Tasuta

Худший из миров

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Нужно только отдаться этой простоте без остатка.

Глава 6. Пир во время чумы

Из всех примитивных животных влечений, вредно влияющих на интеллект, ничто не могло сравниться по силе с плотским вожделением. В какой-то мере оно питало почти каждую мысль, служило поводом почти каждого действия.

Ричард Скотт Бэккер

– Дицуда, просыпайся! Вставай!

Юный инквизитор недовольно замычал. Кто-то, не особо церемонясь, тряс его за плечо.

Несмотря на явное физическое неудобство, Дицуда не спешил приходить в сознание, ему не хотелось возвращаться на грешную землю. Душа ещё смутно помнила чудо, пережитое накануне, нежилась в космических лучах, пронизывающих насквозь всю Вселенную. Дицуда был всем и одновременно ничем, перед ним раскрывались величайшие тайны мироздания, так зачем же стремиться назад в наполненную тщетной суетой и страданием юдоль? Дух тянулся к невероятному источнику света, он отрицал мрак, холод и безнадёгу обыденной жизни. Дицуда лишь крепче зажмуривал веки.

Увесистая оплеуха прервала возвышенность внутренних переживаний. Дицуде пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы продолжить сопротивление.

Шлёп!

– Проклятье! Вставай!

Шлёп! Шлёп! Шлёп!

Душа вновь оказалась в заточении тюрьмы плоти. Дицуда открыл глаза, уставившись в хмурое осеннее небо. Над ним склонились два лица, если не сказать, морды. Озабоченный хозяин трактира и бледный как полотно Конрад. Старший инквизитор опустил уже поднятую для очередной оплеухи ручищу.

– Давай, поднимай свою задницу. У нас проблемы, Дицуда. Большие проблемы!

Конрад Крамер отвернулся, оглядывая опустевшую площадь, пока трактирщик помогал Дицуде подняться.

– Нас обокрали. Забрали мечи и кинжалы, хорошо ещё не прирезали. Правда, с учётом пропажи Слёз Господних, возможно, что это не милосердие, а наоборот, крайне жестокая пытка.

Тело Дицуды нещадно болело. Мышцы казались ватными, многие связки были растянуты, он ощущал, как наливаются кровью свежие синяки. Голова кружилась, раскалывалась, во рту было сухо как в горне. В общем, почти полный набор последствий тяжёлого похмелья, вот только Дицуда точно помнил, что ни капли спиртного не пил. Он едва мог стоять на ногах, вынуждено опираясь на хозяина трактира, который явно желал как можно скорее убраться с безлюдной рыночной площади.

Бросив телегу, использовавшуюся для сбора трупов, два инквизитора, трактирщик и нанятый для охраны громила направились обратно в безопасное место.

– Мне сообщила о вас с утра эта девушка, – промямлил поддерживающий Дицуду трактирщик. – Та, с щербатой улыбкой. Блудница, – осклабил пожилой мужчина гнилые зубы в сальной ухмылочке. – Сказала, что Рисхарт Сидсус передаёт вам наилучшие пожелания. Это была ведь издёвка, ага?

Дицуда не стал отвечать на вопрос. И так всё понятно, чем ещё могла быть такая подстава? Ересиарх обезвредил двух инквизиторов, не пролив ни капли чьей-либо крови – блестяще! Если раздобыть новое оружие они смогут относительно быстро, то достать в охваченном чумой городе Слёзы Господни практически невозможно. Придётся теперь сидеть дома и не высовываться. А демон при этом скоро окончательно материализуется и войдёт в полную силу…

– Ты всё ещё считаешь, что Рисхарт Сидсус к чуме непричастен? – не скрывая мстительного злорадства в голосе, повернулся к Конраду юноша. – Пневматик он или нет, но он наша главная зацепка в расследовании, – немного подумав, Дицуда мрачно добавил. – Как и Лястяша. Придётся снова наведаться вечером в гости и на сей раз устроить настоящий допрос.

Идти в бордель Дицуде пришлось одному. Более возрастной Конрад восстанавливался после диких плясок куда дольше юноши. Это несколько убавило Дицуде решимости, как и дубина с кухонным тесаком вместо привычного короткого меча и кинжала. Тем не менее юный инквизитор чувствовал, что должен разобраться с Лястяшей, пускай даже ему придётся вести себя куда сдержанней, чем хотелось при сегодняшнем пробуждении.

