Loe raamatut: «Сборник рассказов для людей, читающих по-русски»
Предисловие. Письма поклонников
«Здравствуйте, Катенька. Простите, что я так фривольно, но поверьте – я иначе не могу. Вот уже несколько недель я не в силах спать да и вообще думать о чем-то еще, кроме ваших карих глаз и шелковистых волос. Да-да, назовите меня извращенцем, но после прочтения вашего романа я собрал всю имеющуюся в Интернете информацию о вас и оклеил свою комнату вашими фото, выдержками из ваших интервью и даже отрывками из Романа1 (кроме как с большой буквы, я о нем писать не могу). Не беспокойтесь, моя фея, я не рвал страниц этой уникальной книги, как можно! Я распечатал выдержки из ознакомительного фрагмента, размещенного в сети. Катенька! Я не знаю, как дальше быть. Я все время думаю о вас. Я уже даже начал писать продолжение вашего романа! Как Александра Рипли поступила с романом Маргарет Митчелл. Прошу! Будьте моей Маргарет! А я буду вашей Александрой! Да, знаю, знаю, у вас муж и двое детей, но они должны понять и не противиться силе искусства! Обнимаю ваши колени.
Ваш J.»
***
«Добрый день, Екатерина. Хочется выразить вам признательность за недавно вышедший из печати и уже завоевавший широкую популярность поклонников роман “Во всем виноват Денис, или Рассекая эпохи на пежо”. Я, как учительница физики в средней школе, была особенно обрадована появлением такой нетривиальной в наше время прозы. Очень много разделов учебника помогло мне объяснить моим нерадивым школярам ваше произведение. А самое главное то, что благодаря ему они действительно увлеклись чтением. Теперь штурмуют библиотеки и просторы Интернета в поисках золотого фонда фантастической литературы. За это передают вам спасибо также учителя русского языка и литературы нашей школы. А Кир Булычев и Герберт Уэллс расходятся просто как горячие пирожки. За это – спасибо от моей подруги, которая работает в издательском бизнесе и издает именно этих авторов. В общем, Екатерина, с нетерпением ждем ваших новых шедевров!
С уважением, Оксана Петровна Милосердова».
***
«Привет, Катюх! Слушай, ну и прикольную ж фичу ты замутила! Мы с пацанами читканули и выпали в осадок. Это куда круче, чем танчики. Ваще отпад! Думаем теперь, куда б обратиться, чтобы игруху сбацали программеры по твоей книжке. Блиин! Ну вот просто круто! Молодца! Пиши еще!
Макс и друганы».
Про пианиста Сережу
Жил-был на свете пианист Сережа. Оо, как же красиво он играл! Со всей Беларуси съезжались послушать его концерты. Это было что-то невероятное. Залы ломились, даже Минск-Арену собрал однажды, чертяка. Прям как Макс Корж. Потому что никто не верил поначалу. Конечно, концерты были дорогими, но люди устраивали настоящие столпотворения, только чтобы успеть купить билеты в первые ряды. Почему они так гнались за ними, спросите вы, ведь это очень дорого? А все просто: у Сережи были сумасшедшие руки. Не руки, а самое красивое в мире божественное творение. Длинные красивые пальцы, мягкие и в то же время длинные округлые кисти… Руки были одновременно и нежными, и очень брутальными, и очень пианистскими… Женщины укладывались в штабеля, кароч.
И вот однажды случилось страшное: заболела любимая морская свинка Сережи, Анжела. Ох как он ее любил! Примерно так же, как его самого любили тетки-поклонницы. По многим врачам помотался Сережа, по многим ветеринарным клиникам, по многим знахаркам, экстрасенсам, колдунам, шаманам, к доктору Сайкову заходил, Кашпировского в Москве отыскал… Все тщетно. Чахла Анжела на глазах. А Сережа нервничал, седел и… начал грызть ногти. Друзья хватались за голову, мол, что же ты делаешь, это же твой хлеб (с икрой, между прочим), твое вдохновение, твое все – твои руки! Нет, никого не слышал Сережа, грыз ногти упоенно, тщательно, нервно, самозабвенно, безапелляционно, с душой…
Анжела выздоровела. Опять стала скакать по шторам и какать в аквариум с рыбками Сережиной мамы. А руки… Руки было уже не вернуть. Привычка сгрызать все до корня испортила подушечки пальцев, они потрескались, загрубели, удары по клавишам перестали быть такими чувственными, а иногда от боли Сережа попадал мимо, верхние арпеджио правой руки стали похожи на лепет новорожденного, а аккомпанементы левой – на бормотание старого бомжа. Опустели концертные залы, даже скромный ДК города Береза Брестской области не смог больше собрать Сережа… И остался он вдвоем с Анжелой. В обнимку. На диване. В депрессии. Нищий. И коммуналку больше нечем было платить.
