* * *
Ерфу фан Гассан, по прозвищу Мясник, хитро улыбался, покачиваясь в седле и исподлобья осматривая вверенное ему небольшое, но пёстрое воинство. Его новое задание обещало стать весьма увлекательным приключением.
Да, называть предстоящее истребление собравшихся у Древа Очищения голодранцев каким-то серьёзным и пафосным выражением казалось нелепым. Лёгкая прогулка, весёлое времяпрепровождение, развлечение – не иначе.
Пускай из-за святости места инструментарий у войска имелся весьма ограниченный, но извести толпу голодранцев они точно сумеют играючи. Есть множество способов испортить другим людям жизнь, даже не прибегая к прямому насилию. Ератофанцы и оноишры изведут последних беженцев Гилии так, что те сами будут рады умереть или убраться в Рафаирафию. Ерфу фан Гассан заранее решил для себя, что постарается растянуть удовольствие, насладиться в полной мере игрой на человеческих нервах.
– Заодно поболтаем, – бурчал себе под нос живорез, аккуратно поглаживая пальцами с длинными ногтями свою козлиную бородку. Волосы на подбородке показались ему жидковатыми, видать, он стареет.
Благодаря присутствию в войске изрядного числа оноишров, у живореза наконец-то появилась возможность побеседовать с гиликами. Пускай через переводчиков, но такое общение было всё равно существенно многограннее мимики и скудного языка жестов. Ерфу фан Гассан уже использовал предоставленные возможности более тесного взаимодействия при пытках нескольких пойманных в лесах гиликов. Ему весьма понравилось то, что говорили его жертвы. Они испытывали действительно невыносимую боль.
– Говорят, у Древа Отчаяния обосновался какой-то пророк, – почти без акцента проговорил на ератофанском Амино Даме, темнокожий помощник Ерфу фан Гассана.
Мясник ухмыльнулся, видал он этих пророков. В Ератофании с любыми, отличающимися от официальной, трактовками Учения разбирались быстро и жёстко. Истина может быть только одна, и монополия на неё принадлежит архонту Ератофасу, всё остальное – богохульная ересь! Нескольких таких вот «пророков» живорез разодрал на части своими руками. Визжали они точно так же, как все обычные смертные. Не помогла им их лживая вера.
– Есть лишь Вадабаоф – истинный и единоличный творец всего сущего! Есть преданные ему архонты Ератофас с Оноишром. Есть два праведных народа и есть Учение, которое всячески искажают неверные. Все, посягнувшие на истину, должны быть наказаны! Пророк тот мужчина или сам высший демон, но если то, что он говорит, не соответствует официальной трактовке Учения, его следует разорвать на части, чтобы все увидели его суть. Убедились, что это просто возомнивший о себе невесть что кусок мяса. С этим Сидсусом будет покончено, не сомневайся, Амино.
Темнокожий оноишр, как всегда, смиренно склонил свою кучерявую голову в знак согласия. Послушный компаньон живореза. Или по крайней мере, умело таковым притворяющийся. Ерфу фан Гассан знал, что не следует недооценивать своего помощника и уж тем паче говорить при нём лишнего. Почти наверняка тот докладывает все слова Мясника высшим руководителям Оноишраста.
Но есть вещи, которые Ерфу фан Гассан никогда не пытался и даже не думал скрывать:
– Мы очистим мир от неверных! Заставим страдать всех, кто не следует заветам из Святого Учения! И нет таких обстоятельств и силы, которые могли бы отвратить наше возмездие.
Глава 3. Отпрыски
Есть два вида одиночества. Для одного одиночество – это бегство больного, для другого – бегство от больных.
Фридрих Ницше
Не поддаться воздействию мелодии было трудно, но Машиар Йот удерживал ясность создания, покуда последние из последователей мессии наконец не заснули.
Чудесная мелодия. Такая простая, но в то же время настолько глубокая… Чистый звук как будто играл на струнах души, унося её за собой в бесконечность. Не будь Машиар тем, кто он есть, то непременно подался бы чарам.
Но ясновидец никогда не был простым человеком, хотя он с радостью предпочёл бы своим сверхспособностям бесхитростную жизнь обывателя. Счастье, оно в маленьких повседневных радостях, а не во власти, знании или силе. Машиар Йот отчасти слукавил, когда сказал Дицуде, что даже одна тысячная часть даваемой истинным знанием свободы перевешивает все прелести женщин. Нет, абсолютная свобода перевешивает действительно всё, но вот знание само по себе скорее множит печали.
