Loe raamatut: «Асур», lehekülg 2
5
Yorke.
2011 год, 28 января
«Обещал писать вам о серых буднях менеджера среднего звена.
Но как-то тоскливо все это записывать, признаться вам, друзья… Вся эта торговля. Все эти счет-фактуры, договоры, накладные, клиентосы. Бабло, бабло, бабло. Пустота. Пусто-пусто, как в домино. На что ни умножай, каким текстом это ни описывай – пусто.
А еще я зафрендил разных людей и читаю теперь то, что пишут они, – это называется френдлента. И вас таких там уже, оказывается, полно. Таких, которые или смешно, или со вкусом, или очень красочно, или еще как, но, в общем, интересно, описывают всю эту менеджерскую жизнь.
Знаете, о чем я думаю, когда читаю свою френдленту? Когда читаю вот этих вот всех менеджеров среднего звена, которые владеют слогом и словом, которые чувствуют, как надо писать и которые умеют писать. Я думаю о том, что все то искусство, что сейчас есть, всю ту музыку, что мы сейчас имеем, весь тот синематограф, весь тот юмор в телевизоре – это следствие того, что именно вы, ребята, пошли зарабатывать бабло.
Вы – все те, кто что-то мог.
Вы – все те, кто чего-то стоил.
Вы – все те, кто мог творить что-то такое, что осталось бы крупицами в Храме Вечности, – вы пошли зарабатывать бабло, вы почти все стали менеджерами среднего звена.
Вы порезали на шнуры крепко стоящий член вашего умения творить, уткнулись в товарные накладные и путевые листы, в маркетинговые исследования и в графики повышения продаж.
И все, вас больше ничего не интересует. И некому теперь писать хорошие романы. И за последние десять лет – десять! – не сняли в России ни одного, кажется, хорошего фильма. И нет и не будет нового Бродского или Мандельштама от поэзии. И нет и не будет нового Высоцкого или Гребенщикова от музыки. А если даже что-то такого рода и появится – совсем скоро некому будет это воспринимать. Вам надо объяснять почему? Потому что ваши дети получат не те ориентиры, что давали вам ваши родители. Ваши дети будут думать только о том, где, как и что покруче потребить. А еще они будут думать о том, как на это заработать. К черту литературу, к черту поэзию, все это понесут тоннами в макулатуру – просто оттого, что они занимают место, просто оттого, что все это собирает пыль.
А вы так и будете строчить посты в «Живой журнал» или «Фейсбук». Посты, которые пропадают из любой людской памяти через неделю после прочтения.
Вы превратились в рыб, и ваши дети превратятся в рыб. Рыб, у которых память рассчитана на три, что ли, минуты.
И Вечность, я думаю, вам этого не простит».
Комментов: 2. Комментировать эту запись.
6
Севастьянов допил свой кофе.
– Ну что тогда, – Павлик повертел в руках свою пустую чашку. – Я сейчас позвоню на работы, узнаю, что там к чему, да поедем ко мне на дачу?
– Да, – Семен улыбнулся. «На работы» – это Кельвин еще в лицее придумал, как кальку с обязательных работ в концлагере или тюрьме. Там ведь тоже выгоняли «на работы». Прижилось, стало быть, это его выражение и прошло через годы. – Спасибо тебе, Павлик.
– Только еще заедем за ключами от дачи, – Павел взял мобильный и стал набирать номер. – Сам понимаешь, все это как-то внезапно.
– Окей, – Семен повернулся к барной стойке и поднял руку, чтобы принесли счет.
Ехать к Паше домой предстояло через весь город.
Принесли счет. Павлик закончил говорить по телефону. Ради интереса Кляйн заглянул в счет и прикинул, что в счете почти пять баксов. Семен вспомнил о «фишечке» своего заведения, своей «Колбасы» – два кофе за один доллар. Но когда это было-то. Это было уже очень давно.
Севастьянов рассчитался по счету, и они вышли на улицу.
7
Свой первый доллар Семен Кляйн не заработал, а украл.
Хотя сам Кельвин так и не считал.
Надо сказать, что вообще редкий человек признает себя вором. На такое способны разве что те радикалы, которые нашивают на тело особые отметки синими чернилами с сообщением окружающим своего статуса. С течением времени таких радикалов становится все меньше, и держать их стараются в отдельных охраняемых помещениях. Люди же условно «нормальные», без тяги к блатной романтике, как правило, всегда находят оправдания своим поступкам.
