Loe raamatut: «Операция «Эльба», или Почему не сработала ядерная кнопка»

Font:

Предисловие

Международная напряжённость и война это чаще всего кульминация стратегических ошибок, допускаемых политиками, не понимающими губительных последствий их решений.

Соединённые Штаты и Россия отличаются во многом, и то, как мы смотрим на мир, является результатом нашей истории, особенностей мировосприятия и общественного уклада.

И всё же есть многое, в чём мы очень похожи, а именно – народы обеих стран надеются на то, что нам никогда не придётся столкнуться с очередной мировой войной, ведь прошлые стоили всем большой крови, ресурсов и утерянных возможностей.

Перед лицом сегодняшних угроз нашим лидерам в Москве и Вашингтоне стоит вспомнить, чего мы могли достичь, когда объединяли свои усилия.

25 апреля 1945 года войска 1-го Украинского фронта под командованием маршала Ивана Конева встретились с разведывательными подразделениями 1-й армии США под руководством генерала Кортни Ходжеса. Эта встреча американских и советских солдат произошла на реке Эльбе в германском городе Торгау и стала одним из важнейших символов общей Победы во Второй Мировой войне.

В то время у наших стран было много различий в экономической и политической системах – гораздо больше, чем сейчас. Тем не менее главы государств нашли в себе мудрость осознать, что единственный способ добиться победы это стать союзниками.

В девяностых годах прошлого столетия существовали реальные возможности превращения России и США, если не в союзников, то в стратегических партнеров, обеспечивающих как собственную, так и мировую безопасность.

Однако приходится признать, что в настоящее время отношения между двумя странами находятся на самом низком историческом уровне, что представляет серьезную опасность не только для них, но и для всего человечества, так как в случае военного конфликта не исключено применение ядерного оружия.

Изучая историю американо-российских отношений, мы осознаём, сколько неприятных и опасных моментов было между нами в прошлом. Но было и много хорошего, и, несмотря на трудности той поры, мы могли решать разногласия мирным путём, путём компромисса. Я искренне надеюсь, что именно так наши лидеры будут поступать и в будущем.

Содержание этой книги вымысел, но, говоря словами А.С. Пушкина, там есть “добрым молодцам урок”.

1

ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ

2001

Михаил Петров прильнул к телевизору, не веря своим глазам.

Он просто тупо глядел на экран, на весь этот апокалипсис. Из Северной башни Всемирного торгового центра валил дым – из здания, в котором его жена встречалась с представителем фирмы по обработке данных.

«Боже, как самолёт мог врезаться в Торговый центр?» И вот что уж совсем непостижимо, второй самолёт почти на сверхзвуковой скорости влетел в другую башню! Это не могло быть случайностью.

«С ней всё будет в порядке!» – говорил себе Михаил. Ведь её этаж ниже места столкновения – в этом он был уверен. Сейчас она, должно быть, уже сбегает по лестнице. Уже может быть снаружи, там ей ничто не угрожает.

Зазвонил телефон, и сердце у Михаила забилось в бешенном ритме.

– Алло? – прошептал в трубку, дыхание перехватило.

– Миша, ты слышал? – её голос испуган, а вокруг слышны крики и грохот.

– Да, я смотрю! Ты где, ты вышла?

– Нам сказали оставаться на местах. Ждать помощи.

Он сжался и выпрыгнул из кресла. «Как ждать? Там пожар! Ты знаешь, что второй самолёт врезался во второе здание?»

– Я знаю.

Михаил хватал ртом воздух, мысли неслись галопом.

– Кто мог это сделать?

– Думаю, мы знаем, – ответила она.

Он медленно кивнул, мысли, наконец, прояснились. Расправил плечи и сделал медленный глубокий вдох.

– Да. Думаю, мы знаем.

2

МОСКВА

1983

Михаил вздохнул.

Пианино расстроилось ещё пуще обычного. Си-бемоль звучала бледно, будто её поела моль, а фа под правым первым пальцем уходила в диез. Все его попытки хоть что-нибудь сыграть заканчивались какофонией.

– Михаил!

Жена позвала ужинать оперным голосом, более подходящим для концертного зала, чем для дома.

