Loe raamatut: «Эйвери: тройной отбор»

Font:

Эйвери: тройной отбор

Файл для сайта ЛитРес

Все права защищены. Произведение предназначено исключительно для частного использования. Никакая часть электронного экземпляра данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для публичного или коллективного использования без письменного разрешения владельца авторских прав. За нарушение авторских прав законодательством предусмотрена административная и уголовная ответственность.

Подобные действия на территориях стран подписавших международные конвенции по авторскому праву влекут административную и уголовную ответственность в соответствии с действующим законодательством этих стран.

Эйвери, арем Тоудли

Я прижимала к себе малышку, укутанную в шерстяное одеяльце, и молилась, чтобы она не заплакала. Если заплачет – заклинание невидимости разрушится и меня поймают. А, уж когда поймают, неважно – каторга или смерть. Это выбор без выбора.

Карету ждала с минуты на минуту. Я баюкала малышку, делая вид, словно греюсь от ночного холода. Конечно, в безлюдном парке никого не было, но ведь как это случается: в неподходящий момент обязательно кто-нибудь решит прогуляться, ведь свежий воздух так хорош при бессоннице.

Наконец, послышался стук копыт по мостовой. В самый раз, малышка уже начала возиться, наверняка проголодалась, а у меня нет с собой еды. В приюте каждая баночка на счету, сразу обнаружат пропажу, а купить я не успела. Все случилось слишком быстро… Но это и правильно. Иначе никак.

Карета поравнялась со мной и, открыв дверцу, я поспешила внутрь. Наконец-то! Теперь все позади!

Я откинулась на мягкую спинку дивана и выдохнула. Так волновалась, что даже дышала через раз. Рисабель и Макейн смотрели на меня с затаенной надеждой. Им не терпелось познакомиться с малышкой, но они не смели торопить. То, что я делаю – преступление по закону. Но то, что я делаю – это моральный долг с точки зрения этики. Малышка получит жизнь в любящей семье, и это самое главное!

Ребенок шевельнулся, потянул ручки к моей груди, заерзал.

– Добрый вечер, Риса. Иф Макейн.

Риса – моя подруга. Пусть она старше на шесть лет, это никогда не мешало нашей дружбе. Три года назад Риса вышла замуж по любви. Иф Макейн – достойный и богатый молодой человек, любит свою супругу всем сердцем. Вот только детей боги им не дали, а это самая большая мечта молодой пары. И так случается, что порой совсем неожиданно, мечтам суждено сбыться.

Я забыла книгу в приюте, которую хотела почитать перед сном. Вернулась, а на ступеньках, укутанный в шерстяное одеяло, лежал малыш, при котором записка: «не вините меня, я просто не могла…».

Винить… Можно ли винить мать, отказавшуюся от ребенка? Ответ на этот вопрос я так и не смогла найти, хотя проработала няней в приюте уже четыре года. С одной стороны – конечно. Как можно отказаться от самого ценного, от божественного благословения, которое ты носила в себе девять месяцев? С другой стороны, я слышала о случаях жестокой расправы с ненужными младенцами, а это в разы страшнее, чем оставить его на пороге церкви или приюта. За время своей работы я научилась не винить никого, не судить, не осуждать, просто старалась дать этим малышам любовь и заботу, которую они никогда не получат. Ведь законы эйсфери запрещают отдавать малышей в семьи, а это значит, что девочка никогда бы не познала материнской ласки.

Я осторожно обняла ребенка и передала в руки Рисы. Каждый раз привязываюсь, стоит взять на руки беззащитное крошечное создание!

– Это девочка? – спросила Риса, я в ответ лишь кивнула. – Она голодная, наверное? – забеспокоилась она, нежно обнимая совсем маленькое тельце. На вид, как могу судить, ей месяца два, не больше. Совсем еще крошечная и беспомощная. – Мак, подай, пожалуйста, бутылочку.

Мужчина, не скрывая счастливой улыбки, спешно извлек из сумки смесь, снял заклинание согрева и передал супруге. Малышка закуксилась, заплакала, нахмурила носик, не желая брать соску. Не мудрено, она мало похожа на материнскую грудь, но умение кушать из бутылочки – залог выживания брошенных младенцев.

