мой монокль?

Он нашел его в жилетном кармане, завернутым в шелковую бумагу, и не мог нахвалиться тюремной администрацией.

– Завтра утром я пришлю вам человека, который вас побреет, – сказал нерешительно тюремщик. – Номер семьдесят пять, – добавил он через некоторое время, – не возвращайтесь больше сюда!

– Почему? – Амбер удивленно поднял брови.

– Потому что это фарс какой-то. Такой джентльмен, как вы… Вы определенно могли бы избегать такие места!

Амбер посмотрел на него, и в его глазах вспыхнул лукавый огонек.

– Вы неблагодарны, дорогой мой страж, – возразил он успокаивающе. – Люди, как я, могут служить украшением этому месту; кроме того, более испорченные и необузданные нахлебники могут брать пример с таких людей, как я.

То, что он в своих обращениях употреблял нарицательные местоимения, также было одно из сумасбродств Амбера.

Тюремщик стоял в нерешительности.

– Существует масса профессий, которыми такой человек, как вы, мог бы заняться, – сказал он почти с упреком, – если бы вы только направили свои способности в надлежащую сторону.

Номер семьдесят пять поднял руку.

– Дорогой мой страж, – сказал он серьезно, – вы мне тут цитируете «Воскресный листок», а этого я как раз от вас не хотел бы слышать.

После, за обеденным столом, тюремщик говорил господину Скраттону, что он, со своей стороны, считает № 75 потерянным. Он неисправим. И тут же он сознался: «Такого славного парня не каждый день встретишь».

– Как он сюда попал? – спросил один их помощников.

– Он был священником в лондонском Вест-Энде, запутался в долгах и заложил серебряную церковную утварь – он сам мне сознался в этом.

В столовой находились несколько чиновников. Один из них, пожилой человек, вынул изо рта трубку.

– Я видел его два года тому назад в Левесе; как мне помнится, его тогда выгнали из флота, так как он у берега посадил на мель свой миноносец.

Амбер служил также темой разговора в маленькой столовой на квартире начальника, где тот сидел за столом со своим заместителем.

– Сколько бы я ни припоминал, – говорил начальник в смущении, – я не могу вспомнить этого Амбера из Сандхерста… Он сказал, что помнит меня, но я при всем желании не могу его припомнить…

Амбер и не предполагал, какой он возбуждал интерес.

Он мирно почивал на своем тонком тюфяке и улыбался во сне.

На другое утро перед тюрьмой собралась небольшая группа людей, ожидавших освобождения своих родственников; это была по большей части городская беднота.

Освобожденные один за другим выходили из маленькой калитки, тупо улыбались своим друзьям, безразлично позволяли плачущим женщинам обнимать себя, а больше радовались грубым шуткам мужчин.

Бодро шагая, вышел Амбер. На нем был прекрасный шотландский костюм, на голове мягкая фетровая шляпа, а в глазу монокль. Ожидавшие принимали его за тюремного чиновника и с уважением сторонились. Даже выпущенные на свободу арестанты не узнавали его, так как он был чисто выбрит и своим видом заметно от них отличался; его поджидал молодой человек, одетый во все черное, бледный и очень серьезный. Увидев Амбера, он пошел ему навстречу с протянутой рукой.

– Амбер? – спросил он нерешительно.

– Господин Амбер, – поправил его тот и искоса удивленно посмотрел на него.

– Господин Амбер… – Миссионер отнесся к этому замечанию вполне серьезно. – Мое имя Доулес. Я член Лиги возрождения, которая заботится о выпущенных арестантах.

– Интересно… действительно очень интересно, – бормотал Амбер, весело пожимая руку молодого человека. – Вы делаете доброе дело, но это неблагодарная работа, молодой человек.

Он с отчаянием покачал головой, поклонился молодому человеку и хотел продолжать свой путь.

– Одну минуту, господин Амбер! – миссионер остановил его за руку. – Я знаю вас и ваше несчастье… мы хотели бы вам помочь.

Амбер посмотрел на него любезно и положил ему руку на плечо.

– Милый мой мальчик, – сказал он, – я слеплен из другого теста. Вы меня никак не можете заставить зарабатывать свой насущный хлеб рубкой дров. Я также тяготею к честной работе, как, скажем, луна к земле; я в течение двадцати четырех часов один раз обегаю вокруг нее, ничуть не желая приблизиться к ней – вот!

Он сунул руку в карман и вынул оттуда немного денег, пару банкнот – они были при нем, когда его арестовали, – и немного серебра.

Амбер выбрал полкроны.

– На доброе дело, – сказал он, опустил монету в руку миссионера и быстро исчез.