Любовь бабочки. Оазис

– А ну-ка, ответь мне! Что это за бред твоя мать несла о тебе и этой гое? Ты женишься на этой гое?! Ты умом тронулся? Я не позволю, чтобы твоя жизнь пошла насмарку. Ради чего? И кого?

Майкл посмотрел отцу прямо в глаза, не проронив ни слова, выражение его лица говорило в значительной степени больше, чем слова. Приключилась типичная сцена выяснения отношений между евреем-отцом и его сыном, когда мятежный сын считает нееврейскую девушку более привлекательной, чем одну из тех замечательных, умных и прекрасных еврейских принцесс, из своей общины.

– Тебе что, мало порядочных еврейских девушек, не из кого выбрать? Чем они тебя не устраивают? Ответь, сопляк! Сейчас же, – взревел он.

Майкл смог лишь растеряно ответить: – Но я люблю ее, папа.

Дэвид Шульц окончательно вышел из себя. Он ожидал услышать все что угодно, только не это.

– Любишь? – заорал он, – Да что, черт возьми, ты можешь знать о любви? Мне и Сэму пришлось покинуть родную страну, приехать сюда, подняться из грязи, и когда я женился на вашей матери, мы начали новую жизнь с нуля. Мы упорно трудились, и она всегда поддерживала меня. Пойми это, наконец! Именно так, шаг за шагом, мы вместе заработали все, что теперь имеем, вот это я называю любовью! Так или иначе, я пахал как каторжный не для того, чтобы ты связался с какой-то гоей! Как тебе такое в голову пришло? С чего ты решил, что будешь делать все, что тебе заблагорассудится? Не выйдет! Тут и говорить не о чем! Ты не женишься на этой девке, и точка! Понятно?

Дэвид Шульц произнес последние слова, шипя как змея. Теперь и Майкл начал закипать. И то, с каким пренебрежением его отец говорил о Вики, лишь подлило масла в огонь. Майкл не мог выслушивать, как оскорбляют Вики. Однако он пытался держать себя в руках.

– Папа, я уважаю тебя, зная, чего ты добился в жизни, – Майкл говорил тихо и медленно, – я тоже хочу добиться успеха. Но, тот факт, что мы любим друг друга ни ты, ни кто-либо другой не в состоянии изменить. Никогда! И мне не нравится, что ты называешь Вики гоей, она порядочная девушка. Я никогда не встречал таких девушек. У нее доброе сердце, и она чиста. Такая же иммигрантка, она упорно трудится, чтобы заработать на жизнь, точно, как вы с дядей, когда приехали в эту страну. Я знаю, она – та единственная, что мне нужна, и однажды я женюсь на ней. И ты не сможешь мне запретить и, пожалуйста, прекрати называть ее гоей.

Майкл пытался говорить, как можно более спокойным тоном, но это не помогло. Лицо его папы багровело с каждым мигом. В качестве окончательного аргумента Майкл добавил: – Папа, я лишь хочу, чтобы вы приняли ее.

Это было последней каплей. С этого момента отец начал орать так громко, что даже Чарли, который ждал на другой стороне улицы, сбежав от семейной передряги, не на шутку перепугался. По улице разносился шум, заслышав который, можно было решить, что на Трибека вспыхнули гангстерские войны.

– Никогда, слышишь меня? Гоя! Только через мой труп! Я никогда не приму ее в семью. Никогда! И не мечтай об этом! – Дэвид Шульц ударил кулаком по кухонному столу.

После припадка ярости его поведение удивительным образом изменилось. Возможно, он понял, что пришло время сменить тактику, чтобы его сын мог что-то усвоить. Он никогда прежде так себя не вел с сыном, и теперь невозможно было вести продуктивный разговор. Он попытался обыграть все более мягко и снизошел до неожиданной улыбки.

– Только подумай, отец и сын схлестнулись не на жизнь, а на смерть, и все из-за какой-то девчонки. Это безумие! Она милая, пусть так, и еще симпатичная мордашка заставила тебя потерять голову. Сын, на свете полно хорошеньких девушек.

Шульц старший нервно усмехнулся, чем в очередной раз озадачил Майкла. После криков и угроз отец перешел к другому типу аргументации.

