Loe raamatut: «Берегиня Чёрной Поляны», lehekülg 13

Глава 3.

Реальность

– Ты меня, Базиль, прости, но глупость ты придумал, – увещевал меня дед, – Ну зачем тебе ящик мороженого? Ты ж его месяц есть будешь и не съешь. А стоять оно, где будет? А бабушке я как объясню, зачем я его купил?

Мы ехали лесом домой. Я сидел перед дедом в седле и делился с ним своими придумками. Идеи издания сборника стихов и текстов песен моего сочинения, путешествия в одну из школ магии и волшебства, а так же установки телескопа на моём чердаке дед уже раскритиковал в пух и прах. За мороженное я решил держаться крепко. Ну, хочу я мороженое, причём разное. Надо же иметь собственное представление и об этом молочном продукте.

– Слушай, а ты не думал новую гитару попросить или сапоги? Костюм модный? А то ходишь и зимой, и летом в одном и том же.

– Меня мой костюм устраивает. А про гитару я думал, только мороженое всё равно интереснее.

– Да там же молока и нет ничего, сплошные растительные жиры и консерванты.

Я задумался. Вспомнил разные рекламные сюжеты по телевизору. Неужели они все врут… Тем более важно в этом убедиться. На себе проверить, так сказать. Я раскрыл было рот, чтобы сообщить деду эту мысль, но тут у него в кармане зазвенел телефон.

Это была Василина. Егор Гаврилович выслушал дочку, крякнул и сказал:

– Ну, надо так надо. Сделаем. Когда их ждать-то?

– Ясно. А ты мне другое скажи, как тебе такое желание нашего Васьки нравится, – дед поднёс мне трубку к уху, – Говори, Василь Васильич, своё желание.

– Мороженого хочу, – немного стесняясь, фыркнул я. – Ящик. Разного.

Василина молчала.

– А зачем? – наконец спросила она.

– Есть буду! – не выдержал я. – Что тут непонятного? Может с ним ещё что-то делают, но я не знаю что, не пробовал.

Я спрыгнул с седла в снег. До дома совсем недалеко осталось, Сам дойду. Чем все эти глупости и насмешки слушать, лучше лапы размять. Я задрал хвост и пометил ближайший сугроб. Дедушка остановил мерина и слушал, что ему там, в трубку дочка говорила. Потом нажал отбой и обернулся ко мне.

– Будет тебе мороженое, рыжий. Садись, давай, домой поедем.

Я мотнул головой и уселся на дорогу.

– Ну как хочешь, – дед тронул пятками бока Карлуши и тот неспешно зашагал дальше. – Послезавтра велено столб поставить и табличку у сруба. Киношники приедут репортаж делать в соответствии со вторым пунктом приложения к договору купли-продажи. Так что долго не гуляй, это дело обмозговать надо.

Он уехал, а я остался сидеть, размышляя, не продешевил ли я с желанием. Может ящик мороженого это и правда чепуха. Может, надо было целый холодильник просить.

Изнанка

Майя сидела вместе с сёстрами в большом зале. Кто-то пел, кто-то пасьянс раскладывал, а большинство просто скучали. После большого веселья всегда так – делать ничего не хочется, да и нечего вроде. То всё готовились, готовились, а теперь спешить никуда не надо, вот девчонки и сидят простоволосые, неприбранные. Берегиня перекинула косу через плечо и отложила книжку, которую листала. Читать было невмоготу. После ночных приключений, душа не на месте была. С кем посоветоваться Майя не знала. К дедушке идти боязно было, девчонкам говорить стыдно. Они, поди, и так смеются, все ж видели, как Базиль на празднике с огневушками кружил, а к ней и не подошёл даже. Скажут теперь, что она за ним и днём и ночью бегает. Майя вслушалась в слова народной песни, которую выводили водяницы. И тут про несчастную любовь. Да ну их всех. Берегиня встала и вышла из комнаты.

Отцовский дом, раньше казался ей таким большим и красивым, а после школы Кара-дагской как-то усох, уменьшился в размерах. Водяная дева неспешно шла по коридорам мимо статуй нелепых воинов в разномастных доспехах. Возле одной из них она заметила бесенят. Анчутки суетливо прилаживали к фигуре средневекового рыцаря какую-то деталь, явно инородного происхождения. Берегиня подошла ближе. Водяные черти не замечали её. Они с увлечением вставляли в железные перчатки тевтонца ярко красный баллон с раструбом. Огнетушитель выскальзывал, не хотел держаться.

