Мой палач. Лезвием

Глава 10

Я думала, что после того, как он… сделал мне больно, мой ад закончился, но нет. Это было лишь начало, и металлический звон цепи только подтвердил это. Это все было настолько живым и реальным, что в том, что это все на самом деле происходит, я больше не сомневалась.

Бес взял меня за руку и поднял с мата. Голова закружилась, но я была в сознании. К сожалению. Между ног саднило, и еще сильно болел низ живота, но хуже всего – это он. Зверь не уходил никуда, и я не понимала, что еще он может у меня отнять. Оказалось, может, и даже больше.

Зря я тогда назвала его по имени, ведь это не человек. Не может быть человек настолько жестоким и холодным. А он может. Как кусок айсберга. Ледяной, непробиваемый и бессердечный.

Ему было плевать на мои слезы и мольбы. Единственное, на что ему было не плевать, – мое существование. Он хотел, чтобы я умерла, а не просто закрыла глаза. Он жаждал, чтобы мне было больно. Чтобы я купалась в этой боли и умирала в агонии. Я видела этого по его взгляду, жестам, словам. Каждой клеткой монстр желал, чтобы я страдала, и делал для этого все, что было необходимо.

Я вскрикнула, когда Бес поднял меня, и его прикосновение пламенем обожгло меня до костей. Я хотела посмотреть ему в глаза после того, что он сделал со мной, но не смогла. Теперь почему-то я боялась смотреть на него, боялась спровоцировать снова.

Только когда Бес надел на мою шею какую-то холодную шутку, а после присоединил к ней цепь, я поняла, что он меня привязал. Как собачонку, посадил на цепь, и теперь о свободе я могу только мечтать.

Глупая. Надо было этим гвоздем ему не по лицу провести, а в сердце сразу засадить. Тогда, может, было бы лучше, однако теперь даже этого шанса у меня нет. Монстр. Он был настоящим монстром, чудовищем, которое хотело только одного – моей боли. Постоянной, дикой, сильной. Такой же, какая была у него. Я видела это. У него словно что-то сильно болело, и он с радостью вымещал это на мне.

Монстр забрал гвоздь, когда выходил из подвала, вместе с моим пальто, поэтому на полу остались лежать только ошметки моей одежды. Белье и платье, но они были слишком далеко от меня, да и толку от них больше не было. Эти тряпки больше не могли меня согревать от холодного пространства подвала.

Я не помню, сколько я просидела на том мате совершенно голая. Как ни странно, очень холодно мне не было. Я часто дышала, хватая ртом воздух. Сначала все плыло от моих слез, но после я вроде успокоилась. Даже не всхлипывала, и мне стало лучше.

Жжение между ног быстро прошло, и я видела только засохшую кровь на бедрах. В тот момент я не понимала только одного: почему он не убил меня? Зачем мучает? И самое страшное – неужели теперь это будет со мной каждый раз? Он не любил меня, как мужчина может любить женщину в близости. Ни на один микрон. Как я мечтала, что у меня будет нежный первый раз с мужчиной, но нет. Ничего такого не было. Бес не целовал меня, не гладил, не ласкал. Он просто использовал мое тело. Как грязную куклу, которую можно брать, когда и как хочется.

Его движения были резкими, и мне было больно, пусть даже эта боль под конец и притупилась. Все равно и эта боль, и его холод проникли ядом в каждую мою клетку, запомнились, обжигая меня изнутри.

В какой-то момент я словно бы пришла в себя, очнулась и резко подалась вперед. Мне вдруг показалось странным, что я здесь сижу и просто мерзну. Зачем, ведь дома меня ждут родители. И вообще, у меня гора учебы! Что я здесь делаю, это же неправильно все, ведь так?

Я поднялась на ноги и, немного пошатываясь, сделала первый шаг. Цепь зазвенела, но я все еще была свободной.

Ощутив возможность побега, я со всей силы ринулась вперед, однако на шее словно клешни сдавились, и я быстро упала на пол. Жесткий металлический ошейник не дал больше сдвинуться с места, а кожу обдало огнем. Он был таким холодным и все время раздражал кожу.

