Loe raamatut: «Остров гноллей»

Font:

1. Скамейка запасных

Петер был не самым высоким мальчиком в классе. По правде говоря, он уступал в росте всем остальным, и некоторые из взрослых, впервые его увидев, даже думали, что он учится не в пятом «Д», а ещё только в третьем. Какое-то время он переживал по этому поводу, потому что, когда ты живёшь в такой стране, как Дания, тебя окружают сплошные верзилы и дылды и тебе не хочется дышать им в пупок, когда вырастешь. Петер перенял это выражение у папы, а папа, наверное, у своего папы, то есть у дедушки Петера. А тот, в свою очередь, у своего папы, то есть прадедушки Петера, и так далее. Никому и никогда не хотелось дышать кому-то в пупок – такой вывод сделал для себя Петер.

Для многих пупок – это не главное, для них основная неприятность при невысоком росте заключается в том, что тебя не пускают на разные аттракционы в парке аттракционов. Но для Петера это совершенно не было проблемой, потому что он терпеть не мог аттракционы, на которых людей переворачивали кверху ногами, болтали, трясли и подкидывали на чудовищную высоту с единственной целью – извлечь из них наружу съеденное за день. Если родители приводили Петера и его младшего брата Себастьяна в парк Тиволи, то Петер просто мирно катался в волшебном чемоданчике, возившем по сказкам Андерсена, или бросал тряпичными мячами по железным банкам.

Там всегда можно было выиграть какой-нибудь приз, и эти призы валялись в семье Шёнебек (я забыл сказать, что фамилия Петера была Шёнебек) по всем комнатам. Больше всего Петеру нравилась большая резиновая змея, потому что мама, наступив на неё, страшно пугалась и довольно истошно и пронзительно кричала. Да и парочка чёрных резиновых пауков была очень даже недурна. Петер иногда брал их в кровать, когда шёл спать. Пауков звали Микки и Маус. Петер любил играть с ними и даже делал им настоящую паутину из ниток. Жаль, что живых пауков родители не разрешали приносить домой, и Петер со своим другом Лукасом ограничились тем, что устроили за школой гостиницу для насекомых, где у них жили разные жуки, жужелицы и муравьи. Было чертовски интересно кормить их и наблюдать за ними. Они всегда куда-то сосредоточенно спешили, семенили своими крошечными лапками без устали, и друзья ни разу не видели, чтобы кто-то из постояльцев их гостиницы отдыхал. «Они вообще спят когда-нибудь?» – спросил Петер Лукаса, но тот только плечами пожал. Кто знает, что в голове у этих букашек!

Но больше всего Петер любил не насекомых, и не парк Тиволи, и уж тем более, как вы и сами уже догадались, не школу, хотя в школе тоже случались удачные дни, когда им давали конфеты или водили в кино. Больше всего Петер Шёнебек любил играть в боулинг.

Если вы ещё не пробовали играть в эту игру, то многое потеряли. Ты берёшь гладкий шар с отверстиями для пальцев и запускаешь его по длинной дорожке с двумя канавами по бокам в сторону выставленных в конце этой дорожки кеглей. Нужно эти кегли сбить. И чем раньше, тем лучше. Лучше всего первым же ударом. Тогда это называется «страйк», и к твоей следующей попытке приплюсовывается куча очков. Петеру ужасно нравилось играть в боулинг, ведь там неважно, какого ты роста. Неважно, сильный ли ты. Быстрый ли. Эта игра не требовала потной спешки и агрессии. Он брал шар в руку, ощущал его приятный вес и целиком сосредотачивался на том, чтобы не дать ему сбиться с намеченного пути и свалиться в канаву. Иногда Петеру снились кошмары: как его шар медленно отклоняется влево или вправо и неминуемо вот-вот окажется в канаве. Ноль очков! Тут Петер всегда просыпался. Раньше, чем бросок был загублен.