– Я твой отец. Ты – мой сын. И это не вопрос выбора!

Майкл знал доводы своего отца, и теперь, когда он ретировался, Майкл понимал, что ситуацию это не исправит. Все становилось лишь хуже, отец перешел к сути дела и начал говорить в таком же ключе, как если бы заключал финансовую сделку. Чутье подсказывало, отец изо всех сил стремился сломить его. Именно так. Для него это была очередная расчетливая сделка, которую он заключал. Дэвид Шульц прощупывал почву, проверял, приведет ли смена стратегии к положительному результату и начал умасливание.

– Ты молод, Майкл, слишком молод и неопытен. Сам подумай. Тебе совсем рано думать о браке. Ты едва знаешь эту девушку. Или ты хочешь сказать, твоя первая девушка должна непременно стать твоей женой? Это нелепо, Майкл. Будь благоразумен. Взвесь все как следует и брось ее. Вот увидишь, сынок, твой отец лучше знает жизнь. Она наскучит тебе рано или поздно, и ты захочешь быть с другой. Твой брат, Адам, он такой же. Он помешался на какой-то вертихвостке. И что в результате? Ты хочешь того же для себя, ты что не понимаешь?

Отец подошел к Майклу, как видно, в намерении заключить его в объятья, но наперед добавил, – Она просто не та девушка, что тебе нужна.

Майкл отпрянул. Терпение его было на исходе. Разговор казался ему беспочвенным. Отец попросту принялся забрасывать его замечаниями, словно режиссер дешевого телевизионного мыльного сериала из пятидесятых. Майкл возразил:

– Папа, она именно та, что мне нужна. Я люблю ее, и собираюсь жениться после того, как получу высшее образование. Именно так, папа. Мне жаль, если ты не в состоянии этого понять. Тебе пришло время усвоить, что я больше не ребенок.

– Как ты смеешь со мной так разговаривать? Я твой отец. Что, черт побери, сотворила с тобой эта шлюха, ты потерял рассудок? Почему ты помешался на ней? Секс? Трахается лучше всех в округе? Такие девки все одинаковые. Так было и так будет!

Майкл сделал шаг вперед, смотря отцу прямо в глаза. От неистовства он побелел, все же, его голос оставался спокойным:

– Она не шлюха, и не смей называть ее так, и уж тем более не здесь, при мне, в моем доме. Уже поздно, и я прошу тебя уехать.

Его отец был ошеломлен. И это был его сын, обращавшийся с ним как со слугой, указывая на дверь. Он было открыл рот, но тут же закрыл, поскольку просто не мог ничего сказать. На мгновенье Майклу показалось, что его отца хватил удар, когда лицо его приобрело пунцовый оттенок.

– Твой дом? Я плачу за него. Даже рубашка, что на тебе, принадлежит мне! Как ты посмел так со мной говорить? Я твой отец! Ты вовсе не испытываешь уважения ко мне? Я прекрасно вижу, эта мерзкая шлюшка, гори она в аду, уже успела настроить тебя против твоей семьи. Я запрещаю тебе ее видеть, завтра же ты возвращаешься домой. Ты больше здесь не живешь, уяснил? Я слишком избаловал тебя. Уму непостижимо. Многие из твоих друзей живут в лофте, как этот? Какого черта, спрашивается, я снабжаю тебя всем самым лучшим? Чтобы ты с дерьмом меня ровнял впоследствии? Я ушам своим не верю; ты, мелкий испорченный паршивец!

Слюна запенилась у его рта, что сделало его похожим на бешеную собаку. Майкл все еще прилагал все усилия, чтобы сохранить самообладание, хотя дела обстояли хуже некуда.

– Я не вернусь домой и не оставлю ее. Как ты это не понимаешь? Заставь себя это понять, папа!

Без предупреждения Дэвид Шульц ударил сына в лицо, прежде чем Майкл успел увернуться. Майкл не ожидал, что все зайдет так далеко. Он давно уже не был ни ребенком, ни подростком. Стерпеть удар от кого бы то ни было он не намеревался. Его отец поднял другую руку, но, на этот раз, Майкл предвидел удар.

