Темное солнце в её руках

Глава 8. Ленсар

Слава Солнцу, мы спасены. Древняя магия Фела проснулась вовремя, жаль лишь, что ненадолго, и убрать бурю братец все еще был не в состоянии. Так сказать, включился аварийный режим. Потом подоспел отец Милорады, которого держали связанным и запертым в выделенной комнате, перебил охрану – и общими силами харчевня стала нашей. По большей части, все же силой Фела.

– Это значит, что она не ушла насовсем! – уже отмывшись и переодевшись в сменную одежду из дорожных сумок, радостно скакал дофин, – я-то думал…

Если бы он хоть иногда думал, мы бы не попали в идиотскую ситуацию, не подвергли бы опасности кучу других людей. Но я промолчал, чтобы не омрачать общую радость.

– Ленс, я понимаю, – вдруг посерьезнел брат, – я помню, что тебе нужно лекарство. Как скоро?

Цифры, вырезанные в памяти, не требовалось подсчитывать.

– Через пять-шесть дней.

– И что будет, если вдруг… ну ты понимаешь? – с эльфийской физиономии, так похожей на мою, сошли все краски.

– Не знаю, как долго я продержусь. Отец говорил, что с приемом нельзя затягивать. Однажды я увлекся книгой, – тут я имел в виду свою собственную книгу, над которой работал последние месяцы, – и пропустил первые симптомы. Очень сильная жажда, боль в горле и деснах, светобоязнь, слабость… – стало слишком стыдно, – обмороки.

– Простуда, что ли? – брат озадаченно хлопал глазами, а у меня не было даже сил, чтобы злиться на горе-лекаря, – ладно, а тебя не мог никто проклясть? Тебе ли не знать, что болезни для нас редкость. И чтобы одна из них постоянно возвращалась… Немыслимо!

– Кому по силам проклясть снарра императорской крови? Кровь Элвелоров защищает сильнее любой магии, ты это тоже знаешь. Я родился таким.

– Мама сказала, да? – едва слышно, глядя глаза-в-глаза, спросил Феликс.

– Не напрямую, но… да.

– А ее саму не могли проклясть, враги с тех времен, когда она была, ну…

– Фавориткой? – даже странно, что старший брат не может выговорить это слово, по отношении к нашей матери давно переставшее быть чем—то постыдным. Вся империя знает, что выпускница школы укрощения Сайерона Коул¹⁰ привлекла внимание самого императора, стала его фавориткой и затем официальной женой – и каким-то образом их брак возродил способность снарров делиться бессмертием со своей парой. – Исключено. Мы были рождены в законном браке.

– Тогда я просто не понимаю… – он схватился за виски. Хотя можно было бы и за вИски – ситуация располагала, – в этой гхаровой деревне должен быть целитель, мы должны обратиться к нему…

И мы оба понимали, почему голос Фела звучит так неуверенно – если лучшие целители империи не сумели меня излечить, то куда провинциальным шарлатанам, если они вообще тут есть. Но был небольшой шанс облегчить симптомы…

– Господа, – постучался какой-то вихрастый мальчонка, – кушать подано.

В стенах этой харчевни кусок в горло не лез, но организм требовал свое.

– Пойдем, брат, – Фел хлопнул по плечу, – прорвемся.

Прорвемся-то прорвемся, только куда? В еще более безнадежную яму?

Готовила на этот раз, за отсутствием местных поварих, Милорада.

– Вот это поистине пища богов! – нахваливал Фел, а дочь егеря так мило краснела – под стать своему имени.

А я злился. Конечно, брат теперь герой – хотя что он сделал, постойте? Да ничего, чуть спасение не проспал. Его сила всего лишь среагировала на смертельную опасность, сам он и пальцем не пошевелил. Но в ее глазах герой не я, а Феликс, то есть Федор.

Вот куда пропадает моя способность излагать мысли? Когда я рядом с ней, не могу и два слова связать. Еще и наговорил ей глупостей, что она теперь подумает?

Память напоминала, что Мила ответила «ты мне тоже нравишься», но скорее всего это было сказано, чтобы утешить, подбодрить перед отправлением в последний путь.