Петер играл хорошо, но это его не радовало, потому что хорошо играли очень многие. А некоторые играли замечательно. Потрясающе. Это было круто – то, как они играли. Например, Бертрам из пятого «А». Бертрам был капитаном их школьной команды и всегда держал Петера на скамейке, объясняя это тем, что Петер набирает мало очков. Но Петер терпеливо приезжал на все соревнования, в надежде на то, что рано или поздно Бертрам всё-таки даст ему шанс сыграть, потому что нельзя же говорить, что ты приносишь команде мало очков, если ты не сыграл за неё ни одного матча! Петеру просто не дали ни единого шанса доказать, что он может быть полезен.

В пятницу Петер в очередной раз надел шлем, сел на свой горный велик и, несмотря на дождь, поехал на соревнования. И в очередной раз просидел всю игру на скамейке запасных. В этот раз в полном одиночестве, потому что обычно компанию ему составляли девочки, приходившие поболеть за «Медуз» – так почему-то называлась их команда, – но в этот раз из-за дождя все остались дома.

«Медузы» продули с оглушительным счётом «Тиграм», что, в общем-то, неудивительно, если задуматься о том, кто медузы и кто тигры в реальном мире, и Петер забрался на велосипед с единственной утешительной мыслью в голове: завтра суббота, а это значит – никакой школы, и с утра можно будет поспать подольше, если Себ не вскочит чуть свет и не начнёт крутить музыкальные клипы на планшете. Папа всякий раз с вечера прятал этот гаджет, и всякий раз проснувшийся утром Себ без труда его находил. Такое впечатление, что в прошлой жизни Себ был собакой-ищейкой. Себ – это сокращённый вариант имени Себастьян, ведь никому не придёт в голову ломать себе язык и миллион раз за жизнь называть своего брата Себастьяном только потому, что такое длинное и несуразное имя приглянулось родителям. Вытирая рукавом мокрое от дождя лицо, Петер решил, что сегодня он собственноручно спрячет планшет от брата, и даже если тот в прошлой жизни был доберманом-пинчером, планшет ему не найти.

Петер улыбнулся этой мысли и даже на секунду от удовольствия закрыл глаза, представляя себе, как Себ роется по всей квартире в безуспешных поисках. И за эту предательскую секунду жизнь Петера изменилась самым катастрофическим образом и потекла совсем не в ту сторону, в какую текла раньше. Это всегда происходит с жизнью человека за считаные секунды, иногда даже быстрее, и к этому невозможно привыкнуть или как-то предварительно натренироваться. Ты только что жил одной жизнью, счастливой или не очень, и тут вдруг бац, – и её уже сменила другая. И бессмысленно огорчаться и причитать, что новая жизнь хуже старой. Ведь ты сам всему виной. Это ты не ценил ту старую жизнь, считал, что хуже её нет и быть не может, был уверен, что твои родители самые вредные и строгие, а твои пирожные не такие вкусные, как у приятелей по классу. Ну вот, получи результат. Твоя жизнь изменилась самым крутым образом, а ты уже потерял равновесие и летишь кубарем в канаву вместе с великом. Точнее говоря, не ты, а Петер. Это Петер не справился с мокрой от дождя дорогой и кубарем полетел в канаву. И с этого момента его жизнь стала частью истории. Истории про гноллей и загадочный остров, на который можно попасть только в полночь и только если у тебя есть камень-пропуск. Тогда открывается невидимый коридор во времени и пространстве, и гнолли покидают остров, перебираясь в наш мир. Они делают это, потому что больше всего на свете любят золото. И чтобы добыть его, они готовы на всё.

2. Неожиданная находка

Петеру и раньше приходилось падать с велосипеда, например, когда он пытался ехать без рук, чтобы впечатлить девчонок, делавших вид, что не обращают на него никакого внимания. Точнее говоря, одну девчонку. Её звали… Нет, ещё рано, она появится в этой книге чуть позже. Или когда он катался на велике по площадке, предназначенной для скейтбордов. Хотя там так и было написано: «Только для скейтбордов!» – и ещё были нарисованы самокат и велосипед, перечёркнутые красным крестом. Наверное, для тех, кто не умеет или ленится читать. То есть как раз для Петера. Но он всё равно решил, что особого вреда не будет, если он пару раз прокатится здесь на велике. Он же не собирался ездить тут с утра до вечера и давить скейтбордистов. Просто хотел разогнаться разок-другой, сделать пару трюков, которые в принципе безвредны. «Что может быть безобиднее езды на велосипеде на площадке для скейтбордов?» – так думал Петер до поры до времени, то есть до того момента, когда убедился в обратном.