Идя на закате по улице, Дицуда почти не обращал внимания на царившее вокруг запустение. Если в начале эпидемии все двери и ставни по вечерам были закрыты, то теперь гораздо большую тревогу вызывали двери распахнутые. Это означало, что все жильцы дома пали жертвами мора и ломиться в заразное помещение не следует. По народному поверью чума передавалась через миазмы, а где может быть больше миазмов, чем в доме недавно умерших грешников? Многих мародёров это поначалу не останавливало, но только до тех пор, пока большинство из них не отправилось на тот свет следом за прежними владельцами утвари. Теперь дома с открытыми дверьми часто стояли совершенно нетронутыми. Чума – не какой-то гражданский закон, так просто её не обманешь.

Закрытых дверей изо дня в день становилось всё меньше. Как минимум каждый третий дом стоял нараспашку. Дицуда видел дым, поднимающийся от костров со всех четырёх сторон света, где были расположены городские ворота. Самый густой дым шёл с востока, куда Конрад с Дицудой старательно свозили трупы почти всю неделю. Что ж, теперь чумным санитарам придётся обходиться без их скромной помощи: лишившись Слёз Господних, позволить себе заниматься благотворительностью инквизиторы не могли. Нужно сберечь себя до столкновения с демоном, шансы инквизиторов на победу и так драматически снизились. Ни освящённого оружие, ни чудодейственных амулетов… Одной верой праведной в наше время со злом не сражаются.

Проклятый Рисхарт и его проклятые пляски!

Дицуда нарочито громко постучал в закрытую дверь борделя. Внутри явно веселилась большая компания. Нашли время для пирушки, похотливые сволочи!

Дверь приоткрылась, в щель выглянуло недовольное лицо вышибалы:

– Чё надо? Сегодня вечером мы закрыты.

Дицуде хотелось грозно объявить себя служителем Плети Господней и приказать впустить его внутрь, но он вовремя сдержал свой порыв. Святое Учение в Ортосурбе сейчас не слишком ценили, по глупости и невежеству виня Господа в попустительстве тёмным силам. Уважением пользовались только сёстры Ордена Освобождения Духа, остальных официальных священнослужителей недолюбливали.

– Мне нужно поговорить с Лястяшей. Я ненадолго.

Вышибала открыл створки шире:

– А, это ты, маленький инквизитор. Заходи.

Дицуда проглотил не самое приятное обращение. Дубина охранявшего бордель громилы была увесистей его собственной, к тому же у бугая имелись напарники.

Маленький так маленький, оставалось надеяться, что речь не о его мужском достоинстве, а о ранге.

В просторной гостиной борделя сегодня было как никогда многолюдно, вдоль дальней стены стоял длинный стол, за которым вкушал ароматную пищу и вино весь цвет Ортосурба. Оставшиеся в городе аристократы, купцы и ремесленники. Стражники и чиновники. На коленях у наиболее влиятельных горожан сидели блудницы, ничуть не стесняясь придаваться утехам прямо на глазах окружающих.

В животе у Дицуды предательски заурчало. Он не был особенно голоден, но стол буквально ломился от яств. Молочный поросёнок, рябчики, виноград и оливки. Креветки и рыба, даже свежая зелень! Невероятный изыск для фактически осаждённого города. Сегодня в борделе присутствовало практически всё.

Кроме Бога.

– Оружие, – потребовал сдать дубину и тесак вышибала. – У нас сегодня много гостей, так что давай без выяснения отношений и морализаторских проповедей. Поднимайся на чердак, Лястяша скоро уделит тебе время.

Дицуда снова не стал пререкаться, хотя происходящее нравилось ему с каждой минутой всё меньше. Один среди впавших в разврат нечестивцев, без оружия и защиты – что в такой ситуации могло пойти так?

Правильно, ничего. Как только они поднялись до вершины строения, вышибала грубо толкнул Дицуду в тёмное помещение, захлопнув за ним массивную дубовую дверь.

– Сиди тихо, – едва донеслось через преграду до инквизитора последнее пожелание. – Рисхарт Сидсус просил передать, чтобы ты держался подальше от Конрада Крамера. Добровольно ты этой мудрой рекомендации не последуешь, так что мы решили тебе немного помочь. Кувшин с водой и хлеб ты нащупаешь на другом конце комнаты. Приятного вечера.

Глава 7. Плеть Господня

Я не настолько молод, чтобы всё знать.

Оскар Уайльд

Сквозь крохотную щёлочку в закрытое помещение на чердаке проник лучик света. Совсем тоненький, но свидетельствующий о том, что наступил день или утро.