Воздуха стало мало. Меня привязали. Посадили на цель, Ася, очнись!!!

В голове словно мед перемешали, и я все никак не могла успокоиться. То и дело начинала плакать снова, почему-то маму звала. Глупая, думала, что она меня тут найдет, но она не приходила. Никто не приходил.

На улице быстро стало темно, а после и вовсе наступила черная бесовская ночь. Худшая в моей жизни.

Я ничего не ела, поэтому мне не хотелось в туалет, однако жажду я все же испытывала и чисто на ощупь в этой темноте нашла те самые металлические миски. Если еще вчера я брезговала наклоняться и лакать воду из миски, как животное, то сегодня я уже не так критична. Жажда хуже голода. И я бы уже попила воды из миски, как котенок. Лишь бы утолить жажду, как бы это ужасно ни выглядело.

В одной из этих мисок должна была быть вода, однако она оказалась перевернутой. Мною. Мокрая лужа ясно свидетельствовала о том, что никакой воды я не получу.

Тогда я подлезла к стене и поджала под себя ноги. Они были такими холодными, что, как я их ни обнимала руками, все равно согреться не получалось.

Кажется, я просила выпустить меня. Долго, громко, периодически отключаясь, но никто не приходил. В какие-то моменты мне становилось очень холодно. Так, что дрожали руки и все тело, однако после я все чаще испытывала жару и была даже рада, что сижу голая. Мне было так жарко, словно кто-то включил на всю мощность обогреватель, хотя я отлично понимала, что это и близко не так.

Бес будет только рад, если я умру сегодня, и, кажется, я была уже не против.

Внезапно что-то в окне зашуршало, и я увидела тени. Ветки деревьев били в забитое решетками окно. Шумел ветер, и при каждом моем движении звенели цепи.

Я приложила руку к ошейнику и постаралась его снять, но ничего не получилось. Он словно металлическими клешнями сковывал мою шею.

В какой-то момент мне стало казаться, что это не ошейник на мне, а руки тени, которые сдавливают мое горло. Была ли это тень или сам Бес, я не понимала.

Я стала кашлять и почувствовала, что в груди у меня очень быстро бьется сердце. Впервые так сильно, разрываясь в клочья.

Я задыхалась. Тень словно душила меня. Снова и снова, и, как я ни старалась убрать от себя его руки, он не отпускал.

Тогда же я испытала какой-то зуд в шее, который начал быстро расходиться к плечам и груди. Я была грязной, я это прямо чувствовала, и мне очень хотелось стереть это все с себя, убрать боль. Мне вдруг показалось, что от крови и земли моя кожа сильно чешется. Так сильно, что не чесать себя я уже не могла… Я должна была ее стереть, убрать с себя. В то же время я хотела сбросить руки тени с себя, смыть эту грязь с тела, но у меня ничего не получалось, как я ни старалась.

– Хватит… Отпусти! А-а-а! – я прокричала это тени, которая душила меня, но и тогда она не отпустила. Я же продолжила кричать, задыхаться и тянуть этот ошейник, пытаясь снять его с себя, пока в какой-то момент просто не потеряла сознание.

Глава 11

– Тимур, все нормально? Я слышал крики из подвала.

Окинув меня удивленным взглядом, Виктор недовольно покачал головой, и я прекрасно понимал, к чему он клонит.

– Живая еще, если тебе это интересно.

Начальник службы безопасности отвел глаза, а я усмехнулся.

– Ну, иди и оближи ее, раз так понравилась!

– Это не мое дело.

– Вот именно, не твое! А значит, не лезь, куда тебя не просят.

Я вытер кровь с подбородка, которая уже давно капала на пол. Черт возьми! Как она вообще тот гвоздь выковыряла? С виду слабая, а на деле, оказывается, ни черта. Хватка та еще. Как у папаши.

– Это… может, врача вызвать? У тебя хреновый вид. Зашить бы эту, гм, красоту.

– Не надо врача, сам справлюсь.