В общем, упасть с велосипеда – дело нехитрое. Поэтому так важно ездить в шлеме. Голова у человека всё-таки не шар для боулинга, она не такая крепкая, и не стоит ею биться обо что попало, иначе можно заработать сотрясение мозга. Петер не хотел сотрясать свой мозг и всегда ездил в шлеме. И даже когда он в прошлом году потерял свой шлем, он тут же тихонько взял папин, а папа, для которого все шлемы выглядели одинаково, решил, что это он сам где-то оставил свой шлем, и купил себе новый. Так, конечно, делать нехорошо, но уж очень сложно иногда бывает объяснить родителям, что ты не хотел терять ту или иную вещь и сделал это совершенно не нарочно. Разговор быстро заходит в тупик, потому что, когда ты сделал что-то не нарочно, очень трудно ответить на вопрос, зачем ты это сделал. Потому что не нарочно, в общем-то, и означает «низачем». Но родители этого не понимают.

Короче говоря, Петер на секунду закрыл глаза, хотя делать этого никогда не следует, если едешь на машине, скачешь на лошади или, как в данном конкретном случае, гонишь изо всех сил на велосипеде, потому что обещал родителям вернуться к шести, а уже полседьмого, и от папы пришло несколько эсэмэсок. Папа интересовался, куда запропастился его сын Петер.

И в эту самую предательскую секунду, пока глаза Петера были закрыты, он зацепился педалью за поребрик и полетел в канаву. Надо сказать, что канав в Копенгагене не так много, надо ещё поискать такое место, чтобы была канава, а не вполне приличная обочина. Но соревнования по боулингу проходили в припортовой зоне, потому что там дешёвая аренда и всякие компании устраивают в этом месте площадки, лазалки и, например, боулинг. Так что здесь довольно мрачно, и почти нет деревьев, и магазинов никаких нет, и людей. Тут очень пустынно, потому что сюда ходит один-единственный автобус, и то нечасто. Да и что тут делать обычным людям, если они, конечно, не приезжают играть в боулинг? Смотреть на ангары? Иногда, правда, здесь попадаются любопытные штуки. Например, пару месяцев назад Петер обнаружил недалеко от дороги выброшенное кем-то пианино. Оно было совершенно расстроено, но Петер всё равно сыграл начало композиции Кима Ларсена «Посреди ночи». Оно совсем несложно играется, это начало, а Петер всё-таки уже третий год занимался на фортепьяно и даже пару вещей умел играть двумя руками. И ноты уже выучил почти все. Правда, только в скрипичном ключе, а мама утверждала, что есть ещё басовый, и там другие ноты, и их тоже придётся учить.

Слава богу, для того чтобы сыграть начало «Посреди ночи», никакой басовый ключ не нужен. Так что Петер без проблем сыграл его пять или шесть раз, чтобы выброшенное пианино не чувствовало себя одиноко. Это классная песня – «Посреди ночи». Там какие-то ребята залезли в чужую квартиру, наверное, чтобы её обокрасть, а тут приехала полиция, вломилась туда, и один из ребят выпрыгнул из окна и разбился насмерть. Это была очень грустная песня. Грустная, но красивая. Маме Петера она не нравилась, точнее говоря, ей не нравилась не сама песня, а её содержание. Музыка там очень ей даже нравилась. Но мама считала, что Петеру и Себастьяну ещё рано слушать песни про подозрительных ребят, которые занимаются воровством. А папа был другого мнения и сказал, что это очень даже полезно: узнать в этом возрасте, что ничем хорошим воровство не заканчивается. Приходит полиция, ты выпрыгиваешь чёрт знает с какого этажа и разбиваешься насмерть. Узнав такое вовремя, ты навряд ли пойдёшь по этой сомнительной дорожке. Так считал папа. И Петер был с ним согласен.