Крякнув, Михаил встал и занял свое место во главе обеденного стола. Отломил кусок вчерашнего чёрного хлеба, жена подала вареники, брякнув тарелкой так, что эхо прокатилось по квартире.

«От неё что – всегда было столько шуму?» – удивился он. Может, в первые годы их совместной жизни он этого не замечал, отвлекаясь на её роскошный бюст? Когда Рада крикнула снова, теперь уже зовя к столу сына, он подумал: «Нет, точно, громче стала».

Антон взобрался на стул и тут же принялся накладывать себе полную тарелку вареников, лука и сметаны.

– Оставь и нам немного! – Рада сердито подбоченилась.

– Мальчик растёт, лисичка, – сказал Михаил жене, вспомнив, как называл её, когда они только начали встречаться, за её рыжие волосы.

Антон, всегда равнодушный к громогласным увещеваниям матери, спросил:

– Пап, а американцы на нас нападут?

Михаил опешил, поглядел на сына поверх тарелки и растерянно мигнул:

– Откуда такие мысли?

Садясь к ним за стол, Рада ответила:

– Мальчик умеет читать, Михаил.

Она права: помятый номер «Правды» лежал на рабочем столе совсем рядом. Жена повернулась к сыну:

– Но ты не жди от отца честного ответа. Он любит Америку больше, чем свою Родину!

Антон уставился на неё в ужасе:

– Мама! Это неправда! Не говори так! Даже шёпотом!

Он повернулся и выглянул в окно, будто ожидая, что прямо сейчас «люди из органов» вломятся в их квартиру.

– А знаешь, мальчик прав, – согласился Михаил. – Тебе мало будет проку, если я останусь без работы. Или ещё что похуже.

Её взгляд красноречиво сказал: «Да мне от тебя и так никакого проку». Спасибо, что хоть не высказала ему своё презрение вслух, при сыне.

Но все вздрогнули, когда на столике зазвонил телефон, да и ещё, словно для большего эффекта, Антон выронил вилку, и та со звоном упала на пол. Михаил, наконец, выдохнул и взял трубку, гадая, не звонят ли ему из лаборатории, чтобы сообщить об увольнении. Он готовился к этому вот уже несколько месяцев, по институту гуляли слухи, что бюджет вот-вот урежут.

Опять задержал дыхание, когда тяжёлое молчание нарушил резкий голос начальника.

– Ты нужен тут прямо сейчас, – сказал Григорий Растикович. – У нас проблемы! – и повесил трубку.

Михаил обернулся к жене и сыну, замершим с широко открытыми глазами. Рассмеялся:

– Да мы все параноики! От того, что твоя мама что-то ляпнула, мир не рухнет!

И хотя подобное как раз случалось во многих семьях и не раз, все облегчённо засмеялись и продолжили ужинать, кроме Михаила: он уже надел пальто, шапку и направился к двери.

– Он просто эксплуататор, – вздохнул Михаил.

Неудивительно, что жена была другого мнения о его начальнике.

– Тебе у Григория учиться надо, – сказала она, уже не обращая внимания на сына, навострившего свои большие уши. – Вот уж настоящий советский человек и знает, чего хочет. Он не будет время тратить на мечты об… – она осеклась. Теперь уже она сама не решилась назвать вслух заклятого врага России.

Михаил пожелал им спокойной ночи, закрыл дверь и вышел на улицу. Под ботинками скрипел снег, а он думал о прошлом, когда и он, и Григорий, оба добивались руки Рады. Уселся в промерзшую насквозь «ладу» и, прислушиваясь к кряхтению стартера, пробормотал: «Подумать только, и я победил!»

* * *

Дернувшись, «лада» остановилась, и Михаил вышел на снег. Холодно – это ничего. Он был совершенно уверен, что в машине было ещё холоднее, несмотря на старательные завывания обогревателя. Загребая снег, пересёк стоянку и подошёл к чёрному ходу здания лаборатории – приземистой серой постройке, элегантной как кирпич. Стальная дверь тоже была серая и не очень плотно примыкала к косяку. Ткнул ключом в замочную скважину. Кольцо с ключами выскользнуло из замёрзших пальцев, и вся связка утонула в снегу рядом с ногой.