Обхожу Виктора, видя, что оставляю за собой дорожку крови. Странно, когда трахал девчонку, вообще боли не было, а теперь аж скулы сводит. Чертов гвоздь. Видимо, все же глубоко рожу порезала. Выкидываю его и иду в ванную.

Действительно, красота. Гуинплен, блядь, отдыхает. Тут Коршунова похлеще даже нарисовала.

Через все лицо рана рваная. Бровь на хрен рассекла, всю скулу до подбородка, уголок губы. Все же не слабая она. Есть сила в руках, дурная, правда. Надо было в шею сразу мне целиться. Толку было бы больше, а так… взбесила только.

Плескаю в лицо холодную воду, после чего беру полотенце, бинты, нитки.

Зашивал себя и других уже не раз, однако рожу себе, конечно, впервые чиню. Накладываю швы на бровь и немного на щеку. Остальное и так затянется как собаке.

Неплохо сучка постаралась, вот только неумело целилась, так как совсем не умеет защищать себя. Как с котенком с ней придется возится, до чего же слабая физически. Пианистка, блядь.

Уже через час я уезжаю из дома и возвращаюсь только ночью. Спать не хочется, поэтому наливаю коньяк в стакан, делаю пару глотков. Горло обжигает, но совсем не берет, да и я не любитель.

На улице ночь, скоро светать начнет, я так и не ложусь. Девчонка эта из подвала у меня не выходит из башки ни на секунду. Как она кричала подо мной, будто я ее, блядь, убивал. Обычно бабы стонут подо мной, а эта… просто в голос ревела. С надрывом, выла, как раненый зверь, хотя от девственницы салюта я и не ожидал, но все равно ей все же было больно. Я видел это, да и она была сухой.

Сладкое тело неженки было мягким, хоть и абсолютно деревянным. Даже сексом это назвать нельзя. В сексе хоть бабы стонут от кайфа, и дважды просить мне никогда не приходится. На хуй сами запрыгивают, но только не эта… Эту же девчонку я просто выебал, при этом даже не получив ни хрена. Удовольствие только оттого, что больно ей было. Тут даже без вариантов с моим-то размером, однако почему я не добил ее? Хотел же, но нет. Рано. Еще придет ее час.

Я сижу у камина до шести утра, пока мой взгляд не падает на ее пальто, брошенное на пол у кресла. На улице минус два, а значит, что в подвале ничуть не больше.

Я смотрю на острые языки пламени, слышу хруст костра, но перед глазами она. Голая, такая красивая и нежная, дрожащая, скулящая подо мной так, как будто я ее не трахал, а, блядь, резал ножом просто. Было видно, что эта девчонка ни разу еще с мужиком не была, и ее просто трясло подо мной. От ужаса.

Когда смотрю на пламя, картинки воспоминаний начинают сменяться, и я отчетливо вижу кадры сестры, а точнее, того, что от нее осталось, и злость снова подкатывает к горлу. Совсем еще ребенок. Она даже в школу не успела пойти, она, блядь, даже не жила!

Не забуду. Никогда не забуду того, что сделал моей семье род Коршуновых!

Я достаю ствол и проверяю обойму. Полная.

Отлично. Пришла пора проведать мою добычу.

***

Открываю дверь подвала и быстро нахожу ее взглядом. Девчонка абсолютно голая лежит на мате. Лицом к стене. Ноги к себе подтянула. Копна волос завитыми локонами рассыпалась по спине, плечам и прикрывает лицо. Кукла, блядь. Фарфоровая.

Цепь не натянута, но вижу, что вставала она, по крошкам корма. Обе миски опрокинуты.

– Ты должна вставать, когда я захожу.

Никакой реакции. Вообще ноль. Так и лежит, отвернувшись к стене. Упрямая. Отцовский, сука, характер пробивается уже.

Сжимаю зубы и подхожу ближе.

– Ты слышишь меня? Встань!

Не реагирует, и я теряю терпение.

Наклоняюсь, за плечо ее беру, на спину поворачиваю и тут же охреневаю.

Мало того, что неженка холодная как лед, так еще и в крови. Вся!