Так вот, именно здесь, рядом с портом, канавы присутствовали, и в одну из них кубарем покатился Петер и с силой ударился шлемом о здоровый и твёрдый камень. Если бы не шлем, он бы разбил об этот камень голову, а так голова осталась цела, как, впрочем, и руки-ноги. Петер с лёгким стоном ощупал себя, пошевелил руками. Кажется, он ничего не сломал и даже ничего не вывихнул, в отличие от того случая на площадке для скейтбордов, когда он сломал руку, да ещё в двух местах. Правда, левую, она ему не очень-то была и нужна: он пишет правой, и ест правой, и на планшете играет в основном правой. Единственная проблема заключалась в том, что он не мог какое-то время ездить на велосипеде, и папа отвозил его в школу на багажнике, по пути на работу. Со стороны это наверняка выглядело ужасно, и Петеру было невероятно стыдно. Настолько стыдно, что он решил впредь не ломать рук.

И теперь он в первую очередь проверил, всё ли в порядке с руками. Болело плечо, но не критично. Он просто сильно ударился им во время падения. Петер поднялся на ноги и наклонился к этому дурацкому камню, чтобы зашвырнуть его куда подальше. И вдруг застыл в удивлении. Потому что камень вовсе не был камнем. Теперь Петер ясно видел это в свете фонаря. Он только по форме напоминал большой булыжник. А на самом деле, наклонившись над ним, Петер увидел, что для булыжника он слишком круглый и слишком гладкий. И в общем-то, слишком красивый. Булыжники никогда не бывают такими красивыми. Во всяком случае, Петер никогда таких не видел. Он ударился головой не о камень, а о великолепный, чёрный с золотой полосой, шар для боулинга.

3. Ледяное имя

Её звали Изольда. Девочку, которую Петер хотел поразить велосипедными трюками. Она была очень красивая и очень была непохожа на остальных девочек в их классе. У неё были тёмные густые волосы, кожа светло-шоколадного цвета и чёрные как ночь глаза, смотревшие всегда с каким-то вызовом, – во всяком случае, Петеру так казалось. Мальчишки, когда хотели подразнить или позлить Изольду, называли её «пиратка». Всё потому, что мама у неё была из Пуэрто-Рико, а родилась Изольда в городе с экзотическим названием Сан-Хуан. Она как-то рассказывала на уроке про свою семью и сказала, что Сан-Хуан – почти самый старый город в Южной и Северной Америке, основанный европейцами. Старше только Санто-Доминго в Доминиканской республике. Никто не знал, что такое Доминиканская республика, да и где находится эта загадочная страна Пуэрто-Рико, тоже никто себе не представлял, хотя Метте, их учительница, пыталась показать Пуэрто-Рико на карте. В итоге она отчаялась и спросила, смотрел ли кто-то из них фильм «Пираты Карибского моря». Этот вопрос встретил уже больше понимания со стороны учеников, особенно мальчиков. Так вот, продолжила Метте, Пуэрто-Рико находится в этом самом Карибском море. И посмотрела на Изольду. Та важно кивнула. И с того момента получила прозвище «пиратка».

У Петера с Изольдой были натянутые отношения. Она ему нравилась, но он боялся это показать и, наоборот, иногда присоединялся к другим мальчишкам, когда они её дразнили. Он даже проявил некоторое рвение и изобретательность и придумал свою собственную дразнилку. Подходил к Изольде и спрашивал, из чего у неё сделано имя. И когда она вопросительно на него смотрела, заходился неестественным смехом, тыкал в неё пальцем и выговаривал её имя с паузой посередине: Изо… льда. «Изо льда у тебя имя, понятно?» – добавлял Петер и снова натужно смеялся, а Изольда отворачивалась и уходила. И в её взгляде было что-то недоброе. Петер даже подозревал, что это из-за неё Бертрам держит его на скамейке запасных и не даёт играть, потому что Бертрам с Изольдой были закадычными друзьями. Они вместе собирали бутылки и банки, сдавали их и на вырученные деньги покупали пиццу и бабл-ти.