Дицуда открыл глаза, отстранённо вглядываясь в проплывающие в луче света пылинки. Ему вспомнилось недавнее прозрение во время пляски на рыночной площади, когда огромные, по человеческим меркам, планеты в масштабах космоса казались такими же ничтожными пылинками в пустоте. Дицуда попытался копнуть воспоминания глубже, но наваждение спало. Он лежал на соломенном тюфяке в какой-то пустой кладовке на чердаке, а пылинки были всего лишь пылинками, вот и всё. Никакого чуда, только давно не убиравшееся помещение. Ему стало грустно. Опять неудача.

В массивную дверь постучали, послышался приглушённый голос некогда нравившейся ему девушки. Миловидной девушки, оказавшейся на поверку той ещё сволочью. Дицуда ничего не ответил. Правду писали в Учении: «красота обманчива, а сладкие уста исторгают яд и миазмы, но жена, чтящая Вадабаофа, достойна настоящего восхищения». Увы, люди предпочитают отдаваться страсти, вместо следования мудрости предков. Наивный юноша угодил в женский капкан. Конрад…

– Дицуда, не валяй дурака! Откликнись или я вынуждена буду позвать кого-то из вышибал!

Пленённый инквизитор лениво пнул дверь, общаться с предательницей рода людского ему не хотелось:

– Отвали, потаскуха.

С противоположной стороны тоже пнули по ни в чём не повинной деревянной конструкции:

 

– Идиот! Придурок, возомнивший себя пупом земли! Думаешь, тебя похитили? Считаешь, что ты кому-то там нужен? Инквизитор седьмого ранга… да за хромую клячу больше выкуп дадут! Рисхарт Сидсус попросил позаботиться о тебе, он выделил тебя, понимаешь? Конрад Крамер для тебя сейчас крайне опасен, мы выпустим тебя, как только исходящая от него угроза исчезнет.

Лицо Дицуды расплылось в усталой улыбке: очевидно, что над ним издеваются. Хотят сломить его дух:

– Конрад опасен? Для меня?! Я тебя умоляю, Лястяша, придумайте что-нибудь убедительнее. Крамер – настоящий профессионал, хоть и циник. Если он для кого и представляет опасность, так это для демона и призвавших эту тварь психиков, но не для своего компаньона. Не для меня. Это единственный человек в вашем проклятом городе, которому я доверил бы свою жизнь! А ваш Рисхарт просто очередной лжепророк, наделённый колдовскими способностями. Ересиарх, решивший наконец собрать паству. Которую с лёгкой руки принесёт в жертву своим идеалам. Такое уже случалось в истории, поверь, и не раз.

Лястяша ничего не ответила. Через какое-то время Дицуда понял, что она молча ушла, решив больше не спорить с «наивным юношей», оказавшемся не настолько наивным, чтобы поверить чепухе насчёт старшего инквизитора.

Конрад Крамер… Рисхарт Сидсус всего лишь боится человека, всю жизнь искоренявшего тёмные силы и ересь.

Кряхтя, Дицуда принялся стягивать с себя невзрачный левый сапог. Он покажет этим нечестивцам, что не стоит недооценивать инквизиторов, пускай даже низшего ранга. У каждого из борцов с ересью припрятан свой козырь. И Дицуда чувствовал, что близится час, когда придётся раскрыть карты ему самому.

Он извлёк из подошвы старого потёртого сапога тонкий, но прочный стилет. Дверь в его камеру была массивной, но примитивной. Если как следует покорпеть, то он отодвинет засов.

Дицуда одел обратно сапог и принялся за работу.

К тому времени, когда ему удалось отодвинуть засов, пробивавшийся сквозь щель лучик света уже стал слабеть. Близился вечер и Дицуде следовало убираться отсюда, пока в бордель снова не начали стягиваться посетители. Доносившиеся откуда-то снизу аппетитные запахи свидетельствовали об активном приготовлении к новому пиру. Похоже, нечестивцы твёрдо вознамерились до дна испить чашу наслаждения перед неминуемой смертью.

Безумцы! В критической ситуации нужно молиться, а не гнаться за удовольствиями. Прошептав короткое «на всё воля Господа», Дицуда аккуратно приоткрыл дверь. Непохоже, чтобы его тщательно охраняли. Скорее, заперли и забыли. Так себе забота, как бы ни пыталась убедить его в обратном Лястяша. Стараясь двигаться как можно тише, Дицуда начал спускаться по лестнице.