Я дала подруге несколько советов и вскоре мы услышали жадное причмокивание.

– В этом возрасте малыши в основном кушают и спят, – поделилась я. – Ваша задача – кормить, менять пеленки, не допускать переохлаждения или перегрева. Мой совет – первый год старайтесь избегать встреч с другими детьми и минимум посторонних. Животных в комнату не допускайте. Я знаю, ты любишь кошек, но они тянутся к теплу и могут лечь на грудь или лицо малышки. Гуляйте только в солнечную погоду и первый год носите чепчик. Нужно беречь голову…

Я спешно пересказывала друзьям самое важное, что им необходимо знать об уходе за ребенком. Конечно, я написала письмо, ведь не запомнить все и сразу, но озвучить тоже не помешает. В том, что Риса справится, я не сомневалась.

Когда я замолчала, подруга нежно прижала малышку к себе и расплакалась. Супруг обнял ее за плечи и поцеловал уснувшую девочку в носик.

– Ну что же ты? Самое страшное позади. Главное, уезжайте подальше. Желательно в другой арем, где вас никто не знает. Ни у кого и сомнений не возникнет, что это не ваш ребенок. Справку о рождении я сделала, даже поставила печать…

Подруга всхлипнула еще громче.

– Эйви, если об этом узнают… Если хоть кто-нибудь… Тебя же на виселицу отправят!

– Знаю, – заявила бодро, а у самой мороз по коже.

Да, знала я о казни. Все, что касается детей, эйсфери наказывают очень жестоко. Я отчасти могу это понять, но не в том, что касается малышей. Оставлять их на государственном попечении, лишить их возможности жить в любящей семье – бесчеловечно. В приютах и церквях извечная нехватка финансирования. Не хватает одежды, еды, игрушек. Я уже не говорю о том, что почти никто и никогда не бывает ласков с этими детьми, которых считают нахлебниками и приучают к посильному труду уже с шести лет. Малышка получит жизнь, достойную фамилию, образование. У нее будет все. И, если я помогла хотя бы одному человечку, то уже прожила жизнь не зря.

– Лучше скажи, как вы ее назовете?

– Эйвери, – тут же откликнулся Макейн. – Мы назовем ее Эйвери. Да благослови тебя боги!

С этими словами мужчина осенил меня божественным знамением и крепко поцеловал обе мои руки.

– То, что ты для нас сделала…

– Ну, не будем об этом, – я нахмурилась, понимая, что вот-вот расплачусь. Не от страха, вовсе нет. Просто я прощаюсь с единственной подругой. Конечно, она еще вернется через какое-то время, чтобы собрать вещи и объяснить всем свой скорый отъезд… Наверняка скажут, что это связано с работой супруга. Во всяком случае, я буду отвечать на вопросы именно так. Расставаться всегда тяжело.

– Я буду писать тебе. Каждый день буду! – заверила она горячо, когда карета стала замедляться.

Поначалу так и будет. Мне слишком хорошо известно, что расстояние охлаждает всякую боль. Сестры тоже сначала писали каждый день, потом раз в три дня… Теперь едва ли два раза в месяц дождемся от них скупых писем и то рады. Семейная жизнь затягивает с головой.

– Возможно, приедешь к нам в гости, когда устроимся на новом месте?

– Обязательно. Берегите себя. И пусть у вас все будет хорошо!

Я осенила малышку божественным знамением, передала Маку коробку с необходимыми медикаментами, которые могут понадобиться на первое время и, поцеловав друзей в щеки, решительно покинула карету. Стоит замешкаться и разревусь. А мне нельзя реветь. Я совершила хороший поступок!

И кто бы мог подумать, что однажды сделанное доброе дело мне еще аукнется…

Принц Ренальд, королевский дворец

Мужчина прислонился лбом к деревянной двери, ведущей в личные покои матери. Он не отважится рассказать о таком отцу. Король не в том состоянии, чтобы принять подобную весть. Все было бы хорошо, сохрани Агата ребенка. Она – человек, никто и слова бы не сказал. Договор соблюден, наследник рожден, преемственность власти в безопасности. А теперь… Теперь он не знал, что делать.