Жизнь исполнена таких превратностей. Родители располагают безграничной властью над своими детьми, но иногда не осознают, что эта власть лишь временное явление, а злоупотребление ею ведет к печальным последствиям. Однажды дети станут взрослыми. Когда главным инструментом власти является грубая сила, отец узнает, что потерпел неудачу, когда выясняется, что сын сопоставим с ним по силе, или вовсе стал сильнее. И, как говориться, фишка дальше не идет.

Майкл теперь стал выше и сильнее отца, одного удара хватило бы, чтобы отправить того в нокаут. Но Майкл не хотел еще больше усугублять ситуацию. Он просто удержал руку отца в замахе. Он источал мертвенное спокойствие и с пугающим хладнокровием предупредил папу: – Прекрати сейчас же! Я уже попросил тебя уехать. Твои действия ничего не изменят. Я велел тебе убираться, потому что никому не позволю поднять на себя руку, ни на улице и, тем более, в моем доме. Я больше не ребенок, ты не будешь со мной так себя вести.

Дэвид Шульц отступил в смятении. Такого развития событий он уж никак не ожидал. Его сын был очень самоуверен, он воспитал его подобным образом. Однако он и предположить не мог, что мощь его характера когда-либо будет направлена против его самого. Он зашагал к двери. Остановившись на миг, он повернулся и угрожающе навел указательный на сына, прокричав: – Я предупреждаю тебя. Никакая пуэрториканская шлюха не отхапает кусок от моего состояния, добытого потом и кровью. Ясно?! Пусть ты пренебрег отцом, трахай эту шлюху, сколько влезет, удачи тебе в этом нелегком деле! Но я снимаю тебя с довольствия. От меня ты не получишь ни цента. У тебя не останется ничего, ничегошеньки! Не испытывал бы ты судьбу! Завтра ты возвращаешься домой, безмозглый молокосос!

С этими словами мистер Шульц рванул к своему автомобилю и умчал прочь.

Как многие молодые евреи, которые выросли в Америке, Майкл не мог понять, почему мир должен быть разделен на лагеря – евреи и гои. Он не мог мыслить такими категориями. Он не мог взять в толк, почему между ним и девушкой, которую он любил, должна разверзнуться пропасть. Когда он выбежал вслед за отцом, увидел лишь как Роллс-ройс исчез за углом.

Вот так вот. Война была объявлена. Он внезапно заметил, что руки дрожат. В такой суматохе, он даже нашел в себе силы улыбнуться, встретившись глазами с Чарли.

Чарли наблюдал за семейной драмой с безопасного расстояния на улице. Теперь он мог подойти к Майклу. Майклу стало намного легче. Хорошо иметь друга, особенно когда он так нужен.

– Вот это да! Святые небеса! Там наверху развернулись военные действия, – воскликнул Чарли, совершенно растерянный. – Ты в порядке?

– Да, более или менее, – ответил Майкл. – Ты все слышал?

Чарли придавил невольно вырвавшийся смешок. – Ни только я… но и половина района…

Они поднялись наверх. Чарли приготовил немного кофе, а Майкл позвонил Адаму. Он все еще чувствовал нервозность, его брат изо всех сил старался успокоить его, убеждая, что рано или поздно все наладится. С присущей ему дипломатичностью он пообещал говорить с их отцом сразу, как тот приедет. Майкл поблагодарил его и повесил трубку. Но лучше ему не стало.

Ночью он не смог уснуть. Он любил Вики и не мог заставить себя переступить через свои чувства, из-за расовых или семейных предрассудков. Если подумать, отец отреагировал бы не лучше, случись Майклу привести в дом девушку из четы Рокфеллеров. Похоже, единственное, что его интересовало, так это национальный вопрос. Точка! Дэвид Шульц опасался не только по поводу Майкла, его пугала перспектива, что Адам мог последовать примеру брата в будущем, а это могло прервать чистоту их еврейского рода. Действительно, возможность стать американским гражданином предполагала необходимость отступиться от множества принципов, но отступиться от еврейского наследия Дэвид был определенно не готов. Он бы никогда не променял возможность оставаться евреем и уважать историю своей семьи на американскую мечту.