Про икоту
– Здравствуйте, я Андрей и я… Простите, я немного волнуюсь.
– Смелее, Андрей, здесь все свои, и вам нечего бояться.
– Я Андрей и я… икотист.
(Аплодисменты.)
– Добро пожаловать, Андрей! Мы очень рады, что вы с нами, в обществе анонимных икотистов. Здесь, после долгих тягот и лишений, вы встретите доброе плечо друга и взаимопонимание. Только я сразу оговорюсь: для лучшего прохождения терапии мы ушли от набившего оскомину в нашем обществе оскорбительного «икотист». Все мы здесь «икотята».
(Аплодисменты.)
Но вы можете пока называть себя так, как вам привычнее и удобнее. Итак, Андрей. Рассказывайте. Что привело вас к нам, как, когда и благодаря чему вы решили наконец избавиться от икоты?
– Ну, я простой автослесарь, жена, трое детей. Все было хорошо, жили, не тужили… Пока однажды я не замерз под осенним дождиком и со мной не случилось… Ну, это…
– Смелее, смелее, Андрей! Мы здесь учимся называть это слово, учимся принимать его, это в целях терапии.
– В общем, в тот день у меня случилась… и..и..икота.
(Аплодисменты.)
Я испугался, жена, как я увидел, тоже. Но она быстро взяла себя в руки и успокоила меня, мол, с кем не бывает, все мы живые люди… А потом… Потом все покатилось, как снежный ком. Через неделю на юбилее тещи я наелся до отвала и опять она… и..икота.
(Аплодисменты.)
Теща – не жена, к тому же там были ее друзья, сослуживцы… Мне отказали от дома. Начались терки с женой, скандалы, слезы. От нервов я начал и..икать даже на ровном месте, просто во время просмотра футбола или за рулем. А когда икота напала на меня во время секса, жена ушла. Забрала детей и ушла. И вот я с вами.
(Аплодисменты.)
– Браво, Андрей! Вам действительно пришлось нелегко. Как и всем нам. Но икотята – это мощная поддержка, это чувство локтя, это единое целое. Вам помогут, не переживайте.
– Правда? Вы хотите сказать, что все, кто сюда в разное время пришел, смогли навсегда избавиться от икоты?
– Ммм… Не совсем так, друг мой. Кстати, один маленький оргвопрос: вы принесли с собой квитанцию, подтверждающую перевод денег на счет нашего общества?
– Да, конечно, вот, все по правилам – 10 тысяч долларов уже на вашем счету.
– Отлично. Спасибо, извините, что прервал нашу беседу, бюрократические дела, сами понимаете, без них никак… Итак, на чем мы остановились?
– Да по сути, на том, с чего и начали. Как же мне избавиться от икоты? Как этого смогли добиться все присутствующие?
– Ответ на ваш вопрос очень прост, друг мой, очень прост. Мы не избавились от икоты. Мы ею наслаждаемся. Она – наш релакс в конце трудового дня, она – наше отдохновение после выматывающих будней. Она – наш наркотик, наша вселенная. Спасибо за денежки, дурачок. Мы купим на них новые диваны в икотный зал, чтобы предаваться икоте было еще более комфортно. Муах-ха-ха!..