– А вы его на портупею повесьте, – посоветовала Майя.

Пустой баллон звонко стукнулся об пол, Анчутки бросились врассыпную. Майя ухватила одного из них за крыло.

– Пусти, сестрица, больно же, – залебезил он. – Пусти, мы ж ничего плохого не делали.

– Сначала скажи, где эту штуку взяли? – Берегиня ткнула носком мягкой домашней туфельки огнетушитель.

– На берегу валялся, где вчера праздник был. – Чертёнок сделал круглые глаза. – Там ночью пожар случился, хорошо горело, ярко. Только потушили быстро. Мы когда примчались, уже и поглядеть не на что было. Вот только эту штуку нашли. А что она же теперь не нужна никому пустая-то.

– Ну да, конечно, пустая не нужна, – Майя отпустила крыло беса. – А вы там больше ничего не находили интересного, необычного? Может, видели кого?

– Не, ничего там не было интересного. Сарай обгорел малость и парень один. А так всё цело осталось.

– Обгорел, говоришь. А кто? – сердце Майи сжалось.

– Плотник какой-то, его потом дед Заяц и Хранитель лечили. Мы в окно заглядывали, видели.

– Ну ладно, раз больше ничего интересного не было, тогда иди.

– А ты чего хотела-то? Может поискать надо?

– Поясок я потеряла плетёный, ещё днём. Если найдёшь, я тебе зеркальце подарю, – Берегиня вытащила из кармашка пояса крошечное зеркало в резной берестяной оправе. – Таким удобно зайчиков на солнце пускать.

Анчутка потрогал холодное стёклышко и с готовностью сказал:

– Поищу, чего ж не поискать, сестрица. Только ты другим не говори, я сам найду.

Майя кивнула и спрятала посул назад в карман. Бесёнок с сожалением проводил взглядом игрушку.

– Знаешь, ты если захочешь, я тебе и в другом чём помочь могу. Ты говори, не стесняйся.

Берегиня покачала головой.

–Да, нет, не надо мне ничего. Но если интересное что-то у мельницы случится, людей новых увидишь или навников, расскажи, а то скучно как-то здесь. А я тебе про школу расскажу.

– По рукам! – подпрыгнул бесёнок и поплевал на ладошку.

– По рукам, – Майя хлопнула по подставленной им перепончатой пятерне, и мелкий бес исчез, помчался выполнять поручение.

Дедушка Водяной обживал свои новые хоромы. Тесновато, конечно, для такого солидного духа, но красиво, спору нет. Анчиблы уже расставили мебель по комнатам, Водяницы разложили подушки на диванах и креслицах, поставцы наполнились лакомствами. В общем всё было сделано как Донный любит. В соседних гостевых спальнях, тоже работа кипела. Со дня на день должны были прибыть мельничные духи из разных краёв. Своих-то мельничных хозяев не осталось считай, вот и наприглашала Василиса Кабутерман-Некки⁵⁷ и Киллмулисов⁵⁸ из Европы. Для обмена опытом так сказать.

Что ж оно и к лучшему. У Дедушки Водяного много дочек на выданье, да и внучки скоро в пору войдут. Ника-то вон какая шустрая. Коли мельницу к апрелю запустим, будет повод на именины большой праздник затеять и других гостей позвать. Жевжик, несмотря на проделки берегинь не оставил мысли породниться с семейством старшего брата, да и другие кавалеры после бала выразили желание посетить Чернушку. Вот только, что-то неспокойно на душе у старого водника, после ночного происшествия. Не к добру такое после проводов Морены.

– Неужто прибрать кого-то хочет к себе старая, – пробормотал он в длинные усы и тут же дулю скрутил. – Чур меня, чур! Врёшь, не возьмёшь.

В дверь постучали.

– Ну, кто там ещё? Входите! – гаркнул Хозяин Чернушки.