На третьем этаже злачного заведения мимо него промчалась служанка, не обратив на сбежавшего пленника никакого внимания. Дицуда спрятал стилет в рукаве: не стоит пугать раньше времени ничего не подозревающих обитателей. Лучше схватить одного, предъявив в качестве пропуска вышибалам на выходе…

Пылкий юноша порывался заглянуть в гости к своей ненаглядной шлюшке, но всё же сдержался. Лястяша вызывала у него слишком много противоречивых эмоций, он не был уверен, что сумеет совладать со страстями.

А вот эта рыженькая кучерявая пышечка ему вполне подойдёт…

– Прочь! Открой двери и отойди, бычара безмозглая! Или клянусь, что проткну горло этой потаскухе, а потом перережу весь ваш бордель! Плеть Господня это вам не орден монашек, нам позволено убивать! Во имя веры мы можем идти на любые жертвы, любые! Прочь с пути нечестивцы и богохульники!

Намотав на левую руку чудесные мягкие волосы, Дицуда прикрывался благоухающей девушкой словно живым щитом. Хорошо, что его заложницей оказалась незнакомая блудница, её инквизитору было совершенно не жалко. Дицуда борется за правое дело, в случае сопротивления подобная жертва будет оправданной! Шипя, скаля зубы и внимательно контролируя всё пространство вокруг, слуга божий двигался к выходу. Его озверевший облик успешно отпугивал как пока ещё немногочисленных посетителей, так и охрану борделя.

– Не делай глупостей, маленький инквизитор, – пробурчал знакомый громила, но предпочёл выполнить указания впавшего в религиозную ярость фанатика. – Мы тебе не враги.

– Ага, как же. Прочь с дороги, мрази безбожные! Не враги они мне… Твари! Предатели!

Выйдя на улицу, Дицуда стал пятиться, продолжая удерживать девушку.

– Дицуда!

Вслед за ним на улицу вышли охранники, посетители и, конечно, Лястяша.

– Отпусти её, Дицуда! Она не сделала тебе ничего плохого! Никто не причинил тебе никакого зла, идиот!

Но Дицуду не интересовали слова. Они все нечестивцы! Все отступники, богохульники, мерзость!

– Отпусти девушку. Мы не станем тебя преследовать. Катись ты к демоновой матери, раз настолько упёртый фанатик! Только отпусти её и иди.

Вереница распутников и распутниц тянулась по улице за последним праведником в проклятом городе, не желая отставать ни на шаг.

– Отпусти её!

– Отпусти девушку!

– Отпусти…

Их крики сливались в один сплошной шум. Удерживаемая в качестве заложницы девушка тоже что-то вопила, плакала, умоляла. Это всё пустой звук. Просьбы нечестивцев не трогали больше душу Дицуду. Он почти дотащил свою жертву до трактира, ставшего убежищем для двух инквизиторов. Только затем бросил падшую женщину на мостовую, развернулся и побежал.

Двери трактира оказались распахнуты настежь.

Лишь заскочив внутрь, Дицуда осознал, насколько это был плохой знак.

Очень плохой. Хуже некуда.

Глава 8. Демон-блоха

Горе – это беспокойство души, когда она думает о потерянном благе, которым могла бы дольше наслаждаться, или когда она мучается из-за испытываемого ею в настоящий момент зла.

Готфрид Лейбниц

Сжимая в одной руке стилет, а в другой окованную железными полосами дубину, Дицуда вновь шёл по городу. Он даже не пытался прикрыть одеждой оружие, не без основания полагая, что в Ортосурбе у него не осталось союзников, повсюду инквизитора ожидали только враги.

Конрад, хозяин трактира и даже нанятый на рынке громила были мертвы. Чума сожрала их буквально за сутки, возможно, чуть дольше, если считать началом заражения пляски на рыночной площади. К возвращению Дицуды в трактир, живым оставался только слуга, но и у него на шее имелся огромный бубон, а кашлял он кровью.

Позаимствовав бесхитростное оружие почившего охранника, юный инквизитор сразу отправился к восточным воротам, куда, по словам слуги, всего час назад отвезли вонючие трупы. Возможно, Дицуда ещё успеет проститься с напарником. После чего попробует выйти из города, используя служебное положение. Одному ему всё равно не справиться с демоном. Ни единого шанса.

Ортосурб обречён. Теперь городу придётся пройти через тотальное очищение. Выживут единицы, а когда их выведут, городок предадут пламени, чтобы истребить всю заразу.