Майкла разбудили яркие лучи утреннего солнца, затопившие светом всю спальню. Чертыхаясь, он вскочил с кровати в поисках своей одежды. Взглянув на часы, он понял, что они опоздали. Он был просто разбит, не зная точно, было ли тому виной спиртное, что они выпили накануне или тот факт, что он не спал в течение большей части ночи. Как бы там ни было, это утро явно не претендовало на звание самого великолепного в его жизни. На самом деле, он был просто вне себя от злости. Именно так. Он забыл завести будильник накануне, а теперь, нужно было лететь стремглав, а он еще не успел толком прийти в себя. Он помчался в ванную, по пути не преминув стукнуть по двери Чарли, будто высвобождая накопившуюся ярость.

– Чарли, шевелись. Подъем! Уже десятый час!

Не дожидаясь ответа, он влетел в ванную и встал под горячий душ, оказавший маломальский положительный эффект на его настроение. Чарли ввалился в ванную, как только Майкл вышел, судорожно пытаясь причесаться расставленными пальцами.

– Эй, что стряслось? – спросил Чарли.

– Я забыл поставить будильник, мы в полной заднице. Мы опаздываем, – выпалил Майкл.

Чарли взвыл: – Белая Ведьма! Черт побери!

Белая Ведьма была притчей во языцех и главным объектом шуток всего Юридического факультета. Людям свойственно, так или иначе, высмеивать тех, кого они боятся больше всего, потому что непочтительность выступает своеобразной компенсацией за подчинение и раболепие. Ведьма была их куратором и могла являть собой воплощение лучшего или худшего преподавателя, в зависимости от ее настроения.

Они моментально оделись и рванули вниз по лестнице. Майкл был взвинчен как никогда, он обещал заехать к Вики этим утром, но теперь это было невозможно. Придется ждать окончания лекции. Чарли запрыгнул на место водителя, автомобиль взвыл и помчался, оставляя за собой полосы шин и хвост густого дыма. Им потребовалось менее пятнадцати минут, чтобы добраться до Университета, припарковать авто и помчаться по пустым коридорам на лекцию. Когда они на цыпочках пытались пробраться на свои места, лектор прервался и молча ожидал, пока они усядутся.

К ее чести, Белая Ведьма, женщина под пятьдесят, все еще изящная и привлекательная, обладала блестящим юридическим складом ума. Она была действительно отличным лектором, принимая во внимание, сколько ее бывших студентов позже стали выдающимися и успешными адвокатами и юристами. Эту женщину по праву считали величайшим экспертом и знатоком уголовного права. Поэтому Декан настоял, чтобы она читала лекции каждому новому первому курсу, это было гарантом того, что они вынесут с занятий достойный багаж знаний.

Белая Ведьма была ориентиром в коллегии адвокатов. Ее близкие друзья, преимущественно адвокаты и художники, считали ее одновременно милой женщиной, обладательницей искрометного чувства юмора, никогда не теряющей самообладания и светской львицей, не знающей усталости, способной опустошить целую бутылку виски, глазом не моргнув. К тому же, она была экстраординарным дипломатом, никогда не демонстрировавшим нервозность или гнев. Но близкие друзья отлично знали, случись кому-то оскорбить или задеть ее, она была в состоянии постоять за себя, используя выражения покрепче заправского дальнобойщика. Она никогда не была замужем и не имела намерений заключить брак, но все бывшие возлюбленные имели обыкновение звонить ей два раза в год, на Рождество и в День святого Валентина.

Однако для ее студентов, она была Белой Ведьмой – стареющей женщиной, с ужасным характером и всеми мерзкими атрибутами и склонностями старой девы. Даже хуже, незамужней преподавательницей среднего пошиба. Она будто нарочно пыталась выглядеть непривлекательно – седые волосы, стянутые на затылке в бараночку и круглые очки, не говоря уже про рот. Казалось она сжимала губы в постоянной готовности тебя укусить. Ее студенты не понимали ее консервативные пристрастия в одежде, а тем более, ее иронические комментарии. Насколько было известно, все ее шутки сводились к подтруниванию над ее безответными студентами.

Глава 6
Отчуждение

Белая Ведьма ждала.