Когда уходил, не было такого точно. Блядь.

Быстро осматриваю девчонку. Длинные царапины на руках, животе и особенно на шее. Словно сама она себя драла ногтями. Сильно, старалась, сука, вот только на хрена, спрашивается?

– Кукла!

Трясу ее, но Коршунова не шевелится. Цепь только звенит, раздражая меня вконец.

Прикладываю два пальца к ее артерии на шее. Живая. Стучит, просто медленно как-то. Слишком медленно. То ли спит, то ли без сознания. Сука. Хрен поймешь ее.

– Просыпайся! Давай же. Черт!

Не открывает кукла глаз. Ресницы длинные только темные тени отдают. Губы пухлые сухие и белые, как у мертвеца.

Трогаю ее лоб. Горит. Приехали.

Кукла тут перемерзла на хрен, похоже. Я не вернул ей пальто, не подумал об этом, черт возьми. Я просто ее оставил здесь на ночь. Она замерзла тут, сильно.

Взгляд невольно падает на ее голую грудь. Даже не обратил внимания вчера, так как прикрывалась все время. Красивая, полная, но маленькая. Соски розовые, острые, сжавшиеся от холода, как бутоны.

Глаза ниже опускаю и впалый живот замечаю, голую промежность и разводы крови на ее бедрах. Моя работа. Это уже я постарался. Сжимаю зубы.

– Приди в себя, слышишь меня?

Хлопаю куклу по щекам. Чертовски бледная, холодная. Ледяная просто.

Рычу на нее, и тогда девка все же медленно открывает глаза. Затуманенные, словно поволокой окутанные, красные от слез.

Не орет, но и не говорит. Когда меня замечает, из горла свист какой-то вырывается, губы открывает, хватая воздух, а после руки тянет к шее, начиная снова раздирать кожу ногтями. Сильно, сразу же оставляя на себе новые царапины. До крови. До мяса.

– Нет. Перестань!

Не реагирует. Потерянная какая-то, как будто за ночь мозгами тронулась. Бледная вся, трясется, но, главное, больше не ревет. Застыла вся, как меня увидела.

Шок у нее или что? Да, похоже на то.

– Блядь, да что ты делаешь?!

Перехватываю ее руки, когда неженка снова тянет за свой ошейник. С силой, раздирая и без того красную шею в кровь, до порезов просто.

От моего прикосновения сразу замирает. Глаза медовые закрывает. Не дышит даже, а я не понимаю, какого черта теряю на нее свое время!

Провожу пальцами по ранам на ее шее. Тут особенно хреново выглядят. Точно кошка дикая, разодрала себя. Кровь всю шею залила, пропитав волосы и окрасив ошейник красным.

Достаю пистолет. Это правильное решение. Один выстрел, и Коршунова уже подохнет, наконец, но сразу отметаю эту затею.

Казнь не может быть при мне одном только. Вся семья должна быть в сборе, а это значит, что как минимум без Булата она не умрет.

Но хуже другое: в таком состоянии девчонка его не дождется. Она умрет раньше. От заражения крови, переохлаждения или лихорадки.

– Иди сюда.

Откидываю эту копну волос с молочной шеи и снимаю с нее ошейник. Беру куклу на руки, прижимая к себе, точно льдинку.

Она молчит. Не ревет, не упирается. Кажется, отключилась снова.

Легкая. Невесомая почти, точно как мотылек. Сломанный теперь. Мною, конечно. Я снимаю пиджак, закутываю ее в него и, прижимая голую девчонку к себе, выношу ее из подавала.

– Не смей подыхать мне тут! Ты умрешь тогда, когда я решу.

***

Виктор встречает меня в коридоре, отчего я машинально сильнее прижимаю девчонку к себе. Хоть она и в моем пиджаке, у нее открыты голые ноги, а мне как-то не вставляет, чтобы еще кто-то пялился на нее, кроме меня.

– Умерла уже? – спрашивает прямо, даже как-то упрекающе, сложив руки в карманы, отчего я почему-то беситься начинаю.

– Нет. Таблетки неси. Быстро!