Дверь приоткрылась и в неё просунулась всклоченная голова Анчибла. Здоровенная золотая серьга качалась у него в ухе, как подтверждение его силы и хитрости. Серьга была полной фикцией. На самом деле вся свирепость Анчибла была скорее наигранной, но иначе было нельзя. Водяной брал его в услужение именно как злобного и коварного духа, нагоняющего на всех страх, и Анчибл старался, как и его напарник.

– Ваше глубокодонное сиятельство, господин Заяц интересуется, придёте ли Вы сегодня на производственное совещание?

Водяной пожевал бороду, глянул на потолок. Там было проделано большое круглое отверстие с пологими краями. Через него просматривался узорчатый потолок цокольного этажа.

– А чего мне к ним ходить, пусть они сюда идут. Нечего на улице мёрзнуть. О закусках распорядись и подушек разложите, а то мебели там у них-то пока вроде нет.

Анчибл кивнул и исчез за дверью. Всю зиму водники и встречались с бригадиром артели плотников и управляющим исключительно у проруби. Иногда Егор Гаврилович даже палатку ставил как для подлёдного лова. Зажжёт внутри спиртовку, фонарик подвесит, и вот она готова комната совещаний. Но теперь для этих целей у них есть специальное помещение. Это Василиса Егоровна придумала, такую дырку в полу оставить, чтобы и водяным, и сухопутным удобно было.

Донник откинулся на спинку дивана и забросил в рот солёных ракушек, захрустел, перетирая их крепкими зубами. До назначенной встречи времени было ещё вдоволь. Они вообще всегда ближе к ночи сходились, когда все несвязанные с навью люди покидали стройку. В домике у въезда караулить оставался обычно Матвей Лестев, а старики садились в круг и думу думали.

Наверху послышались шаги, Анчиблы что-то двигали, ставили. Потом свет яркий зажёгся, значит, люди пришли, они потёмок не любят. Водяной оттолкнулся от подушек и всплыл наверх, забрался на пологий край бассейна.

– Вечер добрый, Водяной Дед, – приветствовал его Артемий Заяц. – Позволь представить тебе Якуб Келли, который прибыл из Дании, чтобы помочь нам запустить мельницу. Герр Якуб сотрудник исторического музея «Дюббёльская мельница».

Водяной и датчанин раскланялись.

– Я не очень хорошо говорю по-русски, но мой помощник Кабутерман владеет многими языками. Он прибудет завтра.

– Господин Келли, Вы скромничаете. У Вас прекрасное произношение, – блеснул манерами старый водник. – А Вы, позвольте узнать, в чём специалист?

– О, я историк и этнограф. Ещё немного инженер. На нашей мельнице без этого нельзя.

– Да я не о том, – Водяной сделал неопределённый жест рукой.

– Ах, это. Мой прадед был колдун. Мне достались лишь крохи его знаний, но я в принципе не жалуюсь. В Дании, как и во всём мире, эта профессия стала рудиментарной, отмирающей. А ведь были времена, когда без колдуна ни одно дело не делалось.

– Сколько же Вам лет, молодой человек?

– Прошлой зимой сорок семь, как это у вас говориться? Стукнуло? Да?

Все засмеялись. Герр Якуб не выглядел на свои сорок семь. Если ему и стукнуло, то от силы лет тридцать. Ну, да ладно, у них, у колдунов всегда так с возрастом, то слишком старым кажется, сто слишком молодым. Дед Артемий вон на свои сто сорок тоже не тянет, скачет словно пострел, что везде поспел.

Артемию, и правда, на месте не сиделось. Он то заглядывал в бассейн, пытаясь разглядеть обстановку подводной части дома, то бегал проверить закрыта ли дверь, то к окну вставал поглядеть во двор. Наконец, явился ещё один дед. Это был угрюмый заросший чёрными курчавыми волосами кузнец. Он обычно засветло уезжал к себе домой в соседнюю с Ольховкой деревню, но сегодня задержался, чтобы план работы на неделю составить.

Артемий Петрович разложил перед собравшимися план мельницы. Перед отъездом домой Егор Гаврилович оставил ему все пожелания и предложения от Василины, поступившие в печатном и рукописном виде, и теперь артельный разбирал эти бумажки и ворчал под нос.