Трагедия на борту самолета, или Драма на острове
Нет большей горести на свете, чем смотреть, как вольно и весело плывут по морю корабли на белых парусах…
Джон поднял с земли камушек и запустил его далеко-далеко, туда, где час назад скрылась в голубой дали Ребекка. Наконец. Все. Закончилось. Он опустил голову вниз и посмотрел на свои руки. Мозоли и кровь, кровь и мозоли. Это все, что осталось на память о ней…
Месяц назад, когда они запланировали эту поездку в Сингапур, ничто не предвещало того, что сейчас он будет стоять на берегу и смотреть на свои окровавленные руки. Один. Теперь уже навсегда один.
Рейс Нью-Йорк – Сингапур вылетел как положено, по расписанию. Пассажиры удобнее устроились в креслах, достали свои гаджеты и погрузились в приятное времяпрепровождение. Каково же было их удивление, когда в салоне вдруг показался в стельку пьяный пилот с почти приконченной бутылкой джина и, пошатываясь, невнятно объявил, что он террорист и сейчас – ик! – самолет летит не в Сингапур, а в Кемерово, а еще на борту слишком много – ик! – отребья, достал пистолет и начал отстреливать, методично и бесстрастно, всех подряд. Шок, паника, крики, кровь, падающие тела с простреленными затылками… Все смешалось в огромную кашу, и Джон с Ребеккой перестали понимать – реальность это или чей-то дурной сон. Джон, не будь он в прошлом солдатом Ирака, умудрился в этой толчее выхватить у все больше пьянеющего на глазах горе-террориста пушку и выстрелить в него. А потом еще и еще, еще и еще, он выпустил в него всю обойму, обезумев от страха за себя и жену, от разом нахлынувших воспоминаний о войне… Ребекка смотрела на него округлившимися от ужаса глазами. А самолет тем временем падал. И когда они пришли в себя, то поняли, что крушение неизбежно и произойдет вот-вот, и неизвестно еще, что хуже: погибнуть от пули или разбиться в самолете.
Бог милостив. Самолет рухнул в океан, и через совсем недолгое время, выплыв на поверхность, Джон и Ребекка увидели впереди сушу. Это был маленький остров. Быстро туда доплыв и придя в себя, Ребекка заявила, что не желает больше иметь ничего общего с убийцей. Никакие взывания Джона к ее разуму, никакие мольбы, просьбы и убеждения не помогли. Заливаясь слезами, Ребекка прыгнула в воду и через десять минут – не будь она чемпионка мира по плаванию на большие дистанции – скрылась на горизонте Индийского океана…
Нет большей горести на свете, чем смотреть, как вольно и весело плывут по морю корабли на белых парусах.
Откуда у пчелы жало
Давным-давно, в незапамятные времена, когда деревья еще были исполинскими великанами, леса простирались на многие тысячи километров, а моря почти не имели берегов, жила на земле пчелка по имени Майя. Однажды, в один погожий теплый денек, сидела она на кустике черной смородины и болтала ножками, хотя правильнее было бы, конечно, сказать задними лапками. В ручках (хотя, как ты уже догадался, мой мальчик, правильнее было бы, конечно, сказать – в передних лапках, но мы для удобства будем называть их ручками и ножками), так вот в ручках она держала небольшое зеркальце и придирчиво рассматривала себя в него. Рядом с ней, на другой веточке смородины, зевая и почесываясь, сидел ее друг – трутень Вилли.
– Ах, Вилли, – вздыхала Майя. – Ну посмотри, куда это годится. Что это за нос? Ну как можно жить с таким носом…
– Майя, ну перестань в конце концов. Мне очень даже нравится твой носик.
– Так это тебе. Мы же друзья. А знаешь, как на меня смотрят другие насекомые? Они хохочут и показывают на меня пальцами.
– Ладно, так и быть, скажу, – решился Вилли. – Мне жужелицы рассказывали, что у кузнечика Кузи открылся салон пластической хирургии. Он наращивает всем оторванные лапки, добавляет шерсти на брюшки, даже рога жуку-оленю восстановил. Сходи, может, и тебе он поможет.
Майя ахнула, чуть не свалилась с веточки, расцеловала друга и упорхнула в направлении, указанном Вилли.