Семен Кляйн также нашел оправдания своему воровству. Семен обманывал сам себя тем, что он не крадет, а оказывает услуги.
В конце девяностых в России стал появляться повелитель, император нынешнего мира – интернет. Доступ к нему стоил поначалу баснословно дорого, но среди учеников лицейского класса, в котором учился Кляйн, почти никто за интернет не платил.
Тогда, когда первые провайдеры немного уже «набили» себе клиентскую базу, тогда, когда провайдеры уже перестали яростно отслеживать трафик, который расходовали, именно тогда одноклассник Кельвина Сеня Казимирский нашел дырку в системе, которая позволяла ничего не платить за доступ к интернету. Сначала дырку нашел Казимирский, потом аналогичную прореху нашел Сеов, а потом это превратилось в некий вид соревнований – каждый лицеист старался найти свой способ проломать, пробить защиту того или иного провайдера и подключиться бесплатно. Со временем нашел свой путь и Кляйн. Тот самый первый доллар – это не фигура речи, это был именно доллар, который в качестве символической оплаты Кляйн взял с соседа. Доллар этот Семен на манер Скруджа Макдака поместил в рамку под стекло. Но очень скоро сунул рамку куда-то в стол, потом переложил куда-то на полку, а потом и вовсе она затерялась где-то антресолях.
Следом за первым долларом интернет стал приносить Кляйну банкноты уже других номиналов. Однако по ясным причинам долго так продолжаться не могло. Когда к Сеову домой пришла милиция, все ученики лицейского класса быстро поняли, что пора «крутить вату» – в этом классе как-никак учились умные мальчики. Тем более, что… Тем более, что и сам этот вид заработка уже не казался таким уж интересным для тех юных взломщиков, которые все больше увязали в легких деньгах, появляющихся из этого нового вида пространства. «Темы» стали появляться одна за другой. И «темы» эти были одна другой краше.
Коготок Кляйна увяз почти сразу. Деньги образовывались из ничего.
Семен стал приносить домой сумки с продуктами из супермаркета – родителям он сообщил, что устроился администратором в один из первых в Москве компьютерных клубов. Приблизительно так оно и было – Кельвин действительно оказывал кое-какие услуги этому клубу. Делал он это почти всегда бесплатно, просто ради связей, которыми стал очень быстро обрастать. Деньги же Кляйн вынимал из других своих проектов.
Семен быстро понял, что нужно хорошенько вложиться в то, что эти деньги приносит, – в личную ЭВМ. Официальных данных, конечно же, ни у кого не было, однако по собственным ощущениям Кляйн имел самую навороченную вычислительную машину среди своих московских ровесников. А было Семену Кляйну тогда уже девятнадцать.
С течением времени Кельвин как-то незаметно взял на себя оплату всех коммунальных платежей за квартиру и стал отдавать матери «зарплату» – совсем небольшую, в общем-то, часть своих доходов. Потом в доме обновилась вся техника – от утюга до холодильника, а в двадцать один год Семен сообщил родителям, что съезжает на съемную квартиру. В то время он уже был не лицеистом, а полноценным студентом МИФИ. Родители ничего против такой самостоятельности сына не имели.
Там, в съемной квартире, Семен стал создавать свою личную хакерскую библиотеку, и именно тогда пересеклись впервые пути Кляйна и Андрея Юрьевича Щербакова, который сыграет еще огромную роль в жизни Кельвина. Первыми, а может быть, даже главными книгами Семена в этой библиотеке стали как раз книги Щербакова – «Защита от копирования» и «Разрушающие программные воздействия».
По-настоящему «работать» Кляйн научился в основном благодаря этим книгам. Работать на самых разных нивах этой новой, очень плодородной земли, которая носила название «интернет».
Начинал Семен с того, что «угонял» номера ICQ, чтобы затем возвращать их за небольшое, в сущности, вознаграждение. Номеров было очень много, и чем меньше была плата за то, чтобы номер вернулся к владельцу, тем больше было желающих свой номер вернуть.