– Напридумают всякое, а нам потом разгребать. Делали бы, как всегда, дедовским методом, а тут, что ни день, так рационализация. Вот глядите, что удумала, – Артемий ткнул пальцем в рисунок. – Хочет, чтобы наша Чернушка не один, а как здесь два постава крутила. Как считаешь, Водяной, потянет твоя речка такое дело?

– Потянуть-то потянет, только вот зачем Василине Егоровне это? Она что всерьёз помолом собралась заниматься?

– Нет, она жаждет внутри несколько агрегатов поставить и во время экскурсий в работе показывать: и маслобойку, и крупорушку, и толчею для толчения кудели, а вот ещё сукновальня и чесальный барабан для шерсти.

На чертежах было видно, как Василина предлагала разместить все эти устройства. И повсюду были вопросительные или восклицательные знаки, сноски или прямо на чертежах подписи. Мастеровые склонились над ними, разбирая пометки, жарко заспорили. Дедушка Водяной в их дискуссию не лез. Он своё слово сказал, если надо черти и три постава крутить будут, а уж два так запросто. Он взял в руки эскиз. На листке побольше альбомного был изображен знакомый пейзаж. Летний вечер, облака над плотиной и мельницей солнце уже позолотило снизу. К плотине примыкает большой бревенчатый дом, на высоком каменном фундаменте. Дом видно разделён на две части: жилую и помольную. В жилой части окна, а два ряда и все занавесочками прикрыты белыми. Крыльцо, наличники, карниз дома украшены резьбой здесь будет жить мельник с семьёй, если таковой сыщется, а нет, так значит только мебель поставят, чтоб туристам показывать, как в старину жили. Во второй части дома, помольной будут духи жить и хозяйничать. Здесь окон меньше, зато двери большие. И тоже везде наличники. Хорошо тут будет духам и уютно, и спокойно. Вот бы кто из его внучек на этом бережке осел. Водяной вздохнул, прислушался к жарким спорам.

–То, что госпожа Ижевская предлагает вполне уместно и реально сделать, – твердил датчанин.

– Уместно, не уместно, а если восстанавливать взялись мельницу, то надо делать так, как у дедов было, – стоял на своём Артемий. – К тому ж мы плотину, когда ставили, место под один жёлоб рассчитывали, чего теперь для второго дырку долбить?

Все опять уставились на водяного духа. Тот смутился и полез пятернёй в бороду.

– А я что, скажете дырку больше сделать, сделаем. Ломать, не строить, – наконец выдал он.

– Если дело не в том, чтобы колёс больше было, а в том, чтобы больше машин работало, так давайте просто от одного вала несколько передач сделаем, – подал голос кузнец. – Я такое тоже видел пару раз. Да и вот тут у Василины Егоровны тоже такой вариант есть.

Люди опять склонились к бумагам. А Водяной стал вспоминать, как устроена была мельница у прежнего хозяина. А ведь он там бывал, дружили они даже с мельничным духом купцов Савельевых. Хорошие были купцы, хозяйственные. Всё у них в дело шло. К зданию мельницы примыкал тогда просторный крытый сарай. В нём размещались возы и лошади помольцев. Большой мельничный двор окружали кузница, плотницкая, баня, сарай для скотины, огород. В помольной избе было место и для сна, и для застолья. Один угол занимала объемистая русская печь, так что помольщики могли и переночевать здесь, и пообедать.

В животе у Водяного заворчало. Он выбрал на расставленных вокруг тарелках кусочки повкусней и принялся укладывать их рот один за другим. Датский колдун глянул на него и рот раскрыл. Водяной подцепил ложкой икры чёрной и сунул ему в руки. Давай, дескать, ешь, чего глазеть. И вот они уже на пару уписывают деликатесы. Развеселился водяной, дух хотел созоровать – водой в Артемия плеснуть, но Заяц глянул строго, прям не заяц, а волк и убрал свои бумажки.

– В общем так я понимаю, – сказал он, – официальная часть нашего совещания подошла к концу.

Все одобрительно зашумели.

– Предлагаю донести завтра до Василины Егоровны наше мнение через Егора Гавриловича и второй постав не делать. Начинаем возводить стены, а Кузьма Семёнович о размещении в помольной всех этих станков подумает. Если других предложений нет, переходим к неофициальной части, тем более что некоторые несознательные товарищи уже перешли к ней единолично.