Пока Михаил, согнувшись, рылся в поисках ключей, дверь лаборатории со скрипом распахнулась, едва не ударив его по голове.

– Ты что там – на подножный корм перешёл? – спросил Григорий, и вместе с его дребезжащим голосом пахнуло тёплым и затхлым духом лаборатории. – Картошку не сезон копать, Мишка.

– Мои ключи, мои ключи, – причитал Михаил. Наконец он нащупал их, выпрямился и потряс связкой, чтобы стряхнуть с неё снег.

– Давай, заходи!

Михаил с радостью послушался.

– Ты мне всё тепло выпустишь, – добавил Григорий.

Эти избитые нелогичные фразы его руководителя надоели Михаилу до чёртиков.

– Как будто такое возможно, – пробормотал он, пока Григорий сражался с упрямой дверью, пытаясь её закрыть. – Что такого срочного случилось, чтобы оторвать меня от ужина?

– Результаты испытаний. Всё насмарку, не пойму почему.

Григорий шёл впереди по широкому, плохо освещённому коридору в сторону главной лаборатории. Он был худой, как щепка, густая копна его чёрных волос только начала седеть на висках. Григория всегда переполняли жизненные силы, так что Михаил уставал от одного его присутствия.

– За испытания отвечал ты, – напомнил Михаил, когда они повернули за угол в смежный коридор.

– Я тебя не виню! Мне просто нужно во всём разобраться.

Опять двадцать пять: всё та же беда. Григорий получил отличное образование, был хорошим учёным и совсем не идиот. Но по сути своей он почти во всём был управленцем. Михаил часто задавался вопросом, зачем тот вообще пошёл в науку. За годы знакомства он узнал, что отец Григория, человек старой закалки и не последний чин в Советской Армии, сам настоял на этом. По правде говоря, как и его отец, Григорий по характеру был чиновником, но у старика были свои планы на сына. Григорий по твёрдому отцовскому слову был отправлен штудировать физику.

Михаил знал, в чём дело. В те дни в Советском Союзе любого человека с интеллектом и перспективами двигали в науку. Стратегия была интересная. Государство рассудило: коли в нём народилось достаточно людей, то если убрать другие варианты из образования и вдобавок сделать для учащихся жёсткий учебный план, то в конце концов разовьётся интеллектуальная элита, и технология с культурой шагнут вперёд.

А ещё Михаил знал, что Григорий вырос не в Москве, а воспитывался в Афганистане, где отец работал помощником военного атташе при посольстве СССР. Там он в совершенстве овладел языком пушту и, как и Михаил, неплохо выучил арабский, только не в университете, а «в жизни». Что случилось дальше, было тайной, Григорий всегда держал рот на замке, когда его расспрашивали о семье. Но как-то вечером, в тёплой компании приятелей Григория Михаил узнал всю его историю.

…В 1979 году отца Григория, старшего прапорщика, убили моджахеды, группа афганских повстанцев, отчаянно сопротивлявшихся советским порядкам. Ходили слухи, что смертельный выстрел, был произведён из советского миномёта, украденного моджахедами из его же части. Повстанцев, конечно же, поддерживали Штаты, в частности ЦРУ. Михаил понимал, что это во многом объясняло злость Григория, отношение Запада. Он усвоил, что никогда нельзя упоминать Соединённые Штаты на работе, по крайней мере, не при Григории.

…Они прошли через лабораторию, где, несмотря на поздний час, кипела работа. Люди в белых халатах стояли за микроскопами или сновали туда-сюда, как учёные крысы. Почти никто не разговаривал.

Михаил и Григорий разместились за небольшим круглым столом и взяли по чашке чёрного кофе. Григорий, сложив губы в гузку, сосредоточенно изучал графики.

– Так в чём проблема? – спросил Михаил.

Григорий проворчал:

– Миша, я думаю, эти данные интерпретировали неправильно. В четвёртом цикле анализа изотопа не хватает кое-каких выводов.