Дицуда считал, что горожане заслужили подобную участь. В этом городе оставили Господа, так почему же тогда Вадабаоф должен заботиться о заблудших? Здесь всё будет отстроено заново, но уже другими и для других. Инквизитор надеялся, что следующие жители окажутся хотя бы немного порядочнее.

Юноша вышел на небольшую привратную площадь, где неустанно сжигалась заразная плоть. Пламя показалось ему странноватым. На сей раз в нём присутствовало слишком много фиолетовых оттенков. Неестественный цвет. Цвет колдовства.

День и нощно бдящих сестёр из Ордена Освобождения Духа на этот раз видно не было, зато рядом с костром на мостовой была нарисована огромная пентаграмма. В центре которой лежал раздетый догола, хорошо знакомый Дицуде человек. Раскинутые в стороны руки и ноги точно вписывались в вершины пятиконечной звезды, на последнюю вершину была направлена обрамлённая козлиными рогами голова. При ближайшем рассмотрении оказалось, что рога грубо прибиты к черепу трупа гвоздями – настоящее святотатство!

Что ещё хуже, Дицуда понял, из чего сделаны сигилы, составлявшие пентаграмму. Блохи. Живые, перебирающие лапками, но застывшие на одном месте блохи.

Насекомые были повсюду. Взгляд Дицуду невольно упал на лопнувшие чёрные нарывы на теле наставника. Они буквально кишели личинками. Неопытного инквизитора вырвало.

– Дицуда!

Ну вот, только этого сейчас не хватало. К нему бежала проклятая блудница, никак не желавшая оставить молодого человека в покое.

Дицуда вытер рот тыльной стороной ладони. Преодолевая нахлынувшую на него слабость, выпрямился. Взглянул на Лястяшу и её провожатого. Всё время называвший его маленьким инквизитором бугай испуганно озирался.

– Дицуда, ты должен убираться отсюда! Рисхарт Сидсус предупреждал, чтобы…

Лястяша резко остановилась, поражённая зрелищем растянутого в центре пентаграммы почившего Конрада. Стоящий рядом с трупом Дицуда заметил, что мельтешение из-за постоянно шевелящихся лапок блох прекратилось.

Блудница сделала ещё один робкий шаг:

– Конрад…

Бесчисленные блошки словно по команде устремились к девушке, запрыгивая на неё и покрывая сплошным слоем чёрной шевелящейся массы. Лястяша истошно завопила, попыталась развернуться и убежать, но упала. Всего за несколько секунд насекомые покрыли с головы до ног её тело. Крик оборвался.

Здоровенный телохранитель недоумённо посмотрел на юного инквизитора.

– Огонь! – прокричал Дицуда к бугаю. – Неси факел, чтобы отогнать эту мерзость!

Сам он помимо своей воли уже подскочил к девушке, отбросив оружие, стал сминать и отбрасывать блошек целыми пригоршнями. Нельзя допустить, чтобы женщина задохнулась!

Вспышка света и дикий вой вышибалы заставили его обернуться. Телохранитель блудницы метался по площади, объятый фиолетовым пламенем. До тугодума на сей раз довольно быстро дошло, что надо упасть и валяться, чтобы сбить пламя, но это не помогало. Колдовской огонь разъедал кожу, мясо и кости. Такой можно было потушить лишь святой водой, но где взять что-то освящённое в этом проклятом городе?

В одежду Дицуды вцепились чёрные руки. Такое же чёрное лицо женщины притянулось к нему почти что вплотную.

– У… уби… иэй… – пробулькало нечто почти нечеловеческим голосом. – Уби… эй. Убей меня!

В рот девушки забились словно из ниоткуда материализовавшиеся новые блошки. Судорожная хватка казалось вот-вот разорвёт его скромные одеяния. Дицуда почувствовал, как блохи начинают перепрыгивать на его густые грязные волосы. Он заплакал.

Но сумел найти в себе силы, чтобы свернуть девушке шею. Тонкую, красивую шейку, которую Дицуда так любил гладить. Страдания Лястяши наконец прекратились.

Она не была причастна к творящимся в городе злодеяниям, блудница оказалась всего лишь марионеткой и жертвой, теперь Дицуда точно знал это.

Инквизитор оттолкнул от себя обмякшее тело. Подобрал оружие и встал с колен. Обернулся к костру.

– Ну же! Явись наконец миру, демон! Покажи своё истинное обличие, мерзость!

Дицуда понимал, что не выстоит, но сейчас им двигала праведная ярость, а не холодный расчёт. Он отомстит за блудницу. Грешную, бесстыдную, богохульную блудницу, однако подарившую ему ласку. Его первую и единственную женщину. Он отомстит… По крайней мере попытается, а там будь что будет.