Стыд и злость – вот две змеи, что душили меня, когда она смеялась над очередной шуткой Фела-младшего. Конечно, она влюбилась в него – сильный маг, а я… ущербный сын. Насколько ущербный, она пока даже не подозревает.

Я сидел в своей комнатушке и изливал чувства на бумагу – слава Солнцу, здесь нашлись перо и чернила. Хозяйка заботилась, чтобы у постояльцев была возможность послать весточку голубем.

Нет, я не вел дневник – оставлю этот удел девчонкам, я писал новую главу своей книги. Моя печаль удачно ложилась на переживания главного героя, и строчки летели за строчкой.

– Ленсар, – я вздрогнул от звука нежного голоса, – ты совсем не выходишь в общую залу. А мы, вообще-то, обсуждаем план спасения.

– И есть мысли, как унять бурю?

Мила с детской непосредственностью присела рядом на кровать, предварительно разгладив юбку. От одного ее присутствия на душе становилось легче, и черная грусть сама собой рассеивалась.

– Ни одной. А что ты пишешь? Письмо? Разве можно отправить весть в такую погоду? Точнее, непогоду, – она тихонько хихикнула.

– Нет, – спрятал листы за спину, – это другое.

– Расскажешь? – девушка застенчиво улыбнулась. В голубых глазах светился искренний интерес. Не праздное любопытство от скуки, я был уверен, а интерес ко мне. Ей и правда было не все равно.

– Наверное, ты будешь смеяться, – не знал, как начать, – я пишу разные истории.

– Сказки? – Милорада выпрямилась и чуть наклонилась вперед.

– Ну… можно и так сказать, – еще не слышал такого определения своим романам, – только их лучше не давать читать детям.

– Почему? – кажется, она чуть не подпрыгивала от любопытства, – они настолько… страшные?

– Порой и такое встречается, – не стал отпираться, – а иногда там встречается… – я замялся, – про любовь.

Думал, что она начнет смеяться, как делал Федор… тьфу ты, Феликс, но наша подруга по несчастью оставалась серьезной.

– А ты любил когда-нибудь? – задумчиво замерла Милорада, и я некстати вспомнил свое глупое вчерашнее признание – «Ты мне нравишься».

– Конечно. Матушку, отца. Брата, – улыбнулся и соскочил с покрывала, попутно сворачивая бумагу в свиток и пряча в рукав. Тем самым показывая, что тема исчерпана.

Мила спустилась следом.

– А дашь почитать?

Она смотрела, как смотрел я на матушку, когда просил почитать перед сном. И на сердце стало легко-легко.

– Когда буря уляжется, обязательно.

Вот только в деле Феликса, по словам дочки егеря, пока не было и намека на прогресс. Когда мы с Милой спустились в едальню, как здесь назывался общий зал, я отметил, что дверь подперта здоровым брусом, а ставни плотно заперты.

– Теперь мы здесь одни. Немногочисленные постояльцы разбежались, когда случилось… это, – пояснила девушка и устремилась на кухню.

Наверняка члены той же секты, скатертью дорожка. Плохо только, что они могут начать чинить бесчинства над простыми людьми. Надо взять деревню и вообще Север под более пристальный контроль, когда мы вернемся. Если вернемся.

Ахвик молча сидел за большой кружкой эля, а братец за другим столом… считал деньги. В трескучем свете масляной лампы раскладывал столбики золотых, серебрушек, медяков… С каждой монеты смотрел вдаль благородный профиль отца. Их Фел задерживал в руках чуть дольше положенного, а иногда обводил рельеф пальцем. Не ошибусь, если скажу, что наследный принц скучает по дому.

– А, наконец ты здесь, – брат поманил к себе и одним махом сгреб деньги в бархатный кошель, – пойдем ко мне в комнату. Или к тебе, что ближе.

– Скажешь, что случилось? – лихорадочный блеск голубых глаз мне не понравился.

– Да вот… – первая дверь оказалась моей, и Фел открыл ее с ноги, – я подумал… Наш дед по матери владеет магией артефактов. Так?