Потом Кельвин сунулся в банковскую сферу. Провел несколько удачных операций по списанию красивых, но не заоблачных сумм в свою пользу. Но как раз тогда в газетах стали писать про Citibank и «дело Левина», которого «закрыли» сразу на 12 лет. Закрыли громко, звонко, раскатисто. Сдержанный и осторожный Семен понял, что из этой «темы» лучше побыстрее «скроить». Он прибрал там за собой все, что мог прибрать, и стал смотреть в сторону других горизонтов новой необъятной территории.
И тогда настало время кардинга.
По официальным данным, в Европе с 2001 по 2010 год потери от кардинга составляли от 600 до 1 200 млн евро ежегодно. В США эта цифра составила 12 300 млн долларов за десятилетие. Где-то среди этих цифр спрятался и куш, который сорвал кардингом Семен Васильевич Кляйн.
Кардинг – это мошенничество с платежными картами.
Для того, чтобы заплатить с платежной карты, зачастую не нужно ничего, кроме реквизитов. Особенно это касается платежных карт, распространенных в США.
Путей для того, чтобы получить реквизиты чужой карты, Семен знал где-то десяток – какие-то он изобрел самостоятельно, какие-то придумали другие светлые головы.
Сначала Кляйн занимался тем, что выводил деньги с чужих платежных карт сам. Чуть позже понял, что гораздо менее рискованно просто продавать добытые реквизиты карт. Пачками: по десять, по сто, по тысяче. А еще через пару лет и вовсе задумался о том, что риски будут минимальными, если создать и предоставить интернет-площадку тем, кто занимается покупкой и продажей реквизитов платежных карт. Задумался, немножечко напрягся и вскоре открыл такую площадку самостоятельно. Сделал все быстро и оперативно, потому что понимал, что идея эта просто просится наружу. И тут кто первый встал, того и тапки. Тапки теплые, удобные и очень комфортные.
И первым в эти тапки встал Семен.
8
Yorke.
2011 год, 19 мая
«В дневничке принято делать записи о своей личной жизни. В личной моей жизни у меня идет дело к разводу с женой. Она крайне недовольна тем, что я выпиваю.
Но позвольте, как же не пить в этом чертовом мире? В мире, в котором я не могу зарабатывать на жизнь тем, для чего предназначен, тем, что мне милее всего на свете? В мире, в котором я не могу зарабатывать на жизнь литературой.
Я пишу роман, я пишу его уже два года, но кому он будет нужен, мой роман? Кто сейчас покупает книги, если почти все книги, что были когда-либо созданы на планете, можно получить бесплатно на экран монитора, нужно нажать всего пять или семь кнопок? Ничего и никогда я своим романом не заработаю, как бы ни был он хорош.
Потому я хожу в офис, продаю моторное масло и слушаю, варюсь, бездельничаю и пустословлю со всеми этими людьми, которые меня окружают. Я мимикрирую, приспосабливаюсь, подстраиваюсь под них – я заметил, как легко я уже бесконечно говорю с ними о погоде, том, что в моде, о том, что не в моде, и опять о погоде. Я так и умру, кажется: или в этом офисе, или по дороге туда, или по дороге обратно. Скорее всего – по дороге туда, смайл. От тоски из-за предстоящего нового дня.
Хочется выть от всего того, что меня там окружает. Хочется бежать оттуда со всех ног, хочется лететь с балкона, ломая ветки тополей.
А ведь ты чего-то хотел, мальчик.
Ведь ты чего-то такого хотел, мальчик Юра, когда читал Стругацких и Лема, когда слушал об актрисе Весне и билете на самолет с серебристым крылом. Ты чего-то хотел тогда, когда запоминал строки о том, как ленивым переползом жирного короткого пальца Великий Стратег переправил через Керченский пролив в декабре 1941 сто двадцать тысяч наших ребят и всех без боя отдал немцам. Или когда запоминал строки о том, как шел через крытую колоннаду дворца Ирода Великого пятый прокуратор Иудеи, Всадник Золотое Копье.
Вряд ли ты хотел сидеть на офисном стуле большую часть своей жизни, договариваться о пяти коробках вязкости 10w40 «где-нибудь к концу дня». Вряд ли хотел тайком передавать откаты из одних потных от страха ладоней в другие потные от страха ладони, заказывать транспорт на пятницу, тонны две. Очень вряд ли.