***
Через два часа все население леса высыпало посмотреть на чудо чудное, диво дивное: Майя шла по тропинке, а вместо плоского носика на этом месте красовался длиннющий тонкий стержень.
– Где Вилли?! – кричала она. – Я его сейчас растерзаю! Почему он мне не сказал, что салон кузнечика Кузи работает пока в тестовом режиме! Он даже экзамен на право называться медиком не сдал!
Когда перепуганный Вилли появился на пути Майи, она, не зная, как выплеснуть на него свою ярость, больно ткнула его в бок своим новым носом. А нос взял – и отвалился. И так и остался торчать в боку у Вилли.
С тех пор, мой мальчик, все пчелы рождаются с длинным жалом, как наказание за строптивость пчелки Майи, которой не нравилось быть такой, какой она родилась. И вдобавок к этому жало теперь растет у них из попки. А стоит им кого-то цапнуть, как они его лишаются.
Про метро
С Танькой мы договорились встретиться под мостом на «Октябрьской», как всегда. Я пришел на десять минут раньше, стоял втыкал в телефон и слушал плеер. Не успел втянуться, как меня похлопали по плечу. Танька. Я взглянул на часы – ровно шесть. Надо же. Никогда не приходила вовремя, а тут, как к моим ехать знакомиться, не опоздала. Волнуется, наверное, подумал я тогда. Только чет не то в ней мне показалось.
– Ты волосы перекрасила?
– Да нет.
– Очки новые?
– Да второй год им, ты что.
– Каблуки? Вроде как ты повыше стала.
– Артем, ты в порядке? Я обычная. Как всегда. Поехали давай. Опоздать хочешь? Сам говорил, что твоя мама этого не любит.
Ну, мы сели в подошедший поезд в сторону «Уручья». Ехать было долго, до конечной, а я после работы, задремал. Очнулся – в вагоне никого, только мы с Танькой, а поезд несется по перегону.
– А с каких это пор до «Уручья» уже никому не надо доезжать? Не понял. Почему мы одни?
– Да ты знаешь, я и сама не в курсе, тоже заснула, просыпаюсь – никого, только мы, – Танька отвечает.
Ну, едем, значит. Едем. И едем. Уже любой, даже самый длинный перегон закончился бы. А тут нет. И вроде скорость высокая, ладно бы если б поезд тащился. И чет я заволновался тогда. Не люблю все эти ужастики про метро, снится ж иногда такое, фильмов, книг тоже достаточно посмотрел-почитал. Не люблю.
– Тань, а что за фигня? Тебе не кажется, что мы уже полчаса от «Борисовского тракта» едем?
– Да нет. Нормально мы едем. Тут же длинный перегон. Забыл?
И вот она все это говорит, а поезд все так же едет, не сбавляя скорости, и никаких намеков на приближающуюся станцию. А потом вдруг хоппа! – и резкий поворот вправо. Ну реально, как в автобусе! Никогда еще такого ощущения у меня в метро не было. И резко свет. Яркий. С обеих сторон вагона. И все так же несемся! Капееец… Как я там кирпичей не отложил, не знаю. В итоге поезд начал замедляться – как будто теперь это было кому-нибудь важно, ага. А дальше!.. А дальше Танька, ну чисто как в триллере, подносит руку к лицу, отодвигает кудри со лба, поддевает кожу и резко сдергивает лицо! Под которым мужик! Усатый! И говорит мне басом: «Майор Коваленко. Потрудитесь объяснить, гражданин Тимофеев, куда вы дели пять кило гашиша». Вот так меня и спалили.
Про Сталина
Старенький настенный приемник «Аризона» внезапно пропищал своим противным голосом. «11 утра, – поняла Света. – А я все еще лежу. Надо вставать. Кефир же прокис, а у меня сегодня по плану оладьи для Виталика». Но вставать совсем не хотелось: воскресенье, по стеклам стучит дождь с градом. Какой магазин, какой кефир… Да и неизвестно, привезли ли свежую партию в их гастроном, что за углом. Света вздохнула, сладко потянулась и с сожалением сунула ноги в тапки. По дороге на кухню пнула кота, открыла клетку с канарейками, покормила рыбок, почесала за ухом черепаху… День начинался как обычно. Что у нас там в холодильнике? Сосиски, заплесневелый кусок сыра, ах да, прокисший кефир. Света скривилась. «Нет, вот пусть сам идет, а? Почему я должна все время? Ему же оладьи, не мне? Вот придет – и я ему скажу, чтобы сам смотался, нечего жену эксплуатировать». Кот согласно мяукнул, канарейки в поддержку пискнули, рыбки постучались своими губами о стекло аквариума, а черепаха солидарно наступила Свете на ногу, проходя в этот момент по коридору.