– Доброе утро, юный Чарльз! Вы хорошо позавтракали? – спросила она, слова эти заставили Чарли вздрогнуть, будто от удара кнута. – Соболезную, Чарли. Я слышала, ваш будильник безвременно почил вчера вечером. Жаль! Держу пари, вы в глубоком трауре.

Она выставила Чарли посмешищем перед сокурсниками, и он испытал жгучее желание вцепиться в нее. Бедный Чарли уже окунулся в омут отчаяния, но Ведьма, похоже, еще не закончила.

– Что касается вас, Майкл, вы, как посмотрю, точная копия своего дяди Сэмюэля. Он всегда опаздывал на занятия, но он с легкостью нагонял пропущенное. Мы учились вместе, как вы знаете. Но, в отличие от вас, он опаздывал, потому что вынужден был много работать, чтобы оплатить свое обучение.

Ее ухмылка сделала Майкла совершенно растерянным. Он тихо сел, и лекция продолжилась.

– А теперь, мы будем говорить о таких понятиях, как отягощающие и смягчающие обстоятельства при рассмотрении дела. Применяя перекрестный допрос, суд, при вынесении приговора, первостепенным считает результаты действий преднамеренных, нежели непреднамеренных. В случае совершения убийства, однако, непреднамеренные действия рассматриваются в другом аспекте.

Майкл, казалось, мог заметить, будто головы студентов на первом ряду вскипали от перенапряжения, и пар струился у них из ушей. Сегодня, впрочем, ему и без того было над чем поразмыслить, скажем, об этнической дискриминации, злоупотреблении родительской властью, праве на самоопределение, свободе при выборе полового партнера и первой поправке. Из этих тем проистекало множество запутанных пунктов Гражданского права, однако не все подпадало под программу курса по Уголовному праву. Постепенно образ отца, стоящий перед глазами, вышел на первый план, словно превратив Белую Ведьму в расплывчатый мираж, оставив лишь силуэт. На смену удручающей перспективе быть замученным тиранией его отца, постепенно пришло чувство облегчения. Буря утихла. Жизнь продолжалась в более-менее мирном ключе.

В глубине души Майкл надеялся, что отец успокоится и рассмотрит ситуацию с другого ракурса, как только Адам поговорит с ним. В вопросах убеждения и уговоров его брату не было равных. Размышляя об этом, Майкл уповал на лучшее, лекция пролетела быстро. Когда настало время двенадцатичасового перерыва, он выбежал из здания университета и направился в магазинчик папы Лоренсо. У кассы он заметил Папу и Шарлин, озадачившись, почему Вики не было на месте. Войдя в магазин, он одарил присутствующих лучезарной улыбкой, но Папа Лоренсо, направившись ему навстречу, лишь сердито взглянул на него.

– Я больше не желаю видеть тебя в моем магазине.

Майкл был сбит с толку. Папа Лоренсо тряс пальцем прямо перед его носом, почти столь же яростно, как отец, прошлым вечером. Что могло случиться?

– Держись от нее подальше. Ваше семейство уже причинило ей массу проблем. Слушай, она хорошая девушка, и мне отвратительно видеть, как ты с ней обошелся. А теперь – прочь. Оставь ее в покое.

Папа Лоренсо начал выталкивать его из своего магазина, Майкл не мог больше выносить этого.

– Где она? Что произошло? Пожалуйста, скажите мне, Папа! Она здорова? Умоляю, скажите, что произошло?

Майкл остановился и бросил на Папу умоляющий взгляд.

Наконец, Папа прислушался. – Ты что, ничего не знаешь?

– Что именно?! – завопил Майкл. – На самом деле, Папа, я решительно не понимаю, о чем вы говорите!

По выражению лица было видно, что Майкл находился в полнейшем замешательстве, Папа поверил в искренность его слов. Он сел на ящик из-под яблок, подозвал парня ближе и рассказал, что произошло тем утром.

Вскоре после того, как Виктория приехала на работу, перед магазинчиком остановился белый Роллс-Ройс. В магазин вошел никто иной, как папаша Шульц, спросив Папу Лоренсо, работает ли сейчас Виктория. Он представился, уверив Папу, будто хочет поговорить с ней. Виктория в это время переодевалась в подсобке.