А чего? Чего ты хотел?
Это нужно поскорее забыть, чего ты хотел. Хотя бы уже дома. И это можно забыть легко: открыл, выпил, закусил, включил снукер по евроспорту – и все вроде бы отлично, и ничего вроде бы уже и не парит и не подгорает вроде бы нигде.
Еще налил, еще выпил, еще закусил. А нормальное пальто, Григорий? Отличное пальтишко, Константин. И жена красавица – это объективно. И сын у меня прекрасный сообразительный и умный. И зарабатываю же – как у людей все, все как у людей.
К черту какое-то там Предназначение, о чем это? Тебе не 18 лет, Юрочка, тебе уже 32. У тебя обязательства и ответственность. У тебя надежды родителей. И ты оправдываешь вроде бы, ты стараешься. И тянешь эту лямку, которая душит, каждый день душит. Погоди, еще рюмочку. А что там рюмочку, давай сразу две подряд – что ты там говоришь? Какие лямки, в выходные едем на дачу, я же купил бассейн. Прекрасный бассейн, хоть и пластиковый. Как все. Все в нашей жизни отчего-то стало сейчас таким – пластиковым, ненастоящим каким-то, поддельным. Э, не, брат, опять куда-то тебя не туда понесло. Вот же коньяк, а ну-ка еще по пятьдесят и лимончиком вот, закуси.
Кристина (жена) хочет, чтобы я не пил. А я не могу не пить. Да ты просто не представляешь, Кристина, во что превратится моя жизнь, если я не буду пить. Это будет череда серых, унылых, безрадостных дней. Дней без надежды, без солнца, дней без анестезии, в конце концов.
У нас уже каждую неделю из-за этого скандал.
Ну что же, давай разведемся.
Уходи. Лично мне ничего не жаль. Никогда ты меня не любила так, как я хотел, никогда. Да, может быть, любила как-то, может быть, я и был для тебя чем-то важным, кем-то нужным, но все это не то.
Когда-то мы были воинами. Наши замки были из темного сырого гранита. В груди наших женщин билась трепетная птаха. А в наших глазах отражались наши облака, наш ветер и смех наших детей (с).
Вот как я хотел.
Ничего этого ты мне не можешь дать, и ничего такого, чего хотела ты, не мог дать тебе я.
Уходи.
Не страшно.
Переживу».
Комментов: 5. Комментировать эту запись.
9
Москва со своими обычными и бесконечными пробками очень быстро утомила Семена. Поэтому, когда Севастьянов отклонился от маршрута домой и поехал к зданию банка, Кляйн мысленно выматерился.
– Что мы тут, надолго? – как можно более вежливо, но с долей яда спросил Семен. Очевидно, Севастьянову нужно было что-то порешать в банке.
– Деньги вот тебе с карты сниму в банкомате и дальше поедем, – ответил Сеов.
Семен сказал про себя «упс» – ему стало неловко. Они остановились у банка, Кляйн вышел вместе с Севастьяновым из машины, достал сигареты и закурил.
– Кстати, курить в машине можно, – улыбнулся Паша.
– Спасибо, – ответил Семен.
Сеов пошел к банкомату, а Семен подумал о том, что в который раз в своей жизни думает о людях хуже, чем они есть. Как-то нужно было эту черту характера в себе корчевать, но как – Кляйн не имел представления. Кажется, с течением времени он менялся в лучшую сторону – ну хотя бы стал задумываться о такой нехорошей черте своего характера. Но изменения эти были какими-то медленными и малозаметными.
10
Искристая жизнь повелителя виртуальных пространств беззаботной была для Семена Кляйна недолго.
В какой-то момент Кельвин стал замечать изменения, которые начали происходить в отношении к киберпреступникам со стороны российских спецслужб.
Надо сказать, что до определенного момента в действиях российских хакеров было очень много свободы. Так происходило потому, что силовикам нужно было наводить порядок в первую очередь не в виртуальном пространстве, а в реальном – где одни граждане страны страстно, жгуче хотели жить кучеряво за счет других граждан страны. Россия после развала СССР провалилась в средневековье. Весь путь до цивилизации ей нужно было пройти снова и как можно быстрей.