– Входи, сын. Я знаю, что ты там, – произнесла королева уставшим голосом.

Ренальд всегда поражался умению матери чувствовать присутствие близких людей. Им с отцом никогда не удавалось пройти мимо нее незамеченными. Вот и сейчас королева, кажется, уже все знала.

Он толкнул двери, вошел внутрь и замер на пороге. Королеве хватило одного взгляда, чтобы все понять. Она отложила книгу, поднялась с дивана и кинулась к сыну. Неважно, сколько тебе лет: пять, двадцать или тридцать шесть. Когда тебе плохо, материнские объятия способны принести утешение.

– Дорогой, мне так жаль, – проговорила она, поглаживая сына по голове.

– Три месяца… Оставалось всего три месяца! – Ренальд крепко обнял мать и позволил себе скупые слезы. Ни одна женщина мира, даже Агата, не видела слез эйсфери. Пожалуй, до этого момента он ни разу и не проливал их.

– Такова жизнь, мой милый. Отбор придумали не просто так. Семя эйсфери токсично для людей, а плод – и того хуже! Я едва смогла выносить тебя. Конечно, твое рождение – лучшее, что случилось в моей жизни, но этот год был сущим кошмаром. Четыре месяца я провела в лазарете с угрозой выкидыша. Отец не рассказывал тебе, – произнесла королева, усаживая сына рядом с собой на козетку, – но десять лет назад мы попытались снова.

Ренальд нахмурился. Об этом он не знал.

– Не обижайся, дорогой. Хотели рассказать тебе, но на втором месяце я почувствовала себя дурно. Лекари провели осмотр и сказали, что счет идет на дни. Если я не скину ребенка, то умру сама. Решение принимал твой отец…

Она грустно улыбнулась. Вспоминать об этом было тяжело, но рядом с ней сидел сын. Можно бесконечно сожалеть о том, что не случилось, но тогда высок риск утратить то ценное, что имеешь сейчас. Королева слишком хорошо знала о хрупкости жизни и необходимости ценить каждый миг. Она нежно поцеловала ладонь Ренальда и произнесла:

– Ты – будущий правитель Таврии. Для эйсфери нет ничего важнее, чем сохранность рода и преемственность власти. Род окт Вилиоров должен продолжиться. Мы не можем позволить окт Рамесам заявить притязания на власть, иначе все, чего нам удалось добиться, включая союз с людьми, обернется прахом. Ты же знаешь, как они настроены.

Ренальд понимающе кивнул.

– Но, получается, у Агаты еще есть шанс…

Он не терял надежды, хотя понимал, что не может рисковать всем, рисковать страной ради женитьбы по любви. Любовь – непозволительная роскошь для правителя, и он мечтал обмануть судьбу, когда обрел Агату.

– Ренальд, если она скинула первое дитя, второго может не быть вовсе. Твой отец вряд ли протянет еще год.

– Я тебя понял, – он решительно перебил королеву и отчеканил. – Значит, отбор?

– Вчера я получила отчеты от лекарей Таврии. Если отбросить слишком юных и слишком старых, не брать в расчет тех, что уже имеет детей или совершил преступления, то претенденток двадцать две. Они не отторгли кровь эйсфери и, вполне возможно, среди них будущая королева.

– Двадцать три.

– Что?

– Претенденток двадцать три, – произнес Ренальд, решительно поднимаясь.

– Но, сын, повторю, если она…

– Двадцать три, мама. И мы не возвращаемся к этому разговору!

Королева улыбнулась. Она гордилась сыном, он всегда умел находить компромиссы и повернуть ситуацию в свою сторону.

– Хорошо, дорогой. Но, если на каком-то этапе Агата не пройдет, ты должен отпустить ее. Ради будущего. Помни, что на кону не только трон, на кону – мир с людьми. Окт Рамесы настроены решительно и мне едва удается сдерживать их давление. Они видят слабость твоего отца и отсутствие наследников, это лишь укрепляет их позиции.

– На следующие переговоры мы отправимся вместе. Пусть в Боринию отправят весть: принц Ренальд объявляет отбор.