Задумавшись, Машиар не сразу заметил, что мелодия стихла. Едва уловимый шелест шагов оповестил его о приближении Рисхарта. Если бы пророк слегка не прихрамывал, то слепец мог поклясться, что никогда не услышал бы поступи этого человека. Последний Мессия присел рядом со слепым человеком, облокотившись спиной на корень гигантского дерева.
– Почему ты пытался отказаться от своего дара, брат? Неужели ты надеялся отречься от своего предназначения?
Слепец сглотнул ком в горле. Пускай он был ясновидцем, но даже Машиар не понимал до конца слов пророка:
– Если ты имеешь в виду мои глаза…
– Конечно, – не дал договорить ему Рисхарт. – Зачем ты их выдрал, обрекая себя на мучения? Я говорю сейчас не о чужих органах зрения, а о твоих собственных. Ты не мог принять будущего? Но ты ведь знаешь, что оно неизбежно.
Машиар невольно провёл дрожащими руками по пустым глазным впадинам. Рисхарт Сидсус растормошил переживания, всегда доставлявшие ему страшную боль.
– Я… я…
– Чего ты так испугался? Конца? Начала? Начала конца или конца окончательного?
Ясновидец, наверное, расплакался бы. Имейся у него глаза, способные лить горькие слёзы.
– Это было невыносимо. Невыносимо, Рисхарт! Они все, – Машиар обвёл рукой воображаемые толпы людей, – все куклы. Все мёртвые! И внутри, и снаружи. Я говорил с ними и видел, что передо мной стоит гниющая плоть. Я смотрел на них и видел, что все их усилия тщетны, стремленья бессмысленны. Ходящее мясо, звенящая пустота… Я видел одни жалкие оболочки, я не видел никакого смысла, ни малейшей надежды! И это продолжалось годами… Я не мог помочь никому. Да что там, я не был способен наполнить даже собственную жизнь ничем стоящим! Всё видеть, всё знать… и быть не в силах ничего изменить, исправить ошибку Демиурга. Я надеялся обрести незнание. Я хотел стать нормальным…
Последний Мессия опустил на плечо Машиара свою тёплую руку. Ясновидец вновь поразился мощнейшей ауре, исходившей от…
– Мы не рождены быть обычными, простыми, нормальными, – сказал Рисхарт. – Ибо явились в сей мир не для радости, а с вполне чёткой целью. Дать людям знание, разрушить иллюзию, завершить, наконец, затянувшийся Цикл.
Машиар Йот закричал на пророка:
– Но тогда почему? Почему мы родились людьми со всеми их слабостями? Неужели Прозревший Архонт не мог использовать свою силу и авторитет напрямую?
Они замолчали. Два отпрыска давно вырвавшегося за пределы Плеромии полубога. Два отблеска великой души. Два существа, которых и людьми-то было назвать сложно, хотя они и родились от простых смертных женщин.
– Сколько нас таких, Рисхарт? – уже спокойнее спросил Машиар. – Сколько потомков оставил Абракс, чтобы нести людям истину? И есть ли хоть кто-то, кроме тебя, кто полностью принял на себя эту ношу?
Абракс. Так звали, согласно Учению, старшего архонта, оставленного Вадабаофом в качестве наблюдателя и верховного судьи над остальными полубогами. Архонт-полузмей – самый могущественный и мудрый владыка смертных, пускай и без собственного великого княжества. Он давно исчез, а Первый Храм, построенный в его славу, разрушился, но отголоски его малоизвестных деяний сотрясали прогнивший мирок до сих пор.
– Люди охотно поклоняются богам и полубогам, но вот подражать их примеру, как правило, не спешат, – Рисхарт Сидсус начал с ответа на первый вопрос распереживавшегося брата по духу. – Смертным нужен пример другого смертного, не архонта. Абракс оставил горстке избранных знание и потомков, всё остальное зависит только от нас. Ты же понимаешь, обрести настоящую свободу можно только по собственной воле.
Ясновидец кивнул. За годы скитаний и страданий он действительно понял многое. Впрочем, такое понимание обычно мало что значит. Важны действия, а не умозаключения, пускай даже самые правильные и высокие. А вот с принятием своего предназначения и поступками у Машиара Йота как раз всегда были проблемы.
– Нас не так много, но не так уж и мало. Как минимум около дюжины, включая тебя и меня, – продолжил свой ответ Рисхарт. – К сожалению, кроме Глариэло Глариэля, я не слышал ни о ком, кто решился бы в открытую нести людям истину. Надо сказать, что Глариэль выбрал сложный, но оказавшийся весьма эффективным, способ нести знания через науку. Его откровения пошатнули основы мировоззрения десятков тысяч людей, подготовили почву для моих проповедей.