Желание многих граждан страны не работать, а жить за счет других, было настолько несгибаемым и необоримым, что из-за этого желания граждане, не очень задумываясь, калечили, пытали, резали и убивали друг друга и с тем же незатейливым желанием часто шли сами на смерть.
Также причиной, по которой за киберпреступления в Росси не брались всерьез, было одно неписаное правило русских хакеров – «не работать по ru».
Процентов на 90—95 российские хакеры находили себе «заработок» в Европе и США, тем самым занимая тамошние спецслужбы и отвлекая на себя немалый их ресурс. Остальные 5—10 процентов или быстро обучались и исправлялись. Или спокойно «сливались» в МВД своими же. Потому что все сообщество прекрасно понимало, что относительное спокойствие для российских хакеров может быть возможно, только если соблюдать это самое негласное условие: «не работать по ru».
Однако, начиная примерно с конца нулевых, силовикам, в ведомствах которых уже были созданы специальные отделы, занимавшиеся как киберзащитой, так и кибератакой, стало не хватать своих кадров. То есть кадры, конечно, готовили: и в Высшей школе КГБ, и в МИФИ, в МИЭМ и МФТИ. Но спрос на IT-специалистов к концу нулевых годов настолько вырос и со стороны СВР, и ФСБ, и МВД, что своих подготовленных людей хватать перестало. Это было совсем неудивительно – кубометры мирового виртуального пространства каждый год умножались на десять, на сто, а порой и возводились в степень.
Хакер же – это уже готовый для работы специалист. Дополнительно хакера учить почти ничему не нужно, он нередко сам мог кое-чему научить молодых специалистов перечисленных ведомств. В штат свободных ремесленников почти никогда не зачисляли – интереса в этом не было с обеих сторон.
Начиная с 2000 года, до Семена стали доходить сведения, что на спецслужбы начинает работать то одна громкая фамилия из мира киберпреступников, то другая, то третья. Перспектива работы на органы Кляйна интересовала мало, и он думал, что всегда сможет отказаться от такого предложения. Но тут стали появляться упорные слухи о том, что те, у кого добровольной любви с ведомствами не выходит, бесследно исчезают. Так, как будто их похищают с Земли инопланетяне. Тут Кельвин понял, что такой футбол ему не нужен вовсе, и резво стал сворачивать свою деятельность в мире киберпреступлений. Он очень дешево – потому что очень быстро – продал площадку, где кардеры покупали и сбывали «хабар». Затем вышел из еще нескольких проектов – где-то просто извинился перед ребятами, где-то уплатил «отступные».
После того, как с миром интернет-воров Семена перестало что-либо связывать, кроме прошлого, он стал вкладывать деньги в легальный бизнес.
В Москве в это время стремительно развивался бильярд. Семен без долгих размышлений купил себе два помещения, располагающихся у станций метро, и завез по десятку бильярдных столов в каждое. Где-то перекупил, где-то заманил условиями лучших в городе маркеров – и почти сразу стал проводить у себя соревнования. Привлеченные маркеры были не только бильярдными судьями, они имели все нужные связи для того, чтобы организовывать первенства разного уровня и привлекать в клуб нужную публику. Очень быстро заведения Семена стали пользоваться популярностью. Он докупил туда еще столов – квадратных метров в помещениях было с запасом – и стал искать новые места под бильярдные клубы и новый персонал. Так Семен Васильевич Кляйн магически, меньше чем за год, превратился в респектабельного бизнесмена.
И тут на том этаже, с которого совсем недавно поспешно сбежал Кляйн, рвануло.
Рвануло так, что осколками оконных стекол засыпало или ранило всех, кто был в это время рядом. А уж услышали взрыв, кажется, во всем мире. Причины, по которым отечественные спецслужбы решили заняться – да так громко – именно кардерами, были сначала совершенно непонятны Семену. Однако их вскоре нашептал Кляйну один известный журналист. Западу надоел тот беспредел, который творился по его (совершенно справедливому) мнению в сфере российского хакерского искусства, и русскими спецслужбами было принято решение устроить классическую «показательную порку». О кардерах писали все причастные, мало причастные и совсем непричастные печатные издания. Русские хакеры моментально стали героями легенд и баек. Слухи о суммах, которые сумели вывести отечественные киберпреступники с пластиковых платежных карт, исчислялись миллиардами. Русская кибермафия была признана лучшей на планете. Общественность ознакомилась с десятком фамилий, которые Семен «выпилил» из своей записной книжки примерно полгода назад.