– Так вот, – продолжил Папа, – я пожал его руку, а он сказал, что приехал поговорить с Викторией. Я направил его в сторону подсобки и вскоре услышал крик, переходящий в истерический ор. Я оставил Шарлин за кассой и ринулся узнать, в чем было дело.

Майкл почувствовал прилив ярости, кровь вскипела в его жилах, он уже знал, что Папа сообщит ему далее.

– Твой отец сказал Виктории, что ты не желаешь видеть ее больше, что ты переезжаешь домой, что между вами все кончено. Виктория начала рыдать, твой отец махал чеком на пять тысяч долларов у нее перед носом. Он пытался откупиться от нее, а бедная Виктория твердила лишь одно, что любит тебя и деньги ей не нужны, нужен лишь ты. Тогда он начал кричать и оскорблять ее: пуэрториканской шлюхой, шалавой и тому подобное… Я потребовал, чтобы он убирался. Он все пытался всучить ей свой чек, а после рванул к выходу, бранясь последними словами, не стесняясь остальных покупателей. Когда он ушел, я отправил Викторию домой на такси, она была убита горем.

К этому времени Майкл достиг точки кипения и мог думать лишь о том, что ему делать немедленно: звонить отцу и выяснить с ним отношения раз и навсегда или мчаться в Бруклин? Первым делом, он решил ехать в Бруклин, извинившись перед Папой Лоренсо, он направился к зданию Университета.

Чарли опешил, когда увидел своего друга. Он достаточно хорошо знал Майкла, чтобы понять, что здоровяк на взводе, и вот-вот взорвется, если его не успокоить.

– Майкл, ты видел Шарлин в магазине?

Майкл не ответил, он погряз в невеселых раздумьях. Чарли толком не знал, что еще сказать.

– Майкл, приди в себя, ты дерьмово выглядишь. В чем дело? Что стряслось?

Чарли не желал отступать. Он обязан был узнать, почему Майкл был чернее тучи. Майкл излил душу. Он рассказал Чарли о том, что произошло в магазине. Чарли ушам своим не верил. Неужто старик Шульц зашел так далеко? Чарли и сам был возмущен до предела; может быть их родители занимали разные социальные ниши, но Чарли и предположить не мог, чтобы они поступили бы с ним так гнусно, приведи он домой темнокожую девчонку или азиатку. Прецедента, правда, не было. Но, он отлично знал своих родителей и всегда трезво оценивал их поступки.

– Я все понял, Майкл. Слиняем с занятий и поедем в Бруклин.

Майкл аккуратно прервал его: – Спасибо, приятель, но я бы хотел поехать туда один. Нет нужды нам обоим наживать проблемы из-за пропусков. Дай мне ключи от машины. Увидимся дома, ладно?

Чарли отдал ему ключи и ушел, на прощанье похлопав его по плечу, выражая поддержку.

– Чувак, не напрягайся. Предки все такие. Мой папа все еще говорит со мной так, будто мне лет восемь.

Майкл осознал, что в этот раз вел авто точно, как Чарли. Он добрался до Бруклина в рекордно короткие сроки, впечатав педаль газа в пол. Высокая скорость, казалось, помогла ему выпустить пар и успокоиться немного. Он был взвинчен, как и прежде, но теперь был готов столкнуться с проблемами с большим хладнокровием. Майкл поднялся наверх и застал тетушку Марию столь же удивленной, как он сам. Вики дома не было.

Тетушка Мария думала, что девушка все еще на работе, но одному лишь Богу было известно, где она могла быть. Второй раз за день Майклу пришлось рассказывать неприятную историю, произошедшую в магазине Папы Лоренсо. Он понял, что тетушка Мария перепугана не на шутку. Женщина призналась, что Виктория плохо знала Нью-Йорк. Это был слишком большой, перенаселенный город, с высоким процентом психов на душу населения. Майкл пытался успокоить старую леди, которая зашлась в кашле от волнения.

– Тетушка, она, вероятно, решила прогуляться, чтобы отделаться от дурных мыслей. Не волнуйтесь, все будет хорошо.