Машиару вдруг стало стыдно. А что сделал он сам ради разоблачения великой иллюзии? Так, очень осторожно и косвенно готовил мир к приходу Последнего Мессии.
– Последний. Возможно, я и правда последний отпрыск Абракса, который открыто несёт людям истину. Остальные пытаются от своей судьбы убежать, – Рисхарт Сидсус печально вздохнул. – Увы, от своего предназначения можно при очень большом желании отказаться, но нельзя после этого быть счастливым. Нельзя стать простым, обычным, нормальным. Если ты тушишь горящую в душе искру, то ты тушишь в конечном счёте и свою жизнь.
Последний Мессия крепче сжал плечо Машиара:
– Отрекаться от своего предназначения, значит, страдать. Причём страдать вечно.
* * *
– Разведчики говорят, что под сенью Древа Отчаяния нашли приют около полутысячи человек, – докладывал Амино Даме ситуацию живорезу. – В основном голодранцы, но есть пара десятков вполне приличных людей. Надо сказать, что этот пророк произвёл на наш конный разъезд довольно сильное впечатление…
Ерфу фан Гассан презрительно хмыкнул. Ишь, какими впечатлительными оказались разведчики! Лжепророков никогда не видали.
– Одет во всё белое, слегка прихрамывает, но в целом выглядит словно принц из какой-нибудь наивной сказки для девочек, – продолжил оноишр описание Рисхарта Сидсуса. – Голос поставленный, несёт абсолютную ересь, но с таким уверенным видом, будто это чистейшая правда.
Ну здесь для Мясника как раз таки не было ничего удивительного. Умелые мошенники всегда уделяют много внимания своей внешности, их слова звучат крайне убедительно, а уверенность в себе кажется совершенно незыблемой.
Но ровно до тех пор, пока таких жуликов не начнут медленно разрезать на кусочки…
– Пьют и умываются из текущей рядом речушки. Надо будет возвести плотину или изменить русло – делов на один-два дня работы.
Ерфу фан Гассан кивнул, соглашаясь с предложением темнокожего психика:
– Хорошая мысль. Лишить их питья и еды, и через несколько дней завоют, как волки.
Амино Даме продолжил:
– А вот с питанием всё куда интереснее. Неверные едят на обед плоды Древа и, похоже, не спешат расставаться с рассудком. Выглядит очень странно, обычно эффект запретных плодов проявляется очень быстро.
Мясник тоже пожал плечами в недоумении. Согласно представлениям ератофанцев, плоды Древа Очищения могли безболезненно вкушать только праведники. Фрукты стирали воспоминания о грехах, но для неверных вся жизнь была одним сплошным грехопадением, потому-то они и теряли рассудок.
– После разглагольствований Сидсуса и странного обеда, еретики часами неподвижно сидят, всматриваясь в одну им видимую ерунду. Вечером лжепророк начинает играть на флейте мелодию, от которой все засыпают. Судя по всему, какая-то нечестивая магия сродни чародейству пневматиков. Даже наши разведчики не смогли противостоять её воздействию и уснули. Надо будет попробовать затыкать уши воском.
Ерфу фан Гассан задумчиво разгладил ногтями бородку. Да, возможно, приключение и в самом деле получится увлекательным, вот только вряд ли оно станет лёгким.
– Следует разузнать об этом человеке как можно больше. Постарайтесь до нашего прибытия подловить языка среди последователей лжепророка. Уговорами, подкупами, запугиваниями – совершенно неважно. Такой мутный ересиарх не мог возникнуть из ниоткуда, даже в насквозь прогнившей Гилии. У меня есть нехорошее предчувствие, что за ним может стоять кто-нибудь из архонтов.
Темнокожий помощник внимательно посмотрел на Мясника своими выразительными карими глазками:
– Архонтов? Ну, это навряд ли. Хотя… это бы действительно многое объясняло.
– Вмешательство полубогов всегда многое объясняет, – кивнул ему Ерфу фан Гассан. – Ведь Плеромия принадлежит именно им.
Глава 4. Не-Меч
И у нас, ребята, будут наши победы. Главное, чтобы они были не с оружием в руках.
Юрий Никулин
Дицуда резко встал, вытянул шею, пытаясь разглядеть крайне подозрительных типов. Те с самого утра мельтешили за спинами столпившихся у Древа Незнания последователей антипророка, полностью поглощённых нравоучительной лекцией. Рука инквизитора невольно легла на рукоять Не-Меча, хотя Дицуда знал, что проливать кровь под сенью священного дерева – страшный грех.