В те времена Кляйн ходил черный.
Он прекрасно понимал, что сейчас все эти люди, о которых писали газеты, дают показания. И в показаниях этих не раз и не два будет всплывать фамилия Кляйн. И слишком мало пока прошло времени, чтобы натоптанные Семеном дорожки в этом лесу поросли бурьяном и травой.
Особенно беспокоился Семен за свою близкую дружбу с юзернеймом Urusut. С этим ником Кельвина связывало наибольшее количество подробностей его прошлой жизни. Но история Urusuta закончилась неожиданно благополучно для Семена – хакер почти сразу после ареста повесился в камере оттого, что не выдержал прессинга со стороны силовиков. Может быть, ему и помогли, потому что знал Urusut действительно много и о многих. Тем более, что был Urusut, по слухам, тесно связан с другим криминальным миром – будто бы занимался он еще и оружием.
Дальше дела Семена стали неожиданно для него налаживаться.
Из-под очевидной тюрьмы стали выбираться один за другим фигуранты «дела о кардерах». Тут Кляйн сообразил, что «дело» это в действительности было совершенно «дутым». Главной целью цель этого «дела» было заткнуть рот западной общественности. Для западных спецслужб также стало очевидно, что реальных сроков не будет. И что все те, кто попал под «каток» «дела о кардерах», теперь будут «отрабатывать» свои грехи – они будут смывать свои грехи кровью виртуальных врагов государства. То есть наши силовые ведомства дали понять Западу, что давить на них не стоит – результат может быть совсем противоположным тому, который ожидается.
Но только через еще полгода Семен выдохнул окончательно.
Куда-то бежать из страны, в которой у него теперь был бизнес, Кляйн не хотел и не мог. Тем более, что бежать из России человеку с такой историей, как у Кельвина, было совсем непросто. Семен знал много историй, когда тех, кто пытался выехать навсегда за рубеж, «брали» на вокзалах и в аэропортах. «Брали» просто оттого, что они так непатриотично себя повели – захотели расстаться со своей любимой – с Родиной. То есть государство как бы говорило: «Мы все про вас знаем. Не рыпайтесь. Живите себе тихо и спокойно, как жили. Нужно будет – мы к вам обратимся. А может быть, и не обратимся. Но такого, чтобы к вам обратились наши недруги, такого, чтобы вы работали на них, – нет, такого не будет».
Логику поступков государства Семен прекрасно понимал. Убегающий из страны хакер, как правило, был голым и босым и не умел ничего, кроме как ломать, проникать, искать дыры и бреши. И скорее всего, этого хакера использовали бы в своих целях те, кто играет против России.
Поэтому Кельвин не бегал по известным ему адресам для того, чтобы обзавестись фальшивыми документами и поменять фамилию. Он не размышлял о пластической операции, не выдумывал себе нового правдоподобного прошлого.
Семен просто каждый день после того, как прогремело дело «кардеров», седел и потел, если ему звонили с незнакомых номеров.
Кляйна тошнило от страха в те моменты, когда в дверь его квартиры кто-то звонил. Сердце Семена заходилось в бешеном танце, если в его бильярдных клубах появлялись люди с военной выправкой и «светили» удостоверениями, чтобы поиграть или вовсе бесплатно, или за треть цены.
Кляйн стал каждый день пить успокоительные, у Семена обнаружились боли в сердце. Семен сделался раздражительным и невозможным в общении.
Но, как было уже сказано, через полгода после разгрома российских кардеров, Кельвин стал полагать, что его никто трогать и не собирается. Везде были свои сроки давности, и Кляйну показалось, что этот его срок прошел.
Семен сначала несмело разогнулся, потом расправил плечи, потом вернул подбородок в обычное положение. И уже через год к подчиненным на работе вернулся обычный Кляйн, смотрящий на людей открыто и весело, всегда готовый пошутить сам или рассмеяться чьей-нибудь удачной шутке.