Михаил хмыкнул и развернул свой стул, чтобы рассмотреть документ. Вместе с другими физиками и инженерами из их лаборатории он и Григорий пытались решить проблему лазерного термояда, т. е. использование лазерного излучения для получения практически неограниченного источника энергии, используя в качестве горючего изотопы водорода дейтерий (D) и тритий (T), которые с помощью существующих технологий можно извлечь из обычной воды. Термоядерный синтез является источником солнечной энергии и для взрыва водородной бомбы, но для его использования в мирных целях этот процесс должен стать не взрывным, а контролируемым.

К сожалению, несмотря на огромные усилия ученых всего мира, пока это осуществить не удалось, однако после того, как отец американской водородной бомбы Эдвард Теллер предложил использовать лазеры для «зажигания» термоядерной реакции, оптимизм ученых резко возрос.

Главным препятствием теперь было отсутствие достаточно мощных лазеров для инициирования термоядерной реакции, но у Михаила возникла идея как решить эту проблему и создать подходящие условия для начала реакции, используя существующими лазеры. Проверкой этой идеи и занималась его лаборатория. Главное в ней заключалось в том, что гранулы со смесью дейтерия и трития (ДТ) сжимались не напрямую лазерными лучами, а посредством поджигания и последующего излучения раскаленного металлического порошка в котором размещались эти гранулы.

Термоядерный лазерный синтез обещал огромные возможности создания энергии в мирных целях – передать энергию звезд в руки человека. Но в разгар холодной войны целью многих в СССР и США было то, о чём Михаил думал только когда ночью не мог уснуть, лёжа в постели и слушая храп жены. Кроме войны, другой цели не было. Это было оружие, чистое, простое и при том мощное – таким оружием можно уничтожить город за 15 секунд. Он предпочитал не думать о последствиях своей работы. Легче просто двигаться вперёд с сознанием того, что он работает во благо общества, да и всего человечества, пусть и сомнительного блага в моральном отношении. Кроме того, такая работа требовала от него максимальной отдачи, он шёл к цели, достичь которой не удавалось пока никому – разве это не лучший способ прожить жизнь? Разумеется, это интереснее, чем день напролёт слушать советскую пропаганду в компании с бутылкой пива.

…Михаил подтолкнул лист бумаги поближе к Григорию.

– Вот тут. Выводы здесь не указаны, это из-за изменений, которые мы внесли по совокупным данным.

– Те, что Леонид предложил?

– Нет, те, что предложил Леонид, не внесли из-за нехватки материалов.

– Так что же тогда с выводами?

– Они будут на следующей неделе. Светланина группа просила ещё время на анализ.

– А, да. – Григорий наморщил лоб и стал дальше просматривать отчёт. Затем его палец уткнулся в колонку наверху шестой страницы. – Мне нужно, чтобы ты мне это объяснил.

Михаил знал, что до этого дойдёт. Как обычно, Григорий не ладил со сложными расчётами – он брал своей энергией и хозяйственной хваткой, но точность в математике его слабое место – и Михаил терпеливо старался объяснять начальнику результаты испытаний доступным языком.

И, как всегда, где-то на задворках сознания, а нередко и прямым текстом Михаил вспоминал, что до того, как они поженились, Рада чуть не вышла за Григория. Про себя Михаил признавал, что Григорий и Рада больше бы подошли друг другу. Она всегда ценила целеустремлённость Григория, его хозяйскую жилку, равно как и (его) беззаветную преданность… партии…

Михаил закончил, Григория, похоже, его объяснения удовлетворили.

Он закрыл документы и отпил кофе.

– Как Рада, как мальчик? – спросил, будто читая чужие мысли.

– С нею как всегда – не сахар. С мальчиком попроще.

– Ха! Ну, это не сюрприз, тут всё было ясно, разве нет? Ты знал, на что шёл, с самого начала, и всё равно пёр, как танк.

– Справедливо. – Михаилу всегда было неловко при разговорах о личной жизни. Он вернулся мыслями к бумагам, разложенным на столе, и постучал пальцем по другому отчёту, который он ещё не смотрел. – Тебе бы и сюда взглянуть, потому что здесь много несоответствий, которые мы…

Григорий не слушал.