Водяной развёл руками, и икнул, чем вызвал дружный смех собрания. Неофициальная часть надолго затянулась, только под утро вернулись бражники в сторожку, где над книжкой дремал Матвей Лестев. Тихо, чтобы не разбудить парня, Артемий Петрович сгреб с лежанки подушки, одеяла и повёл загулявших гостей в новый сруб на ночёвку устраивать. Ночь была тёплая, безветренная. Облаками затянуло небо, но света от фонаря у амбара хватало, чтоб не заплутать.

К приезду заморского спеца печь в срубе протопили, и она держала тепло. У стены стоял его не распакованный чемодан, на столе лежала сумка с ноутбуком.

– Это, конечно не номер люкс, но сами понимаете, чем богаты, тем и рады, – Артемий расшаркался, пожелал доброй ночи и ускакал, а кузнец и историк стали спать устраиваться. Расстелили на лавках одеяла подоткнули под головы подушки, а сверху своим накрылись. Кузьме Семёновичу хорошо, у него тулуп большой, тёплый. А иностранец в модной пуховой курточке приехал. Плечи накроешь – ноги торчат. Ноги подберёшь, коленки с лавки свешиваются. В общем ворочался, ворочался герр Келли, да так и не уснул, лежит на лавке в потолок смотрит. Вдруг слышит писк в углу, подхватил с пола ботинок и как швырнёт. От шума кузнец проснулся, один глаз открыл.

– Ты чего не спишь Якуб?

– Мыши шуршат.

– Да откуда в пустой избе мышам взяться? – у кузнеца второй глаз открылся. – Почудилось тебе.

Якуб Келли спорить не стал. Подобрал в углу ботинок, обулся, курточку на плечи накинул и пошёл из избы по естественной нужде. И только он вышел, как мыши тут как тут. Выскочили из-под лавки Шиш и Ничевушка и корочку сала с собой вытащили. Шиш сапог Кузьмы Семёновича поднимает, а Ничевушка подошву салом трёт. Один натёрли, за другой принялись, а как шаги за дверью услышали, так и спрятались в подполье. Герр Якуб после прогулки раздеваться не стал, как был в куртке и шапке завернулся в одеяло и лёг носом к стенке. Вскоре его тихое посапывание присоединилось к раскатистому храпу кузнеца.

А утром он проснулся от грохота и крика за окном, от сарая свою лепту в общий шум внёс Трезор. Пёс заходился громким злым лаем, словно врага лютого увидел.

Выскочив на крыльцо, герр Якуб Келли увидел своего соседа по комнате сидящим у крыльца. Дюжий кузнец стонал и, раскачиваясь из стороны в сторону, баюкал свою руку. Крылечко за ночь схватил мороз, и Кузьма Семёнович слетел с него, поскользнувшись. Приземлился он ужасно неудачно. Правая рука была сломана и на глазах наливалась синевой, распухала, так что нужно было срочно везти несчастного в больницу. Машина была только у самого кузнеца. Герр Якуб сел за руль, Кузьма Семёнович рядом устроился. На заднее сиденье Дед Артемий Матвея усадил, не бросать же иностранца один на один с бюрократической машиной медицины.

Только они уехали новая беда обнаружилась. Все расчёты, что им Василина для строительства оставила Кузьма Семенович с собой взял. Положил в карман тулупа. А когда он со ступенек упал они из кармана то и выпали в снег. То ли кузнец сам их затоптал, то ли те, кто его в чувство приводили постарались, да только разобрать теперь что-либо в них трудно стало. Только эскизы и остались нетронутыми. Их Водяной попросил, своим домашним показать решил, какая красота здесь стоять будет. Да только будет ли…

– О-хо-хо-нюшки, – вздыхал дед Артемий, раскладывая на столе мятые сырые листки на столе, – И как только промокнуть успели? Словно кто нарочно поливал.

Из угла высунулся острый нос шишка, высунулся и опять пропал.

– Что же делать-то? Не серчай Василина Егоровна, а теперь строить, по-моему, станем. Как деды наши строили и прадеды, – Артемий нахлобучил треух и пошёл встречать плотников, что прибыли на двух машинах из Ольховки. Через пару минут, крепкие парни растворили двери сарая и принялись из него брёвна под первый венец выносить.