Град не прекращался, казалось, градины сейчас пробьют стекло. Света прошлепала спадающими тапками к окну. Картина открывалась не радужная. Прямо скажем, удручающая была картина. «Хороший хозяин в такую погоду даже хозяйку не выгонит в магазин» – опять подумала Света. Вдруг в замочной скважине завозились ключом. «Ага! Вот и он!» – Света встала в боевую стойку и приготовилась выдать тираду о пользе мужских прогулок в магазин под дождем. Распахнулась дверь. На пороге стоял мокрый Виталик с перекошенным лицом. Переведя дыхание, он выпалил: «Сталин умер!»
Не зря говорил Лесничий…
Не зря говорил мне Лесничий: после захода солнца будь настороже. Заметут как пить дать. Все у них не по-людски, не то что у нас в XX веке: день-деньской – сиди дома и не рыпайся, чуть стемнело – можешь идти на дело. Не, ты глянь, стихами заговорил… самое время и место. Тьфу. И что теперь делать? И сдался мне этот миелофон…Неееет, все у них не по-людски. Хочешь, расскажу, как дело было? Спешить-то теперь уже некуда… Черт, как нога-то болит…
Анька, дочка моя, подросток. Пацанчики-романчики пошли. Любовь-морковь там неразделенная, все дела. Сохнуть начала, говорит, Витька на меня не смотрит, пап, за Ленкой Ивановой бегает. А я люблю, мол, его, жить не могу. Вот бы у меня был приборчик такой, как в фильме «Гостья из будущего», помнишь? Миелофон. Он мысли читает. Может, сгоняешь к дяде Валику Лесничему, он в институте разработок и метапсихофизических коммуникаций турбулентно-корпускулярного фотосинтеза вневременных и социолингвистических псевдопроекций будущего работает. Может, поможет он тебе? Сам же говорил, что машина времени существует, только это секретный проект государственный. Ну я чо, я дочуру люблю. Поехал. Валик принял меня как родного, елы, сколько с той отсидки прошло нашей… Почитай, лет пятнадцать. От звонка ж до звонка вместе чалились на соседних нарах. Теперь я простой грузчик, а он вона, такую должность имеет. Ну, подсобил он мне, конечно. Отправил меня сюда, к вам. За миелофоном этим, чтоб его… И ведь предупредил же: днем они спят, а ночью ходят, хоть и люди те же, что мы, но за сто лет все изменилось, гаджеты им глаза испортили вконец, все, кранты, не могут видеть ничего днем, а ночью живут, как это он выразился – «активной социальной жизнью», во! Ну и все. Я как приехал, ну, как машина времени закончила меня в этой центрифуге крутить, открыл люк, а там темень. И понятное дело, забыл сразу все напрочь. Блин, да как нога-то ноет… И сразу тело и мозг вспомнили, как по ночам разбой-грабеж-нападение устраивали с Лесничим. Пошел себе по адресу, что Валик дал, перелез через забор, потом по тропинке, к дому, потом стал искать, где потайной ход в окне, ну а дальше ты все знаешь… Ногой в капкан, упал, выскочило ваших человек писят. Повалили, повязали, скрутили, сюда бросили. И что дальше-то? Расскажи, чо будет? Как у вас в конце XXI века правосудие работает? Что? Как каннибализм? Чтоооо? Отрубят и сварят? Да ты гонишь. Я не верю. Вы ж люди, людочки, родненькие, вы же наши, русские, куда ты? ты что? не подходи! да что же это делается, помогите, ой не зря, не зря говорил мне Лесничий: после захода солнца будь нас…
Стихотворение по картинке
– Ой, смотри, Наташка, кит!