Эйвери, арем Тоудли

Я проснулась от громкого стука и резко села в кровати. Что говорить, после того, что я совершила вчера ночью, спалось тревожно. Мне все время казалось, что вот-вот нагрянет королевская стража и схватит меня. В каждом шорохе чудился подвох, а стук копыт, особенно без дребезжания кареты следом, вовсе вгонял в панику. Наш дом располагался возле одной из главных городских дорог, но воображение – страшная вещь. Особенно, когда совесть не чиста. Моя, конечно, чиста, но с точки зрения закона я преступница. Надеюсь, это скоро пройдет, иначе из-за недосыпа я могу совершить ошибку, а это непростительно, когда работаешь с детками.

Наверняка, булочник пришел пораньше. Я перевела сонный взгляд за окно и нахмурилась. На горизонте только-только брезжил рассвет, еще даже петухи не пели, какой булочник?

Сердце тревожно дрогнуло. Я бесшумно вылезла из кровати, запахнула на себе халат и приоткрыла двери. Стучали настойчиво и громко, явно намереваясь разбудить хозяев. Послышались материнские шаги – я узнаю их из тысячи других. Матушка хромает на правую ногу, но ходит быстро. Ее поступь особенная…

– Тидвейн, – громко позвала она. – Тидвейн, идем же!

Следом раздались отцовские шаги, значит, гости нежданные. Я прокралась в коридор и выглянула из-за угла. Со второго этажа открывается прекрасный вид на холл и входную дверь. Сердце словно с ума сошло. Каждый удар громыхал так, что казалось, родители услышат и попросят не шуметь.

Отец завязал халат и, поправив ночной колпак, прокашлялся.

– Кто? – громко спросил он.

– Королевская гвардия, немедленно открывайте!

Гвардия!

От лица отхлынула кровь. Отец с матерью переглянулись и тут же впустили в дом шестерых мужчин. О, святые боги! И правда форма королевской гвардии! Такие только за самыми опасными преступниками приходят!

– Ифа Эйвери Ромер дома? – поставленным голосом громыхнул один из гвардейцев, осматривая холл. Я спряталась за угол и прижалась к стене, забыв как дышать.

Как они узнали? Хотя, это уже неважно.

Что мне делать? Что делать?

Кровь вообще течь перестала. Ноги стали ватными, дыхание сперло…

Виселица. Смертная казнь! Попалась!

Но кто? Кто мог меня выдать? И что теперь будет с Рисой и Маком?

Надеюсь, они о себе позаботятся, а я должна бежать…

Метнулась в свою комнату, закрыла двери на защелку и подперла стулом. В свое время, по юности, я частенько сбегала из дома на городские дискотеки. Да и на свидания с Лаэртом родители меня тоже не отпускали, до тех пор, пока он не сделал мне предложение. Но как тут предложение сделаешь, если толком невесту не узнаешь? Конечно сбегала! И гуляли под луной, и ходили в рестораны, и на танцах вместе бывали… Кто бы мог подумать, что это умение мне снова пригодится!

Схватила из шкафа первое попавшееся платье, бросила в сумку, туда же отправила туфельки. Большего все равно взять не успею.

– Эйвери? – в коридоре раздался отцовский голос. – Дорогая, ты спишь?

Времени совсем нет. Распахнула ставни, залезла на подоконник и, уцепившись за плющ, ловко вылезла наружу. Раздался стук.

– Эйвери? Дорогая, все в порядке? Открой двери…

Как же! Стоит мне открыть двери, как гвардейцы выволокут под руки и сразу же на виселицу. Даже разбираться не станут толком. А мне нельзя на виселицу. Я жить хочу! Главное – сбежать, а там буду думать, как поступить.

Кровь шумела в голове, перед глазами плыли темные круги, но я ловко цеплялась за знакомые выступы и уверенно ползла вниз. Спасибо матушке, которая в свое время настояла на том, чтобы украсить фасад решеткой и плющом. Это и стало моим спасением.

Когда я спрыгнула на землю, из окна донеслось:

– Вот она, хватай ее!

Заметили!