Между тем бильярдный бизнес у Семена двигался семимильными шагами. Еще и поэтому Кляйн совсем не хотел расставаться с ним и куда-то бежать из страны. Клубов в Москве решительно не хватало, загрузка уже у четырех заведений Кляйна была практически круглосуточная, зерно сыпалось в закрома исправно и бесперебойно. Пятый клуб Семен открывать не стал – потому что по его прикидкам еще год-два, и на рынке этих услуг обязательно должна была наступить стагнация.
Тогда они с Димой Кочетковым и задумали открыть «Колбасу».
Кочетков тоже вовремя «выпрыгнул» из темы преступлений в сфере информационных технологий. Дима точно так же долгое время не мог поверить, что его не «закроют», и потому деньги свои вообще никуда не вкладывал, а держал в темном подвале на даче отца в серебряных слитках. Толчком к тому, чтобы Дима решил все-таки вложиться в какой-то бизнес, стала следующая история.
Бывший партнер Димы по неспокойному бизнесу закопал деньги в огороде в деревне у родителей. В трехлитровых банках с капроновыми крышками. Полные трехлитровые банки пачек стодолларовых купюр. Когда пришла пора кое-что вынуть из схрона на жизнь, бывший партнер откопал сначала одну банку, в которой крышка оказалась проедена кротами, а доллары безнадежно испорченными, а потом и остальные, с которыми приключилась ровно та же история. Бывшего партнера Димы прямо с огорода увезла скорая с инфарктом. А Кочетков же подумал, что это знак свыше о том, что нужно не «морозить» нажитые средства, а куда-то их вложить. Он стал искать, как пристроить свое состояние. Обратился с этим и к одноклассникам по лицею. Так Семен и Дима стали совладельцами «Колбасы».
Следующие три года прошли у Кляйна безоблачно.
Однако всему бывает конец, и однажды настал конец фарту Семена Кляйна.
Все дело было в том, что западные спецслужбы долго злила невозможность добраться до тех одаренных русских киберпреступников, к которым у них был свой счет.
Мало того, что эти люди годами в прошлом безнаказанно совершали преступления в сфере информационных технологий на Западе. Теперь эти русские нахально выезжали на отдых за рубеж, немало не стесняясь и не опасаясь возмездия, которое вроде бы должно было их там настигнуть. Возмездие было бессильно: шельмы обычно выезжали на отдых в страны, которые не имели договора об экстрадиции с США.
Но дразнить гусей можно не беспредельно, и однажды, в 2014, году эта схема поездок на отдых русских хакеров дала сбой. Как известно, если очень хочется, то даже «нельзя» превращается в «можно». И за одно лето, несмотря на отсутствие договора об экстрадиции, в своих номерах в отелях Мальдив, Таиланда и Бангладеш было арестовано и отправлено в тюрьмы США девять человек с очень громкими фамилиями. Эти люди могли многое рассказать интересного и о Семене Кляйне. Могли рассказать – и рассказали, чтобы хоть как-то уменьшить себе сроки.
Папку с делом о Кляйне никто на Западе «под сукно» не положил. И очень скоро Семена объявили в розыск в Интерпол. Материалы о Кляйне передали российской стороне, которая и без того знала о Семене Васильевиче если не все, то очень многое. И брать его, может быть, не стала бы и сейчас, но обстоятельства больше не позволяли этого не делать. Выходило что-то совсем уж непорядочное, если человека ищет Интерпол, а человек этот управляет рестораном в центре Москвы.
И очень скоро после того, как Семена объявил в розыск, его вызвали в «контору». Там Кельвину сообщили, что можно сесть здесь, в холодной и совсем неуютной России лет на пятнадцать. А можно года на три во Франции, в более гуманных и более человеческих условиях. Разница в эти 12 лет стоила дорого – весь бизнес, который был у Семена.
Оказывается, за эволюцией Семена все это время пристально следили – утке просто давали нагулять жир.
Кляйн посидел в СИЗО месяц. Посмотрел на кошмарные условия, которые, вполне возможно, специально Семену наглядно демонстрировали. После этого месяца Кляйн понял, что 12 лет жизни стоят тех денег, что у него просят, и согласился. На этом финансовые неурядицы Кляйна не кончились – за долю в «Колбасе», что была у Димы Кочеткова, «контора» рассчиталась с Кочетковым квартирой Семена.
Трясина, в которую провалился Семен Кляйн, сначала была по колено, потом втянула его по пояс и едва не утянула Кельвина совсем.