– Зачем?

Слышу в его голове удивление. Кажется, Виктор уже забыл, кто на кого работает, но все же быстро вспоминает по одному только моему взгляду.

– Ну, то есть смысл какой? Ты вон и так… гм, я вижу, постарался на славу. Пристрелил бы уже и забыл, раз она жертва.

– Именно, что жертва и должна от казни умереть, а не от температуры сдохнуть. Неси таблетки, я сказал, и цепь подними сюда из подвала!

Виктор понятливо кивает и скрывается, а я отношу девчонку в комнату. К себе. Здесь тоже есть батарея, и ее можно с легкостью пристегнуть тут, вот только для начала надо разобраться с ее ранами, которых эта кошка дикая себе изрядно нанесла.

Подхожу к кровати и укладываю Коршунову на нее прямо поверх покрывала. Пиджак задирается, открывая вид на голые ноги, часть живота и груди. Красивая, блядь, почему ты такая красивая?!

Член тут же дергается от этого вида, но я посылаю его куда подальше. Ее сейчас все равно что труп трахать, уж точно не больше радости будет.

Окидываю девчонку взглядом. Все еще в отключке. Глаза прикрыла. Дышит поверхностно и тяжело. Черт.

Ей нужна помощь, не то сдохнет раньше времени. Срочно.

Глава 12

Открываю глаза от запаха. Его запаха, который горечью отбивается в каждой клетке моего тела. Я думала, что ночью тень заберет меня, но нет. Я лежу на чем-то мягком, а когда голову поднимаю, вижу его. Бес. Он стоит так близко, отчего мое тело тут же пронзает боль. От одного только его присутствия.

Тут же сжимаюсь вся и едва не сваливаюсь с кровати, но сильные мужские руки не дают мне ни шанса. Он снова. Снова сделает это!

Точно раненый зверь, я не могу себя контролировать. Из груди вырывается крик, но кричать сил нет, поэтому получается какой-то писк, затравленное шипение.

– Тихо. Не дергайся. Тихо, я сказал! – кто-то кричит.

Не понимаю, что происходит, пока Бес не ловит меня и обратно не укладывает на постель, а у меня от прикосновения его рук словно воздух перекрывают.

– Ай… Н… нет! Не н… надо.

Не узнаю свой голос. Я что, начала заикаться? Что такое…

Опускаю глаза, и, когда вижу, что я голая перед ним, только в каком-то огромном пиджаке, мне становится плохо. На физическом уровне, так как на моральном он уже довел меня до края.

Перед глазами все плывет, и руки почему-то снова немеют, но легкая пощечина по лицу быстро приводит меня в чувство. Мне не больно, но я аж дергаюсь от неожиданности и страха.

– На меня смотри! На. Меня.

Мои плечи обхватывают огромные сильные руки, и я застываю. В тихом ужасе перед ним.

Щека горит от пощечины. Меня в жизни никто не бил. Мне никогда не делали так больно. Как делает Он.

– Открой рот.

Бес руку ко мне свою подносит, и я невольно назад откидываюсь. Я боюсь его. Впервые в жизни я так сильно кого-то опасаюсь. Как зверя, дикое животное, которое сейчас откусит мне голову, разорвет на части, сломает кости.

– Не н… надо!

– Открыла рот. Быстро! Пей.

Бес не церемонится. Сильными пальцами он нажимает мне на скулы и буквально заталкивает мне в рот какие-то таблетки, после чего подносит стакан с водой к губам. Делаю пару глотков, чтобы не подавиться. Я очень хочу пить, но вместе с тем таблетки тоже проглатываю, и только тогда он перестает удерживать мое лицо в своей ладони.

– Что это, яд? Уб-бьешь т-теперь?

Говорить сложно. Словно каждое слово выдавливаю из себя. Не могу произносить фразы полностью. Запинаюсь на каждом слове, заикаюсь и, что хуже всего, ничего не могу с этим сделать.

Бес не отвечает. Вижу только, что смотрит на меня так… невыносимо просто. Как на что-то низкое, не имеющее права на жизнь.