Я кивнул, не вполне понимая, к чему он клонит.

– Орденские маги впихивали в мою голову невпихуемое, например, основы каждого вида магии. Но кое-что я все-таки помню!

– Ты пытаешься создать артефакт из монеты? – а что, если на мгновение предположить, что дедова кровь дала свой отголосок… Но в таком случае в равной степени она могла проявиться и во мне.

…Или, что вероятнее, не проявиться ни в ком из нас, раз ее до сих пор не обнаружили лучшие учителя. Но попробовать стоило.

…Шел второй час. Мы с Фелом пыхтели над монетами, как два котла, но без толку.

– Вспомнил! – осенило братца, – нужна кровь!

– Чья? – поморщился. Меньше всего хотелось уподобляться бывшей хозяйке таверны, совершая жертвоприношения.

– Наша, – «обрадовал» брат, – да не бледней так, всего пара капель. Нужен активатор, иначе не сработает.

И он первым уколол палец кинжалом.

– Твой черед. Или маленький Ленс боится?

– Да иди ты к гхару лысому, – взял свой клинок, но задержал, прежде чем сделать резкое движение.

На благородный профиль отца упала капля – густая, темно—бордовая. Феликс тоже это увидел и воззрился на меня удивленными очами. Его собственная кровь была такой, как и полагается снаррам, солнечным эльфам – с яркими золотистыми вкраплениями, а моя…

Мы одновременно подумали об одном – о моей болезни, из-за которой даже такая малость отличалась.

Снова не такой, но я даже не подозревал, насколько…

Спать ушел пораньше, не желая засиживаться за общим столом – портить кислой физиономией вечер? Ахвик травил байки про свою бурную молодость, брат и Мила беззаботно смеялись, и в глубине души я был рад, что хоть кто-то может отвлечься от всего дерьма, в котором мы все еще по уши. Магия Фела не торопится возвращаться, с артефактом мы потерпели поражение, вокруг деревни все так же бушует буря. А если шаманская стена падет и не сможет удерживать напор стихии? У отца есть друг-истайр, лунный эльф. Вместе с многочисленным семейством он не раз бывал у отца в гостях, и я любил выспрашивать всякие интересности, чтобы потом использовать для своих историй. Однако Кайл, так звали истайра, шаманом и близко не был, а потому тот опыт ничем не мог помочь.

Сон принял меня быстро. Мысли копошились где-то рядом, на границе сна и яви, а потом перебрались в район горла жалящими насекомыми. Распахнув глаза, я с ужасом понял, что НАЧАЛОСЬ. Это началось. Приступ. Только вопрос времени, когда руки начнут мелко дрожать, от них уже отхлынула кровь, и конечности смотрелись дико пугающе с абсолютно белыми пальцами. Что будет дальше? Я не знал – во дворце вокруг меня всегда бдили лекари, а здесь я предоставлен самому себе и судьбе.

А, быть может, все происходит ровно так, как должно быть, и меня по хорошему стоило давно придушить, чтобы не мучился? Сколько можно обманывать смерть?

Ну нет. Злость поднималась из глубин, о существовании которых я не подозревал, и душила сильнее жажды. Этой ненормальной, неуемной жажды.

– Воды… – прохрипел и на одной силе воли встал с постели. Правда, тут же уцепился за спинку кровати и только так остался на ногах.

– Воды! Кто-нибудь… помоги…те…

Ахвика слышно не было, а вот из соседней комнаты доносились подозрительные звуки. Нет, не может быть! Мой брат не настолько урод, чтобы увести МОЮ девушку, даже если я все отрицал. Фел не дурак и все видел. Или они выпили столько, что уже все равно? Наверняка егерь пошел по шлюхам, и дофину тоже захотелось поразвлечься.

До чего паршиво – я согнулся пополам, разом лишившись сил бороться. Но, услышав вскрик боли – той самой, что делает девушку женщиной, замер, на мгновение лишившись всех чувств. Приподнялся на локтях – руки сотрясала противная мелкая дрожь, и пополз. Уже не за водой – подспудно понимая, что не поможет. Меня, как дикого зверя, вел запах.