– Терпеть не могу тех, кто клянётся избранникам в вечной любви, а потом принимается их переделывать на свой лад.

– Нет им оправданья, – согласился Михаил, но подумал, что же вызвало интерес начальника к его личной жизни? Он работал с Григорием не первый год и знал об их отношениях с Радой в прошлом.

– Она пытается тебя переделать, Миша?

Михаил откинулся на спинку стула и глотнул кофе, они с Григорием посмотрели друг другу в глаза. Он знал, к чему идёт разговор, ещё знал, что пытаться обойти эту тему бесполезно. Григорий оседлал любимого конька.

– Каждый день, – ответил он.

– Переделать тебя? Нет! Тебя ни в жизнь не переделать! Ты очень умный, Мишка, ты учёный, но мир принадлежит тем, кто мыслит нестандартно. Гении думают, а ими вертят те, кто соображает – простые люди, но с головой на плечах!

«Приехали», – подумал Михаил.

– Я бы мог тебе помочь, ты знаешь.

– Да уж знаю.

Григорий натянуто улыбнулся.

– Давай я перефразирую. Тебе бы я помочь не смог. Не тебе лично, но, возможно, такому, как ты, который… хотя нет, не такому, как ты.

У Михаила заболело в затылке. Повертел головой, чтобы ослабить напряжение, накопившееся в шее.

– Послушай, не вини Раду, – напирал Григорий, сверля его взглядом так, будто проверял на прочность. – Женщины – существа практичные! Им иначе нельзя, я так думаю. Они должны себе найти кого-то, кто будет обеспечивать их и их детей. Поэтому часто бегут от мечтателей и гениев, которые, как они правильно чуют, заведут их в нищету и полный хаос.

– У тебя ещё остались вопросы по отчёту? – спросил Михаил. Нравоучений ему хватало и дома, а тут ещё выслушивать этого (осла) зануду.

– Нет, – извиняясь, улыбнулся Григорий. Зубы у него образцовые. – Я тебя смущаю. И нестандартное мышление тебя смущает. Это ведь как с партией и как с нашей великой страной. Я же знаю, что тебе здесь не в радость. Знаю, что ты грезишь о дальних странах. Тех, где меньше справедливости. Тех, где капитализм.

– Я люблю эту страну, Григорий.

– Возможно. Но ты любишь её, как женщина любит мужчину, клянётся в любви и мечтает переделать. А?

Михаил удивился, как это Григорий высказал такой развёрнутый аргумент, а ещё больше его удивило, как творчески тот подошёл к любимой теме. Как правило, Григорий предпочитал рубить с плеча.

Михаил хлопнул по столу, недвусмысленно дав понять, что терпение его иссякло.

– Мы закончили? Если да, я пошёл домой.

– Да, это всё, – ответил Григорий, отворачиваясь.

3

На следующий вечер, когда Михаил направился к входной двери, жена проводила его уничтожающим взглядом. Прекрасно понимала, куда он собирался – определённо не в лабораторию.

«Всё же хорошо, что она зависит от меня материально», – подумал он. Дорога заняла у него около получаса. Вот уже несколько лет, как они встречались небольшой группой в подвале неприметного здания, которое раньше занимало какое-то предприятие. Видимо спроектировал его тот же архитектор без фантазии, который занимался и лабораторией Михаила. Здание пустовало уже несколько лет из-за каких-то дефектов конструкции, но кому-то из их группы удалось запустить в подвале необходимые коммуникации, и вместе они оборудовали там зал для своих тайных собраний. Здесь они и занимались своей «незаконной деятельностью».

Дверь, которая вела в подвал, почти незаметна из-за скрывавшей её буйной растительности. По правде говоря, место настолько хорошо спрятано, что Михаил опасался, не окажет ли им это медвежью услугу. Ведь каждого приходившего сюда, заметь его посторонний, можно было заподозрить в каких-то тёмных делишках. Он огляделся, нырнул в кусты и спустился в подвал.