Поднимаю взгляд на этого мужчину, и слезы собираются в глазах. Статный, большой, дикий, но страшнее всего его лицо. Еще недавно он мог бы показаться мне очень красивым, а теперь его лицо все в швах. В жутких шрамах, которые расплываются у меня перед глазами от слез и горечи.

Это я. Так сильно ранила Беса. Впервые в жизни ранила человека, хотя сомневаюсь, что он человек. У него нет сердца. Там камень один черный, холодный.

Хочу было подняться, но огромная рука ложится мне на плечо, задевая грудь, и я всхлипываю. Не могу. Не могу, чтобы он прикасался ко мне!

– Не-ет! Не надо-о-о!

– Лежи. Спокойно. Не дергайся.

Почему-то зверь на часы смотрит, и вскоре я чувствую, как моя голова тяжелеет и шея больше не так адски жжет.

Сквозь затуманенные мысли я понимаю, что в тех таблетках было несколько препаратов, которые расслабили меня и сделали… совсем беспомощной!

Я больше не плачу. Не могу просто. Мне немного хочется спать, а еще мне жарко. Очень сильно, хотя я все еще почти не чувствую пальцев ног от холода.

Прикрываю глаза от страха, когда зверь откидывает мои волосы с голых плеч и зачем-то снимает с меня пиджак, внимательно осматривая шею.

Я хочу, но не могу больше сопротивляться. Он этими таблетками подчинил мое тело себе. Как заторможенная стала, еще более уязвимая.

Теперь я лежу абсолютно голая перед ним. До Беса меня еще ни один мужчина нагой не видел, и все, что я сейчас могу, – поднять руки, чтобы прикрыть грудь. Не хочу, чтобы смотрел. Мне больно, когда смотрит.

Я не могу даже кричать, когда в следующий миг Бес поднимает меня на руки и куда-то несет. Ванна. Он укладывает меня в нее, и через секунду теплая вода брызгает мне на тело, но звать на помощь я не могу. Как онемела вся. Я хочу спать. Что он мне затолкал в рот?! Боже, как же сильно я хочу спать.

Все происходит как в тумане. Наверное, этот демон притащил меня сюда, чтобы утопить. Как ненужного котенка, лишить жизни, и я все жду, когда он это сделает, но вместо этого улавливаю запах мужского геля для душа.

Не могу открыть глаза от слабости и страха, но чувствую, как горячие руки касаются моего тела. Проводят по животу, бедрам, груди. Не больно. Странно… Почему он снова не делает больно? Он ведь хочет этого больше всего на свете. Чтобы я купалась в этой боли. Его безумной боли.

Сжимаюсь вся, прикрываю глаза. Где касается, там и болит. Везде болит, жжет прямо до мяса. Я его ненавижу. До этого я не знала, что такое ненависть. Не понимала такого, а теперь знаю. Бес показал мне это сполна.

Мои волосы тоже мокрые почему-то. Стекает по ним теплая вода. Дергаюсь, как только ладонь его на лице ощущаю. Думаю, что ударит, но нет. Кажется, зверь просто проводит по коже, словно… умывая меня.

Мне так страшно, но сил отбиваться нет. Совсем. Зачем он меня купает? Хочет, чтобы я умерла чистой? Не знаю, я уже ничего не понимаю.

Еще миг, и Бес поднимает меня на руки, закутывает в полотенце и выносит из ванной. Не упираюсь. Не могу просто. Чувствую только, как чудовище укладывает меня на кровать. У него даже дыхание не сбивается. Холоден и сосредоточен, спокоен, как дикое животное.

После воды все мое тело почему-то щиплет, словно меня исцарапала сотня диких кошек. Особенно шея жжет, как будто там и вовсе кожи не осталось.

– Больн… но.

Бес не реагирует, а у меня уже совсем слипаются глаза от слабости и, кажется, таблеток, которые он мне затолкал в рот.

Вскоре чувствую, как на меня ложится что-то тяжелое и теплое. Одеяло. Он почему-то укрыл меня им.