Он заполнял все пространство, этот тяжелый запах крови, забивался в нос, уши и горло. Душил и скручивал тошнотой.

– Вот видишь, ты смог это сделать, – голос Милорады, в котором угадывалась подбадривающая улыбка.

Это что же, мой братец настолько плох, что ему требовалась поддержка? В такой момент? Феликс тяжело дышал, я прекрасно слышал обострившимся слухом, а потом нервно рассмеялся.

– Ты права, все оказалось не так страшно.

Я прополз мимо соседней двери, мои руки хватались за стены как два бледных паука, но голоса доносились снизу. Ошибся, они были на первом этаже. Или я увяз во времени, как в тягучем киселе, и эти двое успели спуститься?

Перегнувшись через перила, я увидел, как Фел-младший… устраивает на крюке под потолком огромную свиную тушу. Это ее кровь… которую Мила пыталась собрать с половиц большой серой тряпкой.

Облегчение – и осознание себя дураком – потонуло в новом обострении приступа. Десны горели от боли, и пришлось прикусить язык, чтобы не закричать во все горло – которое тоже пылало огнем.

– Ленс, брат! – Фел запрокинул голову и, слава Солнцу, мгновенно сориентировался. Плохо, что Мила увидела меня таким – впрочем, скоро мне станет все равно.

Кажется, Феликс дотащил меня до кровати, а потом на глаза опустилась блаженная темнота.

Глава 9. Милорада

– Что с ним? – я беспомощно смотрела на Федора у кровати Ленсара. Вот ведь судьба у них – то один «спящий принц», то второй.

– Все сложно, – снарр отошел и придвинул мне стул, – садись, расскажу. С самого детства – подозреваю, что с рождения, у него это происходит. Приступы, два раза в месяц. Мать говорит, это редкая врожденная болезнь.

– Но снарры почти ничем не болеют… – ни к месту блеснула знаниями из пыльных книжек, – прости.

– Верно, но из любого правила находится исключение, – Федор хмуро уставился на бледный лоб брата, с бисеринками пота – мой отец уже пошел искать целителя, и ожидание было невыносимо.

Я пыталась пристроить к снарру Царапку – у меня она неплохо снимала головную боль и не только, но кошка шипела, как гадюка, и наотрез отказывалась приближаться.

Я перевела взгляд на больного, и в памяти всплыло недавнее видение с бледным юношей в богатых покоях. Тогда ему давали лекарство…

– Это моя вина, – бормотал Федор, уронив голову на руки, – если бы не моя глупость, мы бы не оказались здесь, не застряли бы здесь… – и чуть слышно, – отец убьет меня.

– Не смей хоронить брата! – сама от себя не ожидала, каким властным окажется тон, – скоро придет целитель.

– Простой деревенский знахаришка, и то, если повезет! – у мага начиналась настоящая истерика, – лучшие столичные лекари бились над лекарством, а тут… – не понимая лица, он что-то забормотал на своем – наверное, молитвы. А мне подумалось, насколько иначе вел себя Ленс, когда был болен Федор. Тогда я не обращала на это внимания, но теперь было ясно видно, что за снартарийской красотой Федора скрывается мальчишка, в то время как Ленс был… мужчиной.

И сердце заходилось от беспокойства за его жизнь.

«Мила, ты мне нравишься», сказал он, как считал, перед смертью. Я бы многое отдала, чтобы услышать это еще раз.

Да, меня все еще тревожили ранние видения, но они становились все более зыбкими и расплывчатыми, как обычный сон после пробуждения. Образ настоящего Ленса – не иллюзорного – того, кто сидел со мной рядом и рассказывал о своих книгах, был куда ярче. Зеленые глаза с золотистыми вкрапинками все те же, но почти не пугают… скорее, притягивают. Только бы он снова их раскрыл.

Прошло не меньше часа, прежде чем снизу послышались торопливые шаги – тяжелые отца и вторые, незнакомые. Слишком легкие, чтобы быть мужскими. Так и есть, женщина. Достаточно молодая и красивая некой ирреальной, фарфоровой красотой, с иссиня-черными косами, переплетенными красной шерстяной нитью, и очень светлой кожей. Неужели… ведьма? Но не такая, как Лейра со стайринской кровью, а… из тех…? О которых ходит нехорошая молва? Никто доподлинно не знает, существуют ли они на самом деле, но нет дыма без огня.