Глава 4

Изнанка

– Ну что, нашёл? – Майя с надеждой смотрела на Анчутку.

– Не нашёл, сестрица, – бесёнок развёл раками. – Может, ты в другом месте потеряла где? А там точно нет. Я и днём и ночью искал. За то чужих людей видел. Много. Сказывать кого?

– Сказывай, – Берегиня нервно барабанила пальцами по столу. Куда делся поясок, заговорённый не понятно. Время идёт и отменить ворожбу скоро станет совсем уж трудно. Майя прислушалась. Анчутка загибал пальцы перечисляя мужчин и женщин из комиссии по охране труда и технике безопасности, пожарной инспекции и даже санэпидемстанции. Иностранный инженер, который по приглашению Василины из Дании приехал, сболтнул где-то, что на стройке мыши завелись. Даже вроде не просто сболтнул, а заявление написал, чтобы грызунов потравить приехали.

«Да разве ж таких грызунов так запросто повыведешь», – думала Майя. – «Шишков чтобы прогнать, надо колдуна обезвредить. А чтоб его обезвредить, надо, как минимум, знать кто он».

– Ладно, – остановила она младшего брата, – Спасибо тебе. Ты ещё последи за стройкой. Там ведь и правда мыши есть, и их надо на чистую воду вывести. Поможешь мне, зеркальце твоё, даже если не найдёшь поясок.

Анчутка наморщил нос. Ему казалось, что он уже и без того много сделал.

– Одним «спасибо» не отделаешься, обещала про школу рассказать что-нибудь, чего другие не знают.

– Обещала, значит расскажу. Только давай не сейчас. Видишь, я письмо пишу подруге. Школьной подруге. – Майя, обмакнула перо в чернильницу и придвинула чистый листок. Любопытный Анчутка тоже придвинулся ближе.

– А какой подруге? Она там учится?

– Нет, она там учит, – огрызнулась Майя и подумала, что в крайнем случае можно будет и у тёти Мелюзины совета спросить, что делать, с пояском заклятым, если он не найдётся. В конце концов это её экзамен виноват, что такая вещь вообще появилась на свет.

Берегиня скосила глаза на братца. Анчутка положил худые черные ручонки на стол и с напряжённым вниманием ждал, когда она писать начнёт. Водяные не часто пользовались письмом. Неудобная это штука бумага: то помнётся, то промокнет. Да и зачем письма писать, когда можно быстренько скокнуть куда надо, поговорить и назад вернуться. Вот и смотрит, младшенький на сестру как на диковинку, письмо она пишет, в школу. У самого-то Анчутки память хорошая, а вот руки крюки, читать умеет, а писать никак не научится, перепонки на пальцах мешают.

– Ладно, – сдалась берегиня, – Что тебе рассказать? Там много диковинок было. Вот, например, ночью свет сам собой выключался везде, а по утру включался. Постепенно, словно рассвет начинается. А солнца-то там нет. Под землёй вся школа спрятана. И не как у нас вдоль берега пещеры, а в глубь горы идут. Коридоры узкие, извилистые. Вдвоём во многих местах не разойтись. Зато пещеры огромные.

– Это я уже знаю. Ника рассказывает, что ты там была, где никто не был. Вот про то расскажи.

– Это ещё зачем? – Майя засмеялась. – Чтобы ты всем дальше рассказывал?

– Нет, я – могила! – Братишка подскочил и провёл когтистой лапкой вдоль рта. – Нем, как рыба.

– Оно и видно. Рыба. Ладно слушай, есть там особая комната, волшебная. Как она устроена не знаю. Комната Выбора называется. Когда не знаешь как поступить, приходишь туда и спрашиваешь. Открываются три двери, и тебе надо выбрать одну. Входишь и попадаешь в другой мир. Там можно разное увидеть. И такое, что раньше было и такое, что ещё будет только.

– А ты что увидела?

– Не знаю.

На мордочке Анчутки отразился букет чувств. Недоумение сменялось недоверием и обратно.

– А зачем же тогда туда ходить, если всё равно не знаешь, к чему все тамошние видения? Тогда лучше карты разложить или на кофе погадать.