Когда Михаил пришёл, здесь уже собралось человек десять, а то и больше. Как обычно, они либо читали, либо непринуждённо болтали друг с другом. Его хороший знакомый, Ярослав, тоже был там, сидел в одиночестве на складном стуле и читал явно что-то подпольное. Заметил Михаила и помахал ему, затем вскочил и поспешил навстречу, привычно сутулясь. Они обменялись рукопожатием.

– Мишка! Как дела?

Ярослав был зубным врачом, но не очень умелым, как на своём болезненном опыте узнал Михаил. Он не мог себе представить, как можно жить, раз за разом заглядывая в вонючие рты, шлифуя и вытаскивая гнилые зубы, уворачиваясь от кровавых плевков, – каждое утро сразу после завтрака. Но Ярославу, похоже, это нравилось. Несмотря на профессию, он оставался добрым и неунывающим. Когда они пожали руки, под клетчатой рубашкой, разменявшей не первый десяток, заколыхался его живот. Ноги у Ярослава были слишком коротки для его туловища и делали его похожим на птичку.

– В порядке, дружище, – заверил его Михаил. – И за чем же я тебя застукал, что почитываешь?

– А! Это Ратушинская!

– О да, я с ней знаком.

– Правда?

– Ну она ведь не только хорошая поэтесса, она, между прочим, физик.

– Повезло тебе. Она же просто бомба, и в тоже время как ребёнок! Сталин бы из ада выполз, чтоб вот это сжечь, уж поверь мне!

– Мой начальник убеждает меня, что наш человек из стали воспарил на небеса.

– Тьфу ты! Всё равно ведь ада нет!

Подтянулось ещё трое, включая Дмитрия, главного параноика из всей компании. Его светлые волосы, казалось, подрезали бензопилой, и, как обычно, они стояли дыбом, отлично сочетаясь с его вечно испуганным лицом.

– Я уверен, что за мной следили! – шёпотом объявил он Михаилу с Ярославом.

– Ты уверен в этом каждую нашу встречу, – ответил дантист. – Может, это фининспектор был. Ты ведь подрабатываешь репетиторством, но я сомневаюсь, что платишь налоги.

– Может быть, – согласился Дмитрий.

Ярослав рассмеялся, а Дмитрий посмотрел на него с удивлением. «Дима звёзд с неба не хватает», – подумал Михаил.

Они поговорили ещё немного, в основном, ни о чём (хотя Дмитрий высказал интересную теорию о том, что Троцкий жив-здоров, живёт себе на атолле на Тихом океане, и хижину его украшают пейзажи Диего Риверы), потом Михаил решил, что пора заняться делом.

– Послушайте, сказал он, хлопнув в ладоши, чтобы привлечь внимание.

Наконец, все нашли себе стулья и притихли, ожидая, пока он раздаст всем самиздат.

– Нам нужно скинуться. На распечатку и всё такое. Вот перепечатки из «Хроники текущих событий», которые я хотел выпустить. Но денег у нас кот наплакал.

Все начали сдавать деньги, а Михаил, неофициальный казначей группы, должным образом их подсчитал и засунул в карман пальто.

– Только не дай своей старушке найти заначку! – сказал Ярослав. Михаил усмехнулся.

– Надеюсь, меня не повесят за должностное преступление, если такое случится.

– Ты можешь с гордостью показать жене эти деньги, ведь они пойдут на дело свободы! – заявил Дмитрий.

– Дурак ты, – ответил Ярослав. – Она сцапает денежки, а потом позвонит куда надо.

Дмитрий вертел головой, глядя то на Ярослава, то на Михаила.

– Что – правда? Она правда так сделает?

Михаил кивнул.

– Ещё как сделает.

– Но она же твоя жена!

Остальные слушатели расхохотались.

– Ну, по крайней мере, ты можешь заниматься сексом каждую ночь, – утешил его Дмитрий. Услышав такое от единственного холостяка среди собравшихся, мужчины покатились со смеху.

– И дважды по воскресеньям! – вставил дантист Ярослав между взрывами хохота.

Бедный Дмитрий был в ужасе.

– Они берут ваши деньги? А секса нет? И зачем тогда жениться?

Мужчины попритихли, откашливаясь и глядя себе под ноги. Шутки шутками, но эти слова задели за живое.