Новоприбывшие вели себя крайне нагло, приставая к спокойным гиликам. По цвету кожи в незваных гостях без труда угадывались граждане Оноишраста, говорили они тоже с ярко выраженным южным акцентом. Дицуда подобрался ближе к краю поляны, чтобы выяснить намерения нежеланных гостей и спровадить их восвояси.
– Слышь, тебе говорю, дядя! Давай выйдем поговорим, дело есть.
Незнакомцы навязчиво предлагали беженцам пройтись, поговорить, даже выпить. Демонстрировали, что у них есть еда и спиртное, что они безоружны и не представляют опасности. В лучах утреннего солнца поблёскивали серебряные монеты, у нескольких оноишров сверкали во рту зубы из золота. Кого-то уже аккуратно взяли под локотки и повели прочь от лагеря.
– Стойте! – Дицуда перегородил темнокожим людям дорогу. Угрожающе опустил руку на Не-Меч.
Многократно превосходившие его числом оноишры заулыбались, выдавая, что несмотря на их простую одёжку, к драке их группа привычна. Сбитые кулаки и мозолистые ладони красноречиво свидетельствовали, что их основное занятие отнюдь не торговля.
– Что случилось, мальчик? Друга своего потерял? – ощерил кривые зубы в улыбке старший из новоприбывших. – Ну так ничего страшного! Сейчас мы в сторонке поговорим, и твой приятель вернётся, – видя, что стоящий перед ним юноша неробкого десятка и отступать не намерен, предводитель оноишров добавил. – А хочешь, пойдём тоже с нами.
Ситуация была не из самых приятных. Дицуда понимал, что играючи сможет перерубить десяток разбойников своим чудо-оружием, но знал, что если не пустит в ход Не-Меч, то столь же легко отметелят его. Проливать кровь, да ещё и первым, в священном месте ему не хотелось, значит, оставалось либо звать на помощь, либо пытаться решить вопрос переговорами, блефом, угрозами.
– Стоит мне крикнуть, сюда сбегутся все наши парни! – решил в итоге начать беседу с угрозы Дицуда.
Конечно, он небезосновательно предполагал, что умиротворённые проповедями Рисхарта гилики всей толпой на помощь не побегут, но надеялся, что кому-нибудь хватит ума оповестить о происшествии антипророка.
– Чего вам здесь надо? Мало вам было Гилии, решили извести наших граждан под корень ещё и вблизи священного дерева?
Главный оноишр умиротворяюще поднял руки:
– Тихо, мальчик, тихо. Не надо орать, – он кивнул одному из своих подельников, который продемонстрировал Дицуде начищенную серебряную монету. – Мы пришли с миром. Хотим договариваться.
Несмотря на свой юный возраст, инквизитор не поверил ни единому слову темнокожего оноишра. О чём можно договариваться с захватчиками, которые полностью захватили и разрушили твой родной дом?
– Этот мужчина согласился за тридцать сребреников стать посредником в наших переговорах, только-то и всего.
Судя по внешнему виду взятого под ручки гилика, тридцать монет серебра действительно были для подобного оборванца целым состоянием. Дицуда видел в глазах исхудавшего голодранца переплетение страха и алчности. Не самое приятное зрелище.
– Вот значит, во сколько ты оцениваешь преданность своим братьям по вере, – сказал юноша, обращаясь к мужчине. – Вот только на что серебро мертвецу? Живым они тебя не отпустят.
Демонстрировавший блестяшки оноишр сразу же убрал монеты обратно в мешочек. Взглянул на старшего товарища. Тот подал условный сигнал.
Сразу трое здоровых мужчин прыгнули на Дицуду, хватая его за руки, валя на землю и затыкая ладонями рот. Инквизитор не успел не то что рыпнуться, но не сумел даже пискнуть. Крепкие руки перевернули его на живот, скрутили в бараний рог – вот и все переговоры. Дицуда бы, наверно, застонал от обиды, но сейчас он мог издавать исключительно мычащие звуки.
– Твой приятель, может, и продажная шлюха, но дурачок здесь исключительно ты, – прошипел ему на ухо предводитель разбойников. – В отличие от ератофанцев, мы стараемся не убивать без крайней нужды тех, кто нам служит. Именно благодаря этому и щедрым наградам у нас есть шпионы во всех великих княжествах. Предатель получит свои грязные деньги и сохранит себе жизнь. А вот ты…
Дицуду грубо поставили на ноги и, держа за вывернутые за спиной руки, быстро повели прочь от лагеря.