Эта женщина молча приблизилась к Ленсу, и я незаметно коснулась ее рукава, надеясь вызвать видение. Солнце Милостивое! Меня обдало волной ледяной силы и на миг оглушило, как при падении в ледяную прорубь. Да меня подняли за шкирку, как несмышленого котенка, и швырнули туда. Все-таки байки не лгали… Только от смерти исходит такой холод, это знание пришло изнутри и было нерушимо.

Царапка не подавала признаков присутствия – как же хотелось последовать ее примеру и забиться куда-нибудь в угол, но оставить Ленсара было еще страшнее.

– Отец… – знал ли он, кого приводит в дом?

– Молчи, дочь. Госпожа милостиво согласилась помочь.

«Госпожа» водила руками над неподвижным телом, а мы с Федором переглянулись – какова вероятность, что эта благодетельница окажется лучше предыдущей любительницы выпечки?

Но выбора не было, и мы лишь молча наблюдали, готовые к действию в любой момент.

Руки черноволосой задержались над головой снарра, и на точеном лице почудилась усмешка.

– Что с ним? – не выдержал Федор.

– Он проклят Солнцем, – женщина повернула к нам белое лицо, – с рождения.

При этих словах снарр сравнялся по цвету с ведьмой.

– Почему я должен Вам верить… госпожа? – даже привычного лоска и обходительности не осталось. Обращение было добавлено скорее с иронией.

– Можете не верить, – она одарила его тяжелым взглядом, от которого даже мне стало не по себе, – я не настаиваю, милорд.

– У него такие приступы с детства, – сменил тон солнечный эльф, – но лекари с ними справлялись.

Помогите нам. Я заплачу столько, сколько скажете.

Грудь сдавило в страхе – что ответит ведьма?

– Он с рождения со свитой теней, что следуют за ним. Он давно предназначен Серебряным полям, но также послан этому миру.

– Это значит, что Вы не поможете? – голос Федора упал.

– В моих силах определить болезнь, но ее здесь нет. Договаривайтесь с Солнцем сами.

Это как же – прирезать барана на жертвенном алтаре? Закатать в тесто?

И она ушла, окутанная темной аурой, из-за которой ее не посмели остановить.

– Отец, кого ты привел! – наконец я смогла высказаться.

– Обыкновенная шарлатанка, – на счастье или на горе, батюшка ничего не понял, – побоялась связываться со снаррами и пошла на попятную. Тьфу!

Если бы шарлатанка. Если бы я могла поговорить с ней наедине!

Но, возможно, лучше провести время наедине с больным. Да, было безумно страшно увидеть что—то скверное, но какие еще варианты? Когда мы распределили время дежурства, и настала моя очередь (отец с Федором вместе ушли на поиски другого знахаря), я с трепетом приблизила руку к высокому лбу.

«…Высокая черноволосая девушка, немногим старше меня, входила под купол солнечного храма, какие я видела на гравюрах. Одета в кожаный костюм погонщицы драконов – это особая элитная каста при дворе, насколько я знала, а ей навстречу ступала древняя старуха в белом балахоне жрицы. Верховной жрицы, судя по количеству бряцающих украшений на поясе. Той самой верховной, чье место мне прочила Лейра.

– Ты хочешь узнать о сыне, – войдя под тень купола, старуха скрестила ноги на циновке и махнула рукой в приглашающем жесте, – но я спрошу – говорить тебе все или только часть увиденного?

– Делайте так, как будет лучше для него, – дрогнувшим голосом ответила черноволосая и добавила после недолгой паузы, – расскажите все.

– Что ж… боги поведали, что Ниарис породил необычное дитя. Долгоживущее, как представители снартарийской расы, но источник его долголетия в человеческой крови, ибо это дитя от смертной женщины, что испила из снартарийских вен. Часть его от эльфийской природы, часть от человеческой, и связаны они ядовитыми узами греха. Продолжать?