Михаил нарушил молчание.

– Возможно, кто-нибудь сегодня хочет почитать? Если вы не против, я бы хотел начать с небольшой цитаты нашего великого физика Андрея Сахарова, у которого, как вы знаете, сейчас большие неприятности с властями. Есть возражения? Нет? Тогда вот:

Я хотел предупредить своих читателей о серьёзных опасностях, угрожающих человеческой расе – термоядерная гибель, экологическая катастрофа, голод, неконтролируемый демографический взрыв, отчуждение и догматическое искажение нашего представления о действительности. Я выступал за конвергенцию, за сближение социалистической и капиталистической систем, которое могло бы устранить или существенно снизить эти опасности, многократно увеличивающиеся в результате разделения мира на противоположные лагеря. Экономическая, социальная и идеологическая конвергенция должны привести к научному, демократическому, плюралистическому обществу, свободному от нетерпимости и догматизма, гуманитарному обществу, которое будет заботиться о земле и её будущем и воплотит в себе положительные черты обеих систем.

Я подробно рассказал об угрозе, которую представляют собой термоядерные ракеты – их огромная разрушительная сила, их относительно низкая стоимость, трудность защиты от них. Я писал о преступлениях сталинизма и о необходимости разоблачить их в полном объёме (в отличие от советской прессы я не стеснялся в выражениях), и о жизненной важности свободы мнений и демократии. Я подчеркнул ценность прогресса, но предупредил о необходимости существенных изменений во внешней политике.

– Текст у меня есть целиком, – сказал Михаил, – и, как только мы сделаем копии, я их вам раздам.

После того, как Михаил закончил, взялись за другую подпольную литературу. Когда закончили, Ярослав, недолго думая, живо поднялся.

– Лично мне пора на боковую! Наш образовательный вечер прошёл на славу, верно?

– Давайте встретимся через неделю, считая с завтрашнего дня плюс через час десять минут, – предложил Михаил, потому что они никогда не встречались в один и тот же день и час.

Один за другим выскальзывали наружу через секретный выход и расходились в разные стороны. Михаил уходил последним и осторожно запер за собой серую дверь. Ярослав его ждал.

– Хотел пожелать тебе всего хорошего, – сказал Ярослав, похлопав его по плечу, – и должен сказать, что ты в последнее время как-то осунулся.

– О, правда? Неужели возраст так быстро берёт своё?

– Ты ещё дитя! Но, говоря о возрасте, давненько ты не сидел у меня в кресле!

– Да, не сидел, – ответил Михаил, потирая щёку.

– Ну, трудно выглядеть молодым, если в зубах дупла, как в лесу. Давай, приходи ко мне поскорее!

– Хорошо, приду, – пообещал Михаил.

Ярослав помахал ему и весело направился своей дорогой.

* * *

Терри Себринг, генерал-майор военно-воздушных сил США, сидел за своим столом, поглядывая на телефон, пытаясь набраться смелости и позвонить. Раньше ему не составляло никакого труда поднять трубку, но просто этот звонок будет особенным.

Прикусил ноготь и посмотрел на аппарат. Стандартного образца, по таким в день делают миллионы звонков. С тех пор как Рейган сел в президентское кресло, звонки как-то перестали его радовать. Казалось, что с каждым днём давление на него становилось всё сильнее как служебное, так и личное, спасибо Оливеру Норту.

И спасибо его дочери. И той безумной карьере, которую она выбрала. Она заставила отправить её в Советский Союз. В Москву!

Это было совершенно безумной идеей. Хотя Алессия была не такого склада, чтобы следовать чужим советам. Выслушав её планы, Терри усадил дочь и изложил свою точку зрения, сложив ладони, как для молитвы, и тихонько крутя её кресло ногами. Советы были идеологическим, политическим и экономическим врагом Соединённых Штатов. Не выдержав соревнования с американцами, вся их система впала в коллапс. Зачем же ей шагать льву в пасть в такое непредсказуемое время?

Её ответ был прост. Она хочет быть шпионкой. Хочет разведать всё, что можно, и действовать, как доктор Живаго, – спровоцировать раскол, быть живой пропагандой. Он пытался втолковать ей, что нельзя попасть в коммунистическую страну, не поплатившись за это, но в ней говорил идеализм, ненависть к коммунизму у неё была в крови.