Подхватив подол, я пустилась наутек. Бежала прямо по грядкам – выбирать не приходилось. Под ногами чавкала влажная от росы земля, хрустели ветки и молодые посадки, репейник цеплялся за подол, как последний предатель, словно пытался меня задержать.

Самое сложное – заросли малины. Продираться сквозь них то еще удовольствие, но жизнь дороже. Без раздумий, я сиганула в кусты. За спиной уже громыхали оружием гвардейцы.

– Ифа Ромер, приказом короля велю остановиться!

Велит он… Мне жить хочется!

Вот когда жалеешь, что насадил слишком много малины. Хорошей, сортовой, крупной! У нее не только ягоды крупные, но и шипы. Где-то в середине зарослей халат намертво запутался, не говоря уже о том, что ветки нещадно исцарапали руки и даже лицо. Я с силой дернула цветной шелк на себя, раздался треск, но это не сильно помогло. А потом и вовсе ощутила магию.

Я всегда ее ощущала, но в этот раз было по-другому. Это не наша, человеческая магия, мы только с кинетической энергией работать можем, это магия эйсфери. Против них мне нечего противопоставить.

– Выходите добровольно, ифа, – донеслось ироничное замечание, – не заставляйте применять силу.

Среди кустов разглядела говорившего. Не гвардеец, одет как знатный господин. Пригляделась лучше – глаза ярко-зеленые, с двумя зрачками. Эйсфери! Кажется, мой час пришел.

Малиновые ветви, кровожадно полоснув меня напоследок и оттяпав приличные куски наряда, разошлись в стороны, являя меня тюремщикам в весьма неприглядном виде.

Вскоре, прямо в халатах, подоспели и родители. Вот только их лица вовсе не выглядели скорбными.

– Что происходит? – рискнула спросить первой, продолжая стоять среди кустов.

– Дорогая, что ты делаешь? – растерянно произнесла мама, поправляя сползший на бок чепчик для сна.

– Разве так встречают посланников короля? – с досадой произнес отец.

Посланников? Подождите, он сказал – посланников? И что-то не выглядят родители обеспокоенными. Неужели, гвардейцы здесь по другому поводу? Да быть другого не может!

– От гвардейцев убегают только преступники, – опасно заговорил мужчина в кольчуге и с угрозой положил ладонь на гарду меча.

– А еще – пугливые девицы, – усмехнулся эйсфери, шагнув вперед.

Я шарахнулась, споткнулась о корень и упала бы на зад, но мужчина в мгновение ока оказался рядом и подхватил меня почти у самой земли. Эйсфери держал так крепко и прижимал так сильно, что в какой-то момент это стало объятием. Он повел носом, как ищейка, взявшая след, склонился к моей шее и глубоко вдохнул слышный ему одному запах. Я судорожно сглотнула, чувствуя себя, как минимум, неловко.

– Что вы делаете? Отпустите меня!

– Осторожнее, ифа, вы можете пораниться, – ласково произнес мужчина и коснулся ладонью моего лица.

Я дернулась, но он держал крепко, продолжая улыбаться. Я трепыхалась до последнего и, только когда мужчина отпустил, поняла, что он исцелял меня. Эйсфери воздействуют на организм человека собственной магией, поэтому я не распознала заклинание, не поняла.

– Спасибо, – произнесла рассеянно, осматривая свои руки. На них не осталось ни царапины.

Придержав для меня кусты с малиной, эйсфери показал жестом, чтобы выбиралась. Немного замешкалась. Ну не верилось мне, что королевская гвардия здесь по какой-то другой причине.

Среди незваных гостей заметила ифа Орина. Он виновато прятал взгляд и вообще старался держаться поодаль от всей компании. Что я ему сделала? Коллега матери, у нас с ним всегда были хорошие отношения. Более того, он следит за моим здоровьем.

Осторожно выбралась из кустов и обратилась к эйсфери. Очевидно, что он здесь главный.

– Зачем я вам понадобилась?

Мужчина заправил за ухо смоляную прядь и подарил мне лукавый взгляд.

– А вы как сами думаете?

– Понятия не имею. Иначе бы и спрашивать не стала, – заявила смело, чтобы ни у кого и сомнения не возникло в моей незапятнанной репутации.