– Тебя мы отдадим главному живорезу. Он любит беседовать с такими вот гордыми штучками.
Последние слова оноишра Дицуде решительно не понравились. Юноша дёрнулся что есть силы, но лишь едва не сломал себе руку. Его уводили всё дальше от Древа Незнания, как только они покинут священную землю, ему уже никто и ничто не поможет.
– Хм, какой интересный у тебя меч.
Ножны Не-Меча сильным рывком оторвали от пояса, предводитель оноишров, с интересом разглядывал рукоять с маленькой овальной гардой.
– Изогнутый, да? – спросил непонятно у кого матёрый вояка и вытащил из ножен ожившую сталь.
– Твою…
Не-Меч резко изогнулся назад, рубанув по голове держащего оружие человека. Череп и лицо оноишра раскололись почти ровно напополам. Правая и левая половинки головы медленно разъехались в стороны, демонстрируя потрясённым разбойникам строение мозга.
Урок анатомии оноишры не оценили.
Меч-плеть вырвался из разжавшейся хватки, крутанулся в воздухе, разрезая в горизонтальной плоскости всё, что находилось в радиусе одного метра.
Дицуда почувствовал лёгкую царапину на своём левом ухе, а вот один из удерживавших его мужчин рухнул на колени словно подкошенный. Его голова покатилась по сухой твёрдой почве. Пора было действовать.
Воспользовавшись шоком держащего его за правую руку воина, Дицуда развернулся, врезав левым локтем по массивной челюсти оноишра. Вырубить противника с одного удара не получилось, но высвободить руку из захвата юноше удалось.
Дицуда перепрыгнул через обезглавленное тело разбойника, устремившись за упавшим-таки на землю чудо-оружием. Когда он поднялся с корточек, держа в руке извивающийся, словно змея, Не-Меч, исход битвы был предрешён. Во все стороны начали разлетаться чужие конечности.
Юный инквизитор чувствовал, как с каждой секундой всё больше звереет. Ярость и кровь застилали глаза, он плохо соображал, что сейчас делает. Дицуда видел чужие тела и бездумно лупил по всему, что двигалось. Даже когда всякое движение в поле зрения прекращалось, инквизитор продолжал наносить удары, пока плоть не становилась похожа на фарш. Ему было всё равно, что ему кричат и кто эти орущие люди. Он просто рубил и рубил всё, имевшее хоть отдалённое сходство с человеческим телом.
Мышцы горели огнём, но Дицуда и не думал останавливаться. Пора очистить этот мир…
Знакомая мелодия пробилась через бум в ушах, движения инквизитора стали медленнее. Он всё ещё бил по ненавистной человеческой плоти, но с каждой секундой всё слабее и реже. В конце концов его рука опустилась. Опустошённый, Дицуда нерешительно поднял голову.
Вокруг него разверзлось самое настоящее Пекло. Повсюду валялись даже не обрубки, а кровавые ошмётки того, что ещё совсем недавно было людьми. Ни одной целой конечности, только обезображенное мясо десятка, если не больше, мужчин.
Невозможно было даже понять, оноишрам принадлежит этот фарш или гиликам. Дицуда поискал глазами предателя, продавшегося за тридцать сребреников, но не увидел среди столпившихся на почтительном расстоянии беженцев похожего человека.
Стоящий впереди своей паствы Рисхарт перестал наигрывать на флейте мелодию, спрятал в складках одежды неказистый музыкальный инструмент. В его руках эта простая флейта была воистину эффективным орудием. Орудием мира, а не войны.
– Что же ты наделал, Дицуда… – грустно покачал головой Рисхарт. – Что ты наделал…
До юного инквизитора постепенно начинал доходить смысл произошедшего. Он только что устроил настоящую мясорубку, осквернив и себя, и священное место.
Можно убить человека в целях самозащиты. Но нельзя уничтожать вокруг всё живое из страха и ярости. Он совершил тяжкий грех.
– Прошу, отдай мне Не-Меч, Дицуда Искарод, – не терпящим возражения грозным голосом произнёс Рисхарт Сидсус. – Да, оружие верно служит тебе. Но в этом и таится опасность. Верни мне Не-Меч и больше никогда не прикасайся к нему.
И совсем тихо, одними губами Рисхарт внезапно добавил:
– Покуда я жив. Не прикасайся к сему мечу, покуда я жив…