– А ведь правда, – Майя снова засмеялась. – Чего только не придумают иностранцы эти! На картах-то оно куда проще и понятнее. А ещё говорят, что у нас тоже такой Выбор был. На камнях или на столбах писали какая участь путника ждёт, если он одну из дорог выберет.

– Так то для ратных людей, для воинов. К нам на мельницу тоже такой столб привезли. Сегодня ставить будут. Телевидение по такому случаю приедет. Мне за ними тоже следить?

– Следить. А откуда столб привезли? И зачем он нам?

– Столб вместе со срубом с Лебяжьего озера притащили. Владелец бывший подарил и попросил установить непременно. А рядом ещё и табличку вкопать. Подарено дескать музею этнографии меценатом таким-то. Говорят, он сегодня тоже приедет. Интервью давать будет. Пиариться.

– А когда это будет?

– А скоро уже, – водяной бес прислушался. Большие лохматые уши зашевелились, ловя звуки надводного мира. – А уже приехали. Технику настраивают. Давай, посмотрим сходим. Интересно ведь.

– Интересно. – Берегиня встала, накинула тёплый плащ, по привычке поправила себя мысленно «гиматион», взяла младшего брата за руку и шагнула на берег.

– Ловко ты! – восхитился он. – Я так не могу, мне подготовиться надо, повторить всё.

– Научишься ещё, подожди. – Берегиня прижималась к углу недостроенного гостевого дома. – Ты лучше скажи, как нам к срубу-то пройти? Смотри, сколько народу по двору шастает.

Людей, простых людей и правда было много. Лукавый Артемий Петрович назвал помощников побольше из ближайших деревень мельницу строить. Все, кто топор в руках держать умел пришли. По старинному обычаю работали. Всем миром мельницу-кормилицу ставили.

– А давай вокруг обойдём. – Анчутка потянул Майю за руку. – Всё равно столб в лесу ставить будут у тропинки. Так Хранитель велел. А место лесник выбрал. Они сначала этот столб совсем ставить не хотели, а владелец этот бывший настоял. Сказал, что если не поставят, то штраф большой платить будут.

– А ты это откуда знаешь?

– Так ты же велела мне следить, за чужими людьми присматривать. Мне что надо было уши при этом затыкать, – Анчутка разволновался. – Смотри, смотри, вот он – столб.

Майя осторожно выглянула из-за пушистой ели. От шлагбаума, рядом с которым они стояли и мышиным срубом через подлесок пролегла тропинка. Метрах в десяти от дороги тропинка расходилась надвое. Вот возле этой-то развилки и вкапывали столб двое парней. Руководил процессом сам Егор Гаврилович. Базиля поблизости видно не было, и Майя решилась подойти поближе. Быстро проскочив через дорогу, она приблизилась к людям, настолько, что смогла разобрать отдельные узоры, вырезанные на столбе. Символы были древними, а вот столб не очень.

«От силы лет двести ему, неужто и двести лет назад в наших краях кто-то таким чародейством занимался», – подумала она.

Наконец парни утрамбовали землю и снег вокруг столба. Теперь он торчал из белого сугроба метра на полтора вверх, крючковатые клювы из трёх птиц, украшавших его навершие, указывали на убегающие в разные стороны тропинки. Егор Гаврилович проверил, крепко ли держится указатель, и отпустил рабочих. А сам достал сигареты и прикурил. Анчутка тут же засуетился, задёргался. Ему как представителю бесовской братии табачок явно покоя не давал. Майя сделала ему знак, чтоб ушёл подальше и закрыла нос рукавом. Не хватало расчихаться и выдать себя сейчас, когда она уже столько преодолела сложностей, чтобы взглянуть на этот диковинный столб. Ей повезло, деда Егора кто-то позвал из сруба, и он неспешно удалился.

Осторожно, с оглядкой берегиня приблизилась к развилке. Потрогала тёмное от времени дерево, попыталась прочесть узор. Получалось плохо. Многие детали рисунка просто не сохранились. На их месте были сколы и трещины. Но узор жил в памяти столба, магия его никуда не ушла.

– Налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – жизнь потеряешь, прямо пойдешь – жив будешь, да себя позабудешь, – прошептала девушка.

– Нет не правильно, не жив, а счастлив будешь. До того счастлив будешь, что себя позабудешь, – на тропинке стоял высокий светловолосый человек. Берегиня раньше его здесь не видела.