– Эйвери! – возмутилась матушка. – Как ты разговариваешь с гостями? И что мы посреди огорода стоим? Идемте в дом, прохладно еще, роса стоит, а ты в туфельках! Чего удумала, из окна сбежать!

– Испугалась я, – пыталась оправдаться, отправляясь вслед за всеми в дом. – Так в двери колотились, что я подумала, будто мятежники ворвались!

Кажется, придумала правдоподобное объяснение. Последние пять лет движение человеческого сопротивления набирает силу. Не всех устраивает мирный договор, заключенный между эйсфери и людьми. Некоторые считают, что Таврия должна, как и прежде, безраздельно принадлежать людям. В целом, я с ними согласна, потому что эйсфери никогда не воспринимали да и не будут воспринимать проблемы людей как свои собственные. Да, страна не бедствует, но… Думаю, правь люди, мы бы жили куда лучше. Во всяком случае, закон о детях давно бы приняли.

– К Западу от ваших земель как раз крепость, ифа. Вам нечего опасаться. Поверьте, мятежников интересуют правительственные здания, они не промышляют мародерством, – пояснил эйсфери.

Все это знают. Но пусть лучше меня сочтут глупой, нежели преступницей.

Одеться мне никто не дал. Эйсфери, который представился Эмиреком, огорошил меня новостью, от которой напрочь пропал дар речи.

– Быть того не может, – отец от удивления сел на стул, а матушка, судорожно глотнув воздуха, схватилась за сердце и перевела взгляд на ифа Орина.

– Прости, Сабрин, – оправдался тот, виновато сминая в руках шапку. – Я не мог утаить от короля, что ваша дочь совместима с эйсфери.

– Что, значит, совместима? – прошептала она. – Как так получилось? Почему ты молчал все это время?

– Закон, – мужчина пожал плечами. – Не велено разглашать этот факт, пока король не объявит очередной отбор.

Быть того не может! Моя жизнь рушилась на глазах! Мои малыши, моя учеба, а мой жених?

– Я… Я не могу участвовать в отборе, – произнесла севшим голосом, ударяясь в панику. – Я обручена с Лаэртом!

– От участия в отборе освобождены только несовершеннолетние, престарелые, замужние и преступницы. Вы хотите в чем-то сознаться, Эйвери? – Эмирек хищно сверкнул изумрудными глазами, будто знал о том, что я совершила. Сглотнула и мотнула головой. – В таком случае, пять минут на сборы. Возьмите только личные вещи. Никакой одежды, никаких украшений, никаких денег. Все это вам не понадобится. На время отбора вас обеспечат всем необходимым, наравне с другими участницами.

Отбор. Другие участницы. Замок. Новая жизнь. Пять минут!

Пять минут, чтобы распрощаться с моим прошлым? Прошлым, что еще буквально полчаса назад являлось настоящим! Прекрасным, наполненным радостью настоящим! А планы на будущее? Я хотела окончить учебу, стать лекарем, дослужиться до руководителя приюта, выйти замуж за Лаэрта и родить детей. А теперь мне говорят, что всего этого не будет?!

– Нет, – перебила эйсфери, который по-прежнему что-то говорил про отбор.

– Эйвери! – вспыхнул отец.

– Я сказала – нет. Я не стану участвовать в отборе. Это какая-то ошибка! Я не стану королевой, поэтому прошу сразу меня исключить.

– Оставьте нас, – приказал Эмирек. Мужчина, который все время иронично улыбался, сделался вдруг опасно холодным и собранным. Когда мы остались одни, он повернул стул спинкой к себе и сел возле меня. – Я тебе расскажу, как все будет. Ты идешь к себе, собираешь вещи, садишься в карету и отправляешься в замок. По пути у тебя будет достаточно времени для жалости к себе и слез по прошлой жизни. Можешь заламывать руки, наматывать сопли на кулак – все, что угодно, кроме членовредительства, потому что с этого момента ты – собственность королевской семьи.

– Я не собственно… сть, – стушевалась под властным взглядом мужчины и замолчала. Почему-то уверенности в собственных словах не стало. В Таврии нет рабства, но, выходит, что для некоторых законы не писаны.