Так вышло, что не только Бертрам и Изольда, но и все остальные ребята в классе, включая самого Петера, покупали этот бабл-ти несколько раз в неделю и просто жить без него не могли. Просто помешались на нём. Бабл-ти – это такой чай. Собственно, слово «ти» и означает по-английски «чай». Только, чтобы было вкуснее, в него добавляют фруктовый сироп и шарики, которые можно раскусывать, и внутри они тоже вкусные. Их делают из тапиоки. А тапиоку получают из корней маниока. А маниок – это такой экзотический овощ, похожий на… Неважно на что. В общем, это был довольно экзотический напиток, и раскусывать шарики всем ужасно нравилось.

Так вот, пару месяцев назад поддразнивание Петера закончилось довольно печально, хотя надо признать, что Петеру и Изольде ещё повезло, потому что всё могло закончиться гораздо трагичнее. А виноват во всём был паук. Точнее говоря, не паук, то есть он, конечно, из семейства пауков, но не такой паучный паук, как большинство пауков. Ну… он не мохнатый, и не сидит на своей паутине, и вообще довольно безвредный. Но лапки у него очень длинные и неприятные на вид, стоит это признать. Называется он «сенокосец». Девчонки его очень боятся и даже визжат от одного его вида, хотя он безобидный и не кусается.

Петер поймал такого сенокосца и погнался с ним за Изольдой, даже не для того, чтобы послушать, как она визжит, потому что она, хоть и была перепугана, удирала молча, а для того, чтобы как-то привлечь к себе её внимание, раз уж она не реагирует на дразнилки про своё имя. Они выскочили из здания школы на улицу, и Изольда, не посмотрев толком по сторонам, бросилась через дорогу.

Водитель синего «пежо» успел затормозить, но всё же поддал Изольду бампером, так что она упала на асфальт и ободрала локоть в кровь. Дальше Петер помнил всё довольно смутно: от испуга его память перестала фиксировать происходящее. Ему казалось, что теперь его непременно посадят в тюрьму, потому что приехали полицейские и Петера с Изольдой и Бертрамом, который выступал в качестве свидетеля, бросая на Петера недобрые взгляды, отвезли в ближайший участок полиции. Там Изольду осмотрел врач и, к счастью, не обнаружил у неё никаких травм или повреждений. Потом им задали несколько вопросов: зачем, дескать, они носятся по проезжей части, вместо того чтобы играть на продлёнке в своём замечательном клубе, где чего только нет, – и отпустили.

На ступеньках полицейского участка Бертрам хлопнул Петера по плечу и сказал: «Ну ты и придурок!»

А Изольда посмотрела на него молча, и в её взгляде было что-то тревожное и неприятное. В нём не было злости, скорее, в нём затаилось решительное желание отомстить. С того дня Петер избегал встречаться с ней взглядами и больше ни разу не смеялся над её именем.

4. Такие разные братья

Вся эта история стремительно пронеслась в голове Петера, когда он склонился над шаром для боулинга и взял его в руки. Он подумал, что теперь, когда у него свой собственный шар, да ещё такой крутой, чёрный с золотой полосой, он наконец попадёт в основной состав и сможет всем, а главное – Изольде, доказать, что играет не хуже остальных. Или он, может быть, подарит ей этот шар, и тогда она простит его за тот случай с сенокосцем…

Хотя расставаться с чудесным образом найденным шаром Петеру не хотелось. Его словно специально сделали для Петера: пальцы идеально помещались в отверстия, и вес был что надо, хотя на шаре и не было написано, сколько в нём килограммов. Это было странно: обычно на всех шарах написан их вес, чтобы можно было быстро выбрать подходящий. «Ну, не написано – и не написано», – рассудил Петер. Так даже лучше, индивидуальнее. Ни у кого не было такого шара, даже у Бертрама.