В пламени колдовского костра возникли тёмные силуэты. По очертанию фигуры напоминали двух стройных девушек, держащихся за руки. Предчувствие не обмануло Дицуду, из пламени до него долетел тихий смех. Девичий смех, игривый, но звучащий столь злобно… Навстречу инквизитору из костра шагнули две знакомые женщины.

– Давно не виделись, мальчик. Скучал по монашкам?

Сёстры из Ордена Освобождения Духа, без устали провожавшие в последний путь души, стояли в двух десятках шагов перед ним полностью обнажённые. Привлекательные физически и отталкивающие морально. Психики, скрывавшиеся за чужими личинами – теперь всё стало ясно. Две монашки всё время были у всех на виду, но не вызывали ни у кого подозрений.

– Правильно догадываешься, мальчик. Кто заподозрит заплаканных измождённых монашек? За несколько недель присутствия в городе ты даже не удосужился узнать наших имён, увлечённо бегая за той потаскушкой. Мы специально позволяли ей крутиться поблизости и якобы нам помогать. Твой напарник наши имена знал, но и он обманулся. Слишком зациклился на миазмах и разрывах ткани реальности. Это тоже было уловкой, впрочем, придуманной давным-давно и не нами.

Прямо на глазах у Дицуды две сестры Ордена Освобождения Духа срастались. Их нижние конечности переплелись, их облепляли бесконечные блошки. Казалось, что насекомые стягиваются на один лишь им ведомый зов со всего города, если не света. Дицуда невольно перевёл взор на Лястяшу – её искусанное, без единого живого места лицо теперь было покрыто тысячами язвочек, но ни одной блохи на ней больше не было. Мерзкие насекомые помогали сформировать тело демону.

 

– Миазмы. Какой идиот решил, что мор распространяется через испарения и уж тем паче как-то связан с греховностью или праведностью? Чуму разносят грызуны, блохи и главные паразиты этого мира, а именно люди. Мы не случайно призвали Повелителя блох, а не гораздо более могучего, но предсказуемого демона. Заражение шло через укусы насекомых, а дальше передавалось от человека к человеку при тесном контакте. Почти никакого колдовства, естественный процесс распространения заразы, – тела двух монашек продолжали видоизменяться, всё больше утрачивая сходство с человеческим обликом. – К сожалению, пришла пора платить по счетам, демон заберёт наши смертные оболочки. Он жаждет вкусить крови сам, а не через своих мелких помощников. Это будет уже не столь эффективно, но очень эффектно. Особенно с учётом того, что способных противостоять ему инквизиторов в городе не осталось.

Призвавшие демона психики готовились умирать, а потому охотно болтали, желая побороть страх смерти. Нижние половины их тел к этому времени срослись полностью, до неузнаваемости трансформировавшись в нечто насекомоподобное. Кисти вытянулись и превратились в серповидные лезвия, поджатые к предплечьям вниз наподобие клешней богомола. Два человекоподобных туловища были развёрнуты друг от друга, смотря под углом примерно в сорок пять градусов в разные стороны. Лица растянулись, зубы обеих женщин превратились в клыки, глаза стали фасетчатыми, волосы сплелись в витые рога. Бывшие монашки перестали делиться с Дицудой ценными, но совершенно бесполезными сведениями. Ведь какой прок от знания, если через минуту ты отправишься на тот свет?

Материализация демона почти что закончилось. К Дицуде повернулось кошмарное существо: наполовину огромная блоха, в оставшейся части угадывались черты двух людей, покрытых бронёй из хитина.

– Т-ч-ч-ш-ц-ц-ц! – заскрежетал клешневидными передними конечностями монстр. – Ц-ц-ц-ц-цап!

Дицуда выставил перед собой дрожащую руку с бесполезной дубинкой. Вот и всё, оставалось молиться, чтобы смерть была быстрой.

Демон-блоха прыгнул к трясущемуся, словно тростник на ветру, инквизитору. Над юношей нависло почти в два раза превышающее его ростом создание. Серповидные клешни защёлкали в предвкушении крови и хруста размолотых косточек.

Дицуда беззвучно возносил Вадабаофу молитвы. Это всё, на что хватило его праведного гнева и веры. Сражаться с таким созданием он был неспособен.

Ничтожество. Слабак. Трус.

Человек. Всего лишь обычный человек, оставленный на растерзание монстру.

Шансов не было. Никаких. Даже крошечных.