– Ты чего, совсем упит?
Говорила ж – хватит жрать
Водку, ети ее мать!
Всю неделю ты в дрова.
От приехал на юга!
– Да китяра эт, смотри!
Вон, махает из воды!
– Чем махает-то, рукой?
Ты совсем уже бухой?
– Извините, я дельфин.
Кит сюда бы не доплыл.
Если я пойду на север,
Попаду в отель «Тагил»?
– Вить, давай-ка, дорогой,
Потихонечку домой.
Завтра, Витя, при +40
Мы из дома ни ногой.
Опоздание на поезд
Адольф Палыч, запыхавшись, вбежал в переднюю, по пути сбрасывая с себя котелок и швыряя в угол тросточку:
– Китти, душа моя! Одеваться! Поезд через два часа! Митенька и Сонечка уже вернулись из гимназии?
Катерина Анемподистовна вышла ему навстречу и всплеснула руками:
– Ах, Додька, ну какой же ты невозможный! Ну как всегда! Ты не мог раньше приехать или прислать курьера?
– Китти, милая, да вот только полчаса как Маресьев телеграфировал из Петербурга о том, что они готовы нас встретить и оговорить условия сделки. Надо спешить, ты же знаешь, как она для нас важна.
– Да как же я теперь успею! Дуня, Дуня! Ну куда же она запропастилась, чертовка, как всегда! Дуня! Где саквояж? Мои платья, перчатки, живо!
Катерина Анемподистовна заметалась по комнатам в сборах. То здесь, то там то и дело раздавались ее указания и причитания. Послали за детьми. Когда они явились, им было велено срочно бросать все забавы и собираться в Петербург.
– Маменька, ну как же так! А как же салки? Мы с Ванькой только начали!
– Сколько раз вам было говорено – не водиться с крепостными! Фи, дети! Ну вы же аристократы, дворяне, что о вас подумают люди из нашего круга, а какая молва пойдет о нашем семействе! Впрочем, сейчас не до разговоров! Мы опаздываем!
И Катерина Анемподистовна снова заметалась, в то время как Адольф Палыч не спеша выкурил трубку и телеграфировал в Петербург своему старинному однокашнику Маресьеву о том, что они с семейством выезжают двухчасовым поездом и завтра будут у них. Сделка намечалась серьезная: Адольф Палыч долго присматривался к Семену, крепостному Маресьевых. Уж очень он хотел заполучить себе этого исполина. Тот и на работе в поле сгодился бы, и вполне заменил бы Луку, трубочиста, что свалился намедни в трубоход да сломал себе обе ноги. За этими размеренными мыслями Адольф Палыч и не заметил, как прошло уже добрых полчаса с момента, как он появился дома.
– Китти! – закричал он бешеным голосом. – Вы готовы?
Из глубин комнат раздались сдавленные рыдания. Адольф Палыч поспешил туда.
– Ах, Додя, – всхлипывала Катерина Анемподистовна. – Мурзик порвал мои последние чулки, что я надену? Ты же все ассигнации копил на куплю Семена, мы поиздержались, я не заказывала у модистки чулок в этом месяце.
– Душенька, сейчас ведь лето, а у тебя такие длинные юбки! – взмолился Адольф Палыч.
И Катерина Анемподистовна, взглянув на несчастное лицо благоверного, решилась на страшное – выйти в люди без чулок.
– Митенька, Сонечка! Почему вы еще не в передней?
– Папенька, Сонька стащила мою лошадку, а я хотел доскакать до вокзала на ней!
– Митя, голубчик, ну какая лошадка! Я в Петербурге куплю тебе вороного рысака, если сделка состоится! Поехали на вокзал, бог ты мой!
***
Спустя еще полчаса семейство прибыло на вокзал. Путаясь в юбках и саквояжах, спотыкаясь о зонты и потеряв матросскую шапочку, они добежали до нужного перрона. Двухчасовой поезд «Москва – Санкт-Петербург» весело прогудел им, скрываясь на горизонте…