Я хочу повернуться на бок, но не способна. Встать тоже не могу, но слышу его. Монстр рядом.

Последнее, что помню, – как Бес поднимает мой подбородок и откидывает мокрые волосы, оголяя шею.

Он держит что-то в руке. Не пойму, что именно. Не вижу, так как глаза уже очень сложно открывать, словно на них высыпали ведро песка, но, кажется, он держит нож.

Что-то щелкает совсем рядом с шеей, что-то холодное и мокрое, жгущее касается израненной кожи, но терпеть это мой разум отказывается, и я наконец отключаюсь.

***

Ее разобрало даже быстрее, чем должно было, а точнее, просто вырубило. От шока девчонка едва шевелила языком, и дело тут было даже не в таблетках. Ее словно заклинило. Ни хрена не пойму, что за ночь эту случилось. То ли испугалась так сильно, то ли хрен пойми ее, но Коршунова начала заикаться при мне. Сильно.

Когда, наконец, она перестала рыдать и расслабилась, мне все же пришлось ее искупать. Самому, так как я не хотел, чтобы кто-то из персонала лапал ее. Я не хотел делиться тем, что было мое, а она была моей вещью, и перспектива того, что девчонка сдохнет от заражения крови, меня не радовала. Коршунова не сляжет так просто, и даже если она оказалась чертовски слабой, я не дам ей умереть так скоро.

Опустив сучку в теплую воду, я смывал с нее кровь, отогревал ее, пока, наконец, ее кожа не стала чистой и снова не приобрела нормальный вид. Девочка при этом еще что-то мяукала, но от таблеток она едва шевелилась, поэтому мне ничто не мешало отмыть ее волосы и убрать кровь вперемешку с грязью с ее ран.

Тогда же я увидел реальную картину, и она мне не понравилась. Расчесанная кожа припухла и стала красной. Раны хреновые, воспаляющиеся, и без антибиотиков точно не обойтись, однако вместе с тем я впервые увидел ее тело открыто.

Уже без тряпок и при нормальном свете. Тварь была красивой, и даже очень. Стоячая полная, хоть и не очень большая грудь, острые ключицы, хрупкие плечи, плоский живот, переходящий в округлые бедра. Промежность аккуратная, гладкая, нежная. Там я смывал кровь, просто скрипя зубами, стараясь не смотреть. Я возбуждался от ее тела и хотел ее снова. Безумно просто, на грани лезвия уже, но понимал, что нельзя. Не сейчас. Не тогда, когда девка едва дышит.

Сука! Она меня выводила. Я хотел ее убить, но еще больше жаждал снова оказаться в теплом податливом теле…

После ванны белые губы куклы, наконец, снова стали розовыми. Как только уложил ее в кровать, она уже почти спала. Она всеми силами упиралась и старалась следить за мной, но таблетки действовали, поэтому вскоре девочка, наконец, перестала мяукать и все же отключилась полностью.

Котенок. Она напоминала мне котенка. Такая же нежная, слабая и теплая. Эта девочка хреново действовала на меня: привлекала, возбуждала, бесила и просто выводила из себя!

Я обработал ее царапины и прикрыл голое тело, чтобы не отвлекало. Смотреть на нее мне нравилось, однако, как только кукла глаза свои открывала, я видел в них Коршунова, и мне хотелось ее задавить. Каждую чертову секунду я желал, чтобы она сдохла.

Как раз в этот момент зашел Виктор.

– Ну как, дышит еще?

– Да.

– Держи, но, Тимур, это плохая идея. Ты же видишь, какая девчонка слабая. Посмотри на нее. Ну куда она денется?

Виктор бросает цепь, ошейник от которой весь в крови.

Я проворачиваю его в руках, внимательно осматривая. На каждом металлическом кольце ошейника торчат мелкие острые зубья. Вот почему у нее пошла такая жесткая реакция и раздражение. Блядь.

– Найди мне нормальный ошейник. Из кожи!

– Ладно, понял. Как скажешь.

Виктор недовольно отвернулся, но не стал мне перечить, за что я его и ценил. За понятливость.