Словно примороженная к месту, девушка медленно кивнула. А хриплый старческий голос продолжил:

– Солнце отвернется от его потомков, сгорать они будут под его лучами, как в очистительном огне. То плата за преступление закона жизни, за противоестественный грех, за оскорбление солнечных эльфов. Назовут пьющих кровь вампирами, в напоминание о грехе вампиризма, совершенном снарром и тобой, – взгляд Смеи уперся посетительнице в лоб.

– Но это Он оскорбил собственную расу! Оскорбил богов! Он принудил меня… Почему должен расплачиваться мой ребенок?! – девушка не замечала, что повысила голос на саму верховную жрицу, – почему не Фил?!

– О, Сияющий расплачивается, и расплачивается жестоко, – старуха усмехнулась, – он исповедовался в страшных видениях, приходящих к нему по ночам. Мне неведомо, насколько они правдивы, но мучения его реальнее некуда.

– Но это не уменьшает несправедливости по отношению к моему сыну, – черноволосая погонщица кусала губы, – скажите, он может прожить обычную человеческую жизнь, если не будет пить кровь?

– Ты сама знаешь ответ на этот вопрос, – синие глаза жрицы смотрели серьезно и печально, – без нее он зачахнет, как растение без воды.

– Вы видите его судьбу?

Старуха покачала головой, но гостья не сдавалась.

– А ваше «проклятие Солнца» нельзя обратить? Я принесу любую жертву, если потребуется… отдам жизнь…

Под взглядом жрицы голос девушки слабел, пока окончательно не затих.

– Мне сие знание неведомо.

– Простите, мудрейшая. Могу ли я задать еще один вопрос?

– Говори, – ответ был одобрительным, но в воздухе чувствовалось едва уловимое напряжение.

– Чисты ли помыслы Сияющего? Могу ли я вверить ему безопасность сына?

– Есть в этом некая божественная ирония, – молодые глаза старухи сверкнули, – если кто и способен помочь тебе, то только он.»

Меня вынесло из видения резко и неприятно – словно изо всей силы толкнули в грудь. Когда круги перед глазами рассеялись, я перевела взгляд на больного.

Или лучше – проклятого? Видение странным образом подтвердило слова колдуньи, но породило еще больше вопросов.

Кто та девушка? Судя по всему, мать Ленса. И Федора – то ее глаза. Необычайной синевы.

С ней говорила верховная жрица Смея, отошедшая на серебряные поля лет тридцать назад. Отец парней – некий снарр по имени Фил. Поймала себя на мысли, что с жадностью скупщика древностей ищу любую мелочь, относящуюся к Ленсару.

Черноволосая погонщица согрешила с этим снарром – выпила его кровь. Как только их пути пересеклись, но она из столицы, так что все возможно. Но чтобы солнечный эльф дозволил поделиться кровью… тем более, «принудил»… я слышала сказки о том, что она способна исцелить недуги и даже вернуть с того света. Значит, не сказки. И, как оказалось, за подобное следует суровая кара.

Кто же ты, Ленсар? Вампир… Слово звучало непривычно и пугало неизвестностью.

Но я предельно точно поняла, что спасет его. Кровь. Те первые видения с ним были связаны с кровью. Шея отозвалась фантомной болью, напоминая о видениях. Солнце… неужели мне суждено погибнуть под клыками зверя?

Но страха, того ужаса, от которого я пряталась под одеялом, не было. Глупая. Мне бы думать о своей жизни, а не о губах снарра, которые должны коснуться моей кожи.

От этой мысли я едва устояла на ногах. Я ненормальная, сумасшедшая. Мало того, что позволила себе увлечься солнечным эльфом, так еще и проклятым.

Догадываюсь, что за лекарство ему давали дома. Донорскую кровь. Хм, вряд ли ее было много, и вряд ли кто-то от этого пострадал. Если я наберу немного своей…

Я молнией метнулась на кухню за ножом и кружкой. Прикусила губу, когда лезвие обожгло ладонь. Тяжелые маслянистые капли падали на жестяное донышко. Слишком медленно, слишком мало. Я сжала руку в кулак, чуть не закричав от боли, но процесс пошел быстрее.