Однако оба они волновались в гораздо большей степени, чем готовы были признать. Майкл заварил для Тетушки немного чая, и они вместе сидели и ждали. Мария пыталась улыбаться, а Майкл, в это время, почувствовал, каково это, провести хотя бы день без его Вики, потерянным и несчастным. Теперь, думая о мерзких деяниях отца, Майкл чувствовал себя будто потерянным для своей семьи, а Вики была всем, что у него осталось. Он не мог простить это отцу. Но через какие терзания, должно быть, прошел его родитель, если уж ему пришлось творить такие ужасные вещи? Больше всего Майкла пугало то, что он мог потерять Вики.

Они ждали около часа, поглощенные своими невеселыми раздумьями, пока, наконец, ключ не повернулся в дверном замке. Майкл вскочил от волнения. Вошла Виктория, вся в слезах. Все, что они могли сделать, так это крепко обнять друг друга, будто они не виделись целую вечность. Вики разрыдалась. Тетушка Мария уложила ее на диван, медленно гладя ей волосы и лицо, распухшее от слез, шептала слова утешения, словно мать, пытающаяся унять боль своего ребенка, который поранился очень сильно. Майкл принес чай и для Вики. Когда он вошел в гостиную, тетушка баюкала ее как ребенка. Майкл принял решение. Он вышел из квартиры и направился к метро. Он остановился у телефона-автомата и позвонил отцу. Его секретарь ответила, что отец был на встрече и соединила Майкла с его личным помощником. Он попросил передать, что сын мистера Щульца скоро прибудет.

Когда Майкл вышел из метро на Пятой Авеню, ему пришлось прокладывать себе путь сквозь толпу к северному выходу. Он шел по забитому тротуару, теряясь среди тысяч людей, идущих словно лавина. Вдалеке он заметил неоновую вывеску «D&S», логотип фирмы отца, мерцающую цветными огнями. Это был крупнейший магазин отца. Он владел сетью бутиков, но это был самым большим в Нью-Йорке, поражающим ассортиментом одежды и аксессуаров. Здесь можно было найти все, от булавки до шнурков, стоило только потратить время. Магазин занимал несколько этажей, каждый размером с футбольное поле. Шесть лифтов обеспечивали непрерывную циркуляцию потока покупателей по магазину.

Его отец заставил Вики страдать, Майкл не мог с этим мириться. Внутренний голос словно внушал ему:

«Перестань, это не какой-то мерзкий негодяй, это твой отец. Успокойся. Спорим, он с радостью приедет на вашу свадьбу и на день рождения вашего первенца!»

Но этот голос немедленно сменялся другим:

«Приди в себя, это тот еще ублюдок, Господин Хозяин Пятой Авеню. Стоит ему пальцем поманить, и сразу сбежится с десяток олухов, готовых ему ботинки лизать. Посмотри, что натворил этот напыщенный осел!

Он промчался по первому этажу к лифтам и поднялся наверх, к кабинетам управляющих, где застал врасплох секретаря, которая так и не поняла, был ли это налет или попытка похищения кого-то из руководства.

– Где мистер Шульц? Мне нужно говорить с ним.

Майкла она не знала и осторожно нажала кнопку под ее столом. – Мистер Шульц занят в данный момент. У вас назначено?

Майкл готов был взорваться, когда появилась изящно одетая женщина, типичный представитель манхэттенского руководящего звена, в сопровождении охранника в униформе.

– Дженнифер, это сын мистера Шульца. Все в порядке.

Леди отпустила охранника и поприветствовала Майкла: – Давно не виделись, Майкл.

Секретарь была сбита с толку. Ей пока не приходилось слышать, чтобы Дайэн Локвуд общалась с кем-либо так непринужденно.

– Привет, Дайэн, где мой папа? – Майклу Дайэн была очень симпатична, но болтать с ней он не намеревался, это был не самый подходящий момент. Она подхватила его под руку и повела в кабинет.

– Майкл, что-нибудь произошло? В чем дело? Ты выглядишь ужасно.

– Послушайте, Дайэн, я должен видеть своего отца. Срочно!