Незнакомец подошёл ближе. Но был одет в синие джинсы и пуховик. Тонкая оправа очков поблёскивала золотом.

– Я, Якуб Келли, историк. Воспользовался предложением Василины Ижевской и приехал помогать мельницу ставить, – мужчина вытащил руку из кармана и протянул Майе. Водяница сделала вид, что не заметила этот жест, и он смущенно продолжил. – Правда, тут и без меня строителей хватает, так что я, как это по-вашему? Праздношатающийся, вот. А вы должно быть берегиня здешняя? Интересуетесь, что это такое на вашу землю притащили?

– Интересуюсь. А Вы что-нибудь понимаете в механизмах работы таких артефактов?

– Немного, – Якуб Келли широко по-доброму улыбнулся. – Я теоретик, а не практик. Вот на эти крючки наверху колокола вешали и слушали, как звенеть будут. Потом с каждой стороны писались инструкции, что ждёт человека, который выберет тот или иной путь.

– И что же, инструкции для всех одни и те же были? – Майя удивлёно подняла брови и вернулась к изучению рисунков.

– Конечно, дороги-то одни и те же, значит и опасности ждут одинаковые на них людей.

– А здесь этот столб работать не будет выходит, его с другого перекрёстка принесли.

– Лесник, устанавливая его, пытался совместить пророчества с реальностью, но вряд ли это возможно.

– И что же делать?

– С чем? Со столбом? – мужчина подошёл поближе и погладил крючковатый выступ на столбе. – А ничего. Пускай себе стоит. Занятный экспонат. Туристам будет интересно на него поглазеть, сфотографироваться рядом.

– Нет, что делать если ты хочешь узнать верный путь, а настройки указателя сбиты?

– Положиться на интуицию и выбрать тот, который нравится больше.

– Наверное, Вы правы. Простите, не запомнила, как Вас зовут.

– Якуб, Якуб Келли. А Вас?

– Майорика.

– Красивое имя, но какое-то нездешнее.

Водяная дева пожала плечами. Анчутка подскочил к ней, нервно подёргиваясь, и стал шептать, что пора домой и что не к лицу ей так долго с чужими людьми разговаривать.

– Один вопрос, Майорика, пока Ваш телохранитель не утащил Вас на дно. Вы знакомы с теорией вероятности? Почитайте про парадокс Монти Холла. Может быть это поможет Вам сделать правильный выбор.

– Насколько я помню, в этой задаче есть некто, кто убирает после первой попытки выбора один неверный ответ. В нашем случае этот фактор тоже отсутствует. Так что вероятно Вы правы, господин Келли, столб будет стоять здесь только для украшения.

– Ну а если бы кто-то убрал один путь, например, вот этот, – Якуб коснулся клюва, указывающего на болото. – Остаётся «коня потерять» и «счастливой стать», чтобы Вы выбрали?

– Все хотят быть счастливыми.

– Тогда Вам туда, – Якуб кивнул в сторону сруба.

– Очень сомневаюсь, – Майя качнула головой, но всё же пошла по тропинке. – Мне не нравится этот дом.

– Вот как. А вы знаете, мне тоже. Там плохо спится.

Майя оглянулась на собеседника, окинула его долгим задумчивым взглядом. Якуб подошёл ближе.

– Может Вам не стоит там спать? Не пробовали поискать другое место для ночлега?

– Пробовал, но вариантов немного, – мужчина засмеялся, – Так что я обвешался амулетами и провожу ночь в молитвах.

Они подошли к срубу. Перед крыльцом появилась табличка-указатель на резном столбике. В табличке значилось, что данный сруб был перевезён для экспозиции в историко-этнографический центр «Русское подворье» с Лебяжьего озера. Сруб был частью поселкового комплекса Плакучее и является аутентичной постройкой начала XIX века. Вместе со срубом в дар центру был передан придорожный столб, по которому в старину гадали на будущее. Ниже располагалась фотография бывшего владельца столба и сруба. Майя всмотрелась в холёное лицо В.Я. Симбирского. Невыразительное такое лицо. Пройдёшь мимо и не вспомнишь потом. Зато костюм на меценате был приметный, солидный такой костюм.