– Не советую саботировать отбор. Совершить пакость и вернуться домой не получится. Все девушки станут женами эйсфери. Либо принца, либо неженатых сенаторов, либо их сыновей.

Он многозначительно замолчал и поднял брови. Сын председателя сената. Глубокого старика и вдовца. Мне стало еще хуже, чем было.

– За свою судьбу можешь сильно не беспокоиться, – успокоил он. – Не приглянешься Ренальду – тебя возьму я.

И мужчина снова это сделал. Снова повел носом, будто от меня исходил какой-то запах. Я даже украдкой понюхала себя, но нет… Вчера перед сном приняла душ с травами и пахла ландышами. Возможно, именно они привлекли мужчину?

– Эйсфери уже сотни лет берут в жены человеческих женщин. Не мы так решили – это было ваше условие. Такова цена мира. Таково слово закона. И мы все вынуждены ему подчиняться.

Только что-то не было похоже, что Эмирек сильно страдает по этому поводу. Мужчинам всегда легче. У них есть выбор. А какой выбор у меня? Стать женой принца, либо старика, либо избалованных детей сенаторов? В том, что они избалованы, я не сомневалась. На всю Таврию гремят новости об их кутежах и разгульном образе жизни. Они транжирят деньги, которые мы, обычные подданные, платим королю в качестве налогов, а женятся исключительно для продолжения рода. Стать женой кого-то из них даже хуже, чем на каторгу попасть…

– Я могу хотя бы проститься со своим женихом? – проговорила, все еще до конца не осознав случившееся.

– Зачем?

– Что, значит, зачем? Мы сбирались пожениться через… – я осеклась. Что он сказал? Что замужние женщины освобождаются от отбора. – Через два часа!

– Правда? – мужчина даже в лице не изменился. Напротив, он скучающе сложил широкие ладони на спинку стула и умостил на них подбородок. – И у вас, конечно же, есть свадебное платье?

– Великолепное! – заверила со всей страстностью. – Самое лучшее из возможных!

Он поцокал языком:

– Лжете, ифа. Но, даже, если бы и так, вы не замужем сейчас, следовательно, можете участвовать в отборе.

– Я не девица! – выпалила первое, что пришло в голову. Что поделать? Я цеплялась за соломинку.

– Тем лучше для вас!

– Что значит, лучше для меня?

– Вместо того, чтобы искать отговорки, ифа, поднимайтесь наверх и собирайте вещи. У вас пять минут.

Я поднялась и, стиснув кулаки, выпалила на одном дыхании:

– А что, если я преступница? Этот вариант вы не рассматривали?

Мужчина приподнял подбородок и посмотрел на меня заинтересованным взглядом.

– А вот это, ифа Эйвери, уже ближе к делу. И если не хотите, чтобы я копал в этом направлении, вы сделаете все необходимое. Тайна красит женщину, поэтому, пусть тайной и остается.

Просверлив эйсфери гневным взглядом и искренне желая ему провалиться сквозь землю, я опрометью бросилась в свою комнату. О том, чтобы сбежать снова, не могло быть и речи. Я выглянула из окна – внизу поджидали гвардейцы, чей начальник угрюмо помахал мне ручкой. Подавила желание запустить в них вазой… Это меньшее наказание за мою рушащуюся жизнь.

Возле дверей дежурило еще два гвардейца, а внутри сидела матушка с платьем наготове. С моим самым лучшим, парадным платьем из лазурного бархата.

Значит, все по-настоящему. Мне это не приснилось. Не привиделось.

Глаза наполнились слезами. Я скинула с себя изодранный халат, стянула через голову ночное платье и всхлипнула, совсем как маленькая.

– Ну же, родная…

Мама прижала меня к себе и нежно погладила по голове. Поверить не могу, что это наши последние объятия. Что переступлю порог дома и больше никогда ее не увижу! Эти мысли расползались по телу ядовитыми спазмами.

– Дорогая. Времени мало, мы должны собираться.

Матушка поцеловала меня в обе щеки, пригладила волосы и помогла с платьем.