Алессия. Он посмотрел на фото на столе: вот она – его дочка в семь лет, облако белых кудряшек вокруг глупого личика, в руках садовый шланг, из которого она старательно наполняет водой его ботинки. На это фото он смотрит вот уже столько лет. Он невольно улыбнулся. Она так упрямо шла против правил с самого рождения. А теперь её упрямство заставит его взять трубку и сделать этот чёртов звонок, которого он так боится. Но сделать его надо.

Генерал поднял трубку и набрал номер, (который) записанный в своём блокноте. Послушал гудки. Ответила женщина:

– Кабинет мистера МакИчина.

– Генерал Себринг, – представился он. – Вооружённые Силы США. Мне нужно поговорить с Дугом.

– Одну минутку, пожалуйста.

Он ждал, пока секретарша поставила звонок на паузу. Начальник аналитического отдела по Советскому Союзу Дуг МакИчин работал в ЦРУ и знал Терри уже несколько десятков лет. Они обменивались информацией по самым разным делам и поддерживали хорошие профессиональные отношения.

В телефоне щёлкнуло.

– Дуг МакИчин.

– Это Терри.

– Себринг?

– Да.

– Что тебе нужно? У меня отчёт горит.

Генерал Себринг подался вперёд и шумно выдохнул.

– Я звоню насчёт Алессии.

– Опять?

Себринг проигнорировал вопрос.

– Она в Советском Союзе.

– Я знаю. Генерал, эту жизнь она выбрала сама.

– Поверь мне, я предостерегал, но её это только подстегнуло.

Было слышно, как МакИчин вздохнул.

– Есть девочки, которыми не покомандуешь. Моя дочь живёт в Венис-Бич со своим дружком-наркоторговцем. Я делаю вид, что ничего не знаю.

Себринг пристально изучал потолок своего кабинета.

– Вот именно. Она с матерью выводят меня из себя каждый день.

– Могу себе представить.

Повисла неловкая пауза, пока Себринг пытался подобрать слова. Слов не находилось. МакИчин нарушил молчание.

– Так что стряслось?

– Ну, – выдавил Себринг, – Пожалуй, я хотел узнать, какие превентивные меры можно предпринять.

– Я не знаю, Терри. Ты каждый раз будешь меня об этом просить, когда она на задании?

– Ты знаешь, о чём я думаю. На тот случай, если она там попадётся.

МакИчин снова вздохнул.

– Кремль необязательно станет играть по таким правилам.

– Сколько у нас под стражей?

– Трое.

– Что-то важное?

– Всё ещё пытаемся определить; но, думаю, да, важное.

– Слушай, Дуг, – сказал Себринг, – я просто думаю наперёд, на всякий случай. В конце концов, ничего ведь не случилось. Я просто навожу справки.

– А звучит так, будто ты себе выбиваешь страховой полис.

Себринг взмахнул рукой.

– Я её отец. Ты же не станешь меня винить за то, что я пытаюсь защитить свою дочь.

– Нет, не могу, – ответил МакИчин.

– Как твоя жена?

– Она ушла от меня.

Себринг поморщился, как от боли. Он это знал.

– Дуг, мне жаль. Это ужасно.

МакИчин тут же ответил:

– Да нет, на самом деле. Все штампы про несчастливый брак – это правда. Я за то, чтобы ввести ограничения на институт брака лет этак на семь. У немцев есть какое-то словечко на эту тему.

Себринг улыбнулся.

– Буду ждать от тебя полный отчёт о холостяцкой жизни к нашей следующей встрече.

– Ты его получишь.

– Как бы то ни было, я хотя бы знаю, что в случае чего у нас есть кем откупиться.

– Да, есть. Постарайся не волноваться, ладно?

Они разъединились. Себринг сидел, разглядывая телефон ещё с минуту и думал. Он искренне надеялся, что ему не придётся разговаривать с МакИчином насчёт Алессии ещё раз. Но, как он сказал, у них арестованы трое.