Петер подумал, что надо будет как можно быстрее его испробовать. Завтра суббота, и папа, наверное, согласится дать Петеру с Себом денег на боулинг. В субботу до обеда это не так дорого, и, скорее всего, папу удастся уломать, если, конечно, Себ поможет. Он не очень-то большой любитель боулинга и может начать канючить, чтобы его отвели на детскую площадку или в кино. Или в книжный магазин.

Вот уж чего Петер никак не мог понять, так это какое удовольствие находит Себ в чтении книг. Брат всё время сидел или лежал с книжкой. Часть из них он приносил из школьной библиотеки, какие-то папа брал ему в библиотеке районной, и в придачу к этому они с папой ещё ходили в книжный магазин, где Себ выбирал себе какую-нибудь новинку. Для Петера это было непостижимо, поскольку сам он чтение воспринимал исключительно как наказание и соглашался что-то прочесть только в обмен на разрешение поиграть в компьютерные игры на планшете.

Из компьютерных игр больше всего он любил «Фифу». Это такой футбольный симулятор, где нужно было собирать команду, покупать и продавать игроков, а потом играть этой командой и выигрывать монеты, на которые можно было купить ещё более дорогих игроков или потренировать уже имевшихся в составе. Петер мог играть в «Фифу» часами, но мама запрещала делать это так долго, и Петер зарабатывал себе минуты игры на планшете чтением. Три прочитанные страницы давали ему пятнадцать минут игры. Так что иногда ему удавалось прочесть даже небольшую книжку. Тоненькую. Толстые он никогда не брал в руки и вообще отбирал книжки только по толщине. Какое в них содержание, его в принципе не интересовало.

По вечерам у них с Себом порой вспыхивал конфликт, потому что брат долго читал перед сном, особенно когда на следующий день не нужно было идти в школу, а Петеру мешал свет настольной лампы, которую включал Себ. Тогда родители купили небольшую лампочку на гибкой ножке: её можно было брать в кровать и направлять свет прямо в книжку. Но мрак в комнате всё равно сменялся полумраком, и Петеру это мешало. Тогда он молча вставал и выключал Себу свет, а тот начинал плакать и, призывая на помощь родителей, бежал в гостиную, где они смотрели очередной скучный фильм, в котором никто ни в кого не стрелял и ничего не взрывалось. Папа приходил и включал свет, объясняя Петеру, что читать – полезно и нельзя лишать брата чтения, если оно доставляет ему такое удовольствие. Потом папа уходил, Петер снова выключал свет, и ревущий Себ опять бежал к родителям, прерывая просмотр фильма, и папа появлялся в их комнате уже более сердитым, и так иногда они выдерживали три-четыре раунда, после чего Петер сдавался, потому что становилось понятно, чем закончится следующий приход оторванного от просмотра фильма папы.

Петер решил, что сегодня он не будет мешать брату читать и даже поинтересуется у него, о чём книжка, которую тот читает. Нужно заручиться его поддержкой на тот случай, если папе придёт в голову, что боулинг – довольно дорогое развлечение. Или что они могут простудиться, вымокнув на велосипедах под дождём, поскольку машины у них не было. Петер и не хотел машину: во-первых, его в машинах мутило, и родителям приходилось давать ему за час до поездки специальную таблеточку, если они брали машину напрокат. Во-вторых, он не хотел никого задавить, а то едешь себе по городу, не нарушаешь никаких правил, а тут какая-нибудь глупая девчонка выскакивает на дорогу только из-за того, что она не в состоянии отличить сенокосца от паука. Так вот собьёшь какую-нибудь дуру и проведёшь остаток жизни в тюрьме. Лучше уж велосипед. На велосипеде вряд ли кого-то задавишь, а если и падаешь с него иногда в канаву, то шлем защищает твою черепушку. Петер ласково похлопал по шлему на своей голове, потом по найденному шару для боулинга и быстрым шагом направился к велосипеду.