– Я отказываюсь в это верить, – прошептала дрожащим голосом. Материнские пальцы тоже дрожали и неловко возились с пуговицами на моей спине. – Когда уехали Лания и Пилар – я тоже поверить не могла. Но сестры хотя бы приезжают! Мы можем их навестить. А как же я? Мама, они ведь выдадут меня за эйсфери! Не за принца, так за сенатора! Не за сенатора, так за их сыновей, ты понимаешь? Проще меня сразу похоронить! Хотя бы мучиться не буду…

У мамы не клеилось с пуговичками, и я развернулась, чтобы поделиться своими тревогами. Ее глаза полнились слезами, а ладони, как и у меня, дрожали.

– Ох, дорогая… Что я могу тебе сказать? Беда пришла в наш дом. Беда! Я так мечтала, что у вас с Лаэртом все получится и хотя бы одна из моих дочерей останется рядом. Но судьба жестока…

– Я не позволю им разлучить нас! Сбегу, мама! Как только получится – сбегу!

В материнских глазах отразился испуг. Она обернулась на двери, но гвардейцы, кажется, не подслушивали. Утянув меня на кровать, она строго произнесла:

– Не совершай глупостей, Эйвери! Выйти замуж – не самое страшное наказание. Казнь или каторга за предательство – куда страшнее. И не печалься так сильно. Никто в этом мире не способен разлучить нас. Есть единственная связь между матерью и дочерью, которую можно разорвать – это пуповина. Остальное не подвластно ни человеку, ни даже самому сильному эйсфери. Когда уезжали твои сестры, у меня болело вот здесь, – мама приложила ладошку к груди и прикрыла глаза, но только на миг. Потом ее лицо озарила светлая улыбка. – Это быстро прошло. Материнское сердце чувствует судьбу дочерей. У них все хорошо, мои девочки счастливы и моя душа спокойна за них. Я всегда буду рядом. Если станет совсем туго – передавай весточку с ветром.

– Но я едва ли освоила это заклинание… Боги, учеба! Мне ведь осталось всего два месяца. Неужели я даже не окончу семестр!

– Пятый поток, дорогая. Не забывай о пятом потоке, он постоянно выпадает, поэтому структура заклинания разрушается…

Нашу беседу прервал громкий стук.

– Пошевеливайтесь! Время вышло!

– Бессовестный, – фыркнула я, поворачиваясь к матери спиной. Она уже более уверенно застегивала мои пуговицы, давая последние наставления.

– Я не сильна в политике, но принц, кажется, неплохой эйсфери. Во всяком случае, куда лучше, чем любой из окт Рамесов и, тем более, членов сената. Переступи через себя, дорогая. Попробуй присмотреться к нему…

– Да что ты говоришь, мама? Как я могу поступить так с Лаэртом? Еще час назад я жила, твердо зная, что выйду за него замуж, а сейчас всерьез обсуждать такие вещи? Ты же поговоришь с ним? Объяснишь все? Скажешь, что это не мое решение? Что я попробую найти выход…

– Конечно, я все ему объясню, – успокоила родительница, обворачивая вокруг моей шеи нитку с жемчугом и вручая саквояж с необходимым. Матери всегда знают, что понадобится в дороге, поэтому я даже не заглянула внутрь. Взяла только недочитанную книгу, ту, за которой возвращалась в приют вчера вечером.

– Ифы! – раздраженно воскликнул Эмирек, бесцеремонно врываясь в мою комнату. – Отлично. Собрана.

Мужчина окинул меня рассеянным взглядом и жестом указал на выход.

– Мне нужно привести в порядок волосы. Не могу же я отправиться в путь в таком виде!

Врала. Коса вполне сносная, хоть и пострадала от малинника. Я использовала любые отговорки, чтобы задержаться в родительском доме еще хотя бы немного. Конечно, я понимала, что однажды покину его навсегда. Что стану супругой Лаэрта, мы купим свое жилище. Не такую шикарную усадьбу, как у родителей, пока без скотины и слуг, но нашу. Только нашу. Мы построим свою жизнь вместе, с нуля. И со временем у нас бы обязательно все было, ведь любящим сердцам не нужно многое, только то, что необходимо для жизни. С его талантом и моим упорством обязательно бы все получилось. А теперь…