– Милый, честно говоря, он действительно сейчас очень занят. Разве это не может подождать? Ты же знаешь, как он не любит, когда его отвлекают во время переговоров.

Майкл не испытывал желания рассказывать о случившемся в третий раз за день и предпочел подождать. Попав в офис отца, он сел на роскошное кожаное кресло. Дайэн спросила, не хочет ли он чего-нибудь выпить? Он попросил налить виски, при его теперешнем состоянии, это было вовсе не лишним. Наполнив стакан на четверть, она поинтересовалась, как у Майкла обстояли дела. Они не виделись около трех месяцев, хотя отлично знали друг друга. Она была заместителем управляющего компанией и работала здесь вот уже четыре года. Майкл не знал, что и ответить. Он просто потягивал виски, стараясь уклониться от ответа. Затем, он принялся нервно прохаживаться туда-сюда. Кабинет был просторный, отделанный богато и со вкусом. Алкоголь помог ему немного расслабиться, однако ожидание сильно утомило его. Он вышел на огромный балкон, обозревая панораму улицы внизу. Дайэн вошла в офис, сообщив, что встреча подходит к концу и положила красный конверт на стол его отца.

Дверь офиса распахнулась, и мистер Шульц вошел в свой офис с торжествующей улыбкой. Было очевидно, он вообразил себя героем притчи, рассказанной по-новому, Давид вновь одолел Голиафа.

– Майкл, рад тебя видеть!

Он подошел к столу и взял красный конверт. Распечатав и небрежно оторвав край, он извлек связку ключей. Он протянул ключи Майклу, тряхнув ими в воздухе, будто пытаясь заинтриговать его производимым звяканьем.

Майкл не проронил ни слова, пытаясь убедить отца, что сохраняет хладнокровие. Однако поведением его отца вновь вызывало недоумение. Он вел себя так, будто ничего не произошло.

Он подошел к Майклу и указал рукой на парковку позади универмага. Рядом с белым Роллс-Ройсом стоял великолепный красный Порше. Дэвид Шульц снова звякнул ключами перед лицом сына.

– Видишь этот Порше? – он нервно усмехнулся, чувствуя пульсирующую в сыне ярость, хоть и пребывал в полной уверенности, что Майкл возьмет ключи. – Теперь он твой. Но обещай, что не станешь гонять как псих. Если твоя мать узнает, мне конец.

Он вернулся к своему столу. С неким высокомерием, он, не оглядываясь, швырнул ключи Майклу. Тот рефлекторно поймал их, и брезгливо оглядел. Как это можно было трактовать? Майкл уставился на отца, кровь ударила в голову, на него снизошло очередное озарение.

Очевидно, случай был абсолютно безнадежный. Его отец просто занимался привычным делом, будучи абсолютно уверенным, ему все сойдет с рук, весь вопрос лишь в сумме. Именно так он воспринимал мир и окружающих его людей. Пересмотреть эту позицию его папа был не в состоянии, и Майкл знал, окажись на его месте один из его друзей, столкнувшись с таким выбором, любой из них, недолго думая, бросил бы свою девушку ради Порше и подчинился бы воле отца. Вовсе не потому, что они были подлыми или алчными, а просто потому, что их отцы поступили бы точно так же.

Дэвид Шульц стоял гордо улыбаясь, на лице читалось: «Ну же, сынок, подумай, как следует, что для тебя важней; какая-то девка или этот бесценный Порше, за который любой парень твоего возраста душу отдаст?»

Кровь Майкла вскипала. Пугающе низким голосом он произнес: – Оставь свой паршивый авто себе! Мне больше не нужно твоих дерьмовых подачек!

Дэвид Шульц не ожидал услышать подобное, и потребовалось некоторое время, чтобы он смог вникнуть в суть того, что недавно услышал. Было видно, что ответ Майкла поверг его в состояние шока. Его расчетливый мозг помог ему разобраться, что Майкл предельно конкретно изложил свою позицию. Теперь предстояло сделать выбор; противодействовать Майклу, либо обыграть все максимально мягко, и Дэвид выбрал последнее. Он развел руками в недоумении, выдавил из себя улыбку и попытался вести диалог спокойно, чтобы достигнуть компромисса.