Возможно, этого хватит. Перевязала ладонь найденной тряпицей и поднесла кружку к губам Ленсара.

Только бы подействовало, только бы… Солнце, это же снарр, а снарры всегда были твоими любимыми детьми. Помоги!

Мне пришлось приподнять голову больного и насильно разомкнуть челюсти.

Опоздала… Неужели я опоздала?! Ленс не реагировал. Сам он был белее мела и напоминал прекрасную мраморную статую.

Случайно коснулась его руки и поразилась холоду. Да он едва дышит! Нагнулась к лицу ниже, держа тонкое блюдце. Спустя полминуты оно слегка помутнело.

Положила ладони на грудь снарра, и сквозь рубаху с трудом ощутила движение жизни. Сердце едва билось.

– Ленсар! Если ты меня слышишь! Не смей!

Собственный голос показался слишком высоким, срывающимся и каким-то незнакомым.

Что же мне делать?

В отчаянии сорвала повязку и приблизила к его губам дрожащие пальцы. Ближе, еще.

Сердце рвалось из груди, так, что его неистовства хватало на двоих.

Но ничего не происходило. Рука упала плетью, и я сползла на деревянный пол. Мой дар бесполезен. Все краски потускнели, мне впервые открылся полный смысл этой книжной фразы.

– Милорада…

Я чуть не подскочила – как Ленс умудрился оказаться рядом? Копируя мою позу, потянув колени к подбородку? Плечом к моему плечу? Но это не главное.

– Ты жив!

Заглянув ему в глаза, я отшатнулась – они были ало-багровыми, как и кровь на его губах.

– Мила… Ты вкусная, – голос его, но взгляд чужой. Незнакомый.

И интонации тревожат неведомые струны внутри меня. Понимаю, что не убегу при всем желании, что сейчас снарр ловчее и быстрее, чем когда-либо. И его лицо так близко к моему.

Красивые пальцы откинули мои волосы с плеча, крылья носа едва заметно трепетали. Снарр был прекрасен противоестественной, пугающей красотой.

Я забыла, как дышать, когда его губы коснулись жилки на моей шее.

«Ленс», выдохнула я мысленно, потому что тело мне не подчинялось. Если бы я не сидела у кровати на дощатом полу, а стояла на ногах, то наверняка пошатнулась бы и упала.

Его лицо было нереально близко, я могла касаться мягких волос и мраморно-белой кожи, но не смела.

В какой-то момент давление губ стало сильнее, вызывая рой мурашек, и я закрыла глаза. Лучше бы я этого не делала! Легкие прикосновения перешли в откровенно дразнящие, он… смаковал каждый участок моей кожи, открытой платьем. Хорошо, что круглая горловина на шнурке довольно высока, но не успела я этому порадоваться, как Ленс рванул завязки, обнажая мое правое плечо.

Все в этом неправильное, противоестественное и веющее осязаемой опасностью, но стоило допустить подобную мысль, как ледяные руки – в противовес горячим губам – прижали меня теснее к себе – и со стороны мы, должно быть, смотрелись вполне невинно, сидя рядом, как дети. Но только со стороны и под покровом полумрака.

Какой бы зверь не проснулся в нем, он жаждал крови и… человеческого тепла. Это происходило одновременно, жажда и страсть, и готовилось сплестись в смертельном объятии.

Я словно пребывала в полусне, понимая только одно – мне нравится. Даже если я сейчас умру, то ни о чем не пожалею. Притупились все эмоции, потускнела память о прошлых годах, я находилась в ограниченном отрезке времени и пространства, очерченном ведьминым кругом. И, как заколдованная струна, была настроена на одно чувство – такое же сильное желание.

Оно скапливалось там, где Ленс терзал кожу странными, неистовыми поцелуями… и почему-то внизу живота, где все горело и трепетало.

Я была на краю сознания, когда шеи коснулся холод, почти сразу сменившийся пьянящим жаром – его губ… моей крови, стекающей за воротник…

Ленс пил меня, забирая душу